<< На главную страницу

На правах рукописи

Колосова Валерия Борисовна

Лексика и символика народной ботаники восточных славян (на общеславянском фоне).
Этнолингвистический аспект

Автореферат диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

специальность 10.02.03. "Славянские языки"

Москва

2003

Работа выполнена в отделе этнолингвистики и фольклора Института славяноведения РАН

Научный руководитель - доктор исторических наук

А. К. Байбурин

Научный консультант - доктор филологических наук

С. М. Толстая

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук Е.Л. Березович

кандидат филологических наук А. Б. Мороз

Ведущая организация - Санкт-Петербургский Государственный университет

Защита состоится "........." января 2004 г. в 15.00. на заседании диссертационного совета Д 002.248.02. по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Институте славяноведения РАН (117334, Москва, Ленинский проспект, 32-А, корп. В).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института славяноведения РАН.

Автореферат разослан "........." декабря 2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук

Н. М. Куренная

Институт славяноведения РАН

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена лексике и символике растений в народной традиции восточных славян. Народные названия растений (фитонимы), языковые клише (фразеология, паремии), магические действия, совершаемые с растениями, вместе с мифологическими представлениями о них составляют область интересов этноботаники. В данной работе этноботаника рассматривается как часть этнолингвистики - "дисциплины, которая изучает язык сквозь призму человеческого сознания, менталитета, бытового и обрядового поведения, мифологических представлений и мифопоэтического творчества" (СД 1995: 5). Это значит, что анализу подвергается не только лексика, обозначающая растения, но и тот круг представлений и ритуалов, который характеризует отношение к растительному миру в славянской традиционной культуре.

Объектом изучения в работе являются не все растения, а только травянистые (цветы и травы). Это ограничение связано как с объемом материала, так и с тем, что в большинстве имеющихся работ, посвященных символике растений в народной традиции, основное внимание уделяется культу деревьев, роль же цветов и трав изучена меньше.

Предметом исследования является мотивация языковой номинации и культурных функций растений, механизм отражения объективных признаков дикорастущих травянистых растений в их названиях и роли этих признаков в формировании их семиотического статуса и символического образа в традиционной культуре восточных славян, а именно в той ее части, которая относится к традиционным представлениям о флоре (народная ботаника, этноботаника).

Актуальность темы исследования определяется неизученностью в этнолингвистическом отношении данного раздела славянской лексикологии и этноботаники и возможностью применения к ней подходов и методов, разработанных в последнее время в связи с изучением признакового пространства культуры и механизмов семиотизации и оценки признаков и их сочетаний (Толстая 2002).

Методы исследования. В работе применяется этнолингвистический подход, который предполагает комплексный анализ языковых, фольклорных, этнографических данных. Основными методами являются структурно-описательный в сочетании с сопоставительным (данные о восточнославянской народной традиции рассматриваются на общеславянском фоне) и функционально-прагматический. На стадии сбора материала (в период полевых исследований) применялся метод интервью на заданную тему.

Цели и задачи работы. Основная цель диссертации - выявить признаки, лежащие в основе номинации травянистых растений, сопоставить их с фольклорными мотивами и признаками, определяющими ритуальное использование растений, показать зависимость семиотического статуса того или иного растения от его признаков и свойств (причем как объективных, так и приписываемых ему). Исходя из этого, в рамках диссертации последовательно решаются следующие задачи: 1) продемонстрировать, как одни и те же внешние признаки растений отражаются в различных уровнях народной культуры - во-первых, в наименовании этих растений в диалектах славянских языков, затем во фразеологии, фольклоре (прежде всего этиологических легендах), и, наконец, на акциональном уровне - в различных обрядах, в народной магии, медицине и ветеринарии; 2) выделить и описать релевантные признаки и их сочетания, определяющие культурную семантику и функцию травянистых растений; 3) проанализировать символическую интерпретацию этих признаков народной культурой; 4) сопоставить особенности интерпретации и, соответственно, символики растений у восточных славян с соответствующими характеристиками южнославянской и западнославянской традиции.

Научная новизна работы определяется новым ракурсом рассмотрения материала, который ранее исследовался в рамках разных наук - либо в лингвистике, либо в фольклористике (нередко на материале отдельного жанра), либо в этнографии (чаще всего в народной медицине). Вместе с тем понять причины формирования семиотического статуса того или иного растения невозможно без попытки собрать воедино все известные данные из вышеперечисленных сфер. Новым является обращение к категории признака, определяющего языковой и культурный образ растения.

Источники, использованные в диссертации, можно разделить на несколько групп. Из лингвистических источников использовались прежде всего различные языковые словари - толковые, переводные, диалектные, фразеологические, этимологические. Кроме того, привлекались специальные лингвистические работы, посвященные ботанической лексике, и специальная ботаническая литература с целью определения биологических характеристик растений. Среди фольклорных источников были использованы сборники текстов народных песен, заговоров, легенд, в которых выявляется символическая роль того или иного растения, рассказывается о его происхождении и т. п. Этнографические источники - это прежде всего такие описания обрядов, обычаев и поверий, в которых эксплицитно названы те или иные растения. Из архивных источников использовались старинные травники, цветники и лечебники, из современных полевых записей - материалы Полесского архива Института славяноведения РАН, архива Полевого центра факультета этнологии Европейского университета в Санкт-Петербурге, а также личного архива автора.

Апробация работы. Отдельные части диссертации и диссертация в целом обсуждались на заседаниях исследовательского семинара факультета этнологии Европейского университета в Санкт-Петербурге. Основные положения диссертации изложены в публикациях, перечисленных в конце автореферата, а также в докладе на конференции "Зеленинские чтения".

Практическая значимость работы состоит в возможности использования материалов и полученных выводов в курсах лекций и учебных пособиях по лексикологии, этнолингвистике, фольклору и этнографии славян, а также в этнолингвистических словарях и исследованиях.

Структура диссертации. Диссертация (общий объем - 168 страниц) состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, двух приложений (списка действий, совершаемых с растениями, и списка мотивов, упомянутых в работе), а также иллюстраций.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении формулируется предмет исследования, определяются его цели, описывается структура работы, характеризуются основные источники.

Первую главу диссертации ("История вопроса") составил обзор работ, авторы которых уделили внимание роли признака в народной культуре на языковом, фольклорном и этнографическом уровнях. Мотивационный аспект номинации флоры затрагивался уже в самых ранних работах, посвященных народной ботанической лексике. Уже в "Ботаническом словаре" Н. И. Анненкова встречаются комментарии о причинах возникновения того или иного фитонима. На связь локальных фитонимов и употребление растений в быту, магии, народной медицине указывали К. С. Горницкий, М. М. Ганчарык. Более последовательно и систематически этот принцип применяет В. Махек (Machek) в своей работе "Ceska a slovenska imena rostlin", причем при объяснении происхождения фитонимов принимаются во внимание и особенности использования растений в культуре того или иного народа, а также поверья о них.

Семантическая мотивированность русских народных названий растений была проанализирована В. А. Меркуловой в книге "Очерки по русской народной номенклатуре растений" (1967). Автор подчеркивает роль признака в объяснении того обстоятельства, что один и тот же фитоним может иметь разные денотаты, а единство семантических моделей, использующих один признак на разном лексическом материале, прослеживается также в процессе создания калек при языковых контактах.

Мотивировкой названий растений на материале сербского языка занимался М. Шимундич (Simundic 1978). Однако автор рассматривал только такой способ номинации, при котором признаки названы в фитонимах прямо и эксплицитно. Мотивации по признаку, который не назван прямо, не рассматривались (так, например, фитоним krvara отнесен им к фитонимам, образованным по выделениям человеческого тела, а не по цвету). В работе С. Ю. Дубровиной (1999), в отличие от классификации М. Шимундича, принимается во внимание и метафорический перенос, в основе которого лежат ассоциативные связи между объектами.

Работа М. Шпис-Ћулум посвящена структурно-семантическим и мотивационным связям между словами. В своей классификации автор делит фитонимы на два класса - названия, мотивированные прямо, по реальным признакам растений (среди них - запах, вкус, цвет, размер), и названия, которые "основаны на признаках, образованных сравнением растений или частей растений с другими реалиями или явлениями, или же вызванных различными верованиями, связанными с растениями" (Шпис-Ћулум 1995: 408(12)). Это те же признаки, что и в первой группе, но в данном случае они служат общим признаком и основанием для сравнения растения и какой-либо другой реалии.

Большой корпус работ посвящен символике растительного мира в народном творчестве, изучению фольклорных поэтических образов и мотивов. Так, в книге Н. И. Костомарова "Об историческом значении русской народной поэзии" (1843) на материале русских и украинских народных песен выделены символы, характерные для этих традиций. Позже, в работе "Историческое значение южно-русского народного песенного творчества" (1872) автор развил положение о том, что те или иные предметы становятся символами "в силу качеств, заключавшихся во внешних предметах" (С. 21).

Изучение народной символики было продолжено в ряде работ А. А. Потебни, объединенных в сборник "О некоторых символах в славянской народной поэзии" (1860). На материале народных песен различных славянских традиций автор проводит этимологические исследования, привлекая при этом данные об обрядах, магии и т. д. Более того, автор сближает растения, получившие на основании разных признаков одну и ту же функцию: так, крапива символически уподобляется шиповнику и терновнику. К такой точке зрения близка позиция А. Н. Афанасьева, изложенная им в книге "Поэтические воззрения славян на природу" (1865-1869). Колючки, жгучесть, яд легли в основу при наделении растений отгонной силой.

Статья Я. А. Автамонова "Символика растений в великорусских песнях" (1902) посвящена тому, как признаки растений - цвет лепестков и плодов, вкус плодов, трепет и шум листвы - влияют на их символику. При этом отмечается влияние признака как на формирование поэтического образа, так и на процесс номинации. Как и в лингвистике, в фольклористике не осталась незамеченной двойственность, проистекающая из наличия у какого-либо растения множества признаков: "например, калина в песнях, взятая с признаками, характеризующими ее внешний вид, связывается в народном сознании с картинами светлыми, веселыми и, напротив, - с печальными, если принять во внимание горечь ее плодов" (С. 48).

Украинским легендам о происхождении растений посвящена работа Г. О. Булашева (1909). Автор обращает внимание на то, как уже само название напоминает о легенде в целом.

Наконец, роль признаков растений затрагивалась в этнографической литературе. Так, связь между объективными признаками растений и их использованием в качестве оберега отмечал Д. К. Зеленин в своей работе "Магическая функция примитивных орудий", описав и проиллюстрировав, в частности, использование с этой целью колючих растений, растений "с одуряющим или острым запахом", растений с многочисленными мелкими семенами.

Особенно наглядно роль признака проявилась в народной медицине, и это обстоятельство не осталось незамеченным учеными; при этом подавляющее большинство контекстов связано с цветом, как наиболее очевидным внешним признаком растения.

В. Ф. Демич в работе "Очерки русской народной медицины. Акушерство и гинекология у народа" (1889) приводит большое количество подробных сведений, подтверждающих использование в народной медицине симпатической магии. Так, расстройство менструаций лечили красными растениями, бели - белыми, а любовь привлекали липкими (С. 7-9, 31-32, 47).

Роль растений в народной медицине подробно рассмотрена в книге М. Д. Торэн "Русская народная медицина и психотерапия" (1996). В ней не только отмечается роль признака в применении растения, но и делается вывод о возможности наделения растений с разными признаками одной и той же функцией.

В последнее время стала появляться литература, специально посвященная признаку и его семиотизации в народной культуре. Так, в статье Л. Раденковича (1989) цвет рассмотрен как "один из элементов, при помощи которых создается модель мира"; при этом символика цвета дополняется "символическим значением реалий - носителей цвета". Возможность замены цветового кода другими кодами была изучена в книге этого ученого, опубликованной несколькими годами позже (Раденковић 1996), где на материале народных магических текстов рассматривается система кодов мифологического мышления. Среди прочих рассмотрен и растительный код, а в его пределах - те культурные мерки, "на основе которых отдельным растениям придано определенное символическое значение" (С. 189).

В 2002 году вышел сборник "Признаковое пространство культуры", целиком посвященный признакам, релевантным для культуры. В нем на различном материале продемонстрировано, как культурные значения предметов складываются под влиянием их признаков, как признак становится инструментом, "с помощью которого человек идентифицирует и сравнивает объекты" (Толстая 2002: 7, 9).

Как видно из данного обзора литературы, признак по преимуществу рассматривался на каком-либо одном уровне - либо в этимологии (как основа номинации), либо в символике растений, либо в этнографии (медицине, магии).

Во второй главе ("Признаки, формирующие символический образ растений") рассматриваются признаки растений, релевантные для номинации растений и определяющие культурные функции и символику растений в народной традиции восточных славян, послужившие основой их семиотического статуса.

Для понимания механизмов символизации важно рассмотреть те конкретные признаки и свойства растений, которые обусловили их функции и проявили себя в народных названиях растений, в паремиях, в этиологических рассказах, в использовании растений в области магии и народной медицины. Для решения этой задачи растения сгруппированы по их признакам, отмеченным в народной культуре, и прежде всего - в языке. В данной работе проанализированы следующие признаки: цвет, форма, количество органов растения, прочие внешние признаки; время; место, пространственные характеристики, а также вкус, запах, звук, особые свойства растений (ядовитость, жгучесть, лекарственные свойства); использование в магии и в быту. Каждый признак иллюстрируется примерами, подтверждающими его актуальность. При этом те сюжеты, которые в этиологических рассказах развернуты подробно, могут содержаться в названиях растений в "свернутом" виде, то есть культура кодирует информацию, которая должна быть сохранена, на нескольких уровнях одновременно.

В фитонимах широко отражен цвет лепестков, листьев и других частей растений. При этом могут быть использованы разные семантические модели. Цвет может быть назван прямо в названии растения (белолистка 'белокрыльник болотный'), в фольклорном материале (Стоит колюка на вилах, Одета в багрянец; Кто подойдет, Того кольнет (Шиповник)). Цвет может быть значимым и на акциональном уровне. Так, с помощью растений желтого цвета лечили желтуху.

Красный цвет наделялся свойствами оберега, а также исцелителя от болезни, поэтому важную роль в народной медицине и магии играют растения красного цвета. Причина, вероятнее всего, в том, что красный - это прежде всего цвет крови и огня. В целом ряде фитонимов цвет назван не прямо, но метафорически, путем сравнения: группа названий зверобоя кровавник, укр. крiвця, бел. заячча-кроў обусловлена внешним видом растения: листья некоторых видов усеяны красноватыми пятнышками, а настой имеет красный цвет, как и сок растертых лепестков.

Ассоциация красного цвета растений с кровью характерна и для народных этиологических рассказов. Растение горец почечуйный Polygonum persicaria L. имеет темно-красные пятна на листьях. Их, по поверью, использовала Богородица во время месячного кровотечения, и в одной из локальных сербских традиций оно носит название трава маjке божjе. Здесь мы находим семантическую модель 'этиологический рассказ' (мотив) ® 'растение'. Растения, своим цветом напоминающие кровь, наделялись способностью останавливать кровь.

Нередко в народе за разные виды принималось (и по-разному использовалось) одно и то же растение; так, знахарки различали два вида растения горец почечуйный - "мужской" - с розоватыми цветами и потому употребляемый при геморрое, и "женский" - с белыми цветами, даваемый при остановившихся регулах.

В одних случаях цвет воспринимается как признак болезни, в других - как признак здоровья. Красные цветы наделяются способностью останавливать кровотечение по признаку подобия болезни, а способностью вызывать его - по признаку подобия результату. Соответственно в лечении возможны две противоположных модели: "красное" притягивает "красное"; "красное" отгоняет "красное".

Нередко растение получает название на основании своей формы или формы какой-либо из своих частей. Разнообразные формы цветов, корней и других органов растений способствовали их сравнению с различными предметами. Так, многие растения, принадлежащие к различным видам, получили название колокольчик, или же звонок (и производные от них) на основании сходства их цветков с колокольчиками, бубенчиками, а поскольку металлические колокольчики, как считалось, своим звоном разгоняли нечистую силу, то в Польше, например, растению приписывали силу оберега от злых духов.

Предметы, с которыми сравниваются растения, крайне разнообразны. Так, сходство кисти первоцвета со связкой ключей вызвало к жизни народные названия ключики, бел. ключикi святого Пётра i Паўла 'первоцвет лекарственный Primula officinalis Jacq.'. Растения с цветами закрытой, полой формы часто сравниваются с обувью или с головными уборами. Фитонимы могут быть образованы от названий животных или частей их тел (журавельник 'герань луговая Geranium pratense', сербохорв. мишиjи реп 'лисохвост Alopecurus pratensis L.'), а также от названий частей тела человека. Названия типа адамова голова, иванова голова принадлежат в основном тем растениям, которые имеют какие-либо элементы шарообразной формы. К ним относятся клевер средний, чистец болотный и другие растения, например, иванова голова 'колокольчик персиколистный Campanula persicifolia L.'.

Форма растений отразилась в поверьях об их происхождении. Так, в Польше было записано поверье о растении далонка (соотносится с названием ладони), которое выросло из рукавички, оброненной Богородицей, а трава чертогрыз Scabiosa succisa L. "имеет перееденный корень", так как его "подгрыз" черт.

Вид растения может вызывать те или иные ассоциации с эмоциональным состоянием, которые послужили основанием для использования растения. Так, в Пермской губ. растение смолевка поникшая Silene nutans L. называется "потоскуйкой", так как цветочные кисти как бы тоскливо склоняются к земле. Это растение, как считалось, обладало свойством излечивать от душевной тоски, печали и подобных же недугов; его же давали "для присушки".

Применение растений также могло зависеть от формы его частей. Так, живокость употреблялась от колотья в Сибири, поскольку имеет цветки, напоминающие стрелки, а также могла служить оберегом от злых духов из-за своей формы - выдающегося удлиненного чашелистика.

Те растения, чьи части в силу строения поверхности обладали способностью цепляться к чему-либо, не только носили соответствующие названия (лепильник, лепушка, укр. lypnyk), но и наделялись способностью привлекать любовь.

Для формирования символики растения играет роль также и число, количество отдельных его органов, особенно отличное от обычного. Общеизвестно поверье о том, что клевер с четырьмя листочками приносит удачу; в Сербии, кроме того, ему приписывали способность открывать любой замок и привораживать парней; клевер же с двумя листиками, как полагали, помогает отыскать клад.

В Ярославской губ., чтобы узнать пол будущего ребенка, выдергивали растение кукушкины слёзы с корнем: если на корне было два отростка, то считали, что женщина родит девочку; а если три - мальчика.

Слишком большое число предметов, которое сильно затрудняет подсчет, может обусловить их использование уже с другой целью - в качестве оберега. Известно, что в качестве оберега могли использовать множество мелких предметов (маковые зернышки, соль) в силу невозможности их пересчитать. Схожим образом в Македонии под подушку новорожденному клали, среди прочих оберегов, венки, чтобы орисницы не смогли сосчитать цветки и не предсказали ребенку злую судьбу.

Другие внешние признаки. Те растения, которые содержат белый млечный сок, в частности, одуванчик употреблялся в Арзамасе роженицами "как к разбитию спершагося молока, так и для приумножения онаго" (Демич 1889: 38); отвар из молочая в Казанской губ. пили женщины, "когда у них в грудях молоко портится" (Крылов 1882: 40). Среди других примечательных черт растений, которые были отмечены традиционной культурой - "фактура", особенности строения, напр., бел. мучанiчнiк 'медвежья ягода, толокнянка обыкновенная' - по мучнистым плодам, или зялезьнiк 'хвощ лесной' - из-за жесткости стебля, который употреблялся для полировки дерева.

Применительно к растениям о движении можно говорить лишь отчасти. Тем не менее некоторые из них получили свои имена согласно своему "поведению": бальзамин (недотрога, прыгун, разрыв, бел. прыговка, прыгаўка) назван так потому, что спелый плод с силой "выстреливает" плоды, а цветки солнцевой сестры - цикория - поворачиваются за солнцем.

О том, что время первого в году появления растений отмечено в языке, говорят такие названия, как подснежник и первоцвет (для разных растений), бел. раньнiк 'фиалка собачья', который цветет рано весной. Растения, появляющиеся первыми, оценивались положительно. Так, по сербской примете, кто весной в первый раз увидит фиалку, тот должен оторвать ей венчик и съесть, чтобы быть целый год молодым и здоровым. Это свойство стремились использовать в своих интересах и перенести на другие "предметы", полезные для себя. Так, "в сыту для пчел варят живых муравьев и траву "лазоревые васильки". Ставя под улей, приговаривают: "Как муравей в кочке силен, так бы моя пчела сильна была, и как сей цвет и трава прежде всякого цвету и травы выходит [курсив мой. - В. К.], так бы моя пчела прежде всякой чужой пчелы на работу шла" (Познанский 1995: 125).

Растения могут получать имена в соответствии с теми событиями, которые происходят одновременно с их появлением; так, одуванчик, цветущий весной, когда выводятся гусята (сербохорв. гушчићи се легу), называется гушчиjе цвеће (гусиные цветы). Распространены также названия растений по календарным праздникам: бел. купальнiк 'арника горная', купалка 'мелколепестник острый' цветут в период праздника Ивана Купала; укр. петровы батоги 'цикорий' цветет с июля (с Петрова дня) по сентябрь.

Растения могли получать имена на основании того места, где они росли. Так, растения, произрастающие на воде или в мокрых, заболоченных местах, носили названия мокруша, болотне зiлле, србх. поводница 'лютик'; укр. калужница, калюжница, сербохорв. kaljuznica 'калужница' (при укр. калюжа 'лужа'). В народной медицине травами, растущими около воды, во многих случаях лечили лихорадку, очевидно, уподобляя место происхождения болезни и средства, способного ее вылечить. К таким травам относятся: вахта трилистная, лютик болотный, лютик ядовитый, калужница болотная.

Травы, растущие вдоль дорог, часто получали соответствующие названия: попутник 'подорожник', придорожник 'спорыш' и даже подорожник 'любая трава, растущая вдоль дороги'. Этот локус мог отражаться в фитонимах и опосредованно: так, чешское название цикория cekanka происходит оттого, что он растет возле дорог, как бы ожидая кого-то (чеш. cekat 'ждать'). Здесь очевидна роль места произрастания для образования фитонима: разные растения, растущие в одном и том же месте, получили одинаковые названия.

Вкус растений отразился в их названиях: горчица 'лютик'; кислица бел. кисленица, укр. квасец, србх. кисељак 'щавель'; сладкий ствол (Курск.) 'дягиль'. Образования с корнем мед- характерны для медоносов. Упоминается вкус и в поговорках, как, например: "Горек, как полынь (перец, горчица)". Про того, кто кривил губы от недовольства, говорили "Квасит лице, як би полину покоштував".

Горький вкус полыни обусловил ее использование как оберега от русалок. Причем считалось достаточным просто произнести слово полынь, чтобы русалки разбежались. Кроме того, горькие растения, как правило, использовались в качестве лекарства от заболеваний пищеварительного тракта.

Запах, как и другие признаки растений, отразился на всех уровнях - в фитонимах, фольклоре, этиологических легендах, магии, медицине. Из названий говорят о запахе растения следующие: вонючая трава, сербохорв. смрдуша 'болиголов', духмяник 'мята лесная'. Душистый запах базилика обусловил его постоянный эпитет запашний в украинских народных песнях. В этиологических рассказах растения, возникшие из добрых, праведных или невинных людей, обладают приятным запахом, те же, что обязаны своим появлением отрицательным персонажам, - резким и неприятным. Трупный запах бузины, по легенде, появился оттого, что на ней повесился Иуда. Растения с сильным запахом - полынь, любисток, базилик - обычно служили апотропеем.

Звук редко встречается, когда речь идет о растениях; однако и он сыграл свою роль в номинации. Так, растение астрагал Astragalus носило у уральских казаков название хлопунцы, так как зерна его помещаются во вздутой оболочке, которая, разрываясь, производит резкий звук. Кроме того, может иметь значение и опосредованная связь растений со звуком; так, в Черниговской губ. считали, что полезнее те травы, которые растут в тех местах, куда не достигает петушиный крик.

Ядовитым растениям давали соответствующие названия: бешанец 'белена черная', дурнопъян 'дурман вонючий'. Воздействие ядовитых растений отразилось в паремиях: "Дурману, белены объелся (одурел, ошалел)".

Имя сон-травы давалось таким растениям, чей сок, отвар или запах "производят на человека одуряющее действие", в частности, красавке (сонной одури) Atropa belladonna, белене черной Hyosciamus niger, сон-траве Anemone pulsatilla, дреме Viscaria vulgaris. Отсюда и применение: "Цветок сон-трава должно класть под подушку, и что приснится, то сбудется".

Жгучесть. Растения, способные вызвать ожоги, волдыри на коже, получали соответствующие названия. Так, обычные названия для крапивы - жальница, жгучка, сербохорв. жежа, жагра. Различные виды лютиков получили названия прыщинец, нарыв, нарывная трава, бел. нарыўник. Жгучесть крапивы обусловила возможность ее использования вместо купальского костра. Это же свойство сделало крапиву в глазах крестьян сильным оберегом от ведьм и русалок - в ночь на Ивана Купалу ее клали на окна, пороги дверей, вешали в хлеву, бросали в реку перед купанием. Высушенный крапивный корень предохраняет лицо, руки и ноги, натертые им, от замерзания.

В разделе, посвященном народной медицине, рассмотрены те растения, чьи названия связаны с их употреблением в лечебных целях.

С одной стороны, фитонимы могут быть обусловлены желаемым результатом. Так, горец аптечный, который широко используется от расстройства желудка, называется завязный корень (Моск., Арх.), животный корень, жолуничный корень (Вят.) и т. д., сербохорв. желудњак. С другой стороны, фитонимы могут отражать местные диалектные названия тех болезней, которые, с точки зрения народной медицины, можно излечить этими травами (напр., тайнишная трава (Алт.) 'копытень' (при тайник (Сиб.) 'детский родимец'); чильчажная трава (Алт.) 'зопник' (при чильчаги 'шишки подкожные на животе (у лошадей)').

Как уже отмечалось, названия с компонентом голова принадлежат в основном растениям, которые имеют "какие-нибудь шарообразные элементы (соцветия, плоды и т. п.)". Однако это справедливо и в отношении растений, которые применялись от головной боли. Нередко эти две группы пересекаются: "высока, тоненька, две-три головки беленьки у нее, адамова голова от больной головы помогает, вон, гляди, по угору шарики голубые, колючие" (Родионова 2002: 38).

Название растения может перекликаться с названием больного органа. Так, из материнки 'душица обыкновенная' на Украине делали ванны "в маточных припадках, неправильном и прекратившемся месячном очищении". Ромашка лекарственная, носящая в Пермской области название маточник, используется там от женских болезней.

Некоторые растения считались универсальными лекарствами. К ним относится, в частности, девясил, укр. devasyl, devatosyl, сербохорв. devesil, девесиље, девесиљ, велико зеље, велики корен, болг. devesil 'девясил Inula'. Согласно украинскому поверью, девясил, освященный на девяти заутренях, помогает от любой болезни.

Среди магических действий, производимых с помощью растений, чаще всего встречается любовная магия, и это применение отражается в фитонимах. Так, приворотный корень 'горец аптечный' в Казанской губ. употреблялся, как следует из названия, для приворота. Любисток или любиста 'любисток' использовался на Украине с той же целью. Напротив, развод траву давали пить тому из супругов, от которого хотели добиться развода.

От хозяйственного использования растений образованы бел. хварбiдла 'дрок красильный', так как это растение используется для окраски ткани (фарба, диал. хварба 'краска'); хамутнiк 'рогоз широколистный' - его листья шли на плетение хомутины - части хомута.

По названиям некоторых растений видно, что их использовали в пищу: смоктyшки, 'клевер луговой', сосульки 'цветы клевера' - от смоктать и сосать.

Рассмотрев ряд различных признаков, мы проследили, каким образом они отражаются в названиях растений, в малых фольклорных жанрах и текстах более крупного размера; как эти признаки способствуют формированию определенного символического образа своих носителей. Приведенные материалы подтверждают актуальность объективных, реальных признаков растения для создания его символического образа на всех уровнях языка и культуры.

Поскольку каждое растение обладает более чем одним признаком, оно может иметь несколько целей применения. Так, чистяк 'чистотел большой' применялся от язв, лишаев, бородавок и накожных сыпей; в то же время, имея желто-оранжевый сок, он считался средством от желтухи.

В "отношениях" человека с растениями возможны две модели: человек либо старается заимствовать у растений какие-либо свойства, которыми наделяет их благодаря тому или иному признаку (ср. свойство привлекать любовь, приписываемое любистку из-за его приятного запаха), либо старается избавиться от какого-либо признака с помощью растения, обладающего тем же признаком (лечение желтухи с помощью цветов желтого цвета).

Третья глава ("Этноботанические очерки") представляет собой одиннадцать этюдов, посвященных описанию отдельных растений и их символики. Выбор их обусловлен значимостью этих растений в народной культуре славян и, соответственно, количеством материала. Каждый из очерков озаглавлен конкретным фитонимом, однако в качестве объекта очерка выступает не единица ботанической номенклатуры, а "знак языка культуры", то есть растение как объект реальности в единстве со сложившимся вокруг него комплексом представлений.

Василек

Под словом василек в основном имеется в виду растение василек синий Centaurea cyanus L. Самая яркая отличительная черта этого растения - ярко-синий цвет лепестков. За это он назван голубоцветник, синюшка, бел. сiноўнiк, србх. sinokvet. Поскольку василек по большей части растет на полях с хлебными злаками, он имеет целую группу названий, таких, как синий цвет во ржи; ржевой цвет (Костр.), жытнички, ржаные синюшки. Такая связь этого цветка с определенным локусом отразилась в загадке: "Что в хлебе родится, а есть не годится?"

По цвету и по форме соцветия василек сравнивался с другими растениями - цикорием и чертополохом соответственно. Из-за рваных краев лепестков и общей формы соцветия василек называли лоскутница (Вор.), лоскутный цвет, а также большая зубчатая трава (Симб.), серпуха (Уф.) 'Centaurea scabiosa L.'. Вид 'Centaurea scabiosa L.' в Пермской губ. пили от боли в пояснице и называли христосовы ребра.

В формировании фольклорного образа этого растения большую роль сыграла народная этимология, или, в формулировке Я. А. Автамонова, "желание играть схожими по звукам словами", например: "На что ж тебе василек? - Чтобы мальчик весел был" (Автамонов 1902: 253). Отсюда и символика васильков в народном творчестве: васильки - символ счастья. В народной магии выделяется употребление василька в приворотных целях, о чем свидетельствуют названия приворот, приворотник.

Такой яркий признак василька, как интенсивный синий цвет, отмечен всеми славянами; иззубренная форма лепестков - восточными и южными, а его произрастание во ржи и шарообразная форма соцветия - лишь восточными. У них же василек стал символом счастья и девичества, хотя в качестве приворота применялся и на южнославянской территории.

Зверобой

Названия зверобоя могут быть обусловлены временем начала цветения -- праздником Ивана Купалы (святоивановская трава, укр. iванок, бел. сьвятаянкi), красными пятнышками на листьях и красным цветом настоя (кровавник, бел. заячча-кроў, чеш. krevnicek), мелкими прозрачными вместилищами на листьях, которые выглядят как отверстия (укр. прозирник, србх. прострелник, прострељено зеље, болг. посекливо билье, сечено билье).

Зверобой играл важную роль в девичьих гаданиях на Иванов день: сербские девушки гадали о замужестве с помощью венка из зверобоя, в Белоруссии как главное приворотное зелье использовались цветы зверобоя под названием святоянских цветов.

Легенды связывают происхождение зверобоя и его целебной силы с кровью Иоанна-пророка, Христа или Богородицы. Вероятно, именно в силу своей связи с этими персонажами христианской мифологии зверобой считался оберегом. В Боснии верили, что он хранит от чар и колдовства, а также от злых духов, поэтому сушеные плоды зверобоя клали в амулеты.

Зверобой особенно широко применялся (и применяется) в народной медицине. Об этом говорят уже такие его названия, как здоровая-трава, уразница, хворобой. Список болезней, при которых применяли зверобой, чрезвычайно велик. На Украине его называют "травою вiд 99 хвороб".

Символика зверобоя в традиционной культуре (а следовательно, и его применение) главным образом определяется легендами о его происхождении, что обеспечило ему положительно окрашенный образ, не в последнюю очередь связанный с любовной магией (гадания, привороты) и женским плодородием. При этом наблюдается относительное "равновесие" отмеченных признаков (и функций) у всех групп славян - наиболее важной считается связь с кровью через красный цвет и связанный с этим комплекс поверий о происхождении и использовании растения.

Иван-да-марья

Одинаково часто под этим названием имеются в виду два растения - марьянник дубравный и фиалка трехцветная. Оба растения отличаются необычной окраской органов: лепестки фиалки окрашены в разные цвета, а у марьянника прицветники фиолетового цвета, в отличие от нижних зеленых листьев, и поэтому воспринимаются как цветы наряду с настоящими, желтыми, цветами. Этот признак послужил причиной этиологических легенд, удивительно схожих по сюжету на всей восточнославянской территории: брат и сестра, не узнав друг друга после долгих странствий, обвенчались; узнав правду, они обратились в цветок, который называется братки, брат-сестра, иван-да-марья.

Поскольку инцест связывается с повышенным плодородием, вероятно, именно такими представлениями можно объяснить применение обоих упомянутых растений "для водворения согласия между супругами", а фиалку - "при лечении любострастных болезней". Эту траву также клали по углам избы, чтобы вор не подошел к дому: "брат с сестрой будет говорить; вору будет чудиться, что говорит хозяин с хозяйкой".

Разная окраска лепестков вызывала и другие ассоциации. Оппозиция день/ночь отразилась в фитонимах бел. день i ночь 'марьянник дубравный', сербохорв. даниноћ 'фиалка трехцветная'.

Кроме того, для фиалки зафиксирована еще одна группа названий, мотивированная словом "мачеха", не характерная для восточнославянского ареала: сербохорв. маћахица, чеш. macoska. С ней связана этиологическая легенда: злая мачеха (нижний широкий лепесток цветка) и ее дочери (два соседних лепестка) были наказаны за несправедливость - эти лепестки, прежде расположенные наверху, переместились вниз, а падчерицы (два маленьких сдвинутых вместе лепестка) заняли верхнее место.

Можно уверенно говорить о том, что использование сравнений с братом и сестрой или с днем и ночью вызвано именно окраской растений, поскольку название иван-да-марья относится также к медунице лекарственной (чьи цветы, сначала розовые, потом становятся синими), живучке (с белыми прицветниками и синими цветами), шалфею луговому (с серо-зелеными прицветниками и темно-синими цветами).

Крапива

Среди диалектных названий крапивы в славянских языках преобладают те, в которых отражено ее основное свойство - жгучесть, то есть реализуется семантическая модель 'жгучесть' > 'название растения', причем на различном лексическом материале, например: жгучка (Екат.), стрекава (Пск.), укр. жалива, бел. жыжка, сербохорв. ожигавица, жара, чеш. zahavka, пол. zagawka. Само название крапива отражает тот же признак, восходя к праслав. *kopriva / *kropiva и являясь родственным словам кропить, ст.-сл. оукропъ, рус. диал. окроп 'кипяток'.

Главная функция крапивы - защита от нечистой силы. У южных славян на Юрьев день, чтобы у скотины не отобрали молоко, ею мазали вымя коровам и украшали крапивой подойники; для защиты дома крапиву вешали над воротами, а женщины в Боснии украшались крапивой, чтобы их не сглазили. Крапиву клали роженице под подушку, чтобы защитить ее от женских демонов.

Восточные славяне использовали крапиву как защиту от ведьм в ночь на Ивана Купалу - вешали в хлевах, над дверями и т.п.; в некоторых губерниях связки крапивы могли заменять купальский костер.

В гаданиях крапива также уподоблялась огню и, опосредованно, любовному пылу. Так, в Сербии девушка, чтобы узнать, куда она выйдет замуж, выдергивала накануне Юрьева дня стебель крапивы (жаре), сажала в огороде и поливала. На какую сторону утром стебель согнется, туда и замуж идти. Связь крапивы с сексуальной сферой проявляется и в паремиях: скакать в крапиву - "о нравственном падении девушки"; "в кропивi шлюб брав (о распутной жизни)". Кроме того, крапивниками во многих диалектах называли незаконнорожденных детей.

Поскольку наиболее ярким свойством крапивы является жгучесть, то большая группа контекстов связана с ее применением от простудных заболеваний, а так как крапива способна оставить на теле сыпь, ей приписывали способность сыпи излечивать. Некоторые сферы медицинского применения крапивы проистекают из веры в ее магические свойства. Так, ей приписывалось возбуждающее действие на половые органы как людей, так и животных. Поэтому для получения большего количества яиц кур кормили семенами крапивы. Очевидно, отсюда возникло и применение крапивы от гинекологических заболеваний.

В фольклоре образ крапивы, очевидно, также сложился под влиянием ее негативных свойств. В этиологических рассказах в нее превращаются люди, провинившиеся в чем-либо. На Украине о кропиве рассказывали, что в нее превратилась злая сестра. В сербской песне из крови невинно казненной сестры выросли бессмертник и базилик, а из крови преступной жены - крапива и колючки.

Таким образом, вся символика крапивы в фольклоре и обрядности обусловлена ее главным признаком - жгучестью. Во всем славянском мире она - прежде всего оберег от нечистой силы. В то же время крапива связана и с любовной сферой, хотя и по разным причинам: у южных славян - как квинтэссенция жаркой любви, у восточных и западной - как метафора любви незаконной. Кроме того, в некоторых локальных традициях восточнославянского ареала крапива служила заменой купальских костров.

Лютик

В ботанической номенклатуре под именем лютик известно несколько видов рода Ranunculus. Однако в народной номенклатуре это название распространяется еще на некоторые виды рода Aconitum, который также принадлежит к семейству лютиковых.

У растений этих двух родов есть несколько названий, являющихся общими для этих групп, а именно: лютик, преград (пригрид, прикрыт, прикрыш), царь-трава (царь-зелье, царь зелие, укр. цар зiлле). Причины этого таковы: во-первых, многие виды лютиков очень похожи друг на друга, это низкорослые травянистые растения с мелкими желтыми цветами, а акониты могут иметь как синие, так и желтые цветы; во-вторых, частично совпадают и области применения лютиков и аконитов в народной медицине.

Целый ряд названий связан с формой листьев аконита, например, сербохорв. врања нога, петехова нога, орозjя нога (букв. 'петушиная нога'), чеш. kuri stopa. Однако более богата другая группа фитонимов: Христов укрой, христово копье, преград, прикрыт, пригрид, большой прикрыт, укрыт, хранитель. По легенде, название этого растения основано на форме листьев с разрезными долями, будто истыканного или изорванного копьем, которым кололи Христа, спрятавшегося под листьями этого растения. В соответствии с названием, в Сибири его использовали против свадебных ворожей.

Все лютики ядовиты и способны вызывать нарывы. Нищие и солдаты-симулянты употребляли лютик, чтобы сделать раны у себя на теле. Название сербохорв. искрица (букв. 'искорка') возникло оттого, что растение, приложенное к телу, вызывает воспаление, тело краснеет, "искрится". Целая группа названий отражает ядовитость растения: волкобой, волкогуб, волчий яд, сербохорв. вучjи чемер, вучи корен, чеш. wlcimor. Эти названия относятся только к аконитам, однако среди сербскохорватских названий лютика есть слова ђурђевац и ђурђевче (то есть цветы св. Юрия, связь которого с волками хорошо известна). Ядовитый корень растения волчий корень использовали для отравления волков.

Большая группа фитонимов отражает лекарственное применение: для лечения кожных заболеваний, а также с целью образования нарывов (прыщинец, нарывная трава, бел. нарыўник, чистотел, сербохорв. трава од изjеда); от куриной слепоты (курослеп, слепокурник, укр. куряча слiпота, бел. курыная сьляпата); от лихорадки (лихорадочная трава, укр. зiлле од трясцi).

Судя по рассмотренным материалам, в названиях данных растений наиболее продуктивной оказывается семантическая модель 'горечь, яд' > 'название растения'. Она реализуется на всей славянской территории, причем с использованием большого числа лексем - это слова типа горчица, жеружа, цемержица, омег, налеп, изjед. Слова типа лютик также встречаются у всех трех групп славян. Слова, производные от волк-, во всех трех группах языков устойчиво связываются только с аконитами, не обозначая лютиков.

Не менее разнообразна реализация модели 'нечто мокрое' > 'название растения' (большая часть лютиков растет в сырых, болотистых местах). В ее пределах выделяется шесть групп фитонимов. Из них особенно велика та, что связывает лютики с названием земноводного - жабы или лягушки.

Повсеместно актуализируется связь фитонима с цветом лепестков растения, причем цвет может называться прямо (слова типа желтоцвет, златица, синеглазка) или подразумеваться (сербохорв. новчићи (при сербохорв. новчићи 'монетки').

Одуванчик

Золотисто-желтый цвет лепестков обусловил сербохорв. жућеница, полая безлистная цветочная стрелка - фитоним полая трава. Однако гораздо большее число фитонимов связано с белым млечным соком растения: молочай, бел. малачай, укр. молочь, сербохорв. мљечњак. Вероятно, из-за этого сходства сока одуванчика с молоком в говорах возникла целая группа названий, связанных с коровами и доением: коровяк (Тамб.), подойник, подойница, а также уверенность в том, что он способен увеличить жирность молока. Сок одуванчика не только породил целую группу его названий, но и обусловил его применение в медицинских целях. Одуванчик (под местным названием молочай) употреблялся в Арзамасе роженицами "как к разбитию спершагося молока, так и для приумножения онаго" (Демич 1889: 38).

Из-за плодов - пушистых семянок, которые легко сдуваются, возникли фитонимы одуван(чик), сдуванчики (Твер.), пустодуй, ветродуйки, летунок, укр. летучки. Эта же особенность отразилась и в загадке - "Рос шар бел, дунул ветер - и шар улетел".

Характерная форма облетевшего цветка также отмечена в диалектных названиях. Однако если ассоциации с плешью (или тонзурой) характерны для разных языков, то сходство растения с пауком реализовано только в украинском.

Подорожник

Поскольку подорожник почти всегда можно встретить вдоль дорог или тропинок, то его диалектные названия по большей части образованы от лексем дорога или путь: подорожник, дорожник, попутник, бел. дарожнiк, сербохорв. trputac. Отсюда возникла уверенность и в его магических способностях помогать путникам: "натри ноги подорожником и никогда не устанешь, ходя пешком".

Целебные свойства подорожника давно известны, что отражено в фитониме лечебник. Те болезни, от которых его применяли, также отразились в его названиях. Поскольку листья подорожника прикладывают "к ранам, вередам, нарывам", а также лечатся ими "от посеку и порезу", возникли фитонимы рaн'ник, укр. поранник, поризник.

Подорожником также лечились от укусов насекомых и змей, от заболеваний желудочно-кишечного тракта, от гинекологический расстройств, от зубной боли и других болезней. При таком широком применении сложились даже поверья о его способности воскрешать из мертвых.

Итак, мы видим, что и у южных, и у восточных славян отмечена такая характерная особенности подорожника, как произрастание вдоль дорог. Однако у южных славян не удалось обнаружить такого комплекса представлений о целительной силе подорожника, какой сложился на восточнославянской и западнославянской территории.

Полынь

Полынь в традиционной славянской культуре, несомненно, наделена высоким семиотическим статусом, хотя ее утилитарное использование весьма ограничено. Основано оно на ее горьком, неприятном запахе и вкусе. Так, при отлучении ребенка от груди грудь мазали полынью, с ее помощью боролись с домашними насекомыми, в Польше ею натирали руки, чтобы пчелы не кусали, а собранной в июле и высушенной полынью перекладывали снопы хлеба против мышей.

В самом названии полынь отражен один из ее признаков, поскольку этот фитоним родствен глаголу palic - по горькому, жгучему вкусу; по другой версии, полынь названа так по характерному цвету.

Отчетливо выделяется роль полыни как эффективного средства против русалок и схожих с ними мифологических персонажей славянского фольклора, и применение ее становилось особенно активным на Троицкой неделе. Полынь клали под стрехи домов, на окна и пороги, а если приходилось ночевать на открытом воздухе - под голову. В течение всей Русальной недели ее носили при себе не только восточные славяне, но и жители Балкан. Считалось, что даже одного произнесения слова полынь достаточно, чтобы русалки разбежались.

Все славяне использовали полынь также в день Иоанна Крестителя. В первую очередь ею оберегались от ведьм. Девушки и дети, собирая цветы и травы для венков, добавляли к ним полынь, чтобы уберечь себя от их нападения, а также носили ее под мышками. В России, на Украине и в Польше украшали чернобылем дома и дворовые постройки.

Еще одна строго определенная роль полыни - предохранить работников от характерных во время страды заболеваний. На Украине, в Белоруссии и Польше жнецы и косари ею перепоясывались, чтобы не болел позвоночник при работе, в также весь будущий год.

Чаще всего и почти во всех локальных традициях отмечено употребление полыни от лихорадки. Среди других свойств полыни обычно упоминается глистогонное, и, вероятно, связанное с ним употребление ее для аппетита и от желудочных заболеваний. Третья сфера употребления - женские болезни: регулировка месячных очищений и прочие отклонения.

Некоторые народные легенды объясняют те или иные целебные свойства полыни. Согласно польским материалам, отсеченная голова св. Яна упала среди былицы (полынь) и лопуха. Поэтому полынь помогает от порезов, ломоты и т. п.

Последняя крупная группа заболеваний, от которых применяли полынь - заболевания психические: истерика, падучая (черная немочь). Впрочем, чрезмерное употребление полыни могло вызвать судороги и конвульсии, а также психическое расстройство. Поэтому в украинском языке один из видов полыни - чернобыльник получил название забудькы. В этой связи показательны несколько рассказов о происхождении названия забудьки. В сказках встречается мотив потери волшебных знаний после съедения чернобыля и даже произнесения слова "чорнобиль". Здесь, как в случае с защитой от русалок, сила слова равноценна силе самого растения. Полынь, отнимая волшебные знания, противопоставляется волшебному цветку папоротника, который дает знание языка трав и животных.

Украинские крестьяне верили, что полынь посеял Сатана. Горький вкус полыни обусловил и фразеологию: про того, кто кривил губы от недовольства, говорили "Квасит лице, як би полину покоштував". В песнях она зарождается из слез, выступает как символ горькой жизни.

Итак, сорное растение именно благодаря своим неприятным вкусу и запаху приобрело значительное место в традиционной культуре славян, в основном как отгонное и лекарственное средство. При этом, несмотря на свои полезные свойства, в "языке цветов" оно противопоставлено цветам с положительной, светлой символикой - розе, гвоздике, базилику. Вероятно, такое отношение обусловлено не только горьким вкусом растения, но и его специфическим воздействием на человека, что выразилось в поверьях о потере приобретенных волшебным путем знаний и даже разума под влиянием полыни.

Исследуя роль полыни в традиционных славянских представлениях о флоре, можно отметить редкое для народной ботаники единство применения этого растения в сопоставляемых ареалах: все славяне использовали полынь в календарных обрядах - в качестве оберега от русалок и схожих мифологических персонажей, в похоронном обряде, в народной медицине - от заболеваний пищеварительного тракта, от кишечных паразитов, а также в сфере гинекологии.

Цикорий

Цикорий растет на лугах, а также на пустырях и вдоль дорог. Отсюда и народные названия луговник, придорожная трава, бел. падароўшнiк, падрожнiк, укр. prydoroznyk. Локус, в котором обитает растение, в чешской традиции породил целый комплекс поверий и обусловленных ими магических действий. Оттого, что цикорий растет возле дорог, как бы ожидая кого-то, происходит народное название cekanka (чеш. cekat 'ждать'). С ним связана чешская легенда о девушке по имени Чеканка, которая "убивает себя в отчаянии на могиле своего возлюбленного", убитого соперником, а после смерти превращается в растение цикорий (Cichorium sativum). Растение получило ее имя. Возможно, поэтому цикорию приписывалась способность привлекать любовь. Чешские девушки рвали его "на счастье в любви".

Украинцы говорили про цикорий, что им св. Петр погоняет овец. Согласно легенде, св. Петру нечем было гнать овец, и он сорвал себе прутик, с тех пор это растение зовется Петрив батиг. С этим растением связан также мотив хождения Христа по земле; при этом св. Петр отгонял детей от Христа стеблем цикория. В свернутом виде эти легенды отразились в фитонимах батоги, батожки, петров кнут, укр. петрiв батiг, петровi батоги. Второй элемент, очевидно, обусловлен формой и фактурой стебля.

Чертополох

В разговорном языке чертополох - это скорее не название конкретного вида или хотя бы рода растений, а общее имя для целой группы колючих сорняков. Основная отличительная черта этих растений - колючки на листьях, стеблях и плодах - отражена в их названиях: колюха, колюшка, укр. kolkovnyk, чеш. kolka, сербохорв. сjекавац. В украинских загадках подчеркнуты те же свойства растения: "Цвiтки ангольскиi, а кiхтi диявольськиi"; "Стоить колихаетьця, красною головою величаетьця, лежачи бодаетьця".

Негативное отношение, как известно, нередко выражается в названиях, образованных от этнонимов и зоонимов, также имеющих негативные коннотации: татарин, мордвин, жидовское кресло, бусурманская трава, собака, волчец, сербохорв. вучjак. На ниве такие растения, естественно, старались извести, в том числе и магическими способами. В Косово вечером накануне Рождества чкаљ 'татарник колючий' разбрасывали по соломе, а потом бросали его в огонь, чтобы в поле он тоже исчез.

Свойство плодов репейника прилипать к одежде людей или шкуре животных также отражено в народной фитонимии: лепельник, лепушка, укр. lypnyk, болг. лепен. В традиционной культуре это свойство обусловило их использование в симпатической магии. Так, в Сербии сват, отправляясь в дом к девушке, хватался сначала руками за репейник, "чтобы так же и начатое дело принялось"; сваты бросали репейник на парня, "чтобы девушка к нему прилепилась".

Фитоним чертополох (чертогон, чертопугальник, укр. чортополох, ст.-пол. czartoploch) уже сам по себе отражает народные представления об обозначаемых ими растениях. В полном соответствии с названием, чертополох использовали для отпугивания черта и другой нечистой силы. Сноп репейника ставили у избы, чтобы отогнать злых духов. Произнесение заговора "от огненного змея" сопровождалось втыканием в порог и во все щели мордвинника. Чертополох держали в конюшнях, чтобы не пустить туда домового. Чтобы спастись от нечистой силы, использовали и подкуривание чертополохом. В прошлом чертополох, по всей видимости, считался оберегом универсальным.

В народной медицине можно выделить несколько определенных целей, в которых используют репейник и чертополох. В Белоруссии и на Украине от колик в животе и от "колотья" употреблялся чортополох 'синеголовник'. В данном случае как бы "клин клином выбивают", пытаются воздействовать на подобное - подобным, и колотье изгоняется колючими растениями. Другая цель - лечение от испуга (переполоха) и черной болезни (падучей). Как видно, и здесь название растения перекликается с целью его применения, точнее, с недугом, который оно призвано излечить: чертополох - переполох.

В народной ветеринарии практически единственная его "задача" - выгнать червей из загноившихся ран домашних животных. Описаний соответствующего обряда довольно много, и, несмотря на большой географической разброс сведений, структура обрядовых действий и тексты сопутствующих заговоров удивительно схожи. Червей из скотины с помощью чертополоха, помимо русских, выгоняли белорусы, чехи и поляки. Считалось, что эти колючие растения должны "выпихнуть" червей (ср. чеш. pchac 'чертополох').

Итак, целая группа колючих сорных растений, несмотря на свою практическую непригодность, заняла свое место в народной культуре, в основном в области магии, благодаря прежде всего своим внешним признакам - колючкам на стеблях, листьях и плодах. Как эти внешние признаки, так и представления о волшебных свойствах этих растений отразились в их названиях, образованных с помощью очень небольшого числа семантических моделей, но на крайне разнообразном лексическом материале - во всех славянских языках. При этом выражение негативного отношения с помощью фитонимов, образованных от зоонимов, характерно для всех этих ареалов, а образованных от этнонимов - только для восточнославянского. Изведения червей с помощью колючих растений у южных славян также отметить не удалось. Несмотря на довольно общие сведения об использовании чертополоха для изгнания нечистой силы, можно выделить некоторые цели его применения, нехарактерные для других растений-оберегов - изгнание червей из скотины и окуривание детей от испуга и падучей. Можно выделить и закрепленные за этими целями способы использования растений: пригибание верхушки к земле для изгнания червей и окуривание - от испуга. В некоторых случаях (изгнание червей и избавление от огненного змея) произнесение заговора сопровождается действиями, дублирующими текст.

Из анализа различных названий одного и того же растения можно сделать следующие выводы: одна и та же семантическая модель может реализоваться на всей славянской территории. Конечно, возможны различные способы логического осмысления внешних признаков растения: прямое называние признака (слова типа желтоцвет 'адонис весенний'), метафорическое называние путем сравнения с другими предметами, обладающими тем же признаком (кровавник 'зверобой' - по красному цвету пятнышек на листьях), название может представлять собой свернутый сюжет этиологического рассказа (брат-сестра 'марьянник дубравный' - по легенде об инцесте). Однако глубинная связь признака и названия растения остается неизменной.

В традиционной культуре высоким семиотическим статусом необязательно обладают растения полезные в бытовом, общепринятом смысле. Такие сорные и даже вредные растения, как крапива, полынь, чертополох именно благодаря своим неприятным вкусу и запаху, жгучести, колючкам приобрели значительное место в традиционной культуре славян, в основном как апотропейные и лекарственные средства. Несмотря на это, в "языке цветов" они противопоставлены цветам с положительной, светлой символикой.

В заключении подводятся итоги исследования и делается вывод о том, что роль признака в формировании как лексического фонда народной ботаники, так и символического образа растения чрезвычайно велика. Основная особенность, подчеркиваемая в работе - отражение на всех уровнях языка, устного народного творчества и культурных практик тех отличительных признаков растений, которые были выделены традиционным сознанием и положены в основу фитонимов, пословиц, этиологических легенд, а также использования растений в народной медицине и ветеринарии, магии, в календарных обрядах и обрядах жизненного цикла.

Характерно, что растения, обладающие одним и тем же свойством, могут получать одинаковые названия и нагружаться сходной символикой, а также использоваться схожим образом (так, грыжной травой называли и очиток, и горечавку, употребляя оба растения от грыжи). И наоборот, одно и то же растение в зависимости от того, какой признак замечен и выделен в нем в той или иной локальной традиции, обладает несколькими названиями и применяется с разными целями (например, репейник мог называться колючки (из-за колючих плодов), лепушка (по способности плодов цепляться к чему-либо), лопух (из-за широких листьев).

Однако одинаково использоваться могут и растения с разными признаками. Так произошло с целой группой растений, которые считаются оберегами. К этой группе могут относиться как жгучие растения (крапива), так и растения, обладающие шипами и колючками (чертополох), а также резким, сильным запахом и вкусом (базилик, полынь, любисток).

Несмотря на большое разнообразие функций каждого растения, при сравнении целого ряда растений видно, что функции повторяются. И обусловлено это повторение тем, что в основе отбора растений для той или иной цели лежит конечное число объективных признаков и свойств растений - вкус, запах, цвет - которые неизбежно повторяются, а значит, могут служить основанием для объединения растений в группы. А тот факт, что теми же признаками обладают и другие предметы, дает возможность выйти за пределы народной ботаники, перейти на другой код - так, для распознания и наказания ведьмы, отбирающей молоко, в цедилку завязывали не только колючие растения, но и другие колючие предметы - иголки, булавки, спицы, острые камни. То есть на основе общности признака возможно сближение предметов из разных рядов, разных кодов. Это, с одной стороны, говорит о том, что этноботаника органично включена в систему традиционной культуры и взаимодействует с другими составными частями традиции, а с другой - дает дополнительные возможности для понимания особенностей мифологического мировоззрения.

Структура народной номенклатуры растений, при том, что она привлекает внимание исследователей уже около полутора столетий, изучена далеко не полностью. Причиной тому - отсутствие однозначности в номинации, а также то, что связи внутри микрополей и между ними крайне сложны и имеют многостороннюю направленность. Но, возможно, именно эти связи, пронизывающие всю эту сложную систему, помогут выявить обусловившие их представления о свойствах растений.

В Приложении 1 содержится список действий, совершаемых с растениями, в Приложении 2 - список мотивов, упомянутых в работе.

Диссертация снабжена иллюстрациями тех растений, которым посвящены отдельные очерки третьей главы.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:

1. Лютик (этноботанический этюд) // Проблемы социального и гуманитарного знания. Сборник научных работ. СПб., 1999. Вып. 1. С. 211-220.
2. Ивановское зелье // Проблемы социального и гуманитарного знания. Сборник научных работ. - СПб., 2000. Вып. 2. С. 288-302.
3. Чертополох // Труды факультета этнологии [Европейского ун-та в Санкт-Петербурге]. СПб., 2001. Вып. 1. С. 62-72.
4. Зверобой // Вестник молодых ученых. СПб., 2001. № 4. (серия: Филологические науки). С. 17-20.
5. Роль цвета в создании символического образа растения // Кодови словенских култура. Бр. 6. Боjе. Год. 6. Београд, 2001.С. 42-56.
6. Цвет как признак, формирующий символический образ растений // Признаковое пространство культуры. М., 2002. ("Библиотека Института славяноведения РАН. 15"). С. 254-266.
7. Растения в календарных обрядах Черновицкой области // Живая старина. 2002. № 2 (34). С. 49-50.