Родерик М. Чизолм / Формальная структура интенциональности:

Интенциональность

Родерик М. Чизолм

Формальная структура интенциональности:
Метафизическое исследование

Переоткрытие интенциональности Францем Брентано

В чем заключается метафизический смысл того, что Брентано прояснил нам по поводу интенциональности? Смысл этот заключается в том, что интенциональные феномены имеют некоторые логические, или структурные, особенности, которые не присущи тому, что не относится к области психологического.

Для британского эмпиризма, для юмовского в частности, характерно было положение о том, что по своей сущности сознание является ощущающим (sensible). Полагалось, что первичные элементы сознания — это ощущения и их копии: представления или образы. В своей работе “Psychologie vom empirisсhen Standpunkt” Брентано показал, что интенциональные феномены не обязательно должны быть феноменами восприятия. Он осознавал, что даже если интенциональные феномены всегда сопровождаются феноменами восприятия, то сами по себе они феноменами восприятия не являются. Наличие определенных интенциональных установок является для нас по меньшей мере таким же достоверным и несомненным, как и наличие наших ощущений. Когда я совершаю определенный акт суждения или задаю себе определенный вопрос, я прямо и непосредственно знаю, что я совершаю этот акт суждения или задаю этот вопрос. (Это, конечно, не означает, что каждая интенциональная установка может быть предметом такой определенности. Может быть и так, что о тебе можно сказать, что ты любишь или не любишь определенную вещь, тогда как сам ты не осознаешь того, что любишь или не любишь ее.)

Если я прямо и непосредственно знаю, что я совершаю определенный акт суждения, то я знаю, что значит совершать такой акт. И если я знаю, что значит совершать акт суждения, то, при совершении этого акта, мне прямо и непосредственно известно о существовании особой конкретной сущности (individual thing) — а именно, о существовании того, кто совершает этот акт суждения. А тот, кто выполняет мои акты суждения и мои акты мышления, — это, конечно, есть Я. То же, очевидно, верно и для других моих интенциональных актов — таких, как удивление, боязнь, надежда, желание, мышление, любовь и отвращение.

Представляется, что в интенциональных свойствах (intentional properties) обнаруживается определенная логика, которую нельзя обнаружить среди обычных физических феноменов. Сущностным качеством интенциональных феноменов является, пользуясь терминологией Брентано, их “направленность на объект”1 . На Брентано оказало влияние, например, то, как мы можем в процессе активности нашего сознания устанавливать связи между нами самими и такими вещами, которые не существуют — ведь говорить о таких связях в случае нашей только лишь физической активности уже не так просто. То, что он имел в виду, несколько позже было сформулировано Витгенштейном: “Ты можешь думать о нем, когда его там нет, но ты не можешь повесить его, когда его там нет”. Проблема состоит не только в том, что я могу думать о тебе, когда тебя нет рядом со мной. Она, в более общем случае, состоит в том, что я могу думать о чем-то, что вообще не существует в действительности: скажем, о единороге, о Святом Граале или об ужасном снежном человеке.

Таким образом, Брентано имеет в виду то, что существуют характерные логические особенности, которые отличают психологические феномены от непсихологических. Психологические отношения, говорит он, отличается от других типов отношений в следующем аспекте: “В других отношениях оба термина — как fundament, так и terminus являются действительными, но здесь [в случае психологического] только первый термин — fundament — является действительным... Если кто-то думает о чем-либо, то тот, кто думает, определенно должен существовать, но совсем не обязательно должен существовать объект его мышления.”

Конечно, даже обычные физические объекты могут иметь что-то вроде физической связи с вещами, которые не существуют. Мы можем, к примеру, сказать о дамбе, что она предотвратила величайшее в истории человечества наводнение. Но как только мы приглядываемся к деталям, мы видим, что тот вид физической связи, который мы можем иметь с несуществующими вещами, значительно более ограничен, чем то, что доступно нам в жизни нашего сознания.

Носитель интенциональности

Теперь я приведу мое собственное обоснование следующего варианта базовой интуиции Брентано: логическая структура интенциональности дает нам способ различения мыслящего субъекта (души или эго) и всех других типов сущностей. В отличие от Брентано, я буду обращаться к таким entia irrealia, как свойства и количества. Но, как и Брентано, я буду подходить к проблеме серьезно, то есть, предполагать, что все, что существует, существует сейчас.

Начнем с пункта, который является самым важным и в то же время самым спорным: интенциональность предполагает существование мыслящего субъекта.

Рассмотрим какое-нибудь интенциональное свойство — скажем, суждение, удивление, желание или надежду. Какого рода сущности могут обладать таким свойством? Если мы можем (а лично для меня вполне очевидно, что можем) постичь природу такого свойства, то мы можем увидеть, что это свойство может присутствовать (be exemplified) только в какой-то конкретной вещи. Суждение, удивление, желание или надежда не могут, по всей видимости, быть свойствами состояний вещей или свойствами процессов. Не могут они быть и атрибутами абстрактных объектов, таких как свойство, количество или отношение. Ты можешь надеяться, что пойдет дождь, но никакое состояние, процесс, количество, свойство или отношение не может надеяться на то, что пойдет дождь.

Другими словами, тот факт, что определенное интенциональное свойство в чем-то присутствует — скажем, факт, что в чем-то присутствует свойство “надеяться, что пойдет дождь”, — логически влечет за собой факт, что имеется некоторая конкретная вещь, которая обладает этим свойством. Этот факт говорит о самом этом свойстве: такое свойство, как “надеяться на то, что пойдет дождь”, по своей природе таково, что только некоторая конкретная вещь может обладать этим свойством. Аналогичный вывод верен и для других интенциональных свойств.

Значит, наличие интенциональной установки несет в себе знание о существовании конкретного субъекта (individual subject), чьей установкой она является. Здесь, как и во многих других отношениях, позиция Брентано диаметрально противоположена позиции Канта. Давайте вкратце вспомним то, что Кант говорит о субъекте опыта.

Обсуждая “первый паралогизм” (паралогизм “субстанциальности”), он использует следующую предпосылку:

Я как мыслящее существо есть абсолютный субъект всех моих возможных суждений, и это представление обо мне самом не может быть использовано как предикат какой-либо другой вещи.

(В следующем предложении содержится вывод из этого паралогизма: “Таким образом, я как мыслящее существо (душа) являюсь субстанцией.”) Критикуя это рассуждение, Кант говорит:

Я и в самом деле является нам во всех наших мыслях, но в этом представлении обо мне самом нет ни малейшего следа созерцания, которое бы отличало Я от других предметов созерцания.

Рассуждение Канта можно представить в таком виде:

Если у нас есть представление о мыслящем субъекте, то существование такого субъекта не может быть выведено из нашего сознания.

Мы имеем представление о предмете данного типа только в том случае, когда у нас есть эмпирическое или чувственное представление об этом предмете.

Но мы не имеем какого-либо эмпирического или чувственного представления о мыслящем субъекте.

Следовательно, существование мыслящего субъекта не может выведено из нашего сознания.

Я сформулировал это возражение в виде рассуждения, имеющего посылки и вывод.

Рассмотрим вторую посылку. Мы можем назвать ее эмпирической предпосылкой Канта. Это допущение принималось как само собой разумеющееся теми философами, которых мы считаем главным образом “эмпириками” — к примеру, Юмом, Махом и членами Венского Кружка до их поворота к “физикализму”.

Конечно, против этого рассуждения можно было бы выдвинуть возражение, сказав, что поскольку вывод ложен, то по крайней мере одна из посылок ложна. Но у нас нет необходимости снимать проблему таким образом, поскольку мы можем привести независимое основание для того, чтобы утверждать, что вторая, эмпирическая, посылка ложна.

Кант преувеличивал важность чувственного содержания — или, если угодно, он преувеличивал важность эмпирического. Как и большинство других философов того времени, он предполагал, что некто знает о вещи только в том случае, если он имеет эмпирическое или чувственное представление об этой вещи. Он замечал, что мы не имеем эмпирического или чувственного представления о нас самих. Из этого он делал заключение, что нам не известно о нас самих.

Он был прав, говоря что “наш опыт не сопровождается каким-либо чувственным созерцанием своего эго”. Следовательно, мы можем принять первую посылку его рассуждения. Однако он не заметил того, что то, что он говорит о своем эго (the self), может быть сказано и о других хорошо знакомых нам представлениях. В частности, это может быть сказано обо всех интенциональных представлениях. Не существует чувственного созерцания акта суждения; не существует чувственного созерцания актов удивления, сомнения или вопрошания. Я могу надеяться, что вскоре будут предприняты определенные шаги, направленные на улучшение условий окружающей среды. И, может быть, питая в данный момент эту надежду, я имею определенный набор чувственных образов. Но эти образы не обязательно являются теми образами, которые я имел ранее, когда испытывал такую надежду, и они необязательно должны быть теми, которые я буду иметь в следующий раз, когда у меня будет такая надежда. Поэтому, в точности то, что Кант сказал о своем эго, мы можем сказать об актах суждения, удивления, надежды и вопрошания. К примеру: “Наша осведомленность об акте суждения не сопровождается каким-либо чувственным созерцанием акта суждения”. То же верно и для других интенциональных феноменов. Наша осведомленность об интенциональных феноменах не обязательно должна носить чувственный характер — даже если факт такой осведомленности всегда сопровождается тем или иным чувственным опытом.

Если бы рассуждение Канта о субъекте было корректным, мы могли бы с полным основанием сказать, что не существует никаких интенциональных феноменов — а это, конечно, абсурд. Таким образом, факт наличия интенциональности позволяет нам выдвинуть такое опровержение эмпирической предпосылки в рассуждении Канта:

Мы способны понимать, что значит выносить суждение, надеяться, удивляться или задаваться вопросом.

Мы не имеем никакого эмпирического или чувственного представления о том, что значит совершать акт суждения, надежды, удивления или вопрошания.

Следовательно,

иметь представление о каком-либо типе вещи не обязательно означает иметь эмпирическое или чувственное представление об этом типе вещи.

В таком случае, интенциональность предполагает существование мыслящего субъекта. Теперь мы можем рассмотреть то обстоятельство, что свойство интенциональности предоставляет нам формальный, или структурный, признак мыслящего субъекта.

Структурный признак мыслящего субъекта

Обращаясь к структуре интенциональности, мы можем описать определенный тип формальных свойств, таких, что обо всем, о чем известно, что оно обладает подобным свойством, можно сказать, что оно является мыслящим субъектом. Я приведу список из шести основных характерных особенностей интенциональных свойств. Взятые по отдельности, эти особенности могут проявляться и в свойствах, которые не являются интенциональными. Но взятые все вместе они дают нам формальный признак мыслящего субъекта.

Первая характерная особенность — та, которую мы только что обсудили: у каждого интенционального феномена в качестве носителя имеется некоторая субстанция или конкретный индивид.

Можно задать вопрос: что требуется логически для того, чтобы субстанция была способна обладать интенциональным свойством? На самом деле очень немного — совсем немного.

У атрибутов сознания вообще и у интенциональности в частности есть одна особенность, которая интересовала многих наших великих метафизиков. Она тоже касается условий, являющихся логически необходимыми для того, чтобы такие атрибуты в чем-то присутствовали.

Интенциональные атрибуты могли бы существовать — могли бы в чем-то присутствовать — даже если бы была только одна субстанция. В случае более знакомых физических феноменов это не так. Это не подходит, например, к свойству “быть плывущей гребной лодкой”. Помимо того человека, который гребет, в нем логически подразумевается существование еще многих других субстанций. Но свойство “думать о плавании в гребной лодке” логически не подразумевает существования отдельной субстанции, помимо того индивида, который думает. И это значит, что это свойство логически не требует того, чтобы субстанция имела какие-либо составные части. Вы могли бы думать о гребле, даже если бы вы были монадой или простой субстанцией. Другими словами, логически возможно, что вещи, обладающие такими психологическими атрибутами, являются вещами, которые сами по себе не имеют каких-либо составных частей. Но вещь не могла бы иметь такое свойство как быть зеленой, к примеру, если бы она не имела какой-нибудь составной части, которая бы являлась зеленой.

Давайте теперь сделаем обобщение, касающееся этой второй особенности. Интенциональные атрибуты являются монистическими, в том смысле, что если бы была только одна субстанция, они могли бы присутствовать в этой субстанции. Но при этом они открыты любому числу субстанций. Для какого угодно количества вещей имеются интенциональные свойства, которые могут присутствовать именно в этом множестве вещей.

Интенциональные свойства являются повторимыми (repeatable): для всего, что может иметь такое свойство, имеется возможность, что оно не имеет, но имело или будет иметь это свойство.

Есть такая общая характеристика, о которой известно, что она присуща определенным свойства составных вещей и о которой известно также, что она не принадлежит никакому интенциональному свойству. Это свойство быть “композитивным” (составным, compositive). Сказать, что свойство Р есть “композитивное” свойство, — значит сказать, что для каждого х верно: если х составлено из частей, каждая из которых содержит свойство Р, то х содержит свойство Р. Некоторые свойства, которые присутствуют в протяженных физических предметах, являются “композитивными”, но никакое интенциональное свойство не является “композитивным”.

Свойство “быть протяженным” является “композитивным”. “Композитивными” являются также свойства “быть зеленым”, “быть в движении”, “иметь электрический заряд”. Любое целое, составленное из частей, которые протяженны, само является протяженным; то же верно и для свойств “быть зеленым”, “быть в движении”, для свойства “иметь электрический заряд”. Но из того факта, что совокупность составлена из двух индивидов, каждый из которых мыслит, не следует, что сама эта совокупность мыслит.

Таким образом, мы можем сказать, что интенциональные свойства являются некомпозитивными (несоставными, non-compositive).

С этим понятием тесно связано понятие свойства, которое мы можем обозначить, как быть “дивизивным” (разделяемым, divisive). Если свойство Р является “дивизивным”, то любая вещь, которая обладает этим свойством, имеет составную часть, которая тоже обладает этим свойством. Интенциональные свойства не “дивизивны”.2

Интенциональные свойства относятся к таким свойствам, которых традиционно называли внутренними (internal) или нереляционными (безотносительными, nonrelational). Вполне естественно рассуждать, что если индивид обладает свойствами, которые заключаются в отношении данного индивида к другим индивидам, то он обладает также и внутренними свойствами — свойствами, которые не состоят в его отношении к другим индивидам. Полезную характеристику смысла внутреннего, которая здесь подходит, дает нам Кант:

В соответствии с обычными представлениями, внутреннее есть субстрат всех относительных или внешних определений. Если, таким образом, я абстрагируюсь от всех условий созерцания и ограничиваю себя только общим представлением о вещи, то я могу абстрагироваться от всех внешних отношений, и при этом все еще должно оставаться некоторое представление о чем-то, за чем не стоят никакие отношения, но только внутренние определения.

Внутренние свойства вещи будут, конечно, включать также и все те свойства, которые эта вещь имеет необходимым образом.

Мы можем охарактеризовать требуемый смысл “внутреннего” формально, без применения метафор и без обращения к таким понятиям, как понятие “привилегированного доступа” или понятие “внутреннего восприятия”. Внутреннее свойство — это такое свойство, что какая бы вещь не имела его, она имеет его необходимым образом, либо это свойство, которое необходимым образом таково, что какая бы вещь ни имела его, она имеет все открытые и повторимые свойства, которые данное свойство за собой влечет. (О каком-то свойстве можно сказать, что оно влечет за собой другое свойство, в том случае, если первое свойство необходимым образом таково, что если оно присутствует в какой-либо вещи, то второе свойство есть, было или будет присутствовать в той же самой вещи.)

Понятия, которые мы только что обсудили, приводят нас к представлению о “квалитативном свойстве” (качественном свойстве, qualitative property), смысл которого в том, что постольку, поскольку нам это известно, только о субстанции, которая может мыслить, можно сказать, что она обладает квалитативным свойством. Но мы должны соблюдать осторожность, пытаясь сформулировать, в чем именно заключается смысл понятия “квалитативное свойство”, которое мы здесь используем. К примеру, сказать, что квалитативное свойство — это свойство, которое имеет только что описанные характеристики, будет не достаточно3. Свойство “быть либо мыслящим, либо двигающимся” удовлетворяет этим пяти условиям. Но это свойство присутствует во всем, что является движущимся, и, таким образом, оно не является признаком мыслящего субъекта. Следует ли нам, в таком случае, сказать, что квалитативное свойство — это свойство, которое (а) имеет пять только что выделенных особенностей и (в) не эквивалентно дизъюнкции двух свойств — одного, которое имеет эти пять особенностей и другого, которое их не имеет? Это не вполне корректно. Рассмотрим некоторое невозможное свойство — скажем, “быть и круглым, и квадратным”. Каждое интенциональное свойство Р эквивалентно дизъюнкции свойства Р и свойства “быть и круглым, и квадратным”. Таким образом, наше определение квалитативного свойства нуждается в дальнейшем уточнении.

Мы будем говорить, что квалитативное свойство Р — это свойство, обладающее следующей особенностью: любое дизъюнктивное свойство, которое эквивалентно Р, таково, что каждое из его свойств-дизъюнктов имеет те пять особенностей, которые мы только что выделили. Тогда наше определение “квалитативного свойства” будет звучать так:

Р является квалитативным свойством = Df любое дизъюнктивное свойство, эквивалентное Р, является таким, что каждое из его свойств-дизъюнктов является открытым, повторяемым, несоставным, неразделимым, внутренним свойством индивида.

Это представление о квалитативном свойстве и дает нам искомый структурный признак мыслящего субъекта — признак субъекта, который обладает способностью к мышлению:

S есть субъект, который способен к мышлению = Df S имеет свойство, которое совершенно квалитативно.

В отличие от Декарта, мы не утверждаем, что для субъекта, или эго, существенно, что такая сущность является мыслящей в настоящий момент (actually thinking), поскольку наше определение, как это и должно быть, относится также и к тем сущностям, которые могут не мыслить в настоящий момент, но однако способны к мышлению в принципе.

Тогда все, что имеет квалитативное свойство — есть субстанция, которая обладает способностью к мышлению.

Перевод с английского Тиграна Вартаняна

¹ Брентано писал: “Каждый психический феномен характеризуется тем, что средневековые схоласты называли интенциональным (или душевным) несуществованием объекта, и что мы можем назвать, хотя и несколько неопределенно, отношением к содержанию, направленностью на объект (который не следует здесь понимать как конкретную вещь) или имманентной объективностью. Каждый психический феномен включает в себя нечто как объект внутри себя самого, хотя они не делают это все одинаковым образом” Франц Брентано. Психология с эмпирической точки зрения.

² Ср. с употреблением Брентано понятия “дивизив” в его “Психологии с эмпирической точки зрения”.

³ Я выражаю благодарность Эрлу Кони (Earl Conee), Барри Смиту (Barry Smith) и Эрнсту Соса (Ernest Sosa) за критический разбор первых редакций этого анализа. Другую редакцию можно найти в моей статье “О простой природе души” (On the Simplicity of the Soul), которая должна появиться в Philosophical Perspectives в 1991 г.

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]