[ предыщущая часть ] [ содержание ] [ следующая часть ]
Основные реформационные течения
Приведенный выше материал, на мой взгляд, позволяет заключить, что Реформация может быть представлена как совокупность конфликтов во всех социальных слоях империи. Не было социальной группы, не вовлеченной в эти конфликты. В целом же это был эволюционный, модернизационный кризис.
Главным, центральным, сущностным вопросом Реформации был вопрос сотериологический.
Дело ведь не в том, чтобы противопоставить классовому обоснованию теологии богословское объяснение социальных конфликтов. Дело в том, чтобы понять, почему учение Лютера, в отличие от радикальных течений, не стало еще одной средневековой ересью. Ведь объединяло все учения одно — тезис о спасении верой, а не делами. Но если Лютер открыл путь к христианскому персонализму к утверждению ценности внутренней свободы, к установлению принципа неотчуждаемости личности, то многие его современники обнаружили средневековое понимание личности как совокупности общинных или корпоративных связей.
В марксистской исторической науке приоритетным был интерес к радикальным ересям. М. М. Смирину удалось точно сформулировать сущность народной реформации. Он писал так: «Если общее движение реформации с ее идеями христианской свободы (в духе лютеровского сочинения «О свободе христианина») и всеобщего священства, с ее неясными вначале взглядами на светскую власть, шло из города, то в деревне распространялось понимание реформации и Евангелия в духе материальной свободы»398.
Таким образом, речь идет об отсутствии границ между поту- и посюсторонним миром, об отсутствии оппозиции духовного и материального в народном понимании Реформации. Эти наблюдения Смирина сопоставимы с теми, что были сделаны много позже другим видным ученым–марксистом — А. Я. Гуревичем — при изучении повседневной религиозности средневековья. Им было отмечено нерасчленение, сближение спиритуального и невещественного о телесно-чувственным в религиозных представлениях простецов и тех, кто только прикоснулся к письменной культуре «верха», но не освоил ее399.[96]
Однако это крайности: «верх» и «низ», крестьянская Реформация и Реформация богословов, Лютер и Мюнцер. Марксистская историография, во всяком случае советская, почти не уделяла внимания городской Реформации, учениям Цвингли и Буцера. И хотя признано бесспорным, что ее главной движущей силой был общинный человек, а сама она названа общинной Реформацией, все же городской коммунализм не был тождествен крестьянской общинности, хотя и оставался чужд Лютерову учению о двух империях400. Поэтому современная классификация реформационных течений включает три элемента: Лютера и его виттенбергских учеников; так называемых христианских гуманистов (Цвингли, Буцер); Мюнцерово учение401.
Эту классификацию предложил П. Бликле, основываясь на многолетнем изучении событий эпохи Реформации. В ней находят свое место и княжеская Реформация, и городская, и крестьянская (или народная). Лютеранство отличалось от цвинглианства и от радикальных течений прежде всего тем, что считало недопустимым аргументировать необходимость политических и социальных изменений ссылками на Священное Писание402.
Современная историческая наука установила принципиальные различия между Лютеровой и цвинглианской Реформацией. Субъектом первой был человек, субъектом второй — община. Лютер исходил из своего учения о двух царствах, о принципиальном различии христианской свободы «внутреннего человека» и плотской свободы «внешнего человека», отрицал необходимость социального освобождения.
Не расчленял небесное и земное Цвингли, не противопоставлял человека «внутреннего» человеку «внешнему», хотя тоже исходил из общего, основополагающего принципа Реформации — оправдания благодатью. В его учении Христос воздвигал империю на земле, а человеческая сущность не отделялась от социальной, человек представал как член общины, которая только и могла приобщить его к Богу.
Учение Цвингли на раннем этапе Реформации оказалось наиболее адекватным бюргерскому корпоративному самосознанию — наиболее доступным и в определенном смысле выгодным. Если Лютер предостерегал против плотского, телесного толкования его учения, то Цвингли и Буцер вели дело к изменению отношений между Церковью, властью и общиной в городе, причем вовсе не отрицали необходимость властной организации, управления в городе, а Буцер настаивал на послушании общины. Таким образом, этот вариант Реформации устраивал всех полноправных бюргеров, а магистраты продолжали уже в рамках Реформации политику давления на церковные институты, унификации отношений внутри городской общины403. Замкнутость городских общин, заметно усилившаяся, как было показано в главе 1, к началу XVI столетия, весьма способствовала развитию чувства исключительности и избранности, которое свойственно многим религиозным меньшинствам и является отличительной чертой сектантских, еретических объединений. [97] Как показал опыт Мюнстера, а позже и Женевы, городской строй весьма способствовал развитию такой атмосферы и установлению жестких конфессиональных режимов.
Превращением клириков в рядовых бюргеров ограничивались статусные изменения внутри городской общины. Причем наступление на особые права церковных институтов началось давно (см. главу 1), так что речь шла о реальных процессах, о достижимых целях. Установление общинной теократии, к которой стремился Цвингли и его последователи, в принципе не меняло существовавшие социальные отношения, напротив, освящало их.
Совсем иными были цели мюнцеровской теологии, различных крестьянских радикальных течений, а позже и анабаптистов. Избранным предписывалось очистить мир от скверны, а по существу, уничтожить целые социальные слои и группы404. В свое время, не анализируя специально содержание городской цвинглианской и буцерианской Реформации, Смирин увидел невозможность соединения городской и крестьянской Реформации в неприятии бюргерством идеи общности имуществ. Не отрицая точку зрения советского ученого, Бликле сопоставил крестьянскую и бюргерскую Реформацию, отметил непопулярность в городской среде призывов к установлению Божьего права. Этот комплекс понятий включал представления о свободе человека и природы — лесов, полей, земли — а значит отрицание важнейших феодальных привилегий и утверждение общинных прав на лесо- и землепользование, на охоту и рыбную ловлю. Бюргерство не нуждалось во всем этом — личная свобода горожанина гарантировалась принадлежностью к городской коммуне, а что касается антифеодальных крестьянских требований, то они были чужды горожанам405, которые, добавлю, и сами участвовали в феодальной эксплуатации.
Реформация явилась глубочайшим религиозным переворотом, затронувшим вое слои общества, но каждый слой проводил ее в рамках своей, ему присущей, социальной организации. Городская община начала движение за церковное обновление и подталкивала магистраты. Те, в свою очередь, существовали и действовали одновременно в нескольких политических измерениях. Городские советы должны были поддерживать власть над общиной, бороться за положение внутри Швабского союза, внутри имперских институтов и строить отношения с императором. Города не могли принять разрушительных устремлений низовых движений.
Таковы вкратце результаты исследований последних лет. Разумеется, когда я говорю о «современной исторической науке», то имею в виду конкретных историков, чьи имена были названы, а работы классифицированы во Введении. Да, это произвол исследователя, выбирающего себе круг общения, произвол не больший, чем тот, что допускался, в частности, А. Я. Гуревичем в его трудах по средневековой культуре, когда им отбирался для реферирования не столь уж широкий круг авторов и направлений. Каждый сам волен определять контекст своих трудов. [98]
Контекстуальность — важнейший признак профессионализма. Как уже говорилось, труды отечественных историков, посвященные анализу тех или иных реформационных сочинений, к сожалению, были его лишены. Это касается и игнорирования зарубежной историографии, и попыток анализа текстов вне их конкретного социального приложения или же на основе чисто умозрительных представлений о социальных отношениях того времени. Достоинством же зарубежной историографии, как отмечалось во Введении, стал комплексный метод изучения Реформации во всех ее проявлениях.
Обратимся теперь к тому, что не нашло, на мой взгляд, исчерпывающего толкования.
398 Смирин. Народная Реформация. С. 446.
399 Гуревич А. Я. Дух и материя. Об амбивалентности повседневной средневековой религиозности // Культура и общественная мысль. Античность. Средние века. Эпоха Возрождения. М., 1988.
400 Schmidt H. Chr. Op. cit. S. 261.
401 Blickle. Gemeindereformation. S. 125.
402 Ibidem.
403 Ibidem.
404 Ibid. S. 127.
405 Ibid. S. 116.