Старообрядчество на
исследуемой территории существовало с конца
XVII
в. до 70-х годов
XX
в. и было представлено
несколькими беспоповскими толками: умеренными поморским (он же
даниловский) и филипповским, а также ультра-радикальным
скрытническим (он же бегунский и страннический).
Помимо территорий двух поморских пустыней: Выговской (1694-1863 гг.) и
Чаженьгской (1710-1873 гг.), старообрядцы проживали и в деревнях с православным
населением: их присутствие в них фиксируется с 40-х годов
XIX
в.
Принцип номинации
старообрядцев современными севернорусскими крестьянами отражает первую
особенность их восприятия - православные почти не уделяют внимания догматическим
различиям между разными согласиями и вместо трех течений выделяют два:
староверов и скрытников (другие названия «толка» - скрытные,
скрытые, странники или странные); для обозначения обоих
течений используется лексема старообрядцы. Староверами в
большинстве случаев называют представителей поморского и филипповского согласий,
скрытниками или странниками – скрытнического. Более того,
стереотипные представления даже о староверах и скрытниках могут
оказаться настолько близки, что наши информанты начинают считать эти названия
синонимичными: [Соб.: А кто такие скрытники?] Дак
скрытники - те же самыи староверы. Скрываютсе от людей. [Соб.: Они здесь
были?] Нет. Да и у нас не было ни староверов, ни скрытников [АЛФ; с.
Озерко Каргопольского р-на, КНМ]. Однако в большинстве случаев
православные все же отличают староверов от скрытников:
[Соб.: Староверы и скрытники - разное или одно и то
же?] Не одно. Скрытники, дак оне скрывалисе как-то вроде, а староверы, те
ведь из отдельных чцашок ели, не ели ни с кем. [АЛФ; с. Ошевенск
Каргопольского р-на, ШАС]. Первоначальный толчок к разграничению обусловлен
действительной религиозно-бытовой спецификой толков, однако представление о том,
что староверы и скрытники – не одно, может существовать и
совершенно самостоятельно. В этом случае отрицание какого-либо сходства между
течений заходит настолько далеко, что скрытники исключаются из числа
старообрядцев и воспринимаются просто как скрывающиеся от чего-либо люди:
Слыхала, что были скрытники такие вот. Скрывались вот, то ли вот это... от
власти. Были. [Соб.: От власти Советской?] Советской и там раньше были,
кто там чё согрешил – скрывались [АЛФ; с. Лекшма Каргопольского р-на, ААМ].
Этимология названных лексем вполне прозрачна для наших информантов и
делает «очевидной» их семантику: скрытники называются так, потому что
скрываются от людей (странники – странствуют), староверы
– исповедуют старую веру.
Последователи
старообрядчества могут обозначаться с помощью лексем верующие,
богомолы и монашки (монашены), которые подчеркивает их
восприятие как религиозно активных людей, а также кулугуры
и чудь. Несмотря на то, что этимология слова кулугур восходит к
древнерусскому «калугеръ» (из греческого «καλόγερος» - «монах»), эта лексема
выражает негативное отношение к старообрядцам: [о старообрядцах-кулугурах:]
Не знаю я их сроду и знать не хочу.
Чудью старообрядцы называются потому, что самосожигались (подробнее см.
пункт 1.8) – в данном случае образ
старообрядцев оказывается близок к образу мифологизированного автохтонного
населения Русского Севера - ср. с преданиями о самопогребении чуди.
Статус
религиозного объединения старообрядцев определяется нашими информантами с
помощью лексем община, партия, народ и секта,
подчеркивающих отдельный образ жизни старообрядцев и, в некоторой степени,
нелегальный характер старообрядческой веры. Использование этих наименований,
однако, далеко не столь частотно, как у лексем староверы и скрытники.
Рассказы о
старообрядцах и их старой вере (подробнее см. пункт 1.2) вынуждают
православных определять каким-то образом себя и свою религиозную принадлежность:
при этом парадоксальным образом православные прибегают к словам, заимствованным
из старообрядческого лексикона. Стремясь сохранить свою веру и обычаи
«непорушенными», старообрядцы отделяли себя - «верующих», от всех остальных -
«мирских».
Последнее название оказалось очень популярным в среде наших информантов, причем
его заимствованный характер и негативное значение не осознаются: это у нас
"мирское" называлось, а у них "староверское". Мы христьяне, они староверы
[АЛФ; с. Кречетово Каргопольского р-на, ГАА]. Аналогичным образом происходит
заимствование и другого слова для самоопределения - щепотники
(о восприятии старообрядческого крестного знамения см. пункт
1.3).
Лексему никониане православные также
применяют, но значение ее меняется на прямо противоположное: никонианами
называют старообрядцев, однако весьма неуверенным тоном (ср. Раньше же
гонение на веру было, было... значит, скрывались... другой веры. […]
Какие-то никоняне были, никоновцы. [Соб.: Кто такие?] А не знаю, другой
веры, что ли [АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, САА]). По всей
видимости, это слово не понятно православным, и, хотя некоторое представление о
патриархе Никоне и его связи с расколом у них есть (подробнее см. пункт
1.2), какую веру следует называть
никонианской, они не знают.
В научной литературе не
раз отмечалось, что межконфессиональные отношения в традиционной культуре
характеризуются высокой степенью религиозного центризма, т.е. «своя» вера
мыслится единственно истинной и правильной, а «чужая», соответственно,
неистинной и неправильной.
Деление на «своих» и «чужих» основано прежде всего на разных обрядовых и бытовых
традициях; на догматическую составляющую другой религии люди традиционной
культуры обращают мало внимания. Так, религия старообрядцев воспринимается как
не наша, нерусская, своя, другая, особая,
отдельная, вторая (по отношению к православию – первой вере) и т.п.
потому, что их не хоронили на православном кладбище, они из нашей чашки не
ели (т.е. не использовали чужую посуду и не позволяли пользоваться своей –
так называемое «чашничество»)
и т.д. Описание и интерпретация старообрядческих обычаев, таким образом,
производится через понятия народной православной культуры: информанты обращают
внимание прежде всего на те области, которые существуют у них самих (религиозные
праздники, молитвенную атрибутику, ход богослужения, религиозные и бытовые
запреты и предписания, обрядовые практики, связанные с жизненным циклом человека
– крестины, бракосочетания, похороны, - и т.д.); итоговая картина больше
напоминает описание традиций и верований самих православных методом от
противного.
Мнение о том, что у
старообрядцев не наша вера, требует дальнейшей детализации. Лексема
старовер помогает в этом: сама внутренняя форма слова заставляет
православных сделать вывод о том, что у их конфессиональных оппонентов старая
вера, которая еще до Иисуса Христа на Руси была (скрытники
также могут восприниматься как исповедующие старую веру, но не всегда:
согласно другому мнению, у скрытников своя вера – скрытая, которая еще
до староверов была). Соотношение старой веры с православием
информанты определяют двумя способами: согласно первому и наиболее
распространенному, старая вера – не православная (отдельно
следует упомянуть два свидетельства, согласно которым старая вера – это
фетишизм, некрещенная вера, т.к. старообрядцы поклоняются
рябиновым веткам и тополям);
согласно второму - православная, но старая. Такая же
двойственность наблюдается и с другим обозначением старообрядческой веры.
Православные считают, что у староверов и скрытников христианская вера,
однако семантика, вкладываемая в эту лексему, может быть различной:
христианами могут считаться только православные (в этом случае
христианская вера понимается как синоним православия); христианами
могут считаться все верящие в Иисуса Христа (и православные, и старообрядцы);
наконец, христианами могут считаться только старообрядцы. Последнее –
наиболее интересное, мнение вовсе не является ошибкой информанта, как то может
показаться на первый взгляд. Оно достаточно часто повторяется в анализируемых
нами материалах, а также зафиксировано в источниках 50-х годов
XIX
в.; объясняться оно может тем фактом, что старообрядцы
демонстративно называли себя единственными православными христианами
(ср.: [Теща информантки была староверкой. Соб.:
Как она сама называла свою веру?] Она... это... православная и христианка, но
старой веры [АЛФ; с. Усачево Каргопольского р-на, ВАЩ]), или
представлением о том, что старообрядческая вера более правильная и святая,
чем православная, и в ней скорее можно найти спасение.
Наконец, вера староверов в одном случае была названа бесовской.
Возникновение
старообрядческой веры имеет в глазах православных свою историю: разделение
церквей или раскол, по их рассказам, произошел из-за того, что
патриарх Никон ввел Новый Завет, Никон поспорили с
Аввакумом, или старообрядцы не приняли новые церковные каноны, правила
богослужения, молитв и ведения хозяйства. Наши информанты также пытаются
локализовать эти события во времени: старообрядцы были люди петровских
времен, жили в царское время, в восемнадцатом или семнадцатом веке,
жили до Никона или вообще в девятом веке:
Старообрядцы-то откуда образовались? Так историю-то ведь знаете? Знаете.
Раскол-то, первый раскол, откуда произошёл. При Крещении Руси, в девятом веке
ещё, в начале. И вот с Новгородских земель сюда подались в эту сторону все, в
сторону севера. Не захотели креститься.
[Соб.: Не захотели креститься? Это и были старообрядцы?] Да, они и жили по
старой вере, по старым канонам. [Соб.: Как это?] Ну… Есть такой Ветхий
Завет, вот. Его ведь долго церкви не принимали. Вот. [АЛФ; с. Озерко
Каргопольского р-на, ЕВБ]. Старообрядцев, по рассказам православных, постигли
религиозные репрессии: на старую веру было преследование
или гонение, старообрядцев гоняли, засекали, имали,
казнили, вешали, жгали;
друга-то вера ведь не разрешёна, вера-то ведь только должна быть одна
[АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, ЧТВ]. Однако
существует и восприятие старообрядцев изнутри традиции без привлечения
почерпнутых в школе или прессе знаний: согласно этому восприятию, старообрядцы
были староприжние, старинные или старые люди, жившие до
нашего времени, в прежнее время (до колхозов), до войны,
давно или на памяти деда, бабки, матери информанта, то есть в
своеобразном «золотом веке», когда человечество обладало сакральными знаниями,
жило в соответствии с традициями и т.п. Речь здесь идет, таким образом, не о
физической старости старообрядцев (об этом см. пункт 1.5), а о
традиционности их образа жизни (ср. с примером, где информанту пришлось
прибегнуть к мнимо тавтологичному словосочетанию, чтобы выразить сразу оба
смысла: Старые старушки, раньше много их было.
Почти каждая бабушка староверка [АЛФ; с.
Полуборье Каргопольского р-на, ВАИ]). Отнесение старообрядцев к такому
«мифологическому» времени отлично сочетается в сознании информантов с тем
фактом, что на исследуемой территории их больше нет, - согласно фольклорной
концепции времени, мифологический герой в «нашем» времени жить не может.
Исчезновение старообрядцев, таким образом, воспринимается православными чаще
всего как физическая смерть всех представителей старой веры и описывается
в соответствующих выражениях: они все ушли, вывелись,
выкурились, ликвидировались, умерли, их
всех нарушили, когды
[…] Ленин вот этот наступил.
Представление же о том, что старообрядцы существуют и в наши дни, непопулярно:
оно встретилось нам всего один раз (У нас-то
нонешне их нет, а вообще-то есть. Ведь недавно кончились - уехали: то в
Ленинград или куды [АЛФ; с. Архангело
Каргопольского р-на, КНМ]).
В среде наших
информантов бытует два представления о Боге старообрядцев. Согласно первому,
старообрядцы не празднуют нашему Богу: они от Господа Бога отреклись,
Иисуса Христа не признавали и верили в своего, другого Бога
(про скрытников уточняют, что верили в Аллаха или вообще говорят -
а кто их знает, в Бога ли, в чёрта ли
[АЛФ; с. Волосово Каргопольского р-на, ЗЕГ]). Согласно второму – верили в
того же Бога, что и православные ([Соб.: Они в того же Бога верили, что и мы?]
Бох один. Веры это скоко хоцчешь, а Бох всё равно один
[АЛФ; с. Абакумово Каргопольского р-на, ВАВ]). Однако в любом случае наши
информанты считают, что религиозная деятельность старообрядцев была очень
активной - с этим связано представление о том, что скрытники,
постаравшись, становились святыми: Странник. Это стараетси, странник он
называетси. Он там живё [в лесу]. Не знаю[?], как он пытаетси, как
чёго. [Соб.: Странники в бога верят?] Как не веря, верят. [Нрзб.]
Святы-те от кого? [Соб.: От странников?] Да. Он ведь постараетси и вот в
эти святы-те и попадат. [Соб.: Странник, значит, постарается?] Но,
постарается что, в Бога веруё, а ничё [нрзб.], вот у ё, грехов нету у ёго
никаких [АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, ТАА], а староверы
разговаривали с Богом до слёз (см. пункт 1.7). И она находила
признание у православных – многие информанты рассказывают, как в советские
времена, когда православные церкви были закрыты, с удовольствием посещали
богослужения старообрядцев: А было у нас в деревне нашей, где мы жили, у них
иконы там были, они всё времечко молились Богу тогда ведь, ну, вера как-то была
запрещена, наша-то ведь, крестьяне и не молились, а у них это уж были все иконы
и всё [АЛФ; с. Лекшмозеро Каргопольского р-на, АИМ] (подробнее об этом см.
пункт 1.3). Представление о
большей святости старой веры подтверждается обычаем отдавать умирающих
людей на жертву старообрядцам (т.е. перекрещивать их в старообрядчество –
подробнее см. пункт 1.5) или давать завет (обет) год жить у
старообрядцев в случае болезни.
Один из
наиболее значительных комплексов стереотипов восприятия старообрядцев касается
особенностей их молитвенных практик. Под этим словосочетанием мы будем понимать
все, что связано с богослужением: религиозные атрибуты старообрядцев, их
молитвенное помещение и сам процесс богослужения. Восприятие православными
некоторых особенностей молитвенных практик староверов и скрытников
разнится, поэтому иногда мы будет описывать их поэтапно.
Рассказывая о
староверах, православные часто упоминают, что у них было много
икон. Такое мнение может быть отчасти обусловлено репутацией старообрядцев
как активно верующих людей, о которой мы уже писали, - наличие большого
количества религиозных атрибутов выступает в восприятии людей традиционной
культуры либо «следствием», либо «доказательством» этого мнения. Хотя в избах у
самих православных также обычно имеется несколько икон, у староверов их
оказывается неизменно больше: у них, по впечатлениям, вся изба в иконах,
иконы
по всем стенам,
иконостасы
в доме. Содержание старообрядческих икон воспринимается
православными двояко: с одной стороны, святые на них те же, что у православных (Иконы
такие: вот Пресвятая Богородица такая, Никола Угодник такой, Милостливой Спас
такой - вот эти иконы были такие [АЛФ; с. Рягово Каргопольского р-на, ЗУА]),
с другой – они все же свои, немножко чуть-чуть не такие,
другоякие. Отличие старообрядческих икон от православных заключается в их
внешнем виде (у староверов были иконы старинные: медные или
железные,
сизые; красивые: золотистые, со створами, в
деревянной оправе; стеклянные), способе хранения (староверы
располагали их отдельно: в своем уголке, в заблюднике,
в шкафчике, в дальней горнице и закрывали занавеской, чтобы
никто не видел, в то время как у православных божница располагается на
самом видном месте в комнате и целенаправленно украшается) и, самое главное, в
том, что у староверов свой Бог или своя вера. Последнее
обстоятельство, однако, не мешает православным хранить и использовать
старообрядческие иконы как «свои» (Ср.: Вот только какому-то Богу они
молились, того-то я вам и не скажу, потому что я не помню. А на иконе у тётки
были тожо такие же святые. И никогда я у ей почему-то не спросила, что: «Тётя, а
вы какому Богу молитесь?» [Соб.: Иконы, как у Вас?] Да, иконы только
маленьки, это маленьки иконки. [Соб.: Каким святым?] Ну тожо уж нашим
святым были. Власию, Ильи-пророку [нрзб.]. Вот такиё были тожо иконы. У
меня было, осталось после её сколько икон [АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского
р-на, ЧТВ]).
Иконы
скрытников описываются информантами несколько иначе. Если иконы
староверов могут (с небольшими оговорками) восприниматься как тождественные
православным, то у скрытников они уже однозначно свои: Одни вот молилися, у
этих, у скрытых, у них своя икона была, они не молилися вот. А эти,
староверы-те, молились одной [с православными] иконе, нашей иконе
[АЛФ; с. Волосово Каргопольского р-на, НАК]. Это разделение объясняется большей
«чуждостью» скрытников в восприятии православных из-за их религиозного
радикализма: скрытники
уходили от родных и избегали встречаться с людьми, в то время как староверы
могли остаться в семье (подробнее об этом см. пункт 1.6), скрытников
хоронили в лесу или поле, а староверов на кладбище (подробнее об этом
см. пункт 1.5),
и т.д. Отсюда же возникает представление о том, что скрытники вынуждены
были носить свои иконы в кармане и молиться на них, входя в избу (в
религиозной традиции севернорусских крестьян, при этом, существует запрет на
вынесение иконы из дома: [Соб.: Икону давали тому, кто отправляется в дорогу?]
Иконки нет, иконок нельзя давать. Это грех будёт, иконок никому не давала
– [АЛФ; с. Моша Няндомского р-на, МАС]), либо
молились вообще без икон - в пустой угол (т.е. в большой
угол, в котором у православных располагается божница, но освобожденный от икон:
одна наша информантка рассказала, как в экстренной ситуации она сама помолилась
на пустующий большой угол, - и помогло).
Сходным
образом воспринимается православными и религиозная литература старообрядцев: по
рассказам, у них было очень много старинных божественных
книг, толстых, затрепанных, напечатанных золотыми
буквами, в деревянных переплетах и с медными застежками.
Жанровый состав этих книг чаще всего определяется как Библия, реже –
Евангелие и молитвенники. Старообрядческие книги, как и иконы,
воспринимаются православными как другие за счет их языка (нерусского,
церковного, латинского, славянского, старообрядского,
непонятного) и содержания. Обладание большим количеством книг, а также
умение их прочесть, заставляет православных воспринимать старообрядцев как
грамотных людей: по рассказам, старообрядцы читали очень легко и свободно,
что для крестьянской среды было редкостью и обеспечивало читающему особое,
тайное знание (в книгах, согласно верованиям севернорусских крестьян, содержится
информация о том, как отпевать покойников, наводить порчу, взаимодействовать с
демонологическими персонажами, заговаривать скот, предсказывать будущее и многое
другое).
В некотором роде уже сам переход в старообрядческую веру делал человека
образованным (ср. с рассказом об одной староверке: Неграмотная
совершенно была. Сиротой росла. Она тоже была главным старовером здесь.
Безграмотная женщина, но писала книги. Причём, вот такие толстые книги писала
сама. Вот научилась, церковные буквы, всё это она знала. А так она не училась,
одного класса нигде не кончала [АЛФ; с. Усачево Каргопольского р-на, СМН]).
Чтение, по рассказам православных, являлось постоянным занятием старообрядцев -
они читали на богослужении и дома: У нас дедушка был, дак я-то глупая какая,
у нас дедушка дак вот в воскресенье вот как встанет, дак ищё он и не поест до
обеда, ещё сидит у окошка,
чцитат. Книга была,
вот такая, вот такая
[показывает размер - большая]. Чцего у его только... Ведь не научциласи
чцитать-то в книге-то ничцего, он... не по-рускому у его
было. Вот и всё цитал, цитал он, как будто поп какой... хоть он в попах и не был,
а... ну, просто старовер был, и вот цитал старинные... старинну книгу
[АЛФ; с. Полуборье Каргопольского р-на, НАН];
согласно одному свидетельству, старообрядец даже спал на книжках. Однако
содержание старообрядческих книг делает их обладателей другими еще в
большей степени, чем язык. Согласно стереотипу, в них написаны: 1)
правила «чашничества» и поста, 2) божественные
стихи, которыми отпевают покойников, или панихида, которая
по-церковному и по-старообрядчески разная (подробнее о похоронной обрядности
старообрядцев см. пункт 1.5),
3) ветхозаветная история и судьба человечества перед концом света.
Ветхозаветная и эсхатологическая традиции, выдаваемые за старообрядческую, на
поверку развивают традиционные для православного севернорусского крестьянства
мотивы: грехопадение первых людей, постройку Вавилонской башни, притчу о богаче
и нищем Лазаре; появление перед концом света железных коней на полях, железных
птиц в небе, победу красного петуха в войне, и т.д.
Подобный процесс «подмены» старообрядческого содержания книг фольклорными
представлениями вполне закономерен: книга (в частности, Библия) в традиции в
большей степени сакральный предмет, источник всякого сакрального знания, чем
вещь, предназначенная для чтения
(ср. с представлением о том, что прочитавший Библию до
конца сойдет с ума).
В то же время считается, что человек, прочитавший Библию, будет все знать и
обладать даром предвидения, - отсюда восприятие старообрядцев как людей, знающих
прошлое и будущее (подробнее о тайных знаниях старообрядцев см. пункт 1.7).
С другой стороны, характерный именно для старообрядчества накал эсхатологических
ожиданий также находит отражение в восприятии наших информантов - ср. с
рассказом, в котором староверы очень живо реагируют на признаки
наступления конца света: И у дедка вот такая книга была, и бабка староверка,
и он старовер. […] А эти, бабка да дедко-то всё читали эти книги. […]
И гоўорит, по-славянски написано-то: "Бует, гоўорит, скоро война", - ещё
война-то не была, а в Библии всё писалосе. Самолеты-те летят,
а мы - что, уж мне семисят лет дак, небольшие, выйдем на улицу, они выйдут на
улицу и крестятцы, что самолёт-то летит этто, и они молятцы, что самолёт летит,
и плачут. Молятцы и плачут [АЛФ; с. Саунино Каргопольского р-на, ТПА]
(ср. с представлением о том, что старообрядцы самосожигаются при виде самолета –
см. пункт 1.8). Религиозная литература старообрядцев, таким образом,
воспринимается православными как «своя», но более
древняя и ценная. Если к информантам попадают старообрядческие книги, они их
хранят и считают, что это Господом дано. В то же время, бытует
представление, что старообрядческие книги, как и сами старообрядцы, в наши дни
уже не существуют: Раньше ить Быблии книги были. Там картинки всяки
нарисованы в красках. Эти книги редко в какой избе были. Вообще-от староверы-ти
были дак. Я тут у одной бабушки - она к нам ходила - дак книгу видела, дак
откроёшь дак, там то смола кипит, то огонь горит. […] Ну, эти книги, Бог
знает, стариков и старух живых нет, а где они - кто их знат. Уже в архиву сданы…
попали [АЛФ; с. Река Каргопольского р-на, КИМ]. Такое мнение можно считать,
с одной стороны, отголоском археографических экспедиций на Русский Север, с
другой – уже упоминавшимся представлением о смене «мифологического» времени
настоящим.
Наконец, в
связи с молитвенной атрибутикой наши информанты вспоминают также лúстовки,
использование которых считают одним из опознавательных знаков старовера:
у их такие лúстовки - нать сорок потти [почти] этих листовок.
Квадратиками вот такими. И вот они молятся и откидывают, молятся и откидывают.
Надо сорок раз колонуть лбом об пол. Староверка [АЛФ; с. Рягово
Каргопольского р-на, ЗУА]. Предназначение лúстовки, по мнению
информантов, - отсчитывать 40 молитв или поклонов, требующихся на богослужении и
в случае нарушения правил «чашничества»: У нас бабка была, да старушка, так
она из ковшика, из ковшика нальёт кружку воды, а потом и пила из своей кружки.
Она, ковшик, из ковшика не нальёт. А как [ты] попьёшь из ковшика, так
надо сорок листовок от этих. Сорок листовок, такие листовки были. [...]
Така верёвочцка,
и на этой верёвочцке такие зубки. И это.
Сорок листовок ведь от эти. Отхлестать. Она: "Ой, опять напились из ковшика,
сорок листовок от этих".
[Соб.: Она должна прочитать сорок листовок?]
Да. Ей достанется, а не нам [АЛФ; с. Волосово Каргопольского р-на, АВМ]. В
материале, собранном нашими белорусскими коллегами, содержится интересное
представление о том, что 40 молитвами старообрядцы могут замолить даже грех
убийства: Такія былі ў
іх ціпа кругленькія шарычкі. Вот ён сядзіць шарычкі
[перебирает – В.К.]…
Называліся ў іх лесенкі. А ў нас тут радам маскалі былі. Так вот сорак етых
лесенак, сорак етых шарычкаў у руках перадзяржаць… І хоць і бацьку заб’ець.
Молитвенные
помещения староверов и скрытников также отличаются друг от друга в
восприятии наших информантов. Согласно стереотипу, у староверов все
отдельно от православных: они не признавали православную церковь
(в частности, из-за несоблюдения запрета на алкоголь и курение православными
попами) и молились дома (в прилубе)
или в своей церкви - молельне (она же молельная,
моленная, молебна или молельный дом). Под молельню
староверы выкупали отдельный дом, куда, по рассказам, ходили молиться по
воскресеньям. Скрытники же молились скрыто: они также не посещали
православную церковь (по одной версии, их туда не пускали) и делали себе
кельи два на два метра под печкой, в подвале, на
чердаке, в заднюхе,
в чулане или на первом (хозяйственном) этаже двужирного
дома, в котором на тот момент проживали (скрытники бросали собственные
дома - подробнее см. пункт
1.6).
Выбор
таких подчеркнуто нежилых пространств воспринимается нашими информантами как
нечто таинственное и необычное, а в устройство кельи добавляются
технически невозможные характеристики: Их и было даже, что печка поднималась,
под печкой это келья их [?] Половина печки отделялась, тоже где-то в
наших краях [АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на,
ЧВН] (ср. с представлением о том, что скрытники сбегали по
подземному ходу или прятались в пристенах
– пункт 1.6).
По-особому осмысляются
православными телодвижения старообрядцев при молитве – они молятся
сижа, коленками становясь на коврик; каждый праздник все в кучу,
раком стоят. Уже упоминавшиеся 40 поклонов в пол воспринимаются как
свидетельство их фанатичной религиозности и некоторого помешательства:
Вот у меня была деенка,
так вот она такую штуку розостелет на пол, где никого нету, и лбом о пол хряпат
- до того она домолится, до того домолится, да токо преставление свету белого
[АЛФ; с. Рягово Каргопольского р-на, ЗУА].
Отличный от православного двуперстный крест старообрядцев, однако, напротив
воспринимается как более правильный, истинный, настоящий,
которого мирские недостойны;
многие информанты принципиально крестятся двумя пальцами: Нет, я всё время
эдак крещусь, вот так [указательным и средним пальцем] этак, этак, а
трема ведь нельзя […] Старушки сказ [нрзб.] так она скажь, - "Что,
табак кладёшь, что ль?" Нельзя, нельзя шепёток, нельзя, нельзя ни в коем
случцае так нельзя
[АЛФ; с. Усачево Каргопольского р-на, СМН]. Оно не получило у православных
специального названия, тогда как православное троеперстие информанты называют
табачной щепотью, щепёткой, лопатой или
напёрсточниками, иногда даже без ссылки на приписываемое старообрядцам
представление о том, что тремя пальцами берут только табак или соль.
Двуперстное знамение воспринимается как истинное, по всей видимости, не
только под влиянием проповедей старообрядцев - для человека с традиционным
сознанием более древнее автоматически является более верным, к тому же,
двуперстие до сих пор изображается на иконах (ср.: То крёст вот так делаём
[трехперестный], а Господь вот крёст сделат [двуперстный]. Вот, у
Господа вот какой крёст. А наши говоря, мы это недостойны, крёста. Нам вот-то
крёст нать […] Вот погляди, у Иван Богослов и этот, Илья... этот Николай
Святитель. Вот Николай Святитель погляди, как крёст делаёт, погляди. А наш
этот крёст [трехперстный], моя тожо эк сея [?], мы этого
креста недостойны. Троитця, пресвятая Троитця, во
[троеперстие]. Мы Троитце пресвятой молимся. А этот всем святым
[двуперстный], этот всем святым, и, наверно, истинну Христу. А это Троитця
[АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, ТАА]).
Старообрядческое
богослужение в целом воспринимается как отличное от православия: у них был
свой обряд или обычай, они молились сами собой, отдельно,
по-своему; про скрытников рассказывают, что они молились ночью
(представление о том, что скрытники хоронят ночью,
см. в пункте 1.5; выходят ночью – в пункте 1.6).
У старообрядцев были непонятные, свои молитвы: они слова по-иному
говорят, не так, как мы, как священник в церкви, лабайдут
(Мы всё: "Бабушка Домна, да ба…", - а оне ей
отпевали, так: "Домника, Домника. Помяни, Господи, Домнику"
[АЛФ; с. Река Каргопольского р-на, КИМ]; староверка
начнёт молиться - чё-то всё бла-бла-бла-бла... ничё не
поймёшь. В то же время, отношение к их богослужению положительное:
информанты считают, что у староверов интересно, и они красиво
поют служебные песни. В советское время многие информанты по большим
праздникам ходили к старообрядцам (они разрешали мирским присутствовать
на богослужении, но запрещали креститься и говорить,
- возможно, этим объясняется зафиксированное один раз представление о том, что
староверы молились молча) и сдавали им грехи в отсутствие
священников. Соответственно, старообрядческие лидеры и активисты могут
восприниматься как попы (информантов не смущает даже тот факт, что ими
часто бывали женщины):
в советское время они также крестили детей, отпевали покойников и т.п. (см.
пункт 1.5). Обращение к старообрядческим лидерам для исполнения треб, при
этом, ничуть не уменьшает степень их «чуждости»: подобная практика
распространена во многих областях межэтнических и межконфессиональных
взаимодействий и основана на представлении о большей силе иноконфессионального
священника или иноэтничного колдуна (именно за счет их «чуждости»).
Особенности молитвенных практик старообрядцев, таким образом, воспринимаются
информантами неоднозначно: с одной стороны, старообрядческие иконы, книги,
крестное знамение и т.д. понимаются как отличные от православных, с другой
стороны, в некоторых случаях это отличие может трактоваться как доказательство
их большей святости.
Немаловажную
роль в построении образа старообрядца в восприятии современного севернорусского
крестьянства сыграла система бытовых и религиозных табу, традиционных для
старообрядческого общества. Самым популярным табу, а также вообще самым
частотным стереотипом (151 упоминание на
500 текстов) восприятия
старообрядцев в анализируемых нами рассказах является так называемое
«чашничество», то есть запрет на пользование чужой посудой или на предоставление
мирским своей. Оно может распространяться и на староверов, и на
скрытников, или же только на староверов и является, таким образом,
стереотипом-маркером старообрядца или старовера. Через «чашничество»
часто определяется вера старообрядцев: с точки зрения православных, они не ели
вмистях, из мирских судов, из нашей/одной [с православными]
чашки/ложки, в общем блюде; не пользовались общей
посудой/чашкой/ложкой; ели отдельно, из своих судов, одни
из посуды, только в своей посуде; пили с одного стакана; у них
была своя, особая, отдельная посуда/тарелка/чашка/чарка/блюдо/ложка,
ковш у них святое место; согласно одному свидетельству, староверка
ложку съела (т.е. сточила за долгие годы употребления), согласно другому
- прятала ложку в толкушку для зерна, когда приходили гости, и т.п.
Соответственно, вера у них была тоже не наша, своя: у них,
видишь, какая вера, а у нас всё наоборот: пей – не хочу, бери – на, пожалуста,
воды не жалко, соли не жалко, хлеба не жалко – бери, это нельзя жалеть, а у них
всё по-другому [АЛФ; с. Мехреньга Няндомского р-на, ВИП]
(ср. с формулой приглашения за стол: садитесь, все крещеные,
распространенной на исследуемой территории). В литературе неоднократно
отмечалось, что тип пищевой культуры человека осознается зависящим от его
этнической принадлежности;
на основании наших материалом к этнической принадлежности можно прибавить также
конфессиональную. Реализация этой основополагающей для старообрядцев идеи
противопоставления «чистого» и «нечистого», однако, чаще всего не находит
понимания у информантов. Отсутствие «консолидирующих ритуалов»
совместной трапезы воспринимается, таким образом, как высокомерие (староверка
с нами не зналась), использование отдельной посуды – как жадность (староверы
для того и делают, чтобы им больше досталось, да нихто у них не съел.
Чцёго дают, всё ихно
[АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, ШАС]), отказ дать напиться из ковша – как
злоба (а староверы так, ежели как вот пришли, […] дак там ведь не дают
напиться, с этой с кружки, и воды не дают, ложки не дают, они вообще в дом не
пустят, а у нас этих староверов нету. Знаю, что народ он очень... злостный,
злостные люди [АЛФ; с. Лекшозеро Каргопольского р-на, ШЗА]). Мирская
чашка, которую старообрядцы держат для гостей, описывается информантами
как негодная: дырявая,
грязная
или посуда для животного (пить дадут из собачьего,
в
чём кошку кормят, с того и напоят тибя. Ну вот, кошке дают там
в кринке - зачерпнут воды те и подадут
[АЛФ; с. Чурилово Каргопольского р-на,
ЧМФ]). Впрочем, есть примеры и противоположной точки зрения, когда православные
с пониманием относятся к этим особенностям старообрядческой веры и следуют им
сами: ну ведь правда, это очень хорошо, а то из ковша тот попьёт, другой
попьёт - это не дело [АЛФ; с. Рягово Каргопольского р-на, ЛАА]. Очень
популярен в среде наших информантов рассказ о том, как старообрядка устроила
скандал из-за того, что мирский попил у нее воды из ковшика, и стукнула
его ковшом по лбу (Я раньше ковшиком по лбу получила от староверки [...]
ездили мы [...] в лесопункт ездила с фуражом, ну сено возила. [...]
Заехали [к староверам], всё они самовар налили, а я не знаю, мне что-то
пить захотелось. [...] Подошла к треногу [...], ковшик медный, я
тот ковшик-от взяла и напилася. А староверка-то подходит [...] - раз меня
по лбу [...] - "У нас ковшиком не пьют" [Очень резко сказала].
[...] Чуть лоб не раскололся. [...] Дак я упряжку держу: "Ну давай,
извини меня, старую". [...] [У них своя вера?] Дак наверно, они посуду
отдельно сами по себе, отдельно едят, наверно уж своя вера [АЛФ; с. Лекшма
Каргопольского р-на, НАА]). Наконец, провоцирование староверки на драку
подается как одна из форм юношеских забав: Так помню, что у нас в деревне
одна была, дак мы-то ничего не делали, девцёнки-то, а парни-то да как соберутся,
мы заговорим-заговорим, а парни схватят кружку, её чашку и напьются с этой и
хватают. И потрогают ложки ли. Мы как в другой половине разговариваем, они грят
[говорят]: "Идите, девки, разговаривайте с ей". А мы пойдём
разговаривать, а какой нам был интерес. Мы с ней разговариваем, а они там, какая
посуда есть, дак всю посуду щупают рукама [АЛФ; г. Каргополь, ЗЕВ].
Старообрядцы, однако, все равно узнавали об этом – у них было
какое-то чувство (о тайных знаниях старообрядцев см. пункт 1.7). В
том случае, когда посуда оказывалась опоганенной, старообрядцы отчитывали
40 молитв или клали 40 поклонов (см. пункт 1.3), 3 дня или 3 недели на
коленях отмаливали грех, посуду выкидывали, прокаливали ковш в печке,
воду из кадки выливали (по рассказам православных, прямо в избе, себе под ноги),
над кадкой читали молитвы.
Старообрядцам нельзя было брать воду из общей проруби: ежли
здесь вот воду ты взял в этой реке вот в прорубке, он идёт другую делать
прорубку и другую воду берёт. С этой он не имеет права взять напиться
[АЛФ; с. Казаково Каргопольского р-на, СИА].
Единственный раз встретилось нам упоминание об
обычае протирать после посещения поганого мирского дверную ручку.
О старообрядцах также рассказывают, что они носят свою посуду с собой в гости
и никому не дают ее трогать и мыть, или вообще не ходят в гости, боясь
омирщиниться (У меня ещё была сноха туто где, она ведь не ела из мирского
судна. Я раз в гости [приглашу], ска: «Настенька,- говорит, - я не иду, у
тебя, - говорит, - всё мирскоё, я не иду», - говорит. Вот и всё. Мирско,
дак не идё [АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на,
ТАА]). Сходные запреты, по мнению информантов, связаны у староверов
с процессом мытья (полотенце они носят с собой, пользоваться рукомойкой
никому не дают, в баню вместе с другими не ходят), чтением книг (староверы
свои книги никому не дают, а если дают, то заворачивают в платок, чтобы к
ним никто не прикасался)
и гостеприимства в целом: староверы ночевать не пустят.
Для
скрытников роль маркера наподобие «чашничества» в некотором роде выполняет
запрет на регистрацию (в некотором роде – т.к. самое распространенное
представление о скрытниках связано с их похоронной обрядностью – см. пункт
1.5): они нигде в
записях не стояли, не записывались, не регистрировались, не
состояли в сельсовете, их не существует как будто на белом свете.
Табу на регистрацию связано с тем, что скрытникам было запрещено сообщать
переписчику свою фамилию: Я по переписи населения
работала в тридцать восьмом году. В Самковской
школе работала. Там были скрытники, старушки, жили три старушки в кельях у
хозяйки - хозяин богатый, дак вот гореночка.
[...] Дак вот они, эти, у них своя вера была - дак
они, например, этих, фамилии не говорили. Надо список записать, фамилию, имя,
отчество. «У Христа фамилии не было, и у нас нет,» - дак потом нас
проинформировали, что «Мария Ивановна», дак от отчества образуйте фамилию –
«Иванова Мария Ивановна» [АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, БВА].
Сходным является запрет для скрытников посещать государственные выборы:
Анна Павловна жила, голос хороший, верующая старушка, ни раз не ходила на
выборы: "Я Антихристу руку не дам. Антихристу руку на подпись не дам", - это за
кого голосовать. Не ходила [АЛФ; с. Печниково
Каргопольского р-на, БТВ]. Остальные скрытнические запреты – на
покупку соли, сахара, спичек у государства –
известны информантам достаточно редко. Малый по сравнению со староверами
набор известных информантам табу скрытников объясняется, по всей
видимости, замкнутым образом жизни последних: скрытники старались
сократить взаимодействие с православными до минимума и прятались, если видели,
что к ним в дом кто-то идет (см. пункт 1.6),
поэтому даже заговаривать об их гостеприимстве не имеет смысла.
Общими для
всех старообрядцев представляются информантам запреты на бранные выражения,
курение, ношение украшений, сбривание бороды, а также на некоторые напитки (чай,
кофе, алкоголь). Немногочисленные объяснения этих ограничений в основном
заимствованы у самих старообрядцев: они брезговали табаком, потому что
его выдумал бес (соответственно, в доме нельзя курить, чтобы икона была
освящена свечкой, а не дымом); чай,
они обычно говорят - от Бога отчаян. [...] Если чай пьёшь, дак от Бога
отчаян. [Соб.: Что это значит?] Ну, от Бога отлучён. Грех было чай пить.
Считали грех кофе пить тоже. [Соб.: А кофе почему?] Так будто бы
проклят на трёх соборах будешь. [Что это?] Соборы дак церкви. [Соб.:
Если будешь кофе пить?] Ну [АЛФ; с. Полуборье Каргопольского р-на, ПНА];
сами не брились и учили девушек-староверок: с бритоусым
не ссорься, не ругайся, не сватайся, в гости не ходи, не ешь, не пей.
Обрастает дополнительными подробностями лишь запрет на
алкоголь. Так, согласно рассказам, скрытники в последнее время стали
попивать винцо для здоровья и пили брагу, т.к. она хлебная; староверы
же относились к запрету более серьезно: стоит в магазине, например, за вином,
подходит очередь, остаётся два человека. - "Нет, мне надо сходить в церковь". -
"Ты сходи, купи вина тада, потом в церковь-то иди". Нет, вот она сходит в
церковь, а потом купит. А очередь, чуть не достояла очередь. […] Вот у
нас старушка тут всё староверка, староверка её звали, вот она в Каргополь ездила
за вином, очередь простояла десять человек, два осталось - пошла в церковь, там
приложилась, чтоб грехов не было [АЛФ; с. Рягово Каргопольского р-на, ВАА].
Все старообрядцы, по
мнению православных, постуют, т.к. им нельзя было есть пищу, какую мы
едим: мяса там не наготовят. В то время как современные
севернорусские крестьяне в основной своей массе пищевых ограничений не соблюдают
(пост как актуальная традиция прекратил свое существование в связи с вымиранием
поколения, воспитанного до закрытия церквей, и остался в сознании информантов
только в виде воспоминания), старообрядцы питались ислючительно постным -
капустой, картошкой, грибами, варили суп из брюквы; рыбу ели по специальным
дням, на праздники пекли лепёхи. Перед Пасхой у старообрядцев бывало
говеньё: семь недель до праздника они ели раз в сутки (только хлеб и воду)
и ждали, когда их Господь простит; дважды принимать пищу разрешалось лишь
по субботам и воскресеньям; в субботу на Страшной неделе они не ели
вообще. Отношение православных к постам старообрядцев двойственное. С одной
стороны, соблюдение поста является для наших информантов главным признаком
верующего человека, и поэтому наши тоже не должны так есть скорому; с
другой, старообрядцы постятся явно чрезмерно - они до чего доживут, что вот
этаки станут [толщиной с палец – показывает]. Чрезмерное усердие
старообрядцев в этом направлении приводит к летальному исходу: скрытники
быстро умирают, вступив в общину; у староверки умерли все дети, потому
что она в говенье отлучала их от груди.
Особые запреты действовали
у старообрядцев в некоторые дни недели. По средам и пятницам запрещалось
веселится, есть скоромное, топить баню. Представления об этом, впрочем, не
распространены. Можно констатировать, таким образом, что основная масса
старообрядческих запретов (исключая «чашничество» - наиболее «обидный» запрет,
разделяющий родственников, соседей и друзей на старообрядцев и мирских, и
пост – знакомый по собственной культурной традиции, но переставший существовать
как актуальная норма религиозной жизни), хотя и известна православным
севернорусским крестьянам, но собственных мотивировок не порождает. Для их
объяснения наши информанты просто прибегают к формулировкам, заимствованным у
самих старообрядцев.
Один из самых
значительных комплексов стереотипов в анализируемых нами материалах касается
восприятия особенностей обрядовых практик старообрядцев современными
севернорусскими крестьянами. Под обрядовыми практиками мы понимаем обряды
семейного цикла (крестины, свадьба, похороны), а также обряды, приуроченные к
календарным праздникам.
Группа
представлений о старообрядческих обрядах крестинах невелика, но показательна:
православного перекрещивали, крестили заново при переходе в
старообрядчество в иордани,
в бочке или в кадушке; скрытникам при этом давали новое
имя: была одна эта, она Анастасия Павловна была, тётка здесь рядом, она хоть
мне чужая, - а её окрешчёна была Мария [АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского
р-на, ЧТВ]. Относительно участия лидеров общины в этом обряде мнения расходятся:
с одной стороны, старообрядцы крестили сами, всем составом, с
другой стороны, у них все же был главный, которого православные по
аналогии называют священником или попом. Существует представление
о том, что старообрядцы принимают в общину только взрослых и смертельно больных
людей:
живут-живут, постареют и уйдут в странство. А странство... у моей-то мамы у
брата были жили, молились Богу, которые порато, старушки и старики. На Руси-то
кто заболеет порато старый и пожелают странствовать, окрестятся и там поживут и
умрут [АЛФ; с. Троица Каргопольского р-на, КМВ]; о старообрядцах поэтому
часто говорят как о стариках (они сами отличаются - старенькие–старенькие;
молодые не уходили в староверы, всё старыи). В этом плане более заманчив
для информантов переход в скрытничество, т.к. их образ жизни радикальнее,
чем у староверов, и они нигде не работали (Вот я ноне что? Стала бы
роботать? Я бы ушла в скрытые, и всё). Вместе с тем, бытует представление,
что старообрядцы охотно крестили детей (особенно в советское время): [Я]
родила после уж мужа
мальчцика, у меня мамаша покойная мне и говорит: "Пока ребёночцка
не окрестишь, дак я за зыбочцку не сяду". А нать на работу выходить.
Ну вот я пошла тут к одной старушке, Катерина Ивановна была, она крестила. Ей в
ноги пала: "Катерина Ивановна! Сходи окрести мне мальчцика".
[...] А вечцером она пришла, мы водушку согрели, я с реки принесла ведёрко
[...] Ну она там накадила по-своему, она была
староверка... [Соб.: Что клали в кадило?] Верес [можжевельник]
кладут. Да-да. И окрестила паренька [АЛФ; с. Усачево Каргопольского р-на,
СМН]. Крещение в скрытники, таким образом, в ситуации нужды
приравнивается к православному, хотя в обычной ситуации информанты все же
вспоминают, что старообрядцы крестят в свою, другую веру. В случае
обратного процесса, то есть перехода из старообрядчества в православие,
староверов батюшка не крестит уж больше, одно ведь крещенье; для
скрытников ситуация несколько сложнее: это было очень тяжело выйти, было
легче в скрыты вступить, чем из скрытых выйти. Было нать очень идти в сельсовет,
записи делать, нать всё было везде розрешения просить. Надо тебе было ехать к
священнику, просить, чтобы он дал розрешение в церковь зайти [АЛФ; с.
Ошевенск Каргопольского р-на, ЧТВ], - но тоже возможно.
С запретом на
брак у старообрядцев-беспоповцев, по мнению информантов, связаны основные
причины выхода из старой веры. Старообрядки считались старыми
девами и должны были соблюдать запрет на половую жизнь, однако часто не
выдерживали: Женщины скрывались и мужчины скрывались, а грехи-то они всё
равно делали, делали - и ребятки-то у них рожались, и ребяток-то они закапывали
сами, не кормили грудью-то, не допускали на свет-то на белый [АЛФ; г.
Каргополь, ААИ]. Крещенные в старообрядчество молодые люди, по мнению
информантов, из-за этого запрета бросали эту религию, топтали.
Чцёловек
молодой, дак разви ён будит с этим ходить. Топтали, топтали, взамуж выходили и
женились, и всё было. […] Маленьких окристя, а потом до
полного возраста выростут, дак ведь и пойдут ровесники гулять, а они что сидеть
будут. Вот этого тоже отойдя и взамуж выйдут, и женитси, и вот всё и потоптали
[АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, СЕВ]. Перешедшие в
старообрядчество взрослые, наоборот, могли оставить семью и переехать в другой
населенный пункт: У меня баушка была староверка, там и жила. Дедушко дома
жил, а баушка там жила. Со староверами. [От мужа отдельно?] Отдельно.
Приезжала иногда. Там жила. Староверы со староверами. [Дедушка не был
старовером?] А дед дома жил, нет, тот не старовер. […] Она уж старая
была дак. Стара была, не молодая. [А почему ушла? Что сказала?] Дак
уходит в староверы, молится уходит [АЛФ; с. Озерко Каргопольского р-на,
КНМ]. В случае же перехода человека в скрытники родственники теряли с ним
всякую связь однозначно и навсегда: Вот в этих скрытых у нас был Лёньки Роева
прадед. Дак дочери да жена - их ведут, что узнают, кто родные его. Дак его ведут
по большой дороге, дак жена, да две дочери, да три сына: "Батюшко, ведь ты нам
батюшко," - а он: "Нет, у меня детей нет, и я не отсюда, не знаю откуда." Так он
не признался, а вот они признались. Леньки Роева прадед был и вот они
призналися, а его так и увели неизвестно куда [АЛФ; с. Волосово
Каргопольского р-на, НАК].
Однако
наиболее популярны у современных севернорусских крестьян стереотипы восприятия
особенностей похоронного обряда старообрядцев. Отдельное кладбище, на которое их
хоронят, становится в глазах наших информантов одним из основополагающих
различий между «своими» и «чужими», через которое определяется старообрядческая
вера: А у них своя вера. Они, например, умрут, дак не хоронили на
кладбишшё
[АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, БВА]
(некоторые информанты также подчеркивают, что старообрядцы раньше хоронили на
отдельном кладбище, а потом-то привыкли к
народу-то, стали привыкать-то, к обсчеству нашему
[АЛФ; с. Волосово Каргопольского р-на, АВМ] – это
мнение можно считать признаком трансформации старообрядческой самоизоляции, о
которой много пишут в научной литературе).
Согласно стереотипу, у староверов было свое,
отдельное, определенное староверское кладбище, на которое
они не пускали хоронить православных людей.
В гроб староверам клали их отдельную посуду.
Вместе с тем бытует представление, что староверов хоронили как всех
остальных, в гробу и с крестом:
и такие
все кресты ставили, что хоть, например, я вот, мирская, да умерла. Да деревянный
крёст у меня, и у старовера такой
[АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, СЕВ].
По этому признаку они
противопоставляются скрытникам, которых хоронили скрыто, тайно,
так, чтобы никто не знал, где располагается могила: ночью и без
опознавательных знаков - креста, столба, тычки. Чаще всего
информанты рассказывают о расположении захоронений скрытников. По
представлению православных, их хоронят где попало: в поле, на
пожне,
на полосе
(которую специально перед этим вспахивают, а потом запахивают, чтобы могил не
было видно), в меже,
в борозде,
в камелёнах,
в малёгах,
в лесу, во дворе, в гумне,
в подполье, в пристенах
и т.д. Выбор таких мест захоронения, в восприятии православных, и дает название
старообрядческому толку: Они где попало. Могут под
полом похоронить, могут в камелёнке в какой-то это камень собранный разобрать,
там могилу выкопать и схоронить, вот и всё. Вот поэтому они скрыты были
[АЛФ; с. Абакумово Каргопольского р-на, ВАВ]. Еще
одним отличием от похорон православных севернорусских крестьян является
отсутствие у скрытников гроба: вместо этого они хоронили человека в
рогоже, делали куколь
из портна
(заворачивали в него целиком, кроме лица), заворачивали в половик,
тряпки и т.д.
Согласно рассказам, наши информанты часто случайно находят
скрытнические могилы: Эти, странные, раньше
странные, хоть скрыты […] тожо во
что-либо завернут, в подпольё и... хоронили […] Когда мы стали переходить
там, вот с другим-то мужем я сошлась, печку русскую стали ложить да... он
завалины
стал в подполье-то все обносить да зарывать: "Ой, бабка, не один попал ляпак,
— гоўорит, — вот, наэрно, всех покойников, — гоўорит, — ну эти тряпки, в которых
зарывают, — гоўорит, — не одинова
вырыл". [В подполье?] В подполье [АЛФ; с. Абакумово Каргопольского
р-на, БАА].
Календарные праздники
старообрядцев воспринимаются православными в двойственном ключе. С одной
стороны, они могут считаться своими, то есть отличными от православных:
они
празники праздновали только те, которые надобны им;
с другой точки зрения, старообрядцы соблюдали все церковные старинные
праздники, среди которых информанты называют Рождество, Святки, Крещенье, Пасху,
Троицын день и Петров день.
Соблюдение
всех праздников может прочно ассоциироваться со старообрядческим образом жизни,
- так возникает представление, что человек, соблюдающий все посты и празднующий
все праздники, автоматически становится старовером. Это второе мнение
укрепляет восприятие старообрядцев как богомольцев и божественных людей,
тем более что старообрядцы отмечали праздники надлежащим образом - долгим
совместным богослужением (а не святочными бесчинствами, к примеру: у меня
мама набожная была, она всё говорила: старообрядческа-то вера, эти все глупости
на Святках, как их называли... Святки даётся, по новому-то закону, проводить в
чистоте, в божественной молитве, в чтении божественного Святого Писания, а тут
всяки превратят вон в чево. Делать милость людям, посетить больных - вот это
Святая неделя, по Новому Завету. А все эти глупости, всё превращёно на Святой
неделе - это не по закону Божьему [АЛФ; с. Ухта Каргопольского р-на, БКН]).
Старообрядцы отмечали церковные праздники даже в советские годы, что
способствовало их сближению с православными, приходившими посетить
старообрядческое богослужение (см. пункт 1.3). Содержание праздников
старообрядцев, таким образом, трактуется православными в совершенном согласии со
своей традицией: на Крещение они также купались в проруби, чтобы смыть грехи, а
в Пасхальную ночь встречали Христа и смотрели, как радуется
солнышко.
Помимо
прочего, православные по-особому осмысляют также особенности бытовой жизни
старообрядцев, а именно устройство их жилья, одежду, основные занятия и т.п.
Вкратце этой темы мы уже касались: так, мы упомянули, что староверы в
основном проживали вместе с родственниками, имея отдельный угол для икон, свою
посуду и т.п. Однако у наших информантов бытует и другое представление, согласно
которому староверы уходили жить в скиты, посёлки,
построенные глубоко в лесу, где след человеческий не ступал. Там они жили
в сараях, спали на полу и молились Богу. Такой образ жизни кажется
информантам более спасительным, чем проживание вместе с семьей: деревенские
староверы были не такие чистые. Скрытники, уходя в старую
веру, прерывали все связи с семьей: они делали кельи в брошенных
домах или устраивались в избах деревенских жителей, согласных их принять.
Популярным оказывается представление о том, что скрытники делали у себя в
жилищах специальные тайники, в которых скрывались от посторонних лиц: двойные
стены (Дак вот мы к этим, к
cтарушкам
[скрытницам] к трём по переписи-то населения.
Сколько раз заходили - всё их нету, всё нет. Потом утром рано […] их и
застали, не убежали никуда. А потом оказалось: у их стена, например, вот стена у
дома. А у них сделана на таком расстоянии, что туда человек пройдёт, пролезет -
заборка сделана, оклеена: ну стена - стена. Вот, а как хто идёт что
подозрительный, они туда, меж стеной-то, заборкой-то, и всё, и нет никого
[АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, БВА]), подземные ходы, чтобы скрыто
проходить (из гумна, к реке, по пещерам, из деревни
в деревню), колодцы под домом.
Их местом жительства также считается известняковая пещера в одной из деревень, в
которой, по рассказам, было несколько комнат с очагом и лежанками, а на стене
был высечен большой старообрядческий крест.
Старообрядцы
отличались от православных и одеждой:
cтароверы
на работу ходили, так одевались одинаково, как мирские, так староверы, ну а оне,
как к службе идут, дак у них были такие сарафаны, вот как на них все эти
сарафаны-то шьют с лямками
[имеется в виду, что староверки носили т.н. широколямы],
а в подоле широко, и платки повязывали, а больше ничево таково не было.
[Соб.: Сарафаны темные?] Тёмные, а платки белые, платки белые, вот в Христов
день, дак и держали, дак шёлковы были, полушёлковы платочки эти держали, которые
лутце, да и повязывали в церковь [АЛФ; с. Чурилово Каргопольского р-на,
СКМ]. Скрытники же всегда одевались как монашены (т.е. в
черное), так, что не узнаешь их, однако тоже наряжались к празднику:
Вот какой празник - у их другая. Эта одежка. Да. Вот у их как Паска, они все
стоят в золотистом. А как какой другой празник, у них опеть другая. Ну какой
празник - тут така и одежка. […] Господи, помилуй, всё золотисто. Правда,
всё золотисто. А ещё в то время было не золотити-то. Всё ведь было бедно
[АЛФ; с. Волосово Каргопольского р-на, АВМ].
Староверы, жившие в деревнях, могли работать в колхозе;
скрытники занимались огородничеством, держали скот и помогали жителям
деревни по хозяйству: строили печи, носили воду, шили, вязали, ткали; однако
гораздо более распространено представление, согласно которому скрытники
(и в некоторых случаях староверы) ничего не делали, не работали,
только молились и жили за счет милостыни, скоромок,
жертвоприношений, кусков, поминальников, которые православные
давали им за исполнение поминального молебна для умерших родственников.
Основные аспекты молитвенных практик старообрядцев мы уже рассмотрели (см. пункт
1.3);
осталось упомянуть лишь о том, что, с точки зрения
православных, старообрядцы молятся все время: они утром молятся, в обед
молятся, вечером опять… перед сном опять стоят, молятся. Они очень много
молились [АЛФ; г. Каргополь, НА]. Жизнь старообрядцев в восприятии
современных севернорусских крестьян такова, что без веры никуда: об одной
староверке рассказывают, что она даже спала с погонялкой, т.к.
считала, что ее бесы одолели; другая держала в доме муравейник, т.к.
считала, что любая живность – Божья, и трогать ее нельзя.
Скрытники же в угоду своей вере скрывались от народа, опасались
людей, с людьми не знались и выходили из келий только по
вечерам и ночам, а днем спали: они день спя, их не видно, а ноць ходя.
[Соб.: Куда ходят?] А вот ходя, дрова нося, да уж [нрзб.] делают да
бродя вот, в избе. Огонь-от зажгут ходя, а днём они не ходя. Скрытые [АЛФ;
с. Ошевенск Каргопольского р-на, ТАА].
Наличие у
старообрядцев религиозной литературы, в которой, по поверьям, описано будущее,
восприятие старообрядцев как людей, живших в «мифологическое» время и
принадлежащих к другой вере, делает их в глазах православных особыми
людьми, которым доступно сакральное знание. Старообрядцы наделяются способностью
предсказывать будущее - они знают признаки наступления конца света и какая
страна победит в войне (см. пункт 1.3), судьбы ушедших на войну
родственников: У нас мама ходила [к староверке] - отца на войне
забрали, и долго не было писём, а мама, этот, и говорит: "Надо, - гът [говорит],
- сходить к Ольге Калинисне", - а бабка наша ить такая была, говорит: "Уйдёшь,
дак там долго пробудёшь, нада дома… полинниця упала, надо собирать". Мама только
пришла туда, к этой, к Ольге Калинисне, говорит,
чцерес
порок-то перешагнула, перекрестиласе уж эт там как, а она сразу: "Иди - иди
домой! - этот…- Колья да мелья находитесь ещё, пестрядинну рубаху-то оденёт да на кровать легёт - тот же Иван и будёт! А
иди - у тибя поленниця упала!" Откуда она знает это всё?!
[…] А потом мама
и… забра... за это… точно ёго встретила […] "Я, - гът, - и не узнала: он
болел тифом. Я вот и не узнала, что… вот и привезла кольё да мельё" [АЛФ; с.
Тихманьга Каргопольского р-на, АИР]. Умение узнавать судьбу даруется
старообрядцам за особую богомольность: Мы получили похоронку на отца,
наверно, сорок третий год был, на Ленинградском фронте. Ну а моя пробабушка жила
с нами, ну она верующая была, дак я иногда на печке проснусь, но это ночью,
лампадка горит так. […] Видимо, человек когда во время моленья то, что
произносит молитвы, она ну просто разговаривала с Богом до слёз. Приходит года
через полтора ли, скоко-то, письмо […] Живой [оказался] [АЛФ; с.
Ольховец Каргопольского р-на, ЗВФ]. Старообрядцам приписывается способность
врачевать - они лечат вывихи, ставят на место стряхнутый пуп
(вправляют грыжу), знают лечебные травы; умеют правильно пасти скотину, голышом
обходят поле с иконой и яйцом, продуцируя хороший урожай.
Образ старообрядцев в восприятии православных, таким образом, сочетает в себе
черты знаткого
человека (знахаря и пастуха) и богомольца.
Хотя нами было
записано меньше десятка рассказов о самосожжениях старообрядцев, анализ их
приводит к интересным результатам. Прежде всего, информанты подчеркивают, что
случилось это давным-давно – еще до советской власти; в одном из
рассказов говорится, что информант был знаком с правнуком самоубийц; в
другом – что информантка была еще маленькая; в третьем – что мужу
информантки эту историю рассказывал дед. Поступок этот, таким образом,
относится, в восприятии информантов, к «не нашему» времени, когда на свете еще
жили прежние, давнишние люди (последнее самосожжение в Каргопольском
уезде Олонецкой губернии было зарегистрировано в
1860 году).
По мнению информантов, самосожжение у старообрядцев было обычным делом,
– они делали это, чтобы от греха спастись, душу спасти,
потому, что не хотели принимать с православными одну веру или
потому, что ждали конца света. Поводом к самосожжению мог стать приход солдат к
скиту старообрядцев или пролетевший по небу самолет. Информанты также
уделяют большое внимание «технической» стороне: старообрядцы в избушке
закрылись [...], сеном обложили, [...] подпёр, дверь закроешь, она
не откроется, - и так сгорели все [АЛФ; с. Волосово Каргопольского р-на,
ЗВА]; глава староверов сагитировал много взрослых и детей, в
одну избушку туда свёл и сжег. И они сгорели. [...] Да, они сгорели, а
сам он ушёл. Собрал всех, подпёр [АЛФ; с. Волосово Каргопольского р-на,
УЗА].
Но один из текстов
оказался наиболее интересным: в нем информант называет старообрядцев чудью
(мифологизированное автохтонное финно-угорское население Русского Севера) и
незаметно переходит к описанию самопогребения, который она, согласно фольклорным
преданиям, использовала: [Старообрядцы] ну как чудь, чудь какая-то, чудь.
[Соб.: Чудь?] Да, у нас были вот такие вот… Уйдут в лес, выкопают яму… Туда
наложат дров, сами опустятся, костёр подожгут и так и сгорят там в этой яме.
[...] А потом всё это заростало, и такие вот в лесу... ходишь в лесу, и такие
ямы, лунки… Что это там такое? Кто чё там делал? Там, бывало, угли жгли, это…
для деревенских кузниц. И люди сгорали там. Делали… с… над собой этот… навес,
чцетыре столбика, закапывали,
накладывали накат, наг… на… на… накидывали землю на накат и сами спускалися в
яму, подрубали их, крыша на них падала, и они там погибали… жавьём
[АЛФ; с. Чурилово Каргопольского р-на, МЮК]. Сходными в восприятии
информанта оказываются материальные свидетельства самосожжения старообрядцев (ямы,
лунки) и самопогребения чуди (ямы). Контаминация старообрядцев с чудью,
таким образом, происходит сразу на нескольких уровнях. Это добавляет
дополнительный штрих к восприятию самосожжений: по мнению информантов,
самоубийство спасению души не способствует.
Итак,
отношение православных к старообрядцам определяется стереотипным восприятием тех
или иных особенностей их религии и быта. Соблюдение «чашничества» обуславливает
восприятие старообрядцев как злых, злостных людей, в которых
доброты нету, т.к. они не дадут воды напиться, хоть ты умирай; у
православных даже возникает соответствующее ругательство – старовер (я
и гърю, что, гърю, мы жили, гърю, как староверы, пять лет одни, там в деревне
[АЛФ; с. Мехреньга Няндомского р-на, БТВ]) или староверская чашка,
применяемое к человеку-единоличнику (ска[ж]ут: «Ето староверская цяшка
идёт» [АЛФ; с. Моша Няндомского р-на, БВИ]).
Использование отдельной посуды, по мнению православных, свидетельствует также о
жадности старообрядцев, привычка ломать, а не резать хлеб и собирать
крошки, - об их скупости (Ср.: Староверы, между прочим, правильный
народ, правильный. Я вот сейчас возьму, найду алмаз такой или кусок золота и щас
схожу его сдам. Честно сдам. Меня с этим алмазом или с куском золота, меня
затрескают, где взял, как, чего. […] [А старовер его] хранит, ничего не
скажет [АЛФ; с. Ошевенск Каргопольского р-на, БВМ]). За отдельный,
скрытый образ жизни старообрядцев называют негостеприимными, темными
людьми, считают, что это не по-христиански (более выделяются в этом плане
скрытники, которых вообще считают страшными и пугают ими детей).
Некоторые информанты считают, что разделение на староверов и
скрытников – пустое, и старообрядцы поэтому двуличники, а
на нашу веру они наплевали, мы для них – грешники. Бытовая жизнь
старообрядцев представляется православным нечистоплотной: они не наблюдали
чистоты, иконы завешивали старыми половиками, никогда не мыли свою
посуду – все вот так и ели неумытое. В белорусском материале также
существует представление о низких моральных качествах старообрядцев: их
способности на кражу и даже убийство.
Те же самые
особенности, однако, получают и прямо противоположную оценку в глазах
информантов. Так, обычай «чашничества» может считаться правильным и соблюдаться
самими православными; отдельный и скрытый образ жизни -
свидетельствовать о святости, чистоте, божественности и
спасительности старообрядческой веры: веровали, но видите, те скрытно верили,
молились Богу э... Сами, отдельно, чтоб никто не знал и не ведал. Вот так.
[Соб.: А почему?] А... это, говорят, очень хорошо. Господь говорит,
помолитесь, говорит, я... отдельно за себя, а я вам, гът [говорит], и я
вам, гът, за это, как сказать… как сказано, шо зайдите в комнату,
закройте двери и молитесь, а он гът… а я, гът, вам дам въявь,
шо-нибуть, видимо, какую-то благодать [АЛФ; г. Каргополь, ЗЕВ]. Запреты на
употребление бранных выражений, алкоголя свидетельствуют о культурном образе
жизни старообрядцев, а их проповедническая деятельность воспринимается как
доказательство ласковости, доброты, обширных познаний (а
старовер - он вращался среди, но тоже он зла никому не приносил, ничё. Он таким
ласковым, добрым, всё разъяснял вот ходил. Много знающие [люди] [АЛФ; с.
Казаково Каргопольского р-на, СИА]). Скрытники воспринимаются
православными как трудяги, труженики и большие умельцы на
поприще кустарных производств; их образ жизни считается скромным, а
совместное проживание в доме – доказательством общительности. Упоминают
православные и о привычке старообрядцев содержать дом в чистоте.
Итак, образ
старообрядца в восприятии современного севернорусского крестьянства лишен
целостности. Одни и те же его особенности могут восприниматься как
«неправильные» и чуждые православной традиционной культуре или, наоборот, как
более древние по отношению к православию, «правильные» и всячески достойные
подражания.
В этом смысле тезис С.Е.Никитиной о том, что старообрядцы являлись для
севернорусских крестьян недосягаемым эталоном верующего человека,
не может считаться единственно верным.
См., напр., Белова О.В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной
традиции. М, 2005.
288 с.;
Göröd-Karady V. Ethnic stereotypes and folklore // Folklore Processed.
In Honour of Lauri Honko on his 60th Birthday. Helsinki,
1992. P. 114-126.; Bystroń J. St. Tematy, które mi odradzano. Pisma
etnograficzne rozposzone. Warszawa,
1935. 495 st. и др.
Железо как материал для икон может считаться исключительно
старообрядческой чертой: Иконы, вот эта вот железная – это
староверская, а вот эта стоит рядом – это наша уже, мирская [ЛАФ;
Мурашинский р-н]
Ср.: «В одном из отчетов по Ярославской
губернии отмечалось, что «многие из синодальной паствы – едва ли не ¾
губернии – молятся двуперстным знамением креста, презирая щепоть» /
Апанасенок А.В. Старообрядцы и «мирские» в сельском социуме Центрального
Черноземья в XIX
– начале XX
века: эволюция межконфессиональных отношений. // Вестник Поморского
университета. 2008, №4. С. 9.
Ср.: «Например, вологодский епархиальный
миссионер писал, что “в местностях, где силен раскольничий дух,
население относится к расколу как к вере людей, удалившихся от мира и
предавшихся подвигам спасения души и богоугождению; оно хочет, мечтает
хотя бы в конце жизни отдаться такой жизни”» / Апанасенок А.В. Указ.
соч. С.8-9.
Завалина - приваленная на зимнее время к стене избы солома и зажатая
жердями для тепла, но
делают, так сказать, и постоянныя
завалинки, тогда к зауголкам приколачивают тесины и пространство между
стеной и тесом заполняют сухими опилками, землей или костицей и сверху
закрывают досками / Словарь областного вологодского наречия в его
бытовом и этнографическом применении. Сост. П.А. Дилакторский. М., 2006.
С.140