Петрова А.
ФОЛЬКОРНАЯ РИФМА: СТРУКТУРА, СЕМАНТИКА, ПРАГМАТИКА
Проблема
рифмы, помимо национального (этнопоэтического) и исторического аспекта,
так или иначе уже изученных, раскрывает и третий аспект, третий ракурс,
ракурс противопоставления системы литературной и фольклорной. Все
существующие в русском стиховедении определения рифмы базировались на ее
литературном варианте. Жирмунский, давший, что называется классическое
определение этому приему, повторяемое из учебника в учебник, выводит
определение рифмы не столько из нее самой, сколько из ее функции в стихе,
которую он определяет как метрическую или композиционную: рифмой он
называет «всякий звуковой повтор,
несущий организующую функцию в метрической композиции стихотворения»
(Жирмунский 1923/75:246).
Согласно
нашим наблюдениям над рифмой говорных фольклорных жанров (рассматривались
прежде всего пословицы, поговорки и загадки – по сборникам Даля и
Садовникова). Фольклорная рифма отлична от рифмы литературной по
следующим параметрам.
Во-первых,
фольклорная рифма – рифма неточная, рваная, приближенная к аллитерации и
ассонансу, она, так сказать, растворена в звукописи: Было мыло, стало сало. У мордвы две морды. Злое зелье не уйдет в землю. Сера, что
свинья, зла, что змея. Очень частотен в фольклоре случай, когда в рифмующихся
словах совпадают начало и конец, перед нами своего рода звуковая
ана-эпифора (рифма сопровождается «фонической анафорой»), типа: крылах – костылях, полотенца –
поленца, кисейчатом – клетчатом и т.п. Совпадение звуков в рифмуемых
словах фольклорной рифмы не обязательно последовательное, существуют
разные комбинации: ворону –
корову, город – ворог, бог – год, Потапа
– лопата, похороны – гороховые, дупеля – пуделя,
подворье – здоровье и др.
Во-вторых,
фольклорная рифма – рифма произносимая, артикуляторная (в отличие от
письменной акустической литературной рифмы), она существует во времени речи, а не в
пространстве страницы, вследствие чего (возможно), обладает меньшим межрифменным расстоянием.
Чрезвычайно распространенным для всех фольклорных жанров оказывается
феномен контактной рифмы.
Это рифма типа: Бог не убог,
старуха-говоруха, зай-горностай, натура дура, кумко-голубко,
слизень-близень, радость на старость, палица-буявица, пир на весь мир,
скатертка-самовертка , т.е. когда зарифмовываются слова,
непосредственно стоящие рядом друг с другом. Иногда весь текст малого
жанра может сотсоять из такой контактной рифмы: Натура дура, Тощ как хвощ, Маленький, / Горбатенький / Утят /
Таскат (Садовников №1689б), Не крылата, / А перната; / Как летит, / Так
свистит, / А сидит, / Так молчит (Садовников №1421а). Хорошо в дорожке
пирожок с горошком (Даль)
В-третьих,
рифма в фольклоре – рифма семантически предсказумая. Если,
семантические отношения между членами рифмопары в классическом
литературном стихе по преимуществу ситуативно-образные, то в говорном
стихе русского фольклора отношения между рифмокомпонентами больше
тяготеют не столько к образности (ситуативность, благодаря контактной
рифме, в семантике фольклорной рифмы также прослеживается достаточно
отчетливо), сколько к «лингвистичности», обнаруживают парадигматические
отношения: включают синонимию (сербром
– добром, скуден – беден, милостив – жалостлив, глупости – дурости),
антонимию (барин – крестьянин,
хваленые – хуленые, добром – дерьмом, мил – постыл) категориальность
(мельницу – кузницу, гусары –
уланы, пятак – четвертак, жеребенка – теленка, середа – четверга) и
партитивность (лесами – зверями,
сад – виноград, котики – лобики, домок – уголок, старичище – бородища).
Из
семантических падежей на рифменном материале самым распространенным
оказывается локатив. Но его особенность такова, что он определяет не
столько местоположение и пространственную ориентацию глагольного
действия, а, при нулевой связке связывает два существительных: Кашка на ложки, солоница на божнице,
на роже кожа, доска середи мостка, на горке Егорка, Никитка у титьки,
сироточка на загнеточке, криворот у ворот, воробей на перегороде, на
пролубочке две голубочки, курочка по проулочку.
В-четвертых,
в социо-культурном плане, фольклор не знает форм канонизации приемов,
метров и ритмов. Фольклор – система если и эволюционная, то органически
эволюционная, он преодолевает сам себя без революций и оппозиций.
Виртуозная рифмовка (Насилу Ненилу
свалили в могилу) здесь соседствует с наипримитивнейшей (Вот так квас в самый раз).
Т.о., формальная непредсказуемость
фольклорной рифмы компенсируется достаточно устойчивой семантической
составляющей приема. В рифме литературного «классического» стиха
установка прямо противоположная: рифма предполагает формальную
урегулированность (как звуковую, так и строфическую), но, вместе с тем,
требует семантической оригинальности, некоторго смыслового
несоответствия, парадокса между членами рифмопары.
Рифма фольклорная, обладая устойчивой
семантикой и неустойчивой формой, предполагает также и предсказуемую
прагматику (что вряд ли характерно для литературного стиха): 1)
рифмовуется имя персонажа: Лисичка-сестричка,
сивка-бурка, старуха-говоруха, крошечка Хаврошечка, Баба-Яга – костяная нога, сова –
веселая голова, волк – подопрелый бок, сер волчище – стар старичище (персонажи
сказки могут рифмоваться между собой, их имена создаются по одной
словообразовательной модели: мышка-норушка,
лягушка-квакушка, вошь-поползушка, Так и болезни в заговорах:
названия лихорадок: Ломиха, Огниха, Трясовица, Желтяница, Горчиха,
Бессониха, или заболевания детей: ревун, вопун, щекотун)
2) зарифмовывается название
предмета: Сума, дай ума, палочка-стукалочка, палочка-воровочка,
палочка-выручалочка, палица-буявица, скатертка-самовертка
Вот мой меч – твоя голова с
плеч
3) начальные сказочные
присказки, зачин; конечные и в середине: Вот проходит ночь, а жених храпит во всю мочь, Скоро сказка
сказывается, да не скоро дело делается;
4) речь персонажей,
обращение к кому-то, чаще всего к необычным персонажам, мифологическим
героям и т.п.: Просьба чаще всего: Домовой,
домовой, поехали со мной. Садись в сани, поехали с нами. Сивка-бурка, вещая каурка,
встань передо мной, как лист перед травой. Гуси мои, лебедята, возьмите меня на крылята, Вот мой меч – твоя голова
с плеч
Интересным оказалось провести
семантический анализ рифмующихся слов. Тематически данный анализ
ограничился «телесной» сферой (для сопоставления был отобран материал
пословиц и загадок, и словари рифм Лермонтова и Блока). «Проблема
соматизмов стала актуальной для современной теории познания, поскольку
умами ученых постепенно овладевает идея антропоцентризма. С идеей
антропоцентризма (человек – центр Вселенной) смыкается идея
антропоморфизма (Вселенная структурно подобна человеку)». (Хроленко, Петренко,
Карамышева 2000:12). Любопытно, что в лингвистике доминирует именно
«антропоцентрический» пафос: так, американские когнитивисты
противопоставляют себя традиционному объективизму, выдвигая следующие
тезисы: «* мы понимаем мир главным образом на основании нашего
физического телесного опыта; * физический опыт, основанный на наших пяти
чувствах, является тем, что мы понимаем буквально (это включает
двигательный опыт – ощущение телесного положения и движения); * многие
абстрактные концепты являются расширением физических концептов» (САЛ
2002:346)
Подобные исследования «человеческого
тела» проводили и курские лингвофольклористы на материале лексики
фольклорных жанров (метод доминантного анализа). Как следует из
работы И. Климас «Ядро фольклорного лексикона», на былинном и песенном
материале, частотное распределение лексем, обозначающих части тела
(соматизмов) приблизительно следующее (в убывающем порядке): рука, голова, сердце, нога, грудь,
коса, лицо. «Только в былинном жанре, – уточняет Климас, – частотна
лексема плечо, в песенной
лирике – слеза, тело, перо, очи,
кудри» (Климас 2000:9-10).
На
материале фольклорной рифмы, если учитывать не столько частотность,
сколько распространенность рифменного поля (со сколькими другими
лексемами рифмуется данное слово- соматизм), результаты примерно
следующие (также в убывающей последовательности): Ум/умок/умишек, голова/глава/головка/головушка, душа/душка,
рука/ручонка/рученька,
рот/роток/роточек, нога/ножка, нос/носина/носок, глаз/глазок,
рожа, ухо/уши/ушки, перо, тело/тельце, бок/бочок, хвост,
борода/брада/бородушка/бородка, язык, рыло. (результаты будут
уточнены).
Рифма
же, помимо такого доминантного статического анализа, позволяет провести
еще и анализ, так сказать, динамический, то есть проследить с какими
лексемами из других кластеров соединяется тематическое поле «части тела».
Интересно, что соматика (части тела) в фольклорной рифме оказывается
связанной прежде всего с бытом, хозяйством (борода – ворота, пера – двора, рукой – домой, роток – огород, хлевок,
уме – гумне, умок – домок, уголок). Фольклорный человек (в рифменной
картине мира) работает (борода –
борона, бородушка – боронушка, ножки – сошки,) и ест (рот – кусок, роточек – кусочек, рука –
мука, пуза – арбуза, пузище – о пище, тело – съело, уста – куска, языком
– пирогом), по преимуществу некрасив (глазу – грязи, горбом – бельмом, кожа – рожа, непригожа, крылах –
костылях, рожа – не гожа) и озабочен денежными проблемами (душа – барыша, душка – полушка, уму –
суму, умок – скопидомок, ума – рубля, шейка – копейка).
У
Лермонтова человек такой на войне (бока
– прыжка, седока, головою – борьбою, бою, груди – орудий, душой – бой,
длани – брани, костей – коней, плечах – боях, телами – врагами, челе –
седле, чела – стрела), в любом случае в стрессовой ситуации (волос – угроз, глаза – гроза, глаз –
Кавказ, страх; головой – громовой, головою – роковую, судьбою, душой – бедой, судьбой, крылами –
громами), он любит (бровь – кровь, любовь, глазки – ласки),
молится, плачет, надеется (глаза –
слеза, головой – мечтой, губам – мольбам). Он молод и красив (бородой – белизной, молодой; власы –
красы, глотка – красотка, душой – красотой, молодой, косой – молодой).
Он ночью на природе (головой –
зарей, луной, душой – ночной, кудрей – ночей, ног – листок, очами –
небесами, стадами, очах – скалах, очам – лучам, очи – ночи, полночи,
полуночи, очей – темней, морей, камней, рука – ветерка, руками –
звездами, устами – ветвями, звездами, челе – мгле, щеках – облаках)
Примерно
то же у Блока: любовь, красота (бровь
– любовь, кровь), мечта и мольба (глазами
– мечтами) но без всякого стресса, здесь человек, напротив в ночи, в
звуках , в «угасающей» обстановке (глаз
– гас, волоса – вполголоса,
грудь – уснуть, душа – шурша, души – потуши, тиши, утиши, крыла –
изнемогла, крылами – снами, крылах – зачах, крылья – бессильи, рукой –
упокой) и опять же на природе (глазами
– горами, цветами, главой – листвой, луной)
Таким
образом, человек на фольклорном рифменном материале занимает доминирующую
позицию (по сравнению с другими тематическими полями). Человек здесь
представляет собой «меру всех вещей». Тогда как в народной лирике, где
«ступенчатое сужение образов» лишь подводит к человеку, вектор направлен
от природы к человеку, от макрокосма к микрокосму. Человек, таким образом
вписан в природу: «образы ступенчато следуют друг за другом в нисходящем
порядке от образа с наиболее широким объемом к образу с наиболее узким
объемом содержания. Объем понимаем в пространственном смысле для
изображений пространственного порядка. (…) последний наиболее «суженный»
в своем объеме образ как раз с точки зрения художественного задания песни
является наиболее важным. На нем-то, собственно говоря, и фиксируется
главное внимание. Такое нисхождение от обширного к узкому, от общего к
частному, от множественного к единичному – индивидуальному, как нельзя
более служит заданию лирики, наиболее индивидуалистического рода
поэтического искусства» (Соколов Б. 1926:39, 40)
Тогда
как в рифменном дискурсе природа оказывается «соразмерной» человеку, а
вектор, наоборот ведет от человека к природе, от микрокосма к макрокосму
(рифмопары с первым «телесным» элементом преобладают). Здесь согласимся с
Топоровым: «Хотя существуют разные точки зрения по вопросу о том, что в
соотношении мира (пространства) и Первочеловека (тела) является
моделирующим, а что моделируемым (Первочеловек – модель Вселенной или
последняя – модель человека), первичен ли антропоморфичный код, с помощью
которого описывается Вселенная, или космологический код, которым можно
описать тело человека, – в настоящее время, кажется, можно с достаточной
уверенностью говорить о том, что роль источника должна быть отдана
человеку и его телу». (Топоров
2004:67)
Т.о.
выделенные исследователями две модели со-существования человека и космоса
подразумевают превосходство одного из элементов, принятие космоса или
человека в качестве «точки отсчета»: «Человек, с одной стороны, – пишет
Подосинов, – космизировал собственное тело, свой человеческий мир, с
другой стороны. Наделял мир антропоморфичными чертами» (Подосинов
1999:494).
В
фольклорном мире сосуществуют обе модели построения пространства и
осмысления места человека в нем:
антропо-бежная / антропоморфичный код (языковая модель Топорова и бытовые
рифменные жанры говорного стиха: пословицы, поговорки, загадки) и
антропо-стремительная / космологический код (жанры народной лирики).
Библиография
1.
Даль В.И. Пословицы русского
народа. СПб., 1998
2.
Жирмунский
В.М. Рифма, ее история и теория (1923). // Он же. Теория стиха. Л.,
1975
3.
Загадки
русского народа: Сборник загадок, вопросов, притч и задач. М., 1995
4.
Климас
И.С. Ядро фольклорного
лексикона. Курск, 2000
5.
Максимова
Т.Ю. Словарь рифм А. Блока // Росс. литературоведч. журнал, 9 (1997),
с. 135-283
6.
Подосинов А.В. Ex oriente lux! Ориентация по странам света в архаических
культурах Евразии. – М., 1999
7.
Словарь
рифм Лермонтова // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981, с. 666-716
8.
(САЛ)
Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления. М.,
2002
9.
Cоколов Б. Экскурсы
в область поэтики русского фольклора // Художественный фольклор. М., 1926
10. Топоров
В.Н. Пространство и текст // Он же. Исследования по этимологии
и семантике. Т. I:
Теория и некоторые частные ее приложения. М., 2004
11. Хроленко
А.Т., Петренко О.А., Карамышева О.А. Опыт сопоставительного анализа в
лингвофольклористике. Курск, 2002.
t
