<< На главную страницу сайта

Весенняя школа - 2005

Мифология как система

Работы

Е.В. Сафронов

Рассказы о снах как фольклорный жанр

Доказывать тот факт, что человек за время своей жизни видит массу самых разнообразных сновидений, думается, нет необходимости: об этом убедительнее всего свидетельствует собственный сновидческий опыт каждого из нас.

Понятно и то, что входят в фольклор, становятся частью традиционно-культурного универсума далеко не все сны.

Не последнюю роль здесь играет то тривиальное обстоятельство, что (как утверждают сомнологи, проанализировавшие домашние отчеты о собственных снах у 650 человек) «в большинстве случаев сны банальны и неинтересны» [Борбели, 1989, с. 43] <курсив наш  - Е.С.>.

Цель данной работы – показать, какие сновидения функционируют в фольклоре и составляют  основу фольклорного жанра так называемых «рассказов о снах». Именно такое описание, на наш взгляд, может обозначить место сновидений в ряду других жанров народной прозы и, возможно, прояснит некоторые моменты, связанные с определенными корреляциями между быличками и снами, сказками и снами и т.д.

Материалом для исследования послужат, в основном, полевые записи, сделанные автором статьи и другими участниками фольклорно-этнографических экспедиций УГПУ по Ульяновской области в период с 1993 по 2004 годы. Мы будем приводить примеры текстов как сельских, так и городских жителей. (Близкое сходство важнейших мотивов снов и тех и других – факт весьма значимый и, видимо, более релевантное его объяснение лежит далеко за пределами фольклористики).

Если обратиться к простейшим статистическим подсчетам, то можно отметить следующее: наиболее частотны рассказы о сновидениях, так или иначе соприкасающиеся с видением умерших людей (чаще – близких и родственников, - что вполне объяснимо, - но не обязательно именно их).

При этом,  говоря о «частотности», мы  a priori  подразумеваем «нескованность»  информанта какими-либо конкретными вопросами типа: «Не снились ли вам покойники?» - или: «Снились ли вам вещие сновидения?».

Имея в виду и такие вопросы, мы, работая в экспедициях или составляя специальный вопросник по своей теме, все-таки ориентировали опрашиваемых на весь спектр ярких, запомнившихся снов. Тем более любопытна общая тенденция (как в городе, так и в селе) рассказывать тексты, связанные с указанной выше тематикой.

Подчеркнем, что в действительности сны о покойниках легко встраиваются в более общий «раздел» сновидений о «контакте с инобытием». Более того – значительная часть так называемых «вещих» снов, также тесно соприкасается с текстами о «приходе» умерших, поскольку в большинстве случаев такая «встреча» воспринимается как сверхзначимая, всегда – нечто предвещающая, причем  нередко – весьма негативная для сновидца. (Отметим, что «вещие» сны, несмотря на их сюжетное разнообразие соотносятся, в основном, с событиями отрицательного для сновидца характера – смерть, увечье, неприятности самого широкого плана; о механизмах такого соотнесения см. нашу ст. – [Сафронов, 2004 (5) <в печ.>]).

Что представляют собой упомянутые выше тексты?

Если попытаться дать некую общую формулу, по которой строятся рассказы о таких снах, то  она будет выглядеть следующим образом:

- прагматика: сон оценивается информантом как очень яркий, странный, «запомнившийся на всю жизнь», опасный («вот я слышала, - значит, теперь да, я понимаю, в чем опасность сна… значит, когда во сне покойник позовет с собой, ну, куда-то там пойти, то нельзя с ним  ходить» <ЛГВ>), «вещий» («…Вот это у меня уже так – это я покойника вижу -  обязательно к какой-то неприятности,   обязательно, - это вот… то, что я замечаю» <ЛАН>);

- семантика и синтактика: в данных текстах активной стороной, безусловно, является умерший: он уводит, зовет с собой, просит о чем-либо, срывает одеяло, пугает, преследует, приглашает прийти в определенное место, хочет обнять, недоволен «нарушением» каких-либо «правил» и требует соответствующего поведения от живых, душит, предупреждает и т.д.. Роль сновидца в подавляющем большинстве случаев сводится к исполнению просьбы, простому наблюдению, ожиданию предсказанного события (после пробуждения) и др.

Весьма важным, на наш взгляд, представляется факт амбивалентного поведения являющихся во сне умерших, которое может быть описано через «бинарные оппозиции». (Эта «противоречивость» поведения являющихся во снах покойников еще со времен Августина Аврелия связывалась с культом умерших, с одной стороны, и – со страхом перед покойниками /иногда представляющимися как «нечисть»/, с другой - см. [Ле Гофф, 2001, с. 356]; ср. с мнением И.А. Разумовой – [Разумова, 2001, с. 119])

Приведем примеры соответствующих текстов: 

а) оппозиция - «умерший уводит (или зовет) в иной мир/ выталкивает (или выводит) из инобытия» (противоположные по «вектору», смыслу и соотносимым событиям действия покойника):

- «уводит»:    <Сыну снится повторяющийся сон, что за его матерью, больной раком, приходит умершая бабушка> «И он <сын  - Е.С.> понимает, что если она сейчас уведет ее, его мать, то она уже не вернется <во сне он пытается прогнать умершую>… И молодому человеку снится, значит, сон: та же комната, так же они с матерью сидят. Эта бабушка приходит, говорит: «Всё, пошли», - и вот мать встает, и вот она уходит уже все - за дверь <мать умирает в реальности> <КЮА>;

- «выталкивает»: <Сновидица видит умершую сестру /погибшую в автокатастрофе вместе с ребенком/, спящей на кладбище на кровати вместе с сыном> «…она <сестра – Е.С.> встала еле-еле и… не разрешила мне подойти к ней, сказала: «Здесь тебе находиться нельзя, а то тебя поругают». И она меня даже пыталась вытолкнуть, чтобы: «Уходи, уходи!..» - со словами она меня даже выталкивала, я стала уходить, а она  цветы как раз подмятаґла, - я споткнулась об эти цветы и – вышла оттуда, из этого сада…» <СЛП>.

В другом варианте этого текста (принадлежащем иному информанту) сновидица видит умершую сестру, живущую «на Луне»: «И, значит, она <сестра  - Е.С.> говорит… ну, такие, как ворота, там деревья стали закрываться и сестра говорит: «Ну, все пора, быстрей, - говорит, - пора возвращаться, тебе здесь нельзя оставаться!» А так как расстояние уже оказалось между дверями уже немного, между воротами,- они должны закрыться, оказалось уже чуть-чуть совсем времени, - и, чтобы успеть, она <умершая сестра – Е.С.> ее толкнула, ну, во сне толкнула, чтобы она быстрее через эти двери прошла, и потом ворота сомкнулись, и она проснулась…» <ЛГВ>.

Амбивалентность здесь очевидна: с одной стороны, умершие влекут в свой мир (= смерть сновидца в реальности), с другой – выталкивают оттуда (тем самым оставляя сновидца в живых).

Еще более ярко это противоречие проявляет себя в следующей оппозиции:

б) «умерший предупреждает о смертельной опасности / подводит под опасность»

- «предупреждает» - <Умершая прабабушка будит правнучку во сне, как бы предупреждая ее о произошедшем через несколько секунд в реальности землетрясении> <ПЕВ> или другой вариант: «У одной женщины… Собиралась она ехать на юг, а дочке этой женщины снится бабушка и говорит. <…> разобьется самолет. Если ты полетишь…» <КТЕ>;

- «подводит под опасность»:  «…умерла мама, и сказала сыну во сне, чтобы он принес ботинки на какое-то шоссе в какое-то определенное место, потому что ей холодно, <…> он приехал на шоссе, на пустое абсолютно, туда – я не помню даже на чем, с этими ботинками, и его сбивает «Камаз» - огромный на огромной скорости, - именно на этом шоссе, именно в это время, в которое попросила туда прийти…» <ПЕВ> (отметим, что данный сюжет весьма распространен и записывался автором неоднократно – с различными вариациями).

Перечислим, не подтверждая примерами, еще некоторые замеченные нами оппозиции, не связанные напрямую с амбивалентным поведением умерших по отношению к живым:

- покойный просит сновидца о том, чтобы он «передал» ему определенную вещь, предмет / сам дает нечто сновидцу;

-  умерший выполняет роль «проводника» в инобытии для сновидца/сновидец выполняет роль проводника для умершего (когда снится обычное пространство города, в котором живет сновидец) и некоторые др.

Большой интерес вызывают сны, связанные со второй частью первой из только что названных оппозиций («умерший сам дает нечто сновидцу»), поскольку они пересекаются с той группой текстов, которые, по нашему глубокому убеждению, наиболее  ярко эксплицируют «идею», лежащую в глубинной основе всех «фольклорных» сновидений.

Таковой можно считать восприятие (в традиционно-культурном контексте) сновидений как«свидетельства контакта с иным миром».

Подчеркнем, что все сны подобного рода («свидетельствующие» об инобытии) несомненно становятся достоянием фольклора.

В этом отношении самым ярким (поразительным и для сновидца и для его собеседников, всегда в определенной степени способствующих «порождению» текста сна) «свидетельством», конечно, является оставление некоего «следа» в реальности после сна.

Утверждать, что такие рассказы широко распространены, -  нельзя, но то, что они устойчиво и достаточно активно функционируют в фольклорном континууме – очевидно.

Приведем несколько пересказов подобных текстов:

- <Некое демоническое существо женского пола хочет обнять информанта, - после пробуждения – чувство холода от рук> <ЛЕ> (ср. с вышеприведенным примером, в котором сновидицу, видящую свою умершую сестру «на Луне», последняя выталкивает из своего мира; после пробуждения сновидица замечает у себя на спине синяки со следами от пальцев <ЛГВ>);

- <Умерший дед просит внука-сновидца указать путь в незнакомом ему городе; после пробуждения информант находит секундную стрелку от часов, доставшихся в наследство от деда> <ЛЕ>;

- <Домовой заплетает во сне косичку, которая остается в реальности после пробуждения> <РРР>;

- «А на девятый день после его <мужа  - Е.С.> смерти, его жене приснилось, что муж входит в  комнату с трубкой в руке, кладет трубку на стол и уходит, не говоря ни слова. Когда она проснулась, то трубка и на самом деле лежала на столе. Откуда она появилась, никто не знает. А трубка эта и до сих пор хранится у соседки» <ВТА> - и другие.

Сходство данной группы снов (как и большинства сновидений, вошедших в фольклорный континуум) с некоторыми образцами несказочной прозы (имеются в виду прежде всего былички) бесспорно.

Достаточно будет привести такие сюжеты быличек, как «заплетание косы домовым у женщины» (см., например, Указатель В.П. Зиновьева - сюжет №БI 29 [Зиновьев, ruthenia]); некто (возможно также – домовой) душит  человека, - остаются следы на теле [Зиновьев, ruthenia - БI 5в]; ср. также с сюжетом очень распространенной былички о приходящем покойнике, оставляющем «подарки», на утро трансформирующиеся в экскременты, а также о гадающей девушке, «оторвавшей лоскут одежды /остающийся в реальности после пробуждения/ у явившегося суженого» (Гордеева, ruthenia, № 35б*) и т.д.

(Что касается примеров сопоставления сновидений со сказками - см. нашу работу – [Сафронов, ruthenia]).

Назовем также еще  две  достаточно часто фиксирующиеся группы «фольклорных» снов:

а) сны о встрече с инфернальными (либо - сакральными) персонажами, как бы однозначно принадлежащими инобытию, «укорененными» в нем, не «пришедшими» в него когда-то, как умершие;

б) так называемые сны о «суженых», являющихся как после определенного ритуала, так и без каких-либо специальных действий.

Говоря о первой группе, отметим, что, в отличие от сновидений о приходящих покойниках, эти тексты достаточно редко воспринимаются в качестве несущих негативные последствия для сновидца. Наоборот: персонажи этих рассказов  помогают человеку, защищают от болезней и неприятностей, более того – даруют силу исцелять, использующуюся информантом в реальности и т.д. (редкие исключения, например, - варианты текстов, связанные с мужчинами в черном /в одном из текстов – чертями/, влекущими в пропасть или преследующими сновидца).

Основных «действующих лиц» данных сновидений достаточно четко можно развести по двум группам:

- персонажи, определенные через конкретное имя (Иисус Христос, Николай Угодник, Богородица, «Неопалимая Купина» и др.);

- персонажи, не конкретизированные посредством имени (старик, старец, старуха, человек в белом, женщина-ангел, старик  «с ватной бородой», мужчины в черном, черти и др.).

Сам статус этих персонажей заставляет сновидца по-особому относится к приснившемуся, - соответственно, и рассказ об этом сне и оценка его слушателями, - а также последующая его рецитация-передача другим носителям культуры, т.е. собственно «вхождение» текста в фольклорный универсум, - обеспечивается достаточно легко.

(О «фольклорной цитации» /рецитации/, т.е. использовании чужой речи в своем дискурсе как прагматическом критерии отличия фольклорных и нефольклорных форм см. - [Адоньева, 2003, с.240-241]).

Обращаясь к текстам, в которых  являются «суженые», важно подчеркнуть, что во многом эти сны (как и сновидения, связанные со встречей с инфернальными и умершими персонажами) – фактически также есть сны о «контакте с инобытием», ибо в «суженом» (суженой») легко опознается «гость» из иного мира. Судя по целому ряду признаков, он изофункционален приходящему покойнику (может быть смертельно опасен, - ср. сюжетом о гадающей девушке - [Зиновьев, ruthenia, № BI 35б]; иногда «встреча» во сне с будущим мужем происходит непосредственно на кладбище<текст, зап. от СЛП>, кроме того – «суженый» может предстать как «нечистик» (человек в черном) <текст, зап. от ВВИ>.

Таким образом, делая некий предварительный вывод, можно заметить, что «фольклоризация» сна сопровождается присутствием двух обязательных моментов:

1. особой оценки и особого отношения к сновидению как у самого сновидца, так и у его собеседников (условно мы назвали это  «прагматикой сна») – например, именно эта оценка «настраивает» сновидца на ожидание некоего события, которое затем будет соотноситься со сном, воспринятым как «вещий» [подробнее об этом см. нашу ст. Сафронов, 2004(5)]; разумеется, «рассказы о сбывшихся снах фольклоризуются легче» [Разумова, 2001, с. 89];

2. специфическим содержанием («семантикой») самого сновидения, связанным в той или иной степени с коммуникацией с иным миром. При этом не обязательно инобытие проявляет себя через каких-либо персонажей.  Возможны сны, так сказать, «пограничного» характера, где «тот» свет эксплицируется через конкретные знаки, «приметы» и т.д. – видение радуги, моста, загородки, оврага - [подробнее – см. нашу ст. Сафронов, ruthenia].

Подчеркнем еще несколько весьма значимых моментов: в действительности «фольклоризация» сновидения зависит от целого ряда обстоятельств. Среди них не последнюю роль играют такие факторы, как кто и кому рассказывает сон, поскольку нужно учесть, что текст о сне порождается в момент коммуникации, в процессе рассказывания другому (см. об этом - [Панченко, 2001, с. 10-12, 23, примеч. 4], [Малькольм, 1993]).  При этом говорится о ярком, необычном, странном, говорится о «несказаґнном», иномирном, об инобытии, - и как свидетельство – передается далее (другому), - не просто свидетельство, но свидетельство, корреспондирующее с глубинами традиционного континуума, со многими образами и мотивами-формулами сказочной и несказочной прозы.

Чтобы сон стал «рецитироваться», чтобы возникли варианты текста и т.п., необходимо определенное совпадение на мотивно-сюжетном уровне с текстами других, близких по «идее» к снам жанров фольклора (той «идее», о которой мы писали выше).

С помощью сновидений экплицируется часть представлений об ином мире, - так же, как, например (помимо указанных схождений с прозаическими жанрами), они выражаются благодаря похоронным причитаниям [Чистяков, 1982],  плачам [Невская, 1980], всей совокупности представлений, связанных с похоронным обрядом (см., например, - [Байбурин, 1993], [Велецкая, 1978], [Еремина, 1991], духовным стихам [Никитина, 1993] и т.д.

В этом смысле, вероятно, можно утверждать взаимовлияние рассказов о снах и традиционных жанров, поскольку «именно при помощи сновидений многие культуры конструируют представления о трансцендентной реальности» [Панченко, с. 12].

В заключение назовем еще некоторые мотивы, которые достаточно частотны в «фольклорных» снах, – все они так или иначе в содержательном плане также затрагивают тему контакта с иным миром:

- описание иного мира (иногда очень детальное и красочное, - здесь сны весьма тесно соприкасаются с «обмираниями», видениями под воздействием наркотических препаратов и т.п.).   Данное описание может быть результатом прямой просьбы сновидца, обращенной к увиденному во сне персонажу, рассказать о «том свете» –  например: «Сестра у меня в Сызрани живет, у нее дядя умер. Он ей приснился. Она его спрашивает: «Дядя Ваня, как ты там?» А он ей: «По мытарству хожу…» <ТСФ>  или: «…я <сновидица – Е.С.> говорю: «Расскажи, как вы там живете?» Она <умершая знакомая – Е.С.> говорит: «Хорошо, очень хорошо: все у нас есть, - это как продолжение жизни…» - «Работаете?» - «Да, каждый занят своим делом…» - конкретно я не стала спрашивать: «Кормят вас нормально?» - «Все нормально, мне не хватает только воды…»<КЗИ> и т.д.

- некто сообщает сроки жизни сновидцу, говорит о дате смерти (здесь перекличка с быличками наиболее явна – ср. [Гордеева, ruthenia, № Ж*2 б], [Зиновьев, ruthenia,  № ЕI 2] и  мн. др.);

- переживание во сне собственной смерти (либо символического предвестия собственной смерти) или видение смерти другого<часто символическое – например, «уход под радугу» <ПЕВ>, «свадьба во сне как предвестие смерти» <ИРП>  и некоторые другие.

Понятно, что учесть все многообразие мотивов и сюжетов рассказов о снах – практически не осуществимая задача, однако факт «фольклоризации» сновидений, подчиняющихся именно тем прагматическим и семантическим  особенностям, которые мы обозначили выше, можно, видимо, признать установленным.

При этом, естественно, нужно осознавать, что переход такого глубоко личностного, индивидуального, почти интимного переживания (в широком смысле этого слова), как сон  в фольклорное бытование – явление сложнейшее, - ничуть не менее сложное, чем, допустим, получение литературным, авторским произведением новой жизни в фольклоре.

Отсюда становится понятным существование многих переходных форм между текстами, которые однозначно можно причислить к «народным», традиционным, устным и т.п., и снами, находящимися как бы на пограничье между индивидуальным и общим, «фольклорным» (на наш взгляд, «фольклорность» текста определяется не количеством людей, его «рецитирующих», - допустим, некий сон как предание одной семьи, ретранслирующееся в этом узком социальном контексте от поколения к поколению [см. об этом, например, Разумова, 2001, с. 84-105 и др], - а его соответствием тем признакам, о которых мы писали выше).

К таким «переходным» рассказам о снах мы относим, например, сновидения о «прошлой жизни», о ситуациях «управления сюжетом сна»,  о передаче целительной или колдовской «силы» «благодарными» сакральными и «иномирными» персонажами и др.

Все эти тексты вроде бы имеют весьма индивидуальный характер, однако при этом легко типизируются и рассказываются по единому жанровому канону (ср. мысль М.Л. Лурье и А.В Черешни о вещих снах: «… рассказы о сбывшихся снах в стуктурно-стилистическом плане тяготеют к единому образцу» [Лурье, 2000, с. 276]).

Особенно это касается мотивов «реинкарнации» («прошлой жизни») - представления, как показывают наши наблюдения, заметно активизировавшегося  в последние десятилетия в культурном пространстве современной России.

Литература:

Адоньева, 2003 - Адоньева С.Б. Своя чужая речь: фольклор в свете прагматики // Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура, In memoriam. – СПб: Петербургское Востоковедение, 2003. – С.239-251.

Байбурин, 1993 - Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. - СПб., 1993.

Борбели, 1989 - Борбели А. Тайна сна. – М.: Знание,1989.

Велецкая, 1978 - Велецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов – М.: Наука, 1978.

Гордеева, ruthenia - Гордеева Н.А. Указатель сюжетов быличек и бывальщин Омской области (1978/1984 гг.) // http:// ruthenia.ru/ folklore/ indexes.htm

Еремина, 1991 - Еремина В.И. Ритуал и фольклор. – Л.: Наука, 1991.

Зиновьев, ruthenia - Зиновьев В.П. Указатель сюжетов-мотивов быличек и бывальщин // http:// ruthenia.ru/ folklore/indexes.htm

Ле Гофф, 2001 - Ле Гофф Жак  Средневековый мир воображаемого: Пер. с фр./ Общ. ред. С.К. Цатуровой. – М.: «Прогресс», 2001.

Лурье, 2000 - Лурье М.Л., Черешня А.В. Крестьянские рассказы о сбывающихся снах // Традиция в фольклоре и литературе: статьи, публикации, методические разработки преподавателей и учеников  Академической гимназии СпбГУ // Ред.-сост. М.Л. Лурье. – СПб., 2000.

 Малькольм, 1993 - Малькольм Н. Состояние сна/ Пер. с англ. и предисл. В. Руднева. – М.: Прогресс, 1993.

 Невская, 1980 - Невская Л.Г.  Семантика дороги и смежных представлений в погребальном обряде // Структура текста // Отв. ред.  Цивьян Т.В. – М.: Наука, 1980. – С. 228-239.

 Никитина, 1993 - Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. - М., 1993;  см. ее же - Культурно-языковая картина мира в тезаурусном описании. Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора филологических наук. М., 1999 и др.

Панченко, 2001 - Панченко А.А. Сон и сновидение в традиционных религиозных практиках // Сны и видения в народной культуре: Мифологический, религиозно-мистический и культурно-психологический аспекты // Отв. ред. С.Ю. Неклюдов. – М.: РГГУ, 2001. – С. 9 – 26.

Разумова, 2001 - Разумова И.А. Потаенное знание современной русской семьи. Быт. Фольклор. История. – М.: Индрик, 2001.

Сафронов, 2004 (5) - Сафронов Е.В. «Вещее» сновидение и «сбывшееся» событие:  механизмы соотнесения  // Народная культура Сибири. – Омск, 2004(5) (в печ.).

Сафронов, ruthenia - Сафронов Е.В. Сновидение как пограничье // http:// ruthenia.ru/ folklore/os04_works.htm

Чистяков, 1982 - Чистяков В.А. Представления о дороге в загробный мир в русских похоронных причитаниях ХIХ – ХХ вв. // Обряды и обрядовый фольклор // Отв. ред. Соколова В.К. – М.: Наука, 1982. – С. 114-127.

Список информантов:

• Высоцкая Валентина Ивановна, высш. обр., русск, местн., - с. Барышская Слобода, Сурский  р-н Ул. обл., зап. – 21 июня 2000 г., соб. – Е. Сафронов (ВВИ).
• Иноземцева Раиса Павловна, 1927 г.р., высш. образ., русск., г. Ульяновск,  род. в с. Новоспасское Ул. обл, в г. Ульяновске с 1950 г., зап. 25 августа 2004 г., соб. – Анисимова Д. (ИРП).
• Кирсанова Зоя Ивановна, 1937 г.р., высш. образ., русск., местн. – с. Поселки, Барышский р-н Ул. обл, зап. 24 июня 1999 г., соб. -  Ю. Пыркина, И. Ферапонтов (КЗИ).
• Кишенина Юлия Александровна, 1986 г.р., средн. образ., русск., местн., г. Ульяновск,  зап. 2 июня 2004 г., соб. -Кишенина Ю. (КЮА).
• Козинникова Татьяна Евгеньевна, 1967 г.р., Псковская область, Усвятский район, пос. Усвяты, род. -  д. Пятовщина Пустошинского района Псковской области, соб. -  Дубровская Е.А., Мигунова Е.А., Кадикина О.А, зап. 11 июня 2000 г. (пользуясь случаем выражаем благодарность О. Кадикиной за предоставленный материал) (КТЕ).
• Ларина Алла Николаевна, 1937, высш. образ., русск., с. Сухой Карсун Карсунского р-на Ул. обл., родилась в г. Новосибирске, в Сухом Карсуне с 1962 года, зап. - 23 июля 2004 г., соб. – Е. Сафронов  (ЛАН).
• Леонтьева Галина Валентиновна, 1963 г.р., средне-спец. образ., русск., местн., г. Ульяновск, зап. 6 августа 2004 г., соб. – Лобанова Е. (ЛГВ).
• Луковкин Евгений, 1983 г.р., незаконч. высш., русск., местн., г. Ульяновск, зап. 4 декабря 2004 г., соб. – Е. Сафронов (ЛЕ).
• Провоторова Елена Валентиновна, 1973 г.р., средне-спец. образ., русск.,  г. Ульяновск, зап. 10 декабря 2004 г., соб. – Е. Сафронов (ПЕВ).
• Разутдинова Роза Рифкатовна, 1985 г.р., средн. образ., тат., местн., с. Тат. Калмагор Чердаклинского района Ул. обл., зап. июль 2004 г., соб. -  Разутдинова Р. (РРР).

   11. Сорокина Любовь Петровна, 1945 г.р.,  средн. образ., русск., местн., г. Ульяновск, зап. 10 июня 2004 г., соб. – Конакова  К. (СЛП).

   12. Тимошина Степанида Фоминишна, 1918 г.р., русск., местн., с. Комаровка Новоспасского р-на Ул. обл., зап. 18 июня 1993 г., соб. - Соб. – Шубина С.И., Лобанова О.М. (ТСФ).