Весенняя школа - 2005
Мифология как система
Работы
Е.С. Острирова
Эволюция мифа о Иш Таб и
Табай
Советские мифологи (Ю.В.Кнорозов, Р.В. Кинжалов), как и их
западные коллеги второй половины 20 века, реконструируя
мифологические представления индейцев майя постклассического
периода (IX-XVI вв.), использовали преимущественно материалы так
называемых «кодексов» - жреческих требников, которые, возможно,
служили для толкования природных явлений и использовались для
организации сельскохозяйственных работ. «Кодексы» предоставляют
как иконографические, так и пиктографические материалы. Так же
для реконструкции привлекались надписи и изображения на
керамике, стелах и т.п. Слишком мало целостных нарративных
источников, которые хоть как-либо давали бы нам представление о
мифологических представлениях того времени. Например, такой
мифический персонаж как Иш Таб известен нам исключительно по
изображению в Дрезденском «кодексе» (майяской рукописи XIII
века). Надпись на так называемых «таблицах затмений» Дрезденского
«кодекса», сопровождающий этот рисунок, к сожалению пока не
прочитан. Несмотря на такую скудность материала, этот женский
персонаж с закрытым глазом и трупным пятном на лице, изображенный
висящим в петле, был назван богиней Иш Таб. В переводе это имя
звучит как «веревочница»1, «имеющая дело с верёвкой»2. В результате
сложилось устойчивое мнение о том, что богиня Иш Таб
покровительствовала повесившимся и принимала их в раю бога дождя.
Этот рай находился на небесах, в центре мира, в тени ветвей
Зеленого дерева «Йаш-че», которое в легендах майя часто
ассоциируется с сейбой3.
Но кроме того, о так называемой богине упоминал хронист XVI
века монах-францисканец Диего де Ланда, автор книги «Сообщение о
делах в Юкатане». В главе XXXIII, говоря о загробной жизни в
представлении майя того времени, он рассказывал, что «в этот их
рай шли те, которые повеселись. И потому были многие, которые
из-за небольшой печали, тягости или болезни повесились, чтобы
избавиться от них и идти блаженствовать в свой рай, где, говорили
они, выходила их принимать богиня виселицы, которую они называли
Иш Таб»4. Именно на основе вышеназванных материалов
(прежде всего трупного пятня на изображении - символа смерти)
исследователи отнесли ее к божествам смерти. Однако, по мнению
Ю.В. Кнорозова, она была скорее положительным персонажем, т.к.
всё-таки провожала мертвых в рай и, следовательно, была «райской
богиней» 5.
В майяском обществе постклассического и раннеколониального
периодов (IX-XVI/XVII века), которое и описывал Ланда,
самоубийство считалось вполне приемлемым способом ухода от
жизненных неурядиц. Индейцы вешались из-за легкого уныния, из-за
мелких неприятностей. Данный поступок заставлял даже уважать
того, кто покончил с собой. Это, по их мнению, была возможность
перейти к лучшей жизни, где их ждет множество наслаждений и
награда за прошлые беды и страдания6.
Поэтому мнение Кнорозова о том, что по представлениям майя
богиня Иш Таб была благожелательным божеством, вполне обосновано.
В изучении пантеона майя было отмечено такое явление, как
синонимичность имен многих божеств, характеризующее
мифологическое мышление традиционных культур. Этот факт
объясняется прежде всего практикой табуирования сакральных
объектов, связанной с особым отношением древнего человека к
слову как сакральному объекту или даже субъекту7. С этой же проблемой
мы сталкиваемся и при изучении образа Иш Таб.
Иш Таб можно рассматривать как уникальный персонаж, не
имеющий очевидной связи с известными нам богинями пантеона майя
того времени. Действительно, образы таких богинь как Иш Чель
(богиня Луны, покровительница женщин, врачевания и т.д.), Иш
Чебель Яш (покровительница женских занятий), Иш Кан Леош (богиня
маиса) перекликаются и имеют единые корни, восходящие к
архаическому образу Праматери и Богини Луны, а Иш Таб кажется
обособленной от них. Но, при исследовании не только ее роли в
пантеоне (о которой нам известно крайне мало), но так же
этимологии ее имени, связанного с ней ассоциативного ряда и т.д.,
мы не можем игнорировать тот факт, что комплекс представлений о
Иш Таб и ее функциях восходит к древнейшим духовным (прежде
всего, космологическим) системам, лежащим в основе мифологических
представлений индейцев майя. Образ веревки восходит к образу змея
(«пернатого змея»), то есть Млечного Пути – творца всего сущего и
нити судьбы. По космологии майя, это также мост между мирами,
между жизнью, смертью и следующей жизнью, следовательно, он
связан с идеей реинкарнации. В то же время, в реинкарнационном
аспекте можно рассматривать и мировое древо. Это не только центр
Вселенной, но и звено, связывающее реальный и потусторонний миры.
Таким образом, мы видим, что Иш Таб, как и остальные божества
майяского пантеона, напрямую связана с древнейшими основами
духовных представлений, некими ключевыми символами, обозначения
которых часто встречаются в именах богов. Например, существует
мнение (в свое время выдвинутое Кнорозовым), что синонимичны
имена богинь Иш Таб и Иш Кан Леош (точнее Иш Кан). Имя Иш Таб
(«верёвочница») может быть связано с именем Иш Кан, т.к. "кан"
часто переводится как "веревка"8. Некоторые исследователи
(Э.Томпосона, Р.В. Кинжалов) писали о связях имен, а так же часто
и о дублировании функций Иш Таб и богинь Иш Чель, Иш Чебель Яш,
Иш Кан Леош9. Возможно, появление этих гипотез связано с
проблемой недостаточной исследованности роли женских божеств
майского пантеона. Как мы видим, изучение образа этой героини и
истоков его формирования строится преимущественно на основе
лингвистических данных (этимология имени), а так же на анализе ее
изображения.
Но все же недостаток материала, а так же последующее
развитие традиции о Иш Таб заставляет сомневаться в том, что этот
персонаж действительно обладал божественными функциями в сознании
индейцев. В майяском обществе последних доколониальных веков
бытовали как официальная жреческая мифологическая традиция,
напрямую связанная с календарной системой, а так же глубочайший
пласт народных преданий, которые даже смогли пережить завоевание
и христианизацию.
Что касается позднейшего развития традиции о Иш Таб, то
особый интерес вызывает проблема взаимосвязи образа богини Иш Таб
постклассических рукописей и легендарной героини майяской устной
традиции (бытующей и в наши времена) Штабай (Табай). Табай так
же встречается у Диего де Ланды. В уже упомянутой главе «Месяцы и
праздники», в разделе «Август» после праздника Ихкиль Иш Чель
(«купание Иш Чель») рассказывается о том, что «днем позже
собирались охотники в дом одного из них и приводили с собой своих
жен… Приходили жрецы и изгоняли демона, как обычно. Изгнав [его],
они помещали посредине принадлежности для жертвы курением, новый
огонь и голубую мазь. Охотники призывали с благоговением богов
охоты Аканум, Сухуй-Сип, Табай и других…»10. В комментариях к
«Сообщению о делах в Юкатане» Кнорозов приводил точку зрения
Р.Л. Ройса по поводу сущности этого божества: «Табай (Zuhuy Zip
Tabai)– в охотничьих преданиях «девственная обманщица,
заставляющая промахнуться»11. А в Юкатекской энциклопедии даётся
немного иной перевод такого же автора: “дева (девственница),
вводящая в заблуждение (завлекавшая) тех, кто заблудился”12. Но сам
Кнорозов переводил имя этого божества иначе: Табай –
«перехитряющий [зверя]»13. То есть, по его мнению, это мужеское
божество, к тому же явно благожелательное охотникам. Возможно, в
жреческой традиции действительно был такой охотничий бог, но
нельзя отказываться и от перевода Ройса. К тому же, если
гипотетически согласиться с прямой связью между Иш Таб и Табай,
то следует отметить мнение исследователя Бринтона, приводимое в
Юкатекской энциклопедии, который, кроме всего прочего, считает Иш
Таб богиней охотничьих трофеев.
Возможно, не было никакой прямой связи этих божеств с охотой.
Скорее дело в том, что обе они прежде всего ассоциировались с
сейбой. Рай, в который провожала повесившихся Иш Таб, находился,
по представлениям древних майя, на ветвях огромного дерева –
сейбы; легендарная героиня Табай, ставшая особо популярной в
колониальный период, была напрямую связана с сейбой. А для
охотников помощь леса и лесных духов, в нём обитающих, была
крайне важна.
По колониальным и современным преданиям, Табай – это
прекрасная юная девушка, которая по ночам в лесу завлекает к себе
мужчин, которые либо больше не возвращаются, либо возвращаются
домой, не помня ничего, что было с ними раньше. Это довольно
типичная для многих народов мира легенда. Но у майя так же бытует
мнение о том, что Табай любит запутывать дороги идущим.
Например, индейцы тохолабаль до сих пор верят, что Штабай (они
часто называют её Пахкинтах (Pajkintaj)) по ночам сидит на дереве
ocote (во многих легендах она сидит на сейбе), расчесывает свои
длинные волосы и зовет мужчин, дороги которых она запутала, и
даже собака не сможет отыскать верный путь; мужчины ищут её, им
кажется, что вдалеке они видят фигуру любимой, и они идут вслед
за ней, всё больше сбиваясь с пути. Плутая по лесу, они сходят с
ума и, ища смерти, кончают с собой, утопившись или сбросившись с
обрыва. Чаще всего в легенде присутствует любовная интрига, и
внимание обычно акцентируется именно на противоречивости этого
образа: юная красавица несёт с собой смерть и разрушение для
всякого, кто полюбил её или просто пошёл на её зов. Совершенно
идентичный миф существует и майя полуострова Юкатана. Конечно, и
в мифологии других народов есть не мало подобных героинь
(например, славянские русалки), но всё же стоит отметить
насколько сильно в майской мифологической традиции представление
о противоречивой женской природе, о сочетающихся в ней началах
рождения и разрушения.
Безусловно, это демонический образ. Например,
исследователи Вильяс Рохас и Редфильд приводили в своей
совместной работе (Chan Kom: Una villa maya) легенду современных
майя, согласно которой индейцы отождествляют Табай со змеёй
(cauy-ican). Более того, во многих мифах и преданиях Табай
связана с загробным миром (причем не с раем, а с адом), в который
она и отправляет свои жертвы14.
Но особенно важно то, что Табай по легендам иногда
изображается злобной старухой (образ чем-то напоминающий
славянскую Бабу-Ягу). И по мнению исследователя Ф. Лигорреда,
именно эту героиню следует считать богиней Иш Таб, переродившейся
под влиянием устной традиции и сопротивления христианизации:
образ чарующей и уводящей по веревке в небо Иш Таб
трансформировался в ужасную старуху Штабай, которая сбивает
мужчин с пути и не дает им шанса вернуться назад живыми.
Возможно, автор и прав, но всё же следует принимать во внимание
тот факт, что образ молоденькой Штабай в мифах и легендах
колониального времени встречается чаще.
Диего де Ланда, скорее всего, описывал ещё не принявшую
демонический образ героиню, которая была связана с охотой и
сейбой. Но позже под давлением католической церкви,
христианизации, которую не пережило большинство майяских божеств
(их функции впитали в себя католические святые или же они вообще
исчезли), именно Иш Таб была перенесена в устные предания,
которые пережили не один век. Почему именно она? Возможно, это
было вызвано тем, что функции Иш Таб, которая считалась
благожелательной по отношению к людям, шли вразрез с догматами
христианской церкви. Самоубийство по христианскому учению – один
из тяжелейших грехов, а в обществе древних майя оно не порицалось
и не порицается до сих пор. И из-за сопротивления подчинению
культуры и образа жизни христианским нормам, этот персонаж
доколониального времени, даже потеряв былые функции, стал одним
из самых «любимых» по легендам индейцев майя колониального и
современного времени. Но кроме того можно предположить, что и до
завоевания эта героиня принадлежала скорее к устной традиции,
нежели официальной жреческой. По крайней мере предания о ней явно
были популярны и до завоевания, что и было зафиксировано Диего де
Ланда.
Ключевые богини пантеона постклассического времени, в
основном, были божествами жреческой религии и, возможно, не имели
«глубоких корней» в мифологических представлениях самих майя. Их
«положительные» функции в процессе синкретизации «перешли» к
христианским святым, ставшим у индейцев покровителями селений и
родов, а «отрицательные» – унаследовали герои и героини устной
традиции, вобравшие в себя черты древних божеств, которым майя
приписывали свои беды и несчастья, которых всегда боялись и
почитали одновременно.
Образ Штабай впитал в себя бытовые, полумифические страхи,
поверья, связанные с сельвой и отразившиеся в сказках и легендах
колониальных и современных майя.
Кнорозов Ю.В. Пантеон древних майя. М., 1964.
Кнорозов Ю.В. Пантеон древних майя. М., 1964.
Рус
А. Народ майя. М., 1986. С.173.
Ланда Д. де. Сообщение о делах в Юкатане. С.188.
Кнорозов Ю.В. Письменность индейцев майя.
М.,Л.,1963.
Enciclopedia Yucatanense. – T.2. Mйxico.,1977.
Р.129
Христофорова О.Б. Логика толкований: Фольклор и моделирование
поведения в архаических культурах. М., 1998. С.46.
Ершова Г.Г. Лирика древних майя// Латинская Америка. 1982. №9.
С.108-133.
Рус
А. Народ майя. М., 1986. С.168.
Ланда Д. де. Сообщение о делах в Юкатане. С.188.
Кнорозов Ю.В. Комментарии к «Сообщению о делах в Юкатане» Диего
де Ланды. М.,1955. С.245.
Enciclopedia Yucatanense. – T.2. Р.129
Кнорозов Ю.В. Иероглифические рукописи майя.
С.238.
Rosado C., Rosado Rosado G. La Xtabay. Mujer, sensualidad y poder
en un mito maya un acercamiento a los arquetipos femeninos.
Mйrida, 2000// http://www.uady.mx. Р.5.
Материал размещен на сайте при поддержке гранта №1015-1063 Фонда Форда.
|