Анна Костикова / Что значит быть другим

Анна Костикова

Что значит “быть ‘другим’”

Julia Kristeva. Etrangers a nous-memes. P., Fayard, 1988, P. 294.

Интерес к этой, казалось бы, достаточно давно вышедшей книге Ю. Кристевой вполне закономерен. В ней поднимается как раз та проблема, которая актуальна сегодня: прежде всего проблема различия как важнейшая проблема философствования вообще и новейшей философии в частности, — и поднимается как раз в том политическом контексте, который выдвинул ее на первый план сегодня — в контексте сосуществования чужих друг другу культур, стилей жизни, отдельных субъектов, наконец. Удивительно, что именно эта книга Ю. Кристевой, — “Чужие самим себе” — при общем недостатке внимания к ее философским исследованиям, оказалась обойденной.

Cегодня — спустя одиннадцать лет после появления книги — это видение Другого прежде всего как Чужого, во многом, очень личное для французской иностранки Ю. Кристевой, становится основной темой философствования. Достаточно назвать последние работы Ж. Деррида “Космополиты всех стран, еще одно усилие!”, “О гостеприимстве” (в соавторстве) и “Право на философию с космополитической точки зрения”, посвященные проблеме национальной и политической открытости, обязанности дать и праве получить убежище в иной среде, обязанности принять чужое право на отличие.

“Быть Другим” — отличаться от всех остальных — на поверхности прежде всего способ выживания иностранца в инородной обстановке. Нам часто кажется, и на этом строятся многие концепции политической философии, что вопрос о другом и трудности в отношениях с иностранцами возникли на определенном историческом этапе существования человеческого общества, а именно, с появлением национального государства. На самом деле, как считает Ю. Кристева, это вопрос возник, как только человек, в терминах Аристотеля, стал осознавать себя политическим, общественным существом, то есть осознавать себя в связи с другими людьми. Ю. Кристева показывает, как возникает этот вопрос в истории философии и шире — в истории культуры, как раз в том самом варианте прочтения, который так актуален сегодня.

У первых же философов мы встречаем рассуждения об иностранцах, об их статусе и об отношении к ним. Иностранец, каким бы полезным для общества он ни был, — всегда чужой. Он — один, утративший свои корни, своих родных, без матери, без любви, без дружеских связей, без того языка и традиций, в которых воспитывался и через которые привык воспринимать мир. Он растерян, не уверен в себе, не привязан ни к чему и ни к кому, и в то же время только в этой своей полной экзистенциального смысла абсолютной свободе он может быть тем, чем он является, только так он может сохранить себя.

Но “связь с другими людьми” одновременно и констатация ограниченности этой связи. В случае конкретного иностранца — отсутствие этой связи. Он не принят, как не может быть принято всеми что-то, принадлежащее одному. Но разрешение этого противопоставления не дается количественным сравнением одного и многих. Это противопоставление в принципе не универсально, поскольку, с точки зрения Ю. Кристевой, это противопоставление не является традиционным противопоставлением, в смысле противопоставления противоположных по содержанию предметов обсуждения.

“Мыслить Чужого” значит “мыслить отсутствующее”. В этом смысле все определения чужака, о которых шла речь, определения апофатические: он не тот, у которого другие мать, язык, история, он прежде всего тот, у которого нет матери, языка, истории.

В конечном счете, мы вслед за Ю. Кристевой не найдем ни в уникальной “иностранности”, ни в типической “принадлежности к роду” устойчивого и определенного содержания. И тот самый, чувствующий себя изгоем субъект, и, казалось бы, доминирующая репрессирующая среда — суть определения самих себя через Другого.

С точки зрения Ю. Кристевой, вся история эллинского космополитизма лишь иллюстрирует этот внутренний парадокс основного предмета античного политического философствования — парадокс чужого как аспекта самоопределения. Симптоматичным кажется Ю. Кристевой, что первыми “иностранками” со всеми возникшими сразу комплексами были именно женщины — Данаиды, соединившие своей историей проблемы насилия, бегства, вины, убежища и так далее. Но главное — проблемы инаковости.

“Быть Другим”, — как пишет Ю. Кристева, — “спрятанное лицо нашей идентичности”. Хотя начинаем мы всегда с ненависти к нему, неприятию этой разорванности внутри самого себя, перенесенной вовне, на конкретного другого. Отсюда это столь “человеческое”: ксенофобия, образ врага, сравнение и соперничество, а затем зависть, отторжение всего непонятного, бытовое непонимание и многое другое, столь часто встречающееся в повседневной жизни. Здесь и корень реальных проблем нового мышления — попытки принять Другого. Ведь тот самый Другой, или Чужой, о котором идет речь, потому оказывается Чужим, что у него нет того, что есть, или должно быть, у нас, а вовсе не потому, что у него есть что-то особенное, что-то свое. В конце концов, нам не дано знать ничего об этом особенном, даже если оно у Чужого есть. Через неприятие Другого мы принимаем нашу цельность. Наше Архаическое Я, здесь Ю. Кристева использует терминологию Фрейда и проблему этического принятия бессознательного, поставленную им в работе 1919 года “Heimlich/Unheimlich”, выбрасывает вовне всю неудовлетворенность собой, все страхи, всю агрессию, которая не может удержаться внутри. Но именно беспокойство Другим внутри себя делает нас человечными, делает нас тем, чем мы являемся.

Другая трудность — мы не хотим ничего знать о том, чего мы не знаем, мы как бы закрываемся от своего Другого. В силу традиций философии Нового времени боимся странностей, от которых стараемся отстраниться. Хотя именно в Новое время закладываются основания нового “бесстрашного” отношения к проявлениям Другого: странности романтического героя, воля Шопенгауэра, вдохновение Гартмана, интеллектуальная интуиция Бергсона, наконец, филологизмы Хайдеггера и учение о бессознательном Фрейда. “Странность в нас самих: мы сами себе Чужие”, как констатирует Ю. Кристева. Но эта та “инаковость, на которую мы не можем посмотреть извне”. Главное препятствие — соотнести себя с Другим, трудность непреодолимая в рамках традиционного антитетического мышления. Но преодолимая, с точки зрения Ю. Кристевой, “на осознании своего бессознательного”. В рамках, как пишет Ю. Кристева, “космополитизма нового типа”.

Мыслить различие — каким образом это возможно? “Вечный” философский вопрос о соотношении общего и единичного, универсального и уникального, закона и явления трансформируется сегодня в вопрос о человеческой субъективности, а точнее, поскольку предлагаемая точка зрения не претендует на истинность в последней инстанции, и включает саму эту субъективность, — вопрос о субъективной идентичности. Ю. Кристева по сути дела предлагает программу нового поливалентного мышления и, соответственно, отношения к Себе как Другому: “Я разорвано, но надо быть готовым принять Другого в этой инаковости”, поскольку “нет других Чужих, Я сам — Чужой”.

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]