Итак, мы
последовательно рассмотрели стереотипы восприятия старообрядцев и протестантов
современными севернорусскими крестьянами. В построении их образов обнаружилось
множество сходных черт.
1. Для
обозначения как старообрядцев, так и протестантов используются входящие в
повседневный словарный запас наших информантов лексемы богомолы и
верующие (которые веруют), первоначальное значение которых –
религиозно активный православный. В равной степени к старообрядцам и
протестантам применяется самое популярное из заимствованных наименований
секта, подчеркивающее чуждость и неправильность обозначаемой
религиозной принадлежности.
2. Вера обеих
конфессий воспринимается как другая, своя, нехристианская и
неправославная; в то же время, и старообрядческая, и протестантская вера
может считаться христианской в третьем значении этого слова, т.е. более
древней по отношению к православию верой; такая семантика лексемы объясняется,
по всей видимости, соответствующим самоназванием старообрядцев и протестантов. В
случае со старообрядцами, однако, это сопряжено с восприятием христианской веры
как более святой и правильной, нежели мирское православие;
в случае с протестантами о такой точке зрения не может быть и речи.
3. Бог
старообрядцев и протестантов воспринимается неоднозначно. Относительно обеих
конфессий существует мнение, что они не признают Иисуса Христа и верят в
своего, другого Бога; с другой стороны, Бог у всех один,
только веры разные. Об обеих конфессиях говорят, что они разговаривают
с Богом: старообрядцам это дает возможность предвидеть будущее, а в случае с
протестантами считается следствием взаимодействия с нечистой силой.
4. Общим
оказывается восприятие религиозной литературы старообрядцев и протестантов как
своей, отличной от православной; старообрядческие книги мыслятся как
старинные, а их содержание (пророчества о конце света), соответственно,
истинное; религиозная литература протестантов, напротив, не всегда
признается православными: информанты могут считать, что в протестантских книгах
все переработано, и брать их не стоит. В любом случае, однако, книги
религиозного содержания в традиционной культуре ценятся фактом своего хранения,
а не чтения, поэтому прагматика их использования в обоих случаях примерно
одинакова.
5. Сходным
образом выстраивается стереотип взаимоотношений старообрядцев и протестантов с
иконами: в случае, если наличие икон у старообрядцев признается, они считаются
отличными от православных; когда же преобладает мысль, что у старообрядцев и
протестантов нет икон, о представителях той и другой веры говорят, что они
молятся пустому углу/в пустой угол, - т.е. именно так,
как стали бы молиться в отсутствии икон сами православные.
6. Молитвенная
деятельность обеих конфессий в восприятии современных севернорусских крестьян
связана с «нечистыми» пространствами: староверы молятся в нежилых уголках
избы, скрытники – в подполье или на чердаке, протестанты в клубе, на
улице, в хлеву. Одинаково непонятен православным их язык богослужения;
исступленные поклоны в пол старообрядцев, равно как и махание руками
протестантов, воспринимаются как движения сумасшедших людей. Богослужение
конфессиональных противников, таким образом, на всех уровнях оказывается
адресованным нечистой силе.
7. С
представителями обеих конфессий связан мотив ритуального самоубийства:
старообрядцы самосожигались, пытаясь спасти душу, у протестантов
также требуется Богу душу отдать, задохнувшись в гробу. Первые из-за
этого обычая считаются чудью, с которой информант не хочет знаться;
вторые – страшным объединением, попасть в которое значит наверняка
распрощаться с жизнью. Религиозный фанатизм, таким образом, ни в том, ни в
другом случае не находит понимания у православных.
8. Несмотря на
немногочисленность отзывов о похоронной обрядности протестантов, и в этой сфере
находятся параллели со старообрядцами: действующий у протестантов запрет на
посещение кладбища и поминовение покойников в некотором роде соответствует
скрытническому стремлению спрятать место захоронения. И тот, и другой обычай
воспринимается православными как неправильный, т.к. в православной культуре
публичные похороны, посещение кладбища и поминовение родственников считаются
единственно правильными и общеобязательными процедурами.
Многие сходные
черты двух вер, однако, интерпретируются православными совершенно по-разному.
1. Крайний
эсхатологизм старообрядцев считается оправданным, т.к. его мотивы близки
православным; протестантские же ожидания конца света, их попытки улететь на
Луну или привить информантам новое понимание посмертной судьбы человечества
воспринимаются как ерунда и дурость.
2.
Старообрядческое двуперстное крестное знамение считается более святым и
спасительным, чем даже православная щепоть; отсутствие крестного знамения
у протестантов свидетельствует о неправильности их веры или об отсутствии
веры вообще.
3. Одинаково
активная роль женщин в старообрядческих и протестантских общинах, из-за которой
женщину воспринимают как попа, в первом случае воспринимается совершенно
спокойно: старообрядок просили окрестить детей или отпеть покойников, т.к. их
статус оказывался близок к статусу божественных бабушек или
старух (знахарок, повитух и т.п.), исполняющих требы в православном селе в
отсутствие священника; в случае же с протестантами проводившая службу женщина
была молодой, поэтому подняла всех чертей, и наказание за это
понесло все село.
4. Наконец, все
вышеперечисленные особенности обрядовых и бытовых практик старообрядцев и
протестантов в совокупности создают два разных образа конфессионального
противника. Образ старообрядца в традиционной культуре Русского Севера лишен
целостности: с одной стороны, старообрядцы - это люди, обладающие тайными
знаниями (знахарки, знающие, монахи), представители более святой
по отношению к православию веры, с другой – злой, скупой,
малообщительный народ, не христиане. Восприятие протестантов более
однозначно: положительных черт в их образе значительно меньше (пожалуй, только
малораспространенное мнение о соблюдении протестантами моральных законов), в
основном о них отзываются как о глупых, смешных или страшных
людях. К тому же, старообрядцы в любом случае остаются людьми мифологического
времени, а явления прошлого в традиционном обществе всегда выигрывают при
сравнении с настоящим. Нам думается, впрочем, что с течением времени ситуация
может измениться: не следует забывать, что со старообрядцами православные
соседствовали на протяжении трех веков, а традиция восприятия протестантов
только формируется, и соседство с ними еще не успело войти в привычку. Вполне
возможно, что столь радикальная негативная их оценка будет постепенно
дополняться новыми сведениями (к примеру, об особенностях протестантских
похорон) и станет вполне толерантной.
Не следует
забывать, однако, что при всех многочисленных частных расхождениях в самих
механизмах восприятия старообрядцев и протестантов наблюдаются значительные
сходства. Рассказывая об особенностях их веры, информанты обращают внимание на
одни и те же ее аспекты: соотношение с православием и происхождение; молитвенную
атрибутику, помещение, телодвижения; богослужебные тексты, религиозные запреты
(особенно выделяя распространяющиеся на бытовую сторону жизни), и т.п. Поскольку
по этим параметрам проходит граница между «своими» и «чужими» (независимо от
негативного или положительного отношения к «чужакам»), можно говорить об их
важности для самоидентификации современных севернорусских крестьян, а тот факт,
что эти механизмы используется не только верующими информантами, но и атеистами,
говорит о попытке идентифицировать себя не только конфессионально, но и
этнокультурно.
