<< На главную страницу сайта

Весенняя школа - 2010

Анализ фольклорного текста: прагматика, семантика,морфология

Е.Н. Дувакин, асп. Центр типологии и семиотики фольклора, РГГУ, Москва

Сожжение шаманов: южносибирские шаманские легенды и их сравнительный анализ

Среди основных тем для антропологии сибирских народов важное место занимает шаманизм. Список исследований, посвящённых ему, измеряется многими сотнями – казалось бы, нет ни одной проблемы, которая не оказалась разобранной в десятках работ. Тем не менее, и в такой теме можно обнаружить пробелы, существенные по своей значимости для более глубокого понимания феномена и перспектив его дальнейшего исследования. В частности, речь идёт о так называемых шаманских легендах, многочисленных релевантных и малоизученных источниках.

Термин шаманские легенды нуждается в уточнении. Прежде всего, необходимо понимать условность, с которой используется в нём второй компонент. Легенды здесь далеко не то (точнее не только то), что подразумевается под ними в европейском фольклорном контексте. Сибирские шаманские легенды разнообразны по своей жанровой принадлежности, поэтому в записях собирателей они называются как сказками, так и мифами, преданиями, быличками. Определяющими чертами этих нарративов являются их статус – носители традиции относятся к ним как достоверным, – и фигура центрального героя, в качестве которого выступает шаман [Новик 2004: 229-231].

Слушателям будет предложена для разбора одна группа легенд – тексты о сожжении шаманов, записанные у алтайцев, бурят, теленгитов, телеутов и тувинцев. Некоторые исследователи видят в этом сюжете отражение исторических событий, имевших место в период Джунгарского ханства [Подузова, Сагалаев 1983: 111-114]. На лекции будет предложена критика такого подхода и будут проведены сравнительный анализ вариантов, сопоставление текстов с другими сибирскими источниками и с материалами международных указателей.

Ключевые слова: шаманизм, шаманские легенды, вариант, сюжет, мотив, дистрибуция, Южная Сибирь, Алтай.

Вариант текста, записанный у алтайцев

[Подузова, Сагалаев 1983: 111-112]

Галдан-Церен каан выпустил такой указ: «Кто шаманит, пусть в Улалу приедет. В Улалу приедет, свой бубен привезет, шубу шаманскую привезет. Каан на это хочет посмотреть». Объявил, чтобы весь народ собрался. Прошёл год, как объявили этот приказ, и шаманить выпало на осень. Каан построил аил[1] со ста семьюдесятью углами и ко­шару. Кошару и аил он покрыл берестой, а внутрь наложил соломы. Он заколол сто семьдесят лошадей, в аиле мясо в тепши[2] положил, и собрал много масла, араки[3], быштак[4], курут[5] и всякой другой еды. Два отряда солдат привёл, аил окружил. Сто семь­десят камов[6] приехало по указу Галдан-Церена. Эти камы приехали из Онгудая, Чои, Усть-Кана. Все они приехали на своих конях, на свои средства.

Смотрит Галдан-Церен каан и видит, что приехало сто семьдесят камов. Среди них каких только камов не было! Были и такие, что не сегодня-завтра умрут, и начи­нающие камы тринадцати-пятнадцати лет были, камы шестидесяти-семидесяти лет, и женщины-камы были. Если этих камов (по родам) разделить, то там были кумандинские, тубаларские, челканские, теленгитские, шорские, казахские и алтайские камы.

Самым сильным у них был с девятью бубнами кам Тоолок, было ему в то время пятьдесят лет. Второй по силе кам был из сеока[7] Иркит – Калпас кам с семью бубна­ми. Третьим был Киндик кам из сеока Тодош. Четвертый кам был Дибирек из сео­ка Мундус, ему было семнадцать лет. Среди этих камов только из Улагана не было ка­мов и из Кош-Агача не было. Слышали, но не приехали. А из других мест Алтая все камы приехали.

Тогда каан сильно над этим не задумывался, он их (камов) за собак считал, и ду­мал так: «Разве они люди? Их можно сжечь. Как бумагу на костре можно сжечь, так и их можно сжечь. Какая польза от этих камов? Сжечь и посмотреть – пусть не один я вижу, и моё войско тоже пусть видит, камов помощники, слуги, зайсаны, демичи[8] и другие пусть видят».

Как он и решил, загнал камов в аил со ста семьюдесятью углами и так им сказал: «Мы хотим на вас посмотреть, мы аил сожжём. Если среди вас действительно есть кам, если среди вас есть человек, если он может превращаться, если он людей сможет об­мануть, то этот человек живым останется. Это приказ каана. Мы вас сжигаем, а кто выбежит, в того стрелять будем, голову отрубим».

Войско, которое тут стояло, аил со ста семьюдесятью углами подожгло, а когда его подожжёшь – что с огня возьмешь? Всё внутри аила быстро сгорит в огне: масло, жир, арака, мясо, одежда, все люди. Огонь ничего не щадит.

Смотрят люди – вокруг очага в аиле один кам ходит, камлает. (Из аила) в небо гусь вылетел. Когда он вылетел, один солдат в него прицелился. Командир остановил его и сказал: «Зачем хочешь стрелять? Это же не человек, а птица! Не было тебе такого приказа стрелять! Опусти оружие!» И солдат опустил ружьё. Ну, вот, люди видели это. Около ста семидесяти человек сгорело. Один кам живой стоит. Семь дней и семь ночей горел этот огонь. Что было в аиле, всё сгорело. Живым остался с девятью бубнами Тоолок из Онгудайского аймака, жил он у села Кулада, у подножия трёх гор. Этот кам подошёл к Галдан-Церену и сказал: «Если ты Золотого Ойрота племени Ойрот-кааном хочешь быть, то ты сдурел, Галдан-Церен. Весь народ свой ты сгубил, сжёг. Камов своих ты проклял, алтайский народ сожрал. На твою родину придёт беда. Подчинишь свой народ монголу, китайцу, казаху. Алтайцы от тебя не отстанут (не простят). Разве ты меня съел? Сжигая сто семьдесят камов, что ты думал? Как каану, нет тебе жизни, как каму, мне нет жизни. Что мне ответишь: что умрёшь, или мне поможешь? Людям как объявишь?»

Каан испугался кама и сказал: «Сто табунов лошадей дадим, два хотона[9] людей дадим, больше двух миллионов (денег) дадим. Что надо, берите, до самой смерти у себя в стране живите. Все ваши знатные баи, весь народ, дети, родичи пусть в ваших руках будут. Теперь вас никто не тронет, (только) нас не губите, нам беду не шлите. Теперь нам скажите, сколько камов в живых осталось – один, два или три, нам объясните». Тогда Толок сказал: «Я не один, из сеока Иркит Калпас кам есть, пусть встанет!» В очаге камень шевельнулся: «Я тоже живой!» Встал из очага Калпас кам, поздоровался, спрашивает (каана): «Что ты теперь будешь делать? Меня жёг столько дней, а я не умер. Что мне сделаешь?» Тут третий кам-гусь с неба спустился. «Я кам Дибирек из сеона Мундус», – сказал. Вот такой был случай. Осталось в живых на Алтае три кама.

Рекомендованные источники и литература

1. Анохин А.В. Материалы по шаманству у алтайцев, собранные во время путешествий по Алтаю 1910-1912 гг. по поручению Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии. Л., 1924. [URL: http://web1.kunstkamera.ru/siberia/Texts/Anohin-Shamanstvo.pdf]
2. Неклюдов С.Ю. Варьирование как механизм фольклорной коммуникации // Материалы международного конгресса «100 лет Р.О. Якобсону», Москва, 18-23 декабря 1996. М., 1996. [URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/neckludov48.htm]
3. Неклюдов С.Ю. Заметки об «исторической памяти» в фольклоре // АБ-60. Сборник к 60-летию А.К. Байбурина. СПб., 2007. [URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/neckludov46.htm]
4. Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме: Опыт сопоставления структур. М., 2004.
5. Подузова С.А., Сагалаев А.М. Из истории шаманства на Алтае // Известия Сибирского отделения АН СССР. Серия общественных наук. 1983. № 6. Вып. 2.