М.В. Ахметова, М.Л. Лурье
Бологое: «маленькая столица между двух столиц»
Вероятно, большинство современных жителей России знает о
существовании населенного пункта Бологое и представляет, что это
железнодорожная станция на середине пути из Москвы в
Санкт-Петербург. Можно также с большой долей вероятности
предположить, что у этого знания есть вполне определенные
источники. Во-первых, герой одного из классических детских
стихотворений С.Я. Маршака, «рассеянный с улицы Бассейной»,
думая, что едет на поезде из Ленинграда в сторону Москвы,
интересуется у проходящих:
«Это что за остановка –
Бологое иль Поповка?»
Во-вторых, существует довольно известный анекдот о поручике
Ржевском, герои которого ведут следующий диалог:
Наташа: Ах, как быстро ехать из Петербурга в Москву по
железной дороге! Одна нога здесь, другая там!
Пьер: Как хотел бы я оказаться между этих ног!
Ржевский: Был я там, ничего интересного – дыра дырой.
Бологое называется.
Наконец, третий и, по-видимому, основной источник общего
представления о Бологом как о промежуточном и срединном между
двумя столицами месте – заключительные строки припева из песни
весьма популярного в 1980-е годы (да и поныне) ансамбля «Веселые
ребята»:
Что за наваждение такое?
Я всё повторяю адрес твой:
Бологое, Бологое, Бологое –
Это где-то между Ленинградом и Москвой[1].
Нередко в текстах, обращенных к приезжим, прямо или неявно
упоминаются приведенные выше песенные строк, сделавшиеся своего
рода визитной карточкой Бологого и бологовца. Приведем начало
беседы одного из авторов настоящей статьи с продавщицей (запись
ведется скрыто)[2]:
[Мы на самом деле впервые в Бологое приехали. А проезжали
его сто раз в жизни].
«Это где-то между Ленинградом и Москвой».
[А эту песню здесь, наверное, все знают?]
Наверное. Мы, как бологовцы, гордимся ей.
Одна из экскурсий по экспозиции Бологовского городского музея,
проведенных для участников экспедиции, открывалась следующими
словами:
«Бологое. «Бологое между Ленинградом и Москвой» – да, есть
такая популярная песня. Между двумя столицами. Центральный
железнодорожный узел».
Суждения и устные рассказы, записанные от жителей Бологого,
фрагменты стихотворений местных авторов, тексты краеведческих
очерков и буклетов позволяют увидеть, что стереотипы
самопрезентации базируются на той же основной позиции: положение
города на середине железнодорожного пути между Москвой и
Ленинградом/Петербургом. «Меж двух столиц», «Бологое – город на
железной дороге»[3] –
типичные названия краеведческих изданий последнего десятилетия.
Текст брошюры, выпущенной к 500-летию города, начинается
следующим пассажем: «Октябрьская магистраль. Поезда, поезда,
поезда… Товарные и пассажирские, почтовые и скорые с поэтическими
названиями «Красная стрела», «Северная Пальмира», «Юность». На
отдельных участках пути между Москвой и Санкт-Петербургом они
мчатся со скоростью 200 км в час. <...> Мелькают названия
станций и полустанков. А вот и середина пути – большая узловая
станция Бологое, к которой вплотную примыкает город того же
названия»[4].
Однако если пойти дальше случаев простой констатации и
проследить, каким образом интерпретируется описанная выше
ключевая для «образа города» модель, то мы увидим, что
направления этой интерпретации разнообразны и при этом вполне
созвучны устойчивым для русской культуры мотивам (само)описания
провинциальных локусов.
1. Между столицами: граница
Периферия, промежуточное пространство наделяется в культуре
качеством «недоосвоенности»[5], а
значит, она потенциально может принять влияние как одной, так и
другой зоны, между которыми она расположена. Положение Бологого
посередине между Петербургом и Москвой обусловило его
специфический «пограничный» статус в культурной географии.
Многочисленные тексты, в основном иронического характера,
приписывают Бологому значение переходного пространства, в котором
смешиваются или соседствуют знаки «московского» и «питерского».
Основным, наиболее регулярным и устойчивым выражением идеи
межстоличной рубежности Бологого являются распространенные как в
устном, так и в сетевом фольклоре шутки, обыгрывающие различия
московской и петербургской речи на уровне лексических
экземплификативов, которые сделались в последнее время популярным
предметом обсуждения в молодежной среде. Наиболее распространена
шутка о том, что посередине Бологого есть место, где
бордюр плавно переходит в поребрик.
Другая группа текстов изображает Бологое как своего рода
нейтральную зону, где встречаются представители двух столиц. В
1970-е – 1980-е годы ходили слухи, что писатели братья
Стругацкие, один из которых в то время живет в Москве, а другой в
Ленинграде, встречаются для работы над своими книгами в
Бологом[6]. В 2004
г. участники интернет-форума «Infon.ru», среди которых есть и москвичи, и петербуржцы,
обсуждают идею встретиться в Бологом[7]. В
тексте, повествующем о разделе сфер издательского влияния между
представителями питерской и московской контркультуры (и,
очевидно, носящем пародийный характер), конкурирующие стороны
подписывают «меморандум» в том же самом городе, обозначенном как
«нейтральный»[8].
Жители Бологого тоже осознают пограничность местоположения
города. Это отражается, во-первых, в миграционном тексте[9],
во-вторых – в стратегиях самоидентификации. В разговорах о двух
столицах обычно подчеркивается большее тяготение Бологого к
Петербургу. Именно в Ленинград/Петербург, по их собственным
словам, обычно уезжали и уезжают на заработки и на учебу жители
Бологого, тогда как по московскому направлению в поисках работы
редко отправляются дальше областного центра – Твери. Кстати,
маргинальность Бологого по отношению к столичным мегаполисам
соотносится с двойственностью его областной самоидентификации:
исторически село Бологое относилось к Валдайскому уезду
Новгородской губернии, а впоследствии, уже в качестве города,
Бологое стало центром самостоятельного района Калининской
(Тверской) области.
В разговорах о достоинствах центральных городов предпочтение
отдается чаще северной столице. Семиотически маркированным в этом
контексте оказывается то, что расстояние от Бологого до
Петербурга на несколько километров меньше, чем до Москвы:
пространственные и аксиологические характеристики накладываются
одна на другую. На наш вопрос, к какой из столиц ближе Бологое,
одна из жительниц города ответила, что, скорее, к Петербургу, за
чем последовал долгий монолог на тему, чем Петербург лучше
Москвы, при этом центральным аргументом было обилие в северной
столице музеев и общая «культурность».
Другая рассказчица сравнивает Петербург и Бологое, используя
знаковый критерий бытовой «культурности» – способность подробно и
любезно объяснить дорогу приезжему:
И в Ленинграде есть люди, чё ни спросишь, они объяснят.
Чего не скажешь. Это и у нас всякий бывает. Объяснят и покажут и
расскажут, и у нас также. Ну, не знаю, если когда чё спрашиваю,
мне всегда всё объясняют[10].
В обиходном речевом репертуаре бологовцев существует целый
набор шутливых формул, обыгрывающих связь с обеими столицами, в
частности рисующих образ города на меже, разделяющей
петербургскую и московскую территории:
У меня приятель <...> Володя Карпенко. Ну вот, с
хохлацкой фамилией живет посреди России [ниже мы подробнее
поговорим о мотиве центральности в бологовском мифе. – М.А.,
М.Л.]. <...> Он как-то разговаривал – то ли узбек,
то ли таджик, гастарбайтер какой-то. <...> И он ему плел байки. «А где ты
живешь?» – «А вот в городе Бологое». – «А что это за город?» – «А
вот, – говорит, – город как раз вот посередине как раз между
Москвой и Питером. Вот у меня, – говорит, – дом в центре города и
так вот я на крышу залезу. Я посмотрю, – говорит, – вот влево,
там пригороды Петербурга видно. Я, – говорит, – посмотрю направо
– там пригороды Москвы видно. Вот так вот, в таком месте
живу»[11].
Ощущение рубежности, переходности своего пространства вообще
свойственно провинциальному мировосприятию. В этом смысле
Бологое, как город между двумя столицами, известный, в частности,
тем, что в нем одновременно останавливаются поезда из Москвы и из
Петербурга, оказывается как бы идеальным провинциальным
локусом.
2. Между столицами: глубинка
Равноудаленность от двух центров может осмысляться как
максимально возможная удаленность от каждого из них (по формуле
«дальше середины в лес не зайдешь»). Таким образом,
местоположение позволяет представлять город, а тем более
«станцию» Бологое провинциальной глубинкой – со всеми
возможными позитивными и негативными коннотациями
соответствующего концепта.
Этот нюанс, кстати, также учтен авторами песни о Бологом:
неопределенное местоимение «где-то» создает дополнительный
ритмико-мелодический изгиб завершающей строки и, хотя пропевается
заметно тише остальных слов, не может остаться неуслышанным.
Во «внешних» текстах о Бологом глубинка может
обернуться дырой, приобретая непристойные смыслы –
собственно, это и обыгрывается в пересказанном выше известном
анекдоте про поручика Ржевского.
Не случайно именно Бологое становится прототипом станции с
нарочито неблагозвучным названием Волобое, на которой
вели политические споры Хрюн и Степан – герои прекратившей свое
существование передачи «Красная стрела» (по названию фирменного
скорого поезда, курсирующего между Москвой и Петербургом). Локус,
географически и топонимически ассоциирующийся со знаменитой
провинциальной «дырой» между двумя столицами, оказывается
наиболее подходящим для воплощения геоадминистративной модели
целой страны[12]. При
этом сами бологовцы без труда и, вероятно, не без доли гордости
опознают в Волобое родной город:
Вот показывали – Хрюша да этот... Поезда-то показывают,
ой, как передача эта, не знаю, щас есть или нет, по
телевизору-то.
[Это «Красная стрела»?]
Да, «Красная стрела». Там вот показывают действительно
наше вот Бологое. Вот там и считай всё – также переходное
[переходной мост через железнодорожные пути. – М.А.,
М.Л.], такой как в мультике сделано, ну вот считай как
наше переходное, там какой-то туннель, вот это всё как будто
бы... с той стороны особенно если показывают – ну похоже
вообще.
[И что, там прямо говорится, что это Бологое?]
Нет, там нет, там что-то по-другому маленько написано это.
Но тоже звучит так же[13].
Мерцание значений серединности/удаленности по отношению к
столицам определяет и самовосприятие некоторых бологовцев как
жителей глубинки. Так, суждение «мы же как на середине между
Ленинградом и Москвой» приводится жительницей Бологого в
качестве оправдания тому, что до города не доходят петербургские
и московские музыкальные новинки[14].
Мотив захолустности города в суждениях жителей, по-видимому,
поддерживается и представлением о типичности его судьбы для
городов российской провинции. В связи с этим особенно
показательно, что в цитируемом ниже тексте, как и в случае с
Волобое, Бологое представлено локусом, репрезентативным в
масштабах страны:
Захолустный городишко. Это раньше мало-мальски процветало,
а теперь отделение Октябрьской дороги закрыли и всё. На глазах
гибнет городишко.
[А когда Бологое процветало?]
В мою бытность оно никогда не процветало, как и вся
Россия[15].
Наконец, Бологое как типичный провинциальный город может
репрезентировать всю страну как огромную провинцию, в то же время
противопоставляясь столицам, даже в речи официального лица.
Генеральный директор ОАО «Тверьоблгаз», обращаясь с
поздравительной речью к руководству и жителям Бологого на
праздновании дня города в 2005 г., произнес: «У нас Россия
вся состоит... это не Москва и не Питер, конечно. Это состоит из
таких городов, как ваш».
Переживший периоды процветания в предреволюционную и
позднесоветскую эпохи, город после перестройки перестал быть
«крупным железнодорожным узлом» в результате приватизации
железной дороги и перевода управления в другое место (Вышний
Волочек или Москву – по разным версиям) – таково
мнение многих пожилых бологовцев: «Теперь не узел, непонятно
что Бологое»[16].
Представление о глубинке и захолустье включает в себя и мотив
пространственной удаленности, отграниченности от крупных городов
и/или путей сообщения. Город, находящийся на крупной
железнодорожной магистрали, едва ли может представляться
затерянным, погруженным в природное пространство и отгороженным
от культурного. Однако это отчасти компенсируется одной из
постоянных характеристик здешнего ландшафта: Бологое окружено
болотами. Образ болот позволяет представить окружающую Бологое
местность – и, метонимически, сам город, дающий этой местности
имя, – как глухое, опасное, буквально «гиблое» место. Это
особенно хорошо заметно в рассказах о произошедшей в 1988 г. близ
Бологого железнодорожной катастрофе, в которых постоянно
возникают упоминание болота: «Там болото, большое болото.
Такое место низкое. Болотистое. Вот здесь вот произошла эта
катастрофа <...> Даже это, мы доставали из этого болота
людей. Трупы. Погибших. Много погибло людей, много
<...>»[17];«Не
знаю там, правда или нет, по слухам-то, в общем, говорят, что там
один вагон так и не достали. Вот с людьми он, со всем так и ушел
там. Жуткое место там вообще, там топь везде и не подъехать
никак»[18].
Позитивные коннотации Бологого как глубинки весьма традиционны
для апологии провинции[19] и
связываются, во-первых, с сохранившимися лишь в провинции
размеренностью жизни, патриархальным укладом, истинной
духовностью и т.п., ср.: «…Но как добрая неистребимая
привычка, как дань ушедшей патриархальности осталась еще такая
«прошлая», тихая и неспешная жизнь во многих домах бологовских
обывателей»[20].
Во-вторых, удаленность города от крупных центров урбанизации
позволяет ему сохранять связь с природой, оставаться как бы
частью прекрасного валдайского ландшафта. Наиболее регулярная
реализация этого мотива связана с образом озера и «озерного
края»: город располагается вокруг живописного Бологовского озера,
поэтому «городом озерной тишины можно назвать Бологое. Озеро
– его душа, его легенды и его история»[21].
Обилием в округе озер обычно мотивируется особая
привлекательность здешних мест (очень распространенный мотив в
экскурсионных, краеведческих и, шире, презентивных текстах) и,
соответственно, обилие известных имен, связываемых с Бологим:
«Александров вот, руководитель военного ансамбля, он здесь, в
Бологое жил. Напротив здесь, вот. Дальше, здесь очень такие
крупные ученые были. Рерих был <...>. Вообще, Бологое – оно
славится. Здесь прекрасные места, очень много… знаете, как
говорят, – природа сама привела их сюда. Здесь, если на озера вам
поехать, одно, второе, третье, четвертое. В нашем Бологовском
районе пять огромных озер. Только вот здесь. Вот, это место
привлекало всех[22]».
Природное богатство бологовского края делает его
привлекательнее и предпочтительнее обеих столиц:
Мне б по ягоды, и не надобно
Мне ни Питера, ни Москвы,
Отдыхать поеду на Кафтино,
На Платищенку по грибы.
Мне и с тополем и с осинкою
Есть о чем поговорить,
Бологое, край мой синий,
Как тебя мне не любить![23]
Образ города не отделяется от образа окружающего его
природного пространства, элементы второго по умолчанию
встраиваются в первый и так или иначе подверстываются к его
провинциальным, «глубиночным» коннотациям. Показательно, что две
наиболее распространенные этимологические версии напрямую
связывают название города с двумя обозначенными выше полюсами
природно-ландшафтной обусловленности образа Бологого как
глубинки/захолустья – благолепие местной природы и, наоборот,
гиблость здешних мест. Приедем два фрагмента из разговоров с
жителями Бологого:
[А слово
"Бологое" откуда произошло?]
Вы знаете, я вам точно не могу сказать, но как-то я ехал
на экскурсию, мы ехали, на экскурсию. И нам экскурсовод сказал,
что никто не может твердо сказать, от какого слова: то ли
"благое" – хорошее место, то ли Бологое от болотного места, у нас
тут кругом болота. Кругом болота. Дак вот, здесь вот одно из них
– "болотное место" или "хорошее, благое место"[24];
Есть два значения названия. Первое – не Бологое было, а
Благое. И Благое. Первое оттого, что благополучное, хорошее,
доброе место. Благие намерения, благое. А второе «благое» – это
дурное место, оттого, что в топких местах там погибали коровы,
люди тонули[25].
3. Между столицами: центр
Наконец, располагаясь посередине между двумя столицами, город
оказывается как бы в абсолютном центре административной карты
страны. Эта идея в том или ином контексте звучит в рассуждениях
жителей города, в стихах о Бологом, в краеведческих изданиях и
т.д., причем положение города между столицами обычно
интерпретируется вкупе с его статусом железнодорожного центра. В
стихотворении бологовской поэтессы О. Марковой узел-Бологое
«связывает» железные дороги всей страны:
Между Петербургом и Москвою
Есть на карте старый городок-
С песенным названьем – Бологое,
Узел ста путей и ста тревог!
Со Всея Святой Руси сюда –
Едут-мчатся чудо-поезда…[26]
В связи с той же железнодорожной топикой представление о
Бологом-центре естественно приводит к появлению образа «сердца
страны» как логического развития метафорического значения слова
«артерия» -- ‘путь сообщения, имеющий важное значение для
страны’[27]. Этот
образ, в свою очередь, поддерживается прежде всего сюжетом
героической деятельности бологовских железнодорожников в годы
Великой Отечественной войны, когда город, именно в силу своего
стратегического значения для снабжения фронтов и, в частности,
для обороны Москвы, подвергался массированным бомбардировкам.
Приведем отрывок из стихотворения, посвященного бологовскому
подвигу:
<...> Между Ленинградом и Москвою
Прервано движенье на пути,
Но как сердце бьется Бологое
Ни на шаг не может отойти.
И тогда решили уничтожить
Сердце то, послав воздушный смерч,
И бомбили асы из Люфтваффе,
Тоннами послав на землю смерть.
Улетали, сделав дело злое,
И писали рапорты в Берлин,
Что разгромлен узел Бологое,
И живым не встанет не один.
Но еще не смолкли взрывов звуки,
И еще не села наземь пыль,
Как сквозь эти ужасы и муки,
Встала жизнь, как сказочная быль.
Встала жизнь в лице простых рабочих,
Встали женщины, мужчины, старики,
Встали, взяв в израненные руки
Шпалы, рельсы, ломы, молотки.
Шли они голодные, худые,
Как на бой, на подвиг ратный шли,
Клали шпалы, рельсы боевые,
Чтобы поезда по ним пошли. <...>[28]
В приведенном отрывке речь идет о событиях середины марта 1943
г., когда проводилась специальная операция по уничтожению
железнодорожного узла Бологое, в ходе которой за 11 суток было
сброшено более 1800 бомб (больше половины от общего числа упавших
на город бомб за весь период бомбардировок с июля 1941 г. по
февраль 1944 г.). Тогда же было перехвачено и неявно упоминаемое
в цитируемых строках сообщение в Берлин, в котором сообщалось о
полной ликвидации станций Бологое и Медведево. Стихотворение
рисует вполне конкретные реалии, в нем нет ничего фактически
неверного или случайного. Не очень понятным в контексте
описываемых событий остается лишь указание «Между Ленинградом
и Москвою // Прервано движенье на пути», и это делает еще
более очевидным истинное назначение этих строчек: именно они,
напоминая о местонахождении Бологого, мотивируют появляющуюся
далее метафоризацию его как «сердца».
По рассказам, в период, когда столице всерьез угрожал враг,
Бологое временно взяло на себя информационного центра страны,
обеспечивающего все ее население сведениями о ходе войны:
Вот это я не знаю, слухи это или нет, я знаю, что одно
время здесь у нас Левитан водил, то есть вёл сводки
Совинформбюро, вот, особенно когда к Москве немец шел. Говорят,
что у нас на Красной Горке есть такой вот дом, он и сейчас
сохранился, там, по-моему, было детское отделение, сейчас
психиатрическое отделение, лечат алкоголиков, каменное такое
здание <...> И в этом здании, вот, находилась связь, вот,
правительственная. И вот Левитан, Юрий Левитан, сколько там,
месяц или два, сколько, пока вот шли бои, от нас вёл, вот, сводки
свои[29].
Наконец, иногда о центральном положении Бологого и даже его
«столичности» говорится напрямую. Приведем фрагмент праздничного
представления, посвященного 510-летию Бологого (2005 г.; сценарий
– дипломная работа студентки Тверского училища-колледжа культуры
им. Н.А. Львова Олеси Султановой). Праздничную программу ведут
актеры, представляющие князя и княгиню Путятиных – своего рода
бологовских geniorum loci:
Путятина: Символично, что торжества, посвященные дню
города и дню железнодорожника, начинаются с места, где когда-то
стоял путятинский дом-усадьба, бывший в свое время
культурным центром провинциальной России. На
редкость одаренные, талантливые люди собирались на лето в
Бологое. Художники, историки, музыканты, искусствоведы. В этом
доме устраивались театральные выступления, давались балы и
музыкальные вечера.
Путятин: Отсюда начинались императорские охоты. И тогда на
несколько дней этот дом в Бологое становился резиденцией
российского монарха. Великие князья, зарубежные дипломаты,
многочисленная свита... Бологое превращалось в филиал
столицы Российской империи [sic!][30].
А на праздновании дня города в следующем, 2006 году, глава
администрации Бологовского городского поселения С.Н. Кульбаков
произнес следующее:
Вот мы с вами находимся между двух столиц
<...>. Между физической столицей -- это Москва,
между исторической столицей -- это Санкт-Петербург. А сегодня мы
с вами -- маленькая столица между двух столиц. И
именно сегодня мы с вами столица. <...> Особенно хочу обратиться к
молодежи. Не уезжайте в те столицы, физические и исторические. Мы
постараемся вместе с вами в ближайшее время нормально обеспечить
вас и жильем и досугом. Ну а магазинов у нас хватает, сегодня мы
с вами можем купить всё то же, что в Москве, в Питере. Поэтому,
молодежь, не надо уезжать. Давайте закрепляться, рожать детей и
быть здесь будущими хозяевами нашего города.
День города – один из случаев предельной актуализации
городского мифа. Но и в обыденной жизни бологовцы говорят о том,
что Бологое – столица (правда, с иронией). Например, бывшая
учительница сказала авторам этих строк:
Столичная здесь я, а вы два пригорода – Москва и
Петербург[31].
Вообще, восприятие и презентация себя как центра страны или
региона характерно для многих провинциальных городов[32]. Так,
Старая Русса может представляться центром России[33],
Пермь – центром (и одновременно окраиной) мира[34],
центром России или центром Евразии[35],
Екатеринбург – Третьей столицей России, Евразийской столицей (и
одновременно – окраиной Европы и границей между ней и
Азией)[36] и
т.д. Другой вариант этой формулы, предполагающий объявление
города «столицей» (обычно, региона, например «столица Западной
Сибири», или отрасли, например «нефтяная столица») распространен
настолько, что может гиперболизироваться и обыгрываться
иронически даже в «официальном» тексте самопрезентации. Так, при
въезде в город Луховицы, расположенный между Москвой и Рязанью,
над шоссе растянут огромный транспорант с фотографиями видов
города и следующим текстом:
Есть в России три столицы:
Москва, Питер, Луховицы!
Значительно менее распространенной, но не специфичной
оказывается и модель «центра между двумя центрами»: так, в
Переславле-Залесском нам удалось записать рассуждение, согласно
которому этот город является «сердцем России», поскольку
находится посередине «между Москвой и Ярославлем. 120
километров туда, 120 километров сюда», и «если бы судьба
не повернулась бы, он бы был столицей»[37].
«Внешние» тексты, напротив, никогда не связывают идею Бологого
как абсолютного центра с железнодорожным значением города-узла,
апеллируя исключительно к его межстоличному месторасположению. В
ряде интернет-форумов, когда речь заходит о переносе столицы в
Петербург в связи с терактами в Москве или с несостоятельностью и
коррумпированностью московских чиновников, обычно кто-нибудь из
участников форума заводит речь о Бологом. Вот два примера:
Столицу надо перенести в Бологое, как раз между Москвой и
Питером. И установить жесткую квоту на количество федеральных
министерств и чиновников в новой столице России. Воздух в Москве
и Питере сразу станет значительно чище, поскольку люди там
займутся делом[38].
Тяпун тебе [предложившему перенести столицу в
Петербург – М.А., М.Л.] на язык не дай боже нам
стать столицей, не надо мне всех этих прелестей столицы.
Предлагаю на роль столицы Бологое (это где то между Ленинградом и
Москвой)[39].
Мотив переноса столицы в Бологое находит отражение также в
текстах религиозных и эзотерических субкультур, и в этих случаях
он обретает характер программы или пророчества. Так, советует
перенести столицу в Бологое астролог В. Ледовских[40].
Пророк религиозного движения «Бажовская академия сокровенных
знаний» (бажовцы) В.В. Соболев, предрекая разрушение Москве и
Петербургу, возвещает сооружение второй политической столицы под
названием Москвопетроград возле Бологого, в то время как основная
будет находиться в Константинополе[41].
Этот последний факт заслуживает особого комментария. Идея
разрушения/гибели в «последние времена» обеих русских столиц и
появления новой довольно традиционна в эсхатологическом
фольклоре[42],
однако мотив совмещения двух столиц крайне редок. Возможно,
«Москвопетроград» был заимствован пророком Соболевым из «Великой
Дивеевской тайны» – эсхатологического текста XIX в., получившего распространение в
недавнее время благодаря активной републикации дореволюционной и
эмигрантской религиозной литературы[43]. В
источнике Москвопетроград является не будущей столицей России, но
местом рождения антихриста (что, впрочем, не отменяет его
эсхатологического значения как «великого города»), и, разумеется,
никак не соотносится с Бологим. Не странно, что в конце ХХ в.
именно Бологое, нагруженное соответствующей пространственной
семантикой, оказалось наиболее удобным местом локализации нового
центра, совмещающего (или замещающего) одновременно две
исторические столицы. Показательно, что в картине, рисуемой
Соболевым, Москвопетроград в районе Бологого играет роль
границы/центра между двумя столицами не только в
пространственном, но и во временном аспекте, являясь своего рода
медиатором между бывшими, историческими столицами России и
Константинополем, которому, по Соболеву, суждено вновь обрести
функцию политического центра христианского мира.
Надо сказать, что и самим жителям Бологого может быть не чужда
мысль об особой роли города в духовном будущем России. Например,
одна из активных в местной церковной жизни женщин считает, что
поскольку в городе находится недостроенный храм в честь
трехсотлетия дома Романовых, то пока этот храм не достроен и не
освящен, общерусское покаяние, а тем более восстановление
монархии в России невозможно. Приведем фрагмент этого
интервью:
...Ну конечно, об этом, о покаянии, всё время говорят. Но,
чтобы покаяться, вот, покаяние в Бологое находится.
[В
смысле?]
В смысле – храм трёхсотлетия дому Романовых. <...>
Вера без дел мертва, вера без дел мертва. Вот, покаяние - мы
возвращаем сначала вот этот храм, да? Прикладываем свои руки. А
потом мы, значит, мы уже начинаем, как, какое там покаяние пойдёт
– это уж священники нам скажут. Вот, ну, возвратим мы то, что
было, царю. Для царя это построено <...>
[А говорят, что
уже скоро монархия будет и что царь, который взойдет на престол,
уже есть, и где-то в народе?]
Нет, такого я не слышала. Еще место ему не готово. Да
сначала мы должны царя в его храм ввести <...> Ну, мы хотя
бы его династию, царской, трехсотлетия, храм построен. В России
же этого не было. Это же монастырь устроил, в связи с
празднованием рождения наследника. И бологовские жители, вот,
подарили землю для такого события. Так как же так? А храм не
будет готов. Господь медлит. Пусть там и ждут царя, а Господь
медлит. Он скажет: "Нет, а вот..." Ему всё видно свысока: какой
им царь, когда вот, царский храм – там, вот, колотят, машины
гудят? [в здании храма расположено предприятие. – М.А.,
М.Л.] Нет, Россия не готова[44].
Итак, Бологое – город «меж двух столиц» – предстает то центром
страны, то провинциальным захолустьем, то границей, разделяющей
сферы влияния Москвы и Петербурга. В целом очевидно – и мы это
старались по возможности проиллюстрировать, – что «бологовский
текст» использует те же модели, что и современный провинциальный
текст в широком смысле, и во многих конкретных моментах он
сопоставим с другими локальными текстами. В этом смысле город
Бологое предстает традиционным, а в каком-то смысле даже
«идеальным» провинциальным локусом. С другой стороны, такие
факторы, как расположение города на середине пути из Москвы в
Петербург и его историческая связь с железной дорогой, обусловили
некоторое своеобразие воплощения ряда общих мотивов. Это
предопределило не только особое место Бологого в культурном
ландшафте России, но также определенную специфику локального
самосознания и, соответственно, стереотипию городских
текстов.
[1] «Бологое»,
муз. В. Добрынина, сл. М. Рябинина, 1987 г.
[2] В статье
используются материалы нескольких межвузовских экспедиций,
проходивших в г. Бологое в 2004–2006 гг. В квадратные скобки
заключены вопросы собирателей.
[3]
Сычев В.В. Меж двух столиц. Стихотворения,
графика, очерки. Тверь, 1998; Бологое – город на железной дороге:
Буклет. Вышний Волочек, 2001.
[4] Бологое
500 лет / Автор текста И.В. Багажова. 1995.
[5]
Неклюдов С.Ю. Структура и функция мифа // Мифы и
мифология в современной России. М., 2000. С. 17–38.
[6] Правый
фантаст // Независимая газета. 10.09.1999; Юдкин В.
Умножая печаль, мы умножаем надежду. Интервью с Георгием Вайнером
// Вестник. № 3 (236). 1 февраля 2000.
[7]
Форум infon.ru: развлекательные услуги для мобильных
телефонов //
http://clone2.infon.ru/theme.phtml?tid=127831.
[8]
Чрезвычайная комиссия. Мифы и реалии контркультуры. Часть
первая. Проект "Литпром" //
http://www.udaff.com/archive/dirty.
[9]
Обоснование понятия «миграционный текст» см.: Разумова И.
А. Северный «миграционный текст» постсоветской России //
Этнокультурные процессы на Кольском Севере. Апатиты, 2004. С.
5–21.
[10] Интервью
с З.Н. Сухецкой, 1928 г. р., род. в Бологом.
[11] Интервью
с А.В. Алферовым, 51 год, род. и живет в пгт Березайка
Бологовского р-на; образование высшее.
[12]
О традиции использования вымышленных ойконимов, воплощающих
идею глубинки, см.: Белоусов А.Ф. Символика захолустья
(обозначение российского провинциального городка) // Геопанорама
русской культуры: Провинция и ее локальные тексты. М., 2004. С.
457-482.
[13] Интервью
с женщиной около 35 лет, торгует мороженым на бологовском
вокзале.
[14] Интервью
с Р.В. Тишковой, 64 года, род. в д. Харитоньиха Валдайского р-на
Новгородской обл., переехала в Бологое в возрасте одного года;
закончила Ленинградское культурно-просветительское училище;
работала экскурсоводом, пела в ансамбле «Родные напевы» при
музыкальной школе, основатель и руководитель клуба фольклорной
песни «Сударушка».
[15] Интервью
с В.Г. Доможировым, около 75 лет, род. в д. Сергиево Бологовского
р-на, переехал в Бологое в 1947 г.; образование среднее
специальное.
[16] Интервью
с Тамарой Михайловной, 1936 г. р., род.ь в д. Книщины
Вышневолоцкого р–на Тверской обл., переехала в Бологое в 1957 г.;
образование среднее специальное, работала билетным кассиром,
торгует семечками.
[17] Интервью
с Тамарой Михайловной.
[18] Интервью
с Е.Г. Гогарской, около 40 лет, живет в пгт Березайка
Бологовского р-на; образование высшее.
[19] Анализ
устойчивых «позитивных» и «негативных» характеристик провинции в
современном массовом сознании см.: Разумова И.А., Кулешов
Е.В. К феноменологии провинции // Провинция как реальность и
объект осмысления: Материалы научной конференции 29.08 – 1.09.
2001, Тверь. Тверь, 2001. С. 12–25.
[20]
Крылов Ю. Бологое – город железнодорожников: Пособие по
краеведению для учащихся средних школ и ПТУ. Б. м. и г. С. 3.
[22] Интервью
с М.Н. Штеймелер, 84 года, род. в Бологом; образование высшее,
работала учителем.
[23] Из
песни, открывавшей празднование дня города Бологое в 2005 г.
[24] Интервью
с В.Г. Доможировым.
[25] Интервью
с Р.В. Тишковой.
[26] Визитная
карточка Бологое и Бологовского района //
http://bologoe.library.tver.ru/vizitka.htm.
[27] Толковый
словарь русского языка // Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. 1. М.,
1935.
[28]
Королев В.Г. Памятник // Новая жизнь (Бологое). 1998. 19
марта. № 31.
[29] Интервью
с Р.В. Тишковой.
[30] В
качестве вероятного источника можно назвать наиболее полное на
сегодняшний день краеведческое издание о Бологом (Багажова
И.В., Иванов М.А., Полякова Л.А. Бологое на Валдае. Бологое,
2005), содержащее следующую информацию: «Путятинский дом был
тогда в Бологое своеобразным культурным центром. Из окон дома
лилась музыка <...> Женщины устраивали танцевальные
выступления и концерты. Все вместе участвовали в театральных
постановках» (с. 74); «Евдокия Васильевна [Путятина] часто
устраивала в своей усадьбе музыкальные вечера, на которых
собирались любители музыки поселка Бологое» (с. 63); «Александр
II в 1862-1864 годах
приезжал в Бологое к князю А.С. Путятину на звериную охоту
<...> Императора сопровождали великие князья и приглашенные
почетные лица, светские генералы и прочие» (с. 110).
[31] Интервью
с Л.А. Гончаровой, 61 год, род. в Бологом; образование высшее,
работала учителем.
[32] Ср. в
этой связи следующее рассуждение: «Если же мы в виде той же
окружности попытаемся изобразить соотношение столицы и провинции,
то центральное положение (не в смысле материальных благ, а в
смысле репрезентации сущностного) неизбежно будет занимать
провинция: она специфичнее и характернее <...>»
(Строганов М.В. Провинциальность и смежные категории //
Литературные мелочи прошлого тысячелетия: К 80-летию В.Г.
Краснова: Сб. науч. ст. Коломна, 2001. С. 194.).
[33]
Литягин А.А., Тарабукина А.В. К вопросу о центре России
(топографические представления жителей Старой Руссы) // Русская
провинция: миф – текст – реальность. М., СПб, 2000. С.
334–347.
[34]
Абашев В.В. Пермь как текст. Пермь в русской культуре и
литературе ХХ века. Пермь, 2000. С. 102–116, 125–131
[35]
Кондаков Б.В. Пермская земля: реальность и мифы //
Провинция: поведенческие сценарии и культурные роли: Материалы
«Круглого стола». М., 2000. С. 28–31.
[36]
Литовская М.А. Бажов и символическое пространство
Екатеринбурга // Региональные культурные ландшафты: история и
современность. Материалы Всероссийской научной конференции.
Тюмень, 2004. С. 32–33.
[37] Интервью
с Михаилом, около 35 лет, род. в г. Переславле-Залесском, торгует
сувенирами.
[38]
Форум «Русского Журнала» // http://www.russ.ru/forums/msg/942/1554.html?920010156.
[39]
Форум «Частного Клуба Алекса Экслера» //
http://forum.exler.ru/arc/index.php?s=0&showtopic=47284.
[40] Прогноз
опубликован в газете «Известия» за 13 января 2004.
[41]
Филатов С.Б. Современная Россия и секты // Новое время.
1996. № 8. С. 200–225.
[42] См.:
Ахметова М.В. Город в современных эсхатологических
предсказаниях // Традиционная культура. 2003. № 2. С. 74–80.
[43]
См.: Приложение к "Великой Дивеевской тайне". Из семейного
архива Флоренских // Литературная учеба. 1991. № 1. С.
133-134.
Ср. также фантастическую повесть В.Ф. Одоевского «4338
год», в которой описывается город будущего, занимающий огромную
территорию, которая некогда включала и Москву и
Петербург.
[44]
Интервью с В.Ф. Мартыновой, 1931 г.р. образование среднее,
работала воспитателем в детском саду.
Материал размещен на сайте при поддержке гранта РФФИ №06-06-80-420a.
|