ПРИМЕЧАНИЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

^l Mirsky D. S. Pushkin. New York: E.P. Dutton & Co., 1963. P. 39–40.

² Именно поэтому связь пушкинской поэмы (подчеркнутая «интертекстуальность» которой отмечалась еще первыми критиками) с сюжетами, мотивами, образами, даже отдельными фразами Ариосто, Вольтера, Парни, Виланда, Оссиана, русских поэтов 18 века, рыцарских романов, лубочных книжек, народных сказок и проч. (о чем написаны уже сотни страниц) имеет в общем второстепенное значение по сравнению со связями ее с современным литературным контекстом и современными литературными запросами. Обзор основной литературы о «Руслане и Людмиле» (до начала 1960-х гг.) см. в статье: Сандомирская В. Б. Поэмы // Пушкин: Итоги и проблемы изучения. Коллективная монография под ред. Б. П. Городецкого, Н. В. Измайлова, B. C. Мейлаха. М.; Л: Наука, 1966. С. 356–364. Уже по завершении настоящей книги автор получил возможность познакомиться с новейшей интересной монографией: Кошелев В. А. Первая книга Пушкина. Томск: Водолей, 1997. Исследование Кошелева содержит полезный историографический материал.

³ Лотман Ю. М. Стихотворения раннего Пастернака: Некоторые вопросы структурного изучения текста // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб.: Искусство-СПб., 1996. С. 699.

⁴ Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб.: Искусство-СПб., 1996. С. 112.

⁵ Мирский Д. Литературно-критические статьи. М.: Советский писатель, 1978. С. 78 (из незавершенной биографической работы «A. C. Пушкин», 1937).

⁶ См.: Соколов А. Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. М.: Изд. Московского университета, 1955. С. 386–410; Ветшева Н. Ж. Проблема поэмы в теории и практике арзамасцев // Проблемы метода и жанра. Вып. 10. Изд. Томского университета, 1983. С. 60–70; Ветшева Н. Ж. «Русская поэма» в концепции арзамасцев // Проблемы метода и жанра. Вып. 14. Изд. Томского университета, 1988. С. 93–103.

⁷ См., например: Соколов А. Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. С. 407. Впрочем, А. Н. Соко-

лов, по условиям времени, добавил и другие «аргументы»: «Но основной причиной арзамасской “русской поэмы” явилась узость общественно-политической позиции данной группы дворянских поэтов. Их понимание народности литературы, их проникновение в сферу народного творчества, их литературный «фольклоризм» были классово-ограниченными» и т. п. (Там же).

⁸ См об этих выступлениях: Мордовченко Н. И. Русская критика первой четверти XIX века. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1959. С. 136–137, 269.

⁹ Краткое начертание теории изящной словесности. В двух частях. Издано профессором А. Мерзляковым. М.: В Университетской типографии, 1822. С. 230.

¹⁰ «Многосторонние связи “Orlando Furioso” с глубинными пластами ренессансного мышления и модуса жизни блестяще проанализированы в кн.: Боткин Л. М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М.: Наука, 1989. С. 138–160 (гл. 4: «“Неистовый Орландо”: мир как приключение»).

¹¹ Ветшева Н. Ж. Проблема поэмы в теории и практике арзамасцев. С. 68. Между прочим, не вполне понятно, почему иенские романтики оказываются выразителями общеевропейского предромантического интереса к народной старине. Да и к тому же такой интерес был присущ скорее гейдельбергским романтикам.

¹² См. об этом в работе: Kroeber, Karl. Romantic Narrative Art. Madison: The University of Wisconsin Press, 1960. P. 87–88.

¹³ Впрочем, «теоретически» долго не решаясь осознать обреченности волшебно-рыцарской поэмы, как поэты Жуковский и Батюшков ощутили бесперспективность этой формы достаточно быстро. Под аккомпанемент взаимных упреков в «лености», взаимных призывов (и взаимных обещаний) оставить «безделки» и создать, наконец, монументальную поэму, достойную восхищения потомков, они неприметно двинулись боковыми путями. Эксперименты Жуковского по обновлению «большой» формы оказались связаны не с рыцарской поэмой, а с простонародными идиллиями Гебеля, поиски Батюшкова — с освоением эпоса Шиллера.

¹⁴ Томашевский Б. Пушкин. Книга первая (1813–1824). М.; Л.: Изд. АН СССР, 1956. С. 296–297.

¹⁵ Карамзин Н. М. История государства Российского: В 12 т. Т. I. М.: Наука, 1989. С. 157.

¹⁶ Томашевский Б. Пушкин. Книга первая. С.  359. Ученый, остроумно и язвительно (может быть, чересчур язвительно) разобрав «компаративистскую» работу М. Н. Розанова о Пушкине и Ариосто, заключал: «Единственный результат подобных сближений, впрочем вообще бесплодных, это подтверждение того факта, что Пушкин создавал иллюзию грандиозного повествования с массой приключений, в то время как слагал краткую повесть, необходимую для обрисовки простого действия. <...> Самая существенная разница между Ариосто и Пушкиным в том, что приключение в “Руслане” однократно, а в

“Роланде” настолько многократно, что было бы большим трудом перечислить все случаи исчезновения, возвращения любовниц, покушения на них, странствований их любовников, сражений, вмешательства волшебников и волшебниц и пр. У Ариосто это целая цепь приключений, и именно цепной характер и вызывает необходимость переходов из плана в план и всех сложностей рассказа. Смысл ариостовой поэмы — смена приключений, лиц, сцеплений обстоятельств и пр. У Пушкина же мы имеем одно-единственное звено и, следовательно, никакого сцепления авантюр. Характерная черта Ариосто — грандиозность, громоздкость. Характерной чертой Пушкина является противоположное: простота и экономность событий. Ему важно было только показать на одном примере сказочную атмосферу приключений, сами же приключения не являются самоцелью рассказа» ( Томашевский Б. Пушкин. Книга первая. С. 362–363). В связи с соображениями Томашевского следует напомнить, что “Orlando Furioso” состоит примерно из 38 тыс. стихов, то есть приблизительно равен по объему «Илиаде», «Одиссее» и «Энеиде» вместе взятым!

¹⁷ Впрочем, следует отметить, что компрессация и схематизация действия «эпического» образца является важным жанровым признаком европейской герои-комической поэмы. См: об этом: Broich, Ulrich. The Eighteenth-Century Mock-Heroic Poem. Trans, from the German by D. H. Wilson. Cambridge University Press, 1990. P. 54–55.

¹⁸ Блестящий анализ лирической основы «Руслана и Людмилы» см. в книге: Слонимский А. Л. Мастерство Пушкина. Изд. 2. М.: Художественная литература, 1963. С. 187–194. Ряд тонких наблюдений содержится в работе: Коровин В. И. Лелеющая душу гуманность: О некоторых гранях пушкинского гуманизма. М.: Детская литература, 1982. С. 20–32 (гл. «Автор в поэме “Руслан и Людмила” и в романе “Евгений Онегин”»).

¹⁹ Кюхельбекер В. К. Дневник. Ред., введение и примечания В. Н. Орлова и С. И. Хмельницкого. Л.: Прибой, 1929. С. 289.

²⁰ О формировании и судьбах этого закона см.: Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа». Спб., 1994.

²¹ О соотношении биографически-топологического» и «спиритуально-эмоционального» планов в элегиях Батюшкова см. интересные соображения в кн.: Sloane, David A. Aleksandr Blok and the Dynamics of the Lyric Cycle. Columbus, OH: Slavica Publishers, Inc., 1987. P. 82–83.

²² См. об этом: Флейтман Л. M. Из истории элегии в пушкинскую эпоху // Пушкинский сборник. Рига, 1968 (= Ученые записки Латвийского государственного университета. Т. 106). С. 35.

²³ Подробнее об этом см.: Проскурин O. A. Батюшков и поэтическая школа Жуковского: Опыт переосмысления проблемы // Новые безделки: Сборник статей к 60-летию В. Э. Вацуро. М.: Новое литературное обозрение, 1995/1996.

²⁴ Странным образом этот «ариостизм» прошел мимо внимания М. Н. Розанова, склонного обнаруживать у Пушкина связи с Ариосто

даже там, где налицо бродячие сказочные мотивы или общие структурные особенности новоевропейского волшебно-сказочного эпоса. См.: Розанов М. Н. Пушкин и Ариосто // Известия АН СССР. Отд. общественных наук, 1937, № 2–3. С. 375–412.

²⁵ Altshuller, Mark. Pushkin’s “Ruslan and Liudmila” and the Traditions of the Mock-Epic Poem // The Golden Age of Russian Literature and Thought. Edited by Derek Offord. New York: St. Martin’s Press, 1992. P. 10.

²⁶ Feinstein, Wiley. Ariosto’s Parodie Rewriting of Vergil in the Episode of Clodidano and Medoro // South Atlantic Review, 1990, Vol. 55, № 1. P. 17–34.

²⁷ Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. С. 111.

²⁸ Эта перекличка была отмечена еще В. Виноградовым который, однако, рассмотрел ее исключительно в историко-лингвистическом плане. Он отметил, что глагол «вопрошать» употребляется Пушкиным в качестве семантической кальки с французского, и увидел в этом факте подтверждение тому, что Пушкин в своем художественном словоупотреблении следует традиции «европейцев»: «не избегает значений, возникших на основе переводов с французского языка». См.: Виноградов В. Язык Пушкина. М.; Л.: Academia, 1934. С. 269. Виноградов (в соответствии со своими задачами) не коснулся другой, собственно литературной, стороны вопроса — соотношения перекликающихся словесных формул с их содержательным контекстом.

²⁹ Розанов М. Н. Пушкин и Ариосто. С. 393–394.

³⁰ Вообще следует отметить, что Пушкин проницательно почувствовал и оценил пародийное начало “Orlando Furioso”, в частности, постоянную игру в нем с петраркистскими мотивами (Батюшков, например, в своей концепции поэзии Ариосто эту сторону почти обошел). См. новейшую работу, вскрывающую и регистрирующую обширный пласт пародийных «антипетраркистских» пассажей у Ариосто: Cabani, Maria Cristina. Fra ommagio e parodia: Petrarca e petrarchismo nel “Furioso”. Pisa: Nistri-Lischi, 1990.

³¹ Характерно, что соответствующие мотивы сна Руслана (не только мотивы, но и синтаксические конструкции, лексика и рифмующие слова) будут использованы в пятой главе «Евгения Онегина» — в сне Татьяны. См.: Гофман М. Л. Пушкин: Психология творчества. Париж, 1928. С. 146–147.

³² Розова Зоя. Отголоски Песни Гаральда Смелого в поэзии Пушкина // Юбилейный сборник Русского археологического общества в Югославии. Белград, 1936. С. 339–349. Видимо, наиболее раннее указание на связь истории Финна с «гаральдовским» сюжетом содержится в статье: Владимиров П. В. A. C. Пушкин и его предшественники в русской литературе // Киевские университетские известия, 1899, № 5. С. 12. Владимиров, однако, считал (непонятно почему), что Пушкин опирался на переложение Богдановича.

³³ Детальное сравнение «Песни Гаральда Смелого» Батюшкова и «Руслана и Людмилы» дала еще Н. Элиаш. См.: Элиаш Н. M. К вопросу о влиянии Батюшкова на Пушкина // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. Вып. XIX– XX. Пг., 1914. С. 3– 7. При том, что некоторые выделенные исследовательницей параллели натянуты и послужили поводом к многочисленным насмешкам, некоторые — вполне убедительны.

³⁴ Д. П. Шарыпкин в свое время попытался показать, что «исповедь Финна» в действительности восходит к первой песни «оссианической» поэмы Парни «Иснель и Ислега» (Шарыпкин Д. Исповедь Финна в поэме «Руслан и Людмила» // Временник Пушкинской комиссии. 1970. Л.: Наука, 1972. С. 79–91). При этом исследователь в общем-то противопоставлял найденный им «источник» и возможную связь между пушкинским текстом и батюшковской «Песнью Гаральда Смелого»: «...связь между древнескандинавской балладой и оссианическим по стилю расказом вещего старца не слишком велика» (С. 80). Шарыпкин не почувствовал, что именно «древнескандинавская» (в действительности, конечно, батюшковская) «баллада» как раз и позволила Пушкину оформить рассказ в оссиановском колорите.

³⁵ Shapiro, Michael. Assymetry: An Inquiry into the Linguistic Structure of Poetry. Amsterdam; New York; Oxford: North Holland Publishing Company, 1976. P. 70–72.

³⁶ O важности оссианического фона для поздних батюшковских элегий с «биографическим» содержанием справедливо пишет М. Г. Альтшуллер. См.: Altshuller, Mark. The Transition to the Modern Age: Senti-mentalism and Preromanticism, 1790–1820 // The Cambridge History of Russian Literature. Edited by Charles A. Moser. Cambridge University Press, 1989. P. 126.

³⁷ О биографическом подтексте батюшковской версии «Песни...» см., в частности: Зорин А. Несчастный счастливец // Батюшков К. Н. Избранные сочинения. М.: Правда, 1986. С. 14.

³⁸ Карамзин Н. М. История государства Российского: В 12 т. Т. II–III. M.: Наука, 1991. С. 206–207.

³⁹ Видимо, первым на зависимость образа Наины от героини сказки Вольтера указал П. А. Катенин в своих воспоминаниях о Пушкине (см.: Катенин П. А. Размышления и разборы. М.: Искусство, 1981. С. 214). Связь мотива «влюбленной старухи» с этой вольтеровской сказкой энергично отстаивал А. Л. Слонимский. См.: Слонимский А. Л. Первая поэма Пушкина // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. 3. М.; Л., 1937. С. 191–192, 200. Эти наблюдения не лишены оснований: Пушкин любил сказку Вольтера и в 1825 году даже начал ее стихотворный перевод. См.: Лернер Н. «Рассказ про доброго Роберта» // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. Вып. XXXVIII–XXXIX. Л.: Изд. АН СССР, 1930. С. 108–112. О близости мотива влюбленной старухи к сказкам Антуана Гамильтона см. в статье Л. Поливанова о «Руслане и Людмиле» в изд.: Сочинения A. C. Пушкина с объяснением их и сводом отзывов критики. Издание Льва Поливанова. Изд. 3. М., 1904. Т. 2. С. 6–11.

⁴⁰ На параллелизм истории Финна и Наины с историей Кандида и Кунигунды обратил внимание М. В. Строганов. См.: Строганов М. В. Человек в художественном мире Пушкина. Тверь: Тверской государственный университет, 1990. С. 40. Этой теме исследователь посвятил и специальную статью (Строганов М. В. «Кандид» Вольтера в «Руслане и Людмиле» Пушкина // Художественное восприятие: Проблемы истории и теории. Калинин, 1988. С. 62–72), которая во время работы над настоящей книгой была для нас недоступна.

⁴¹ Марианна и Майкл Шапиро убедительно показывают, что Пушкин не только воспринимал Батюшкова «сквозь призму» Петрарки, но и само представление об «итальянской» звуковой гармонии конструировал на основе батюшковского поэтического опыта. См.: Shapiro, Marianne and Michael. Pushkin and Petrarch // American Contributions to the Eleventh International Congress of Slavists (Bratislava, 1993): Literature, Linguistics, Poetics. Columbus, OH: Slavica, 1993. P. 154–169 (в особенности p. 162–166).

⁴² Томашевский Б. Пушкин. Книга первая. С. 331–332.

⁴³ Остолопов Николай. Словарь древней и новой поэзии. СПб., 1821. Т. 2. С. 337.

⁴⁴ Там же. С. 336. Вряд ли может подлежать сомнению, что суждения Остолопова послужили известным стимулом для формирования знаменитой теории пародии у Тынянова, с ее дихотомией «пародичности» и «пародийности». В принципе из похожих представлений исходил некогда и сам Томашевский (см., например: Томашевский Б. В. Теория литературы (Поэтика). 4-е изд. М.; Л.: ГИЗ, 1928. С. 158). В середине 1950-х годов прямое напоминание о «формалистической» проблематике и «формалистических» идеях было невозможно, но своеобразная «отсылка» к ним у Томашевского прочитывается без труда.

⁴⁵ Шпис в своих не лишенных чувства юмора и умело построенных «черных романах» успешно эксплуатировал популярные философские идеи. «Однако, — справедливо замечает A. A. Морозов, — в его книгах не было ни на волос мистики, и они были построены весьма рассудочно» (Морозов A. A. Немецкая волшебно-сатирическая сказка // Немецкие волшебно-сатирические сказки. Издание подготовил A. A. Морозов. Л.: Наука, 1972. С. 182). О соотношении повести Жуковского и ее источника см.: Langer, Gudrun. V. A. Zukovskij und Ch. H. Spieß: «Dvenadcat’ spjašcich dev» und «Die Zwölf schlafenden Jaungfrauen» // Studia Slavica in Honorem Viri Doctissimi Olexa Horbatsch: Festgabe zum 65. Geburstag. Teil 2: Beiträge zur Ostslawischen Philologie (II). Munich: Verlag Otto Sagner, 1983. S. 75–97; ср. также новейшую отечественную попытку осмыслить «повесть в балладах» Жуковского: Ветшева Н. Ж. Жанровое своеобразие поэмы В. А. Жуковского «Двенадцать спящих дев»: К проблеме генезиса русской романтической поэмы // Проблемы метода и жанра. Вып. 18. Изд. Томского университета, 1994. С. 3–11; Ветшева Н. Ж. Жанровое своеобразие поэмы В. А. Жуковского «Двенадцать спящих дев»: К проблеме

генезиса русской романтической поэмы. Статья вторая // Проблемы метода и жанра. Вып. 17. Изд. Томского университета, 1991. С. 57– 67 (публикация статей в обратном порядке, видимо, объясняется издательскими сложностями первой половины 90-х годов).

⁴⁶ Так, в популярнейшей и многократно переиздававшейся эмблематической книге Михаэля Хойера (Michael Hoyer) “Flammulae Amoris” (1629) давалась серия эмблем, сопровождавшихся цитатами из Бл. Августина. Эмблемы изображали антропоморфную Божественную Любовь, руководящую и оберегающую Душу (Anima), которой мешает двигаться к высшей цели земной Эрос. См.: Lewalsky, Barbara Kiefer. Protestant Poetics and the Seventeenth-Century Religious Lyric. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1979. P. 50.

⁴⁷ Значимость «Вадима», и в частности эпизода похищения-спасения княжны, для построения «пародии» Пушкина правильно отмечена в работе: Эйгес Н. Пушкин и Жуковский // Пушкин — родоночальник новой русской литературы. Сборник научно-исследовательских работ. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1941. С. 200–204.

⁴⁸ Ряд наблюдений над соотношением «Руслана и Людмилы» с лирикой молодого Пушкина (преимущественно на мотивном уровне) см. в статье: О’Bell, Leslie. Young Pu shkin: Ruslan and Liudmila in its Lyric Context // The Russian Review, Vol. 44, 1985. P. 139–155.

⁴⁹ В свое время А. Незеленов проницательно уловил связь всей пушкинской поэмы с сюжетикой «Вадима». Свои наблюдения он изложил достаточно неуклюже и дал обнаруженным «параллелям» несколько наивное объяснение (см.: Незеленов А. Александр Сергеевич Пушкин в его поэзии. Первый и второй периоды жизни и деятельности (1799–1826). СПб., 1882. С. 49). А. Л. Слонимский подверг соображения Незеленова убийственной критике («Сопоставления, которые он делал, носят анекдотический характер». — Слонимский А. Л. Первая поэма Пушкина. С. 202). К нему присоединился Б. В. Томашевский, заявивший, что свои положения Незеленов «доказывал поистине чудовищными средствами» («При помощи таких раздвоений и превращений можно доказывать тождественность любых двух произведений». — Томашевский Б. Пушкин. Книга первая. С. 332), и с тех пор к ним никто всерьез не возвращался. Между тем Незеленов, бесспорно, был весьма проницательным читателем — куда более проницательным, чем большинство «позитивистов». Многие наблюдения Незеленова сейчас представляются не только заслуживающими внимания, но и совершенно бесспорными.

⁵⁰ Шеффер П. Н. Из заметок о Пушкине. «Руслан и Людмила» // Сборник памяти Л. Н. Майкова. СПб., 1902. С. 516.

⁵¹ Томашевский Б. В. Пушкин. Книга первая. С. 301–302.

⁵² Высказывалось также предположение о возможном знакомстве Пушкина с планом поэмы Жуковского о Владимире и о его роли в творческой истории поэмы (см.: Назарова Л. Н. К истории создания поэмы

Пушкина «Руслан и Людмила» // Пушкин: Исследования и материалы. Т. I. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1956. С. 216–221).

⁵³ Немзер А. «Сии чудесные виденья...»: Время и баллады В. А. Жуковского // Зорин А., Немзер А., Зубков Н. Свой подвиг свершив... М.: Книга, 1987. С. 199. Наиболее подробный анализ связи «Русалки» с «Рыбаком» Жуковского см. в кн.: Katz, Michael R. The Literary Ballad in Early Nineteenth-Century Russian Literature. Oxford University Press, 1976. P. 148–151. Американский исследователь заключает: «Rusalka was his own version of Rybak, written not as a parody of Zhukovsky but as a creative reinterpretation of his theme» (P. 151). Но все-таки пародийный момент в «Русалке» был, и его не следует недооценивать.

⁵⁴ Слонимский А. Л. Мастерство Пушкина. С. 195.

⁵⁵ Слонимский А. Л. Мастерство Пушкина. С. 196.

⁵⁶ Достаточно вспомнить хотя бы «Эолову Арфу» (где начальное и — как правило, в парных или троичных комбинациях — повторяется 42 раза), «Эльвину и Эдвина» (13 раз), «Варвика» (32 раза на 38 четверостиший), «Старушку» (53 раза, при этом на повторяющихся и строятся несколько строф).

⁵⁷ Немзер А. «Сии чудесные виденья...». С. 199.

⁵⁸ См. об этом у Курциуса (ссылаемся на наиболее доступное издание): Curtius, Ernst R. European Literature and the Latin Middle Ages. Trans, from the German by Willard D. Trask. NY: Bollingen Foundation, 1953. P. 203–207.

⁵⁹ В качестве курьеза должно быть отмечено, что ссылка на Никона использовалась как аргумент в пользу рождения у Пушкина «историзма»: «Историческая тенденция сказывается также в черновике пятой песни — в ссылке на “историка Никона” (то есть на Никоновский свод, цитируемый Карамзиным в примечаниях)...» (Слонимский А. Л. Мастерство Пушкина. С. 203). Хороша «историческая тенденция» — ссылка на Никоновский свод для верификации факта полового воздержания Руслана!

⁶⁰ Жаккар Ж.-Ф. Между «до» и «после». С. 174.

⁶¹ Это сходство заметил еще Н. В. Фридман: «В портрете подруги Ратмира он <Пушкин> почти повторяет Батюшкова» (Фридман Н. В. Поэзия Батюшкова. М.: Наука, 1971. С. 348).

⁶² Русская критическая литература о произведениях A. C. Пушкина. С. 52.

⁶³ Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина: 1813–1826. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1950. С. 216. Впрочем, Л. Г. Горобцова полагает иначе: «Этот пасторальный эпизод, пленивший Воейкова, в контексте поэмы носит несомненно пародийный характер и направлен против жанра идиллии». Не отрицая связи с поэзией Жуковского и Батюшкова, Горобцова полагает, что главным «объектом пародии» для Пушкина служит В. И. Панаев (Горобцова Л. Г. «Руслан и Людмила» Пушкина и Глинки // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 22. Л.: Наука, 1988. С. 21). Никаких аргументов в пользу такого вывода у Горобцо-

вой не приведено. И неудивительно: соответствующий эпизод не имеет с идиллиями В. И. Панаева ничего общего.

⁶⁴ Барков И. С. Ода Приапу // «Летите, грусти и печали...»: Неподцензурная русская поэзия XVIII – XIX вв. Изд. подготовили A. A. Илюшин и К. Г. Красухин. M: LITTERA, 1992. С. 70–71.

⁶⁵ Порицая Пушкина в своей пространной и придирчивой рецензии за «злоупотребления дарованием» и признавая, что «наш молодой Поэт имеет право называть стихи свои грешными», замечал: «Он любит проговариваться, изъясняться двусмысленно, намекать, если сказать ему не позволено, и кстати и не кстати употреблять эпитеты: нагия, полунагия, в одной сорочке; у него даже и холмы нагия и сабли нагия. Он беспрестанно томится какими-то желаниями, сладострастными мечтами, во сне и на яву ласкает младые прелести дев; вкушает восторги и проч.» (В. <А.Ф. Воейков> Разбор Поэмы: Руслан и Людмила, сочин. А. Пушкина // Сын отечества, 1820, ч. 64. Цит. по: Русская критическая литература о произведениях A. C. Пушкина. Хронологический сборник критико-библиографических статей. Сост. В. Зелинский. Изд. второе. М., 1899. Ч. 1. С. 64, 65).

⁶⁶ О'Bell, Leslie. Young Pushkin: Ruslan and Liudmila in its Lyric Context. P. 141. Жаккар Ж.-Ф. Между «до» и «после»: Эротический элемент в поэме Пушкина «Руслан и Людмила» // Russian Studies. Ежеквартальник русской филологии и культуры. СПб., 1994. <Вып.> 1. С. 165. Следует, однако, заметить, что Д. Д. Благой — видимо, в силу личного темперамента — именно в «чувственности» и «плотскости» поэмы усматривал одно из наиболее ярких проявлений ее «реализма». Отсюда формулы: «Руслан пускается в свой богатый приключениями путь, весь полный “житейским” — на поиски своей молодой жены»; «Руслан — весь из плоти и крови...»; «...в обрисовке Ратмира он <Пушкин. — О. П.> делает первую несомненную попытку проникнуть в дух и существо другой национальности. В образе страстного, наклонного к чувственным наслаждениям и ленивой неге юного хана перед нами возникает колоритный образ восточного кочевника (!)»; наконец — в похвалу Пушкину — сообщается, что он придает «поступкам героини человеческую, “слишком человеческую” мотивировку» (Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина: 1813–1826. С. 208, 209, 212, 214). Игриво перетолкованная цитата из Ницше в советской книге 1950 г. в своем роде неподражаема!

⁶⁷ A. C. Немзер в чрезвычайно интересной работе о функциях комического в творчестве Пушкина склонен был считать пушкинскую формулу признанием поэта в связи с традициями «хладнокровного разврата» 18 столетия (Немзер А. Пушкин, вслушивающийся в смех жизни... // Знание — сила. 1993. № 2. С. 65–66). В таком толковании видится некоторая натяжка: заметим, что пушкинская автооценка сделана менее чем через два года после выхода из печати второго издания «Руслана и Людмилы».

⁶⁸ Русская критическая литература о произведениях A. C. Пушкина. С. 60.

⁶⁹ Русская критическая литература о произведениях A. C. Пушкина. С. 51.

⁷⁰ См., например: Томашевский Б. В. Пушкин. Книга первая. С. 335.

⁷¹ Булгаков C. B. Настольная книга для священно-церковно-служителей. Изд. 2, испр. и доп. Харьков: Тип. Губернского правления, 1900. С. 735; ср.: Успенский Б. А. Избранные труды. Том 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Гнозис, 1994. С. 171–172.

⁷² Булгаков C. B. Настольная книга для священно-церковно-служителей. С. 755.

⁷³ См.: Проскурин O. A. «Победитель всех Гекторов халдейских...»: К. Н. Батюшков в литературной борьбе начала XIX века // Вопросы литературы, 1987, № 6. С. 89–93.

⁷⁴ См. его письма Вяземскому от 10 января 1815 г. и от второй половины марта 1815 г.