Лермонтов.
Тамбовская казначейша
Поэтические строки эпиграфа — авторский комментарий к кульминации поэмы Лермонтова Тамбовская казначейша: муж под взгляды «обомлевшей» толпы на глазах у жены проигрывает ee в карты. В ответ, защищая свое достоинство, Авдотья Николаевна демонстрирует сильный «сандистский» жест250: «И бросила ему в лицо // Свое венчальное кольцо…» (4, 141). Сочувствие к женской судьбе характерно для всего творчества Лермонтова (поэзии, прозы, драматургии)251. Лермонтов — инициатор многих начинаний в русской словесности, и одно из его эстетических открытий связано с именем Жорж Санд: поэт — у истоков русского литературного феминизма.
250 Первым этот эпитет употребил Бальзак, назвавший вторую главу романа Провинциальная муза — «Sandisme».
251 Вершина подобной настроенности — созданная, по свидетельству А. П. Шан-Гирея, на гауптвахте в феврале 1837 г. Молитва, в которой поэт просит не «за себя», а за беззащитную перед силами «мира холодного» трогательную молодую женщину (это — и конкретный адресат, возможно, В. А. Лопухина, и обобщенный женский образ).
Название главы — реплика героини Маскарада баронессы Штраль, — единственное упоминание Лермонтовым имени Жорж Санд. Как отмечалось, в художественном мире поэта, представляющем для исследователя своеобразное «царство гипотезы», однократное упоминание — это уже очень много; прямых позитивных оценок французских беллетристов у Лермонтова нет ни одной, данный случай — исключение. Тот факт, что мнение высказано от имени персонажа, вызывает вопрос: представляет ли эта оценка значимость по существу и совпадает ли она с авторской? Реплика могла быть и случайной, произнесенной по логике светской болтовни; однако есть основания и для другого предположения: оценка баронессы принципиально значима для Лермонтова и отражает его взгляды252.
В сознании Жорж Санд и утопистов-социалистов (Леру, Анфантен, Сен-Симон, Фурье) идея женской эмансипации в первую очередь связывалась с необходимостью борьбы против семейного деспотизма. Фурье расценивает неблагополучие женщины в семье как серьезную социальную проблему: «В каждом данном обществе степень эмансипации женщины есть естественное мерило общей эмансипации»253. Ему вторит Пьер Леру: «Поймут ли потомки, сколь глубоко порабощена женщина в наши дни и сколь продажен институт брака»254.
252 Проблема «Лермонтов и Жорж Санд» изучена недостаточно, специальных исследований нет, есть лишь ряд отдельных замечаний. Феминистские тенденции в творчестве Лермонтова мало интересовали исследователей, их внимание привлекала, главным образом, общность в описании обоими писателями нравственной «болезни века» («mal du siècle») и ее «носителя», нового героя. В этом отношении интерес представляет предложенное Е. И. Кийко описание характера Печорина в свете идей Жорж Санд (в статье о романе Сенанкура Оберман писательница как бы провиденциально «предугадала» появление лермонтовского героя). Внимание ученых привлекала и общая с Жорж Санд идейная близость поэта к социалистам-утопистам.
253 Энгельс сформулировал таким образом, на его взгляд, одну из главных в этом отношении мысль Фурье (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Т. 19. С. 197).
254 Цит. по: Вюрмсер А. Бесчеловечная комедия. М., 1967. С. 528.
В европейской литературе тема положения женщины в светском обществе разрабатывается с конца XVIII в. (Кребийон-Сын, Шодерло де Лакло, Луве де Кувре, Байрон, Бенжамен Констан, Жак Ансело). Социальные причины «болезни» современной семьи, многосторонне проанализированные Бальзаком в Физиологии брака (Phisiologie du mariage, 1829), нашли преломление в художественной литературе эпохи. Ансело, Стендаль, Бальзак, Мериме с разных позиций выступают в защиту женской эмансипации, но целостную феминистскую концепцию создает лишь одна Жорж Санд. Тот факт, что борьба за семейные права женщины возникает во Франции, закономерен: именно здесь бесправие женщин было юридически закреплено в наполеоновском Гражданском кодексе (Code civile de Napoléon, 1804), 213-я статья которого гласила: «Le mari doit protection à sa femme. La femme obéissance à son mari» («Мужу надлежит заботиться о жене. Жене — повиноваться супругу»)255. В разделе «О разводе» определялись санкции за супружескую неверность: жене — исправительные учреждения сроком от трех месяцев до двух лет, мужу — наказание чисто символическое. Юридически приравнивая женщину к несовершеннолетним детям, эти статьи кодекса, фактически, обрекали ее на домашнее рабство.
В России возникновение феминистской рефлексии над институтами брака и семьи, преломление этой проблемы в литературе относятся к первой половине XIX века. Тема адюльтера в русской словесности этого времени фактически табуирована. Лермонтов — первый писатель, осмелившийся ввести в русскую литературу XIX в. мотив супружеской неверности. Тема положения женщины в светском обществе притягивает поэта на всем протяжении творчества, своеобразный «жоржсандизм» нашел отражение в его драматургии, прозе и поэзии.
Опережая свое время, как бы предчувствуя надвигающееся послереформенное разрушение дворянского уклада, поэт уловил новые веяния эпохи. Представляется закономерным, что именно
255 Napoléon. Code civile des Français. Paris. 1804. P. 40. (Перевод мой. — Л. В.)
Лермонтов уже в середине тридцатых годов заинтересовался феминистскими идеями Жорж Санд. Позже в России начнет складываться подлинный жоржсандистский «миф». Жорж Санд — «это, бесспорно, первая поэтическая слава современного мира»256, — пишет В. Г. Белинский в 1842 году. Ф. М. Достоевский, вспоминая начало творческого пути, с высокой благодарностью пишет о Жорж Санд: «Что значило в моей жизни это имя, сколько взял этот поэт в свое время моих восторгов, поклонений и сколько дал мне когда-то радостей, счастья»257. Завершая создание «жоржсандистского мифа», И. С. Тургенев в год смерти писательницы (1876) подвел итог: «Жорж Санд — одна из наших святых <…> вокруг нее сиял какой-то бессознательный ореол, что-то свободное, бессознательное, героическое»258.
Однако в середине тридцатых годов, в момент появления первых романов Жорж Санд, никто из писателей России не был в состоянии оценить по достоинству ее новаторские идеи. Исключение — Лермонтов, чутко воспринимающий рождение новых тенденций. В этом отношении характерна рецепция Пушкина. Как полагает Б. В. Томашевский, поэт испытал значительное воздействие ранних романов Жорж Санд (ученый установил генетическую связь Дубровского с Валентиной — George Sand. Valentinе, 1832)259. Однако Пушкин, отметивший более ста деятелей французской культуры, Жорж Санд не упомянул260.
256 Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: B 30 т. М.; Л., 1953–1959. Т. 6. С. 279.
257 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: B 30 т. Т. 23. Л., 1981. С. 30.
258 Тургенев И. С. Собр. соч.: B 12 т. Т. 11. С. 268. Интонация восхищения звучит и в письме Тургенева А. С. Суворину от 09/VI 1876 г., в котором он пишет о своем знакомстве с Жорж Санд: «Всякий тотчас чувствовал, что находится в присутствии бесконечно щедрой, благоволящей натуры, в которой все эгоистическое давно и дотла было выжжено неугасимым пламенем поэтического энтузиазма, веры в идеал <…>, от которой так и веяло помощью, участием…» (Тургенев И. С. Т. 12. С. 491).
259 Томашевский Б. В. Пушкин и Франция. С. 404–422.
260 В письме к жене от 29/IX 1835 г. он назвал ее имя, но высказался о писательнице в подчеркнуто пренебрежительном ключе (возможно, интонация определялась соображениями семейной «тактики»).
Тем разительнее представляется заслуга Лермонтова, первым в России оценившего Жорж Санд по достоинству. При кардинальном различии писательских судеб, многое их объединяет, и, прежде всего, мировосприятие. Воспитанные на идеях Руссо и Байрона, не принимающие лицемерия общественных установлений, оба с первых шагов в литературе выступили своеобразными «бунтарями»261. Парадоксальным образом даже в жизненных обстоятельствах обоих писателей оказались черты биографического сходства: несчастливое детство из-за ранней гибели одного из родителей (у Лермонтова — матери, у Авроры Дюпен — отца) и мучительной для ребенка борьбы за него богатой бабушки-аристократки (ситуация, определившая одну из автобиографических линий их ранних произведений).
Гнетущая политическая атмосфера в России конца 1820-х годов и Франции эпохи «ордонансов» Полиньяка «диктует» их политические пристрастия: парижское народное восстание 1830 года оба писателя встретили с живым сочувствием. Получив известие о трех июльских днях, Жорж Санд мгновенно откликается эмоцией радости и надежды. Она пишет, что хотела бы «… всеми силами участвовать в великом деле обновления! Я чувствую в себе такую энергию, на какую, мне кажется, я не была способна. Душа развивается вместе с событиями» (письмо от 15 августа 1830 года). Шестнадцатилетний Лермонтов (поэт моложе ее на десять лет) также мгновенно откликается на июльские события: он посвящает им свое первое политическое стихотворение 30 июля — (Париж) 1830 года. Примечательно, что юный поэт берет на себя смелость прямого обращения на «ты» к Карлу Х. Он как бы «дает урок» свергнутому королю262.
261 «C’est une révoltée perpétuelle» («вечная бунтарка») (Chalon J. Georges Sand. Une femme d’aujourd’hui. Editions Fayard. Paris, 2004. P. 27).
Стихотворение пронизано презрением к «залившему кровью» Париж королю и восхищением перед «гордым» народом263. Такова же и реакция Авроры Дюпен (еще не взявшей псевдоним Жорж Санд). В тот момент, когда Лермонтов в середине августа создает свой «отклик» (известие о восстании до них доходит с запозданием, она — в Берри, он — до 12 августа в Середникове), писательница как будто мысленно откликается на главный мотив его пьесы («И брызнула в Париже кровь»), восклицая: «Сколько крови! Сколько слез!» (письмо от 10 августа 1830 года). Но в то же время она с торжеством констатирует: «Я республиканка, как сто чертей!» (письмо от 15 августа 1830 г.).
Мотив романтической веры в единение людей близок молодому Лермонтову. В уста героя своей первой драмы Menschen and Leidenschaften (1830) поэт вкладывает слова о «всеобщем братстве» («… несбыточная, но прекрасная мечта земного, общего братства…» 4, 147); Юрий говорит о «свободе человечества», при упоминании о которой у него всегда «сердце вздрагивало», но эту любовь сочли «вольнодумством» (4, 149). Б. М. Эйхенбаум видит в словах героя доказательство знакомства Лермонтова с социально-утопическими идеями264; есть основание рассматривать реплики Юрия в ключе «литературного автобиографизма».
(1, 287)
263 В мистифицированном виде революции 1830 г. во Франции, Бельгии и Польше представлены в стихотворении Лермонтова Пир Асмодея (1830–1831). Дар второго беса на пиру Мефистофеля — «вино свободы»:
(1, 275)
264 Эйхенбаум Б. М. Примечания к юношеским драмам // Лермонтов. Соч. в 4 т. Т. 3. М.–Л., 1948. С. 474.
В литературу Жорж Санд и Лермонтов входят приблизительно в одно и то же время — в начале тридцатых годов. Поэту вряд ли могли быть известны детали биографии писательницы, хотя это и не исключено: после выхода романа Индиана (George Sand. Indiana, 1832), вызвавшего большой шум265, французские критики устремились на раскрытие псевдонима и «подноготной» автора. Так же как Лермонтов будет похоже «отбиваться» от упреков в том, что в Печорине он «вывел» себя, «отбивается» и Жорж Санд: «Не преминули заявить, что Индиана это — я, и это — моя история. Какая чушь!»266 Читательская аудитория встретила Индиану сочувственно, но клерикальные круги и консервативная критика отнеслись к роману неприязненно; утверждалось, что, осуждая освященный религией институт брака, автор подрывает общественные устои.
Русские читатели, которые, как известно, неутомимо «охотились» за французскими новинками, познакомились с Индианой сразу же по выходе романа в свет267. Консервативная критика (Булгарин, Греч, Сенковский и др.) встретила роман с раздражением. В анонимной заметке в «Журнале министерства народного просвещения» за 1836 год утверждалось, что французский автор привлекает внимание читателей «… злобою на общество и на существующий в нем порядок, ненавистью к браку <…> стремлением поколебать законы человеческие и даже посяганием на законы высшие»268. Заметим, что и первые отзывы Белинского (периода «примирения с действительностью») были негативными.
Лермонтов уважительно принял предложенную писательницей «игру» в мужской пол (в предисловиях к первым романам
265 «2/V 1832 (день выхода в свет Индианы. — Л. В.) — её истинный день рождения» (Rebout Scherrer F. L’art de vivre au temps de Georges Sand. Nil éditions. Paris, 1998. P. 276).
266 Georges Sand. Histoire de ma vie. Christian Pirot. 1854–1855. V. 9. Paris. P. 66.
267 Первый русский перевод Индианы, выполненный А. и И. Лазаревыми, вышел в 1833 году.
268 Цит. по: Афанасьева К. Комментарии к «Индиане» // Жорж Санд. Собр. соч. в 9 т. Т. 1. Л., 1971. С. 541.
настоятельно маркировалось: автор — мужчина)269 и позитивно оценил ее новаторские поиски. В ситуации николаевской России середины тридцатых годов реплика баронессы Штраль — «Жорж Санд почти что прав» (5, 317), — звучала как нетривиальная и значительная. Тот факт, что слова произнесены от лица героини, несущественен: позиции автора и персонажа в этом случае совпадают. Если есть зазор, то он в словах «почти что»: светской даме не пристало полностью солидаризироваться с «подрывающим устои» автором. При всем различии исторической ситуации в России и Франции тридцатых годов, оба писателя на протяжении творческого пути решительно не принимают нравственной атмосферы большого света (Индиана, Валентина, Лелия — Смерть поэта, Как часто пестрою толпою окружен…, Княгиня Лиговская, Герой нашего времени).
Маскарад — драма социально-философская; тот факт, что это пьеса смешанного жанра — психологическая, авантюрная, романтическая, — не лишает ее иносказательного философского смысла. Доминирующая мысль, которую можно «вычитать» из монологов Арбенина: общество несовершенно, «деятельное стремление к добру <…> неизбежно должно принять форму зла»270. В трактовке Лермонтовым проблемы взаимодействия «добра» и «зла» Б. М. Эйхенбаум видит воздействие труда Шеллинга Философские исследования о сущности человеческой свободы и О трагическом в искусстве Шиллера. По мнению исследователя, для Лермонтова важна мысль, что в современной драме «сострадание заслуживает не только тот, кто испытывает страдание, но и тот, кто его причиняет»271.
269 Многие писатели, встретившие роман положительно (в их числе Бальзак и Сент-Бёв), подсмеивались над этой игрой. «Какого пола этот Жорж Санд», — шутливо интересовался Сент-Бёв (цит. по: Leclerco P.-R. George Sand. Les Années Aurore. Editions Anne-Carrière. Paris, 2004. P. 277). И даже Флобер, относившийся к Жорж Санд с нежнейшей почтительностью, иногда допускал шутливое «амбивалентное» обращение: «Chère maître» (Ibid. P. 277).
270 Эйхенбаум Б. М. Пять редакций «Маскарада» // «Маскарад» Лермонтова. М.–Л., 1941. С. 100. В дальнейшем: Эйхенбаум Б. М. «Маскарад».
271 Эйхенбаум Б. М. «Маскарад». С. 103.
Образ баронессы Штраль отвечает философскому замыслу Маскарада, это сложный и противоречивый характер, не лишенный загадочности. Кто она: инфернальная «злодейка», завязавшая адскую интригу, или великодушная светская дама, готовая ценой утраты доброго имени разрешить зловещую ситуацию? «Загадочность» баронессы Штраль — в том нерасторжимом смешении «добра» и «зла», которое характерно для демонических героев Лермонтова (Вадим, Демон, Арбенин, Печорин). По уму, способности к философским обобщениям, по знанию людей она — своеобразный «двойник» Арбенина. Именно ей отдает Лермонтов лаконичную и презрительную философскую оценку «века»: «Век нынешний, блестящий и ничтожный» (5, 292). Отличие Маскарада от Отелло не только в общем плане — «это трагедия не психологическая, а общественно-философская»272, — но, как нам представляется, и в частном: соответствия образу баронессы Штраль в трагедии Шекспира нет273.
Маскарад — единственная пьеса Лермонтова, создававшаяся для сцены: донести до зрителя феминистские идеи Жорж Санд, думается, воспринималось поэтом, как важная просветительская задача. Примечательно: Лермонтов сохраняет персонаж баронессы Штраль во всех редакциях Маскарада, за исключением последней (Арбенин, 1836), созданной в надежде преодолеть, наконец, цензурные рогатки (последний шанс увидеть пьесу «на театре»). Новое название было знаковым, оно переносило внимание с символического обобщенно-философского образа светского «маскарада» на личную трагедию Арбенина. В этой, приспособленной к цензурным требованиям, редакции Маскарада баронессе Штраль с ее «философизмом», бунтарским настроем, язвительной критикой светских нравов места найтись не могло.
В этом отношении показательна записка цензора Маскарада Е. Ольдекопа. В отличие от лермонтоведов XX в., уделявших
272 Эйхенбаум Б. М. «Маскарад». С. 99.
273 Вызывает удивление, сколь мало этот образ, исключительно важный для идейного плана пьесы, привлекал внимание исследователей.
Штраль минимальное внимание, цензор в своем докладе придал именно этому образу существенное значение. Осуждая сатирическое изображение Лермонтовым маскарадов в доме Энгельгардта, в подтверждение справедливости своей критики он цитирует «обманную» (но сама героиня лучше других знает — в высшей степени «объективную») тираду баронессы Штраль (кстати заметить, единственная цитата из Маскарада в двух докладных записках Ольдекопа):
(5, 320)
Насмешку автора в адрес «высокопоставленных» дам (на балах Энгельгардта бывали «под маской» и члены царской фамилии) цензор уловил мгновенно. В первый раз (1835) пьесу запретили за «непристойные нападки на костюмированные балы в доме Энгельгардта» и за «дерзости против дам высшей знати»274. Об интриге, завязанной баронессой Штраль, Оделькоп пишет осторожно, но с четко просматриваемым «подтекстом»: «Одна замаскированная дама оказывает князю благосклонность, более, чем легкомысленную <…> Князь возвращается, и можно подумать, что он только что очень приятно провел четверть часа» (5, 736; подл. по-франц.). В то время многие критические умы внутренне осуждали атмосферу маскарадов у Энгельгардта, вслух эту мысль еще можно было высказать, но в письменной форме — исключено (не случайно как главный «криминал» цензором был назван именно этот авторский «грех»). Лермонтов посмел сатирически изобразить
274 Примечания к «Маскараду» // Лермонтов. Т. 5. С. 738.
нравственно ущербный мир в самой неприемлемой для властей форме — сценической драмы275.
Баронесса Штраль выведена в Маскараде проницательным наблюдателем нравов и тонким психологом. Тот факт, что реплику о Жорж Санд произносит баронесса, закономерен: ее остро занимает проблема положения женщины в свете. Она любит князя Звездича, и это для нее — не минутное развлечение (что свет легко прощает) и не маскарадная «игра»:
(5, 463)
В подобной ситуации светская дама может осмелиться первой признаться в любви лишь «под маской». Но как заставить себя услышать? На маскараде у Энгельгардта героиня «выдает» князю Звездичу его «нравственный портрет», с торжеством бросая в глаза язвительную характеристику, исполненную презрения и сарказма:
(5, 292)
Суровая инвектива произносится, однако, не только ради удовольствия высказать открыто все, что накопилось в душе. Это и тонкий психологический ход, стратегический маневр, единственный
275 Через пять лет, в 1840 году, в тревожный жизненный момент Лермонтов повторит саркастическую насмешку в прекрасном лирико-публицистическом стихотворении, написанном «в стол», — Как часто, пестрою толпою окружен.
способ возбудить в пустом сердце князя интерес к незнакомой «маске» и заставить его выслушать себя.
Баронесса знает себе цену, она богата, независима («… женщина, которой свет // Дивится с завистью»); это все, однако, не мешает ей ощущать себя глубоко униженной общественными предрассудками, фальшью отношений, да и собственным чувством к ничтожному князю. Красноречивая тирада баронессы, с которой начинается второй акт (она впервые появляется без «маски»), целиком посвященная злосчастному положению женщины в свете, — горестный итог собственного опыта. Баронесса образованна, начитанна, и можно предположить, что в ней Индиана и Валентина нашли благодарную читательницу: она быстрее других способна постичь феминистские идеи Жорж Санд. Подобно Индиане, баронесса ощущает на себе тяжкий гнет общественных предрассудков, управляющих мнением света:
(5, 317)
«Индиана, — писала Жорж Санд в 1832 году в предисловии к первому изданию романа, — это тип; это женщина, существо слабое, представляющее собою подавленные или, если угодно, устраненные законом страсти; это воля в борьбе с необходимостью; это любовь, бьющаяся своим слепым лбом обо все препятствия цивилизации»276. Баронесса Штраль, признаваясь князю Звездичу в том, что на маскараде с ним была она, произносит в черновом варианте ранней редакции не краткую фразу («Вы все обмануты!.. Та маска это я!»), как в окончательном варианте трехактной редакции 1835 г., а, «казня» себя, покаянную тираду в духе приведенной выше характеристики Индианы, предложенной Жорж Санд:
276 Жорж Санд. Собр. соч. в 9 т. ГИХЛ. Л., 1971. Т. 1. С. 12. Вдальнейшем: Жорж Санд.
(5, 695)
Лермонтов как бы «материализует» метафору Жорж Санд («любовь, бьющаяся слепым лбом обо все препятствия цивилизации»). Мысль писательницы близка лермонтовской героине; существенно, что ее признание помещено непосредственно за жестокой сценой ревности, устроенной Нине Арбениным. Перефразируя слова автора Индианы («существо слабое», «во власти инстинктов»), Штраль сетует почти в тех же выражениях:
(5, 317)
Жорж Санд в предисловии ко второму изданию Индианы (1836) определила как одну из важных причин нравственной «болезни» века «отношения между мужчиной и женщиной, неустроенные по вине общества»277. Баронесса Штраль как бы предлагает своеобразный комментарий к этой мысли:
277 Жорж Санд. Т. 1. С. 539.
(5, 317)
По мере приближения действия к развязке, смятение баронессы усиливается, она близка к раскаянию, не понимает себя («… и, вспомнив то, что было, // Сама себе еще дивлюсь» 5, 317), но, в то же время, исполнена страха перед «местью» света:
(5, 327)
Поначалу она больше всего боится потери доброго имени. Узнав от князя о злосчастных последствиях истории с браслетом, она твердит себе:
(5, 327)
Лермонтов стремится сделать понятными движения ее души, как бы следуя авторской стратегии Жорж Санд: «Tout comprandre — c’est tout pardonner» («Все понять — это все простить»)278.
По отношению к Нине невольным орудием «света» выступает не только она, но и Арбенин. Зараженный циничным неверием в людей, творя безумную месть, он как бы «реализует» «жоржсандистскую» реплику баронессы Штраль — «женщина-игрушка для
278 Цит. по: Абрамович Д. И. Комментарий к «Дневнику Печорина» // Лермонтов. Полн. собр. соч. в 5 т. Т. V. СПб., 1913. C. XLIV. В Журнале Печорина Лермонтов предложит перефразировку сентенции Санд: «Мы почти всегда извиняем то, что понимаем» (6, 249).
страстей». Месть Арбенина воспринимается цензурными кругами как подрыв семейного устава (как это ни комично звучит, Лермонтову предлагалось «примирить» супругов Арбениных279).
В Маскараде, как и в других произведениях Лермонтова (Два брата, Княгиня Лиговская, Сашка, Герой нашего времени), творчески «переплавлены» антитезы, характерные для Жорж Санд: ханжеская мораль и незаконная любовь, «святыня брака» и независимое чувство, семейный деспотизм и женское бесправие. Афористическая характеристика баронессы Штраль — «женщина-игрушка для страстей», — нашла художественную иллюстрацию в поэзии, драме и прозе Лермонтова, ее слова — «предназначена в продажу выгодам» (5, 317), — иронически «материализованы» в Тамбовской казначейше.
Лермонтов, думается, не уточнил семейный статус баронессы Штраль «знаково». В подобной комедийной ситуации героиня могла бы быть «вдовой», в трагедии — «супругой», но в философско-психологической драме, в которой создан несколько загадочный образ, поэт предпочел неопределенность. Однако при желании «додумать» эту линию сюжета, естественно предположить статус баронессы — светская дама, изменяющая супругу280.
В построенных на мотиве адюльтера произведениях французской светской литературы «неверная жена», как правило, в финале погибает (Фоблас Л. де Кувре, Опасные связи Ш. де Лакло, Светский человек Ансело, Красное и черное Стендаля, Двойная ошибка
279 Цензор Ольдекоп писал: «Драматические ужасы наконец прекратились во Франции; так неужели их хотят возродить у нас? Неужели хотят и у нас внести яд в семейную жизнь?» (5, 743; подлинник по-французски). Третье отделение (в лице Бенкендорфа) выразило желание «об изменении пьесы таким образом, чтобы она кончалась примирением между господином и госпожей Арбениными» («Ежегодник императорских театров», 1911. Вып. V).
280 В романе Княгиня Лиговская, создаваемом одновременно с Маскарадом, Лермонтов вывел светскую даму, «высоконравственную» ханжу, «уморившую двух мужей», под этим же именем «баронессы Штраль» (оно, по-видимому, чем-то притягивало Лермонтова); в отличие от героини драмы, она обрисована в сатирической манере.
Мериме); никто из этих авторов не решился избежать дидактической развязки. Даже Бальзак, фактически оправдавший в Физиологии брака адюльтер, в художественных произведениях «неверную жену» чаще всего сурово карает (такова, например, участь героини Тридцатилетней женщины — Жюли д’Эглемон).
Лермонтов вводит в свои произведения (Два брата, Герой нашего времени) мотив измены, но на гибель «неверную жену» не обрекает. В художественном исследовании категории адюльтера поэт идет дальше, чем Жорж Санд, не рискнувшая ввести в роман мотив супружеской неверности. Лермонтовская концепция современного брака перекликается с идеями Жорж Санд. Герой Валентины произносит страстную филиппику против противоестественных «браков»: «О, гнусная тирания мужчины над женщиной! Брак, общество, общественные институты, я ненавижу вас, ненавижу смертельно, а тебя, господь бог <…> тебя, что отдает слабого в руки деспотизма, гнусности, — я проклинаю тебя!»281. Ее любимые героини Индиана и Валентина, романтические натуры, глубокие и цельные, хотя и испытывают сильную страсть, супружеский долг не нарушают. Подобная позиция не избавила Жорж Санд от упреков в «аморализме». В предисловии к Валентине писательница сетовала: «Фабула вызвала достаточно резкую критику, направленную против пресловутой, приписываемой мне, антиматримониальной доктрины, которую я, по всеобщему утверждению, уже начал проповедовать в “Индиане”»282. Автор не согласен с обвинением, он настаивает, что выступал лишь против брака по принуждению: «И в первом и во втором романе я показывал опасности опрометчиво заключаемых браков» (курсив мой. — Л. В.)283. Жорж Санд прибегает к фигуре умолчания: подобная «опрометчивость» была не исключением, а нормой (именно это утверждает Бальзак в Физиологии брака, а сама писательница вслед за ним демонстрирует в ранних романах).
Жоржсандизм Лермонтова — важный импульс развития русского «литературного феминизма»; он не потерял актуальности и сегодня. Общее у обоих писателей с теоретиками феминизма ХХ в. — отстаивание двух важнейших, не всегда находящихся в гармонии, прерогатив: необходимость нравственной основы семьи и неоспоримые права чувства284. Конфликтную ситуацию художественное слово способно отобразить вернее, чем научное: феминистские идеи Маскарада найдут продолжение в Герое нашего времени. В русской литературе мотив адюльтера, как отмечалось, в отличие от французской словесности, был строго табуирован. От Лермонтова потребовались незаурядные творческая энергия и смелость, чтобы преодолеть привычные представления: в Герое нашего времени впервые в русской литературе появляется «жоржсандистски» подсвеченный авторским сочувствием привлекательный образ неверной жены — Веры Лиговской.
284 Они относятся к разным глобальным познавательным сферам: первая к разделу — «Семья и цивилизация», вторая — «Эрос и культура».