Введение

 

В настоящей работе будет подробно рассмотрена и изучена проблема детского фольклора в «Очерках бурсы» Н.Г. Помяловского.

«Очерки бурсы» анализировались неоднократно. Они рассматривались как в контексте всего творчества писателя, так и отдельно. С самого времени выхода первого очерка вокруг «Бурсы» развернулась ожесточенная полемика критиков. Однако она затрагивала в основном идейную составляющую произведения, в меньшей степени касаясь его литературных достоинств. О такой важной составляющей, как детский фольклор, инкорпорированный в текст,  критики – Д.И. Писарев, П.В. Анненков, Н.Д. Хвощинская – почти не упоминали.

 То же самое можно сказать о литературоведческих исследованиях. Обстоятельные в целом монографии И. Г. Ямпольского[1] и Н. П. Ждановского[2] справедливо указывают, что фольклорные тексты и прекрасное отображение детской речи делают текст живым и ярким – но не более того[3]. Для нашего исследования ценность представляют 2 и 3 глава монографии Ждановского «Реализм Помяловского», где Ждановский пишет о своеобразии жанровых форм и о речевой характеристике персонажей у Помяловского, бегло касаясь фольклора и просторечия.

Нельзя сказать, чтобы тема эта была вовсе не затронута. Существует несколько работ С.Т. Архумяна о специфике лексики и фразеологии бурсаков Помяловского[4].  О.А. Анищенко в своем прекрасном «Словаре русского школьного жаргона XIX века»[5], незаменимом для исследования, подобного нашему, неоднократно приводит примеры из «Очерков бурсы». Но работы Архумяна и Анищенко служат лингвистическим целям, выделяют и описывают именно жаргон определенной социальной группы, не касаясь жанров фольклора, школьных ритуалов, иерархии. Итак, мы фактически не имеем исследований о детском фольклоре в «Очерках бурсы».

Такое положение дел представляется несправедливым.  «Очерки бурсы» – один из первых текстов в русской литературе, описывающих быт, нравы и фольклор замкнутого детского сообщества, показывающих функционирование и развитие фольклорных элементов. Одновременно это – один из важнейших текстов, проливающих свет на проблему отношений между русской литературой и русским детским фольклором. Исследование взаимосвязи детского фольклора и литературы – идея не новая: именно такой подход лежит в основе работ О.Ю. Трыковой[6] и С.М. Лойтер[7]. Но, опять-таки, они не обращались к произведению Помяловского.

Как мы хотели бы показать, «Очерки бурсы» дали начало некоторой традиции описания детского фольклора в литературе. В первой половине XIX века исследователи и писатели уделяли мало внимания фольклору, бытовавшему среди детей. Библиографический указатель «Русский фольклор» сообщает всего о 24 текстах и материалах и 4 исследованиях, связанных с детским фольклором и опубликованных в период с 1800 по 1855 гг[8]. В основном это описания игр, причем некоторые из них помечены ремаркой «Для детей образованного круга». Только одна заметка посвящена детским народным песням (Детские народные песни // Журнал для детей. 1854. № 45. С. 709-710).

Конечно, мы не должны забывать, что перед нами художественный текст, а не фольклористическое исследование. Тем не менее, в условиях отсутствия систематических записей детского фольклора в бурсе мы должны полагаться на добросовестность Помяловского, который хотел «показать бурсу» и, разумеется, понимал, что это невозможно сделать без привлечения аутентичных текстов и точного описания норм быта, игр, ритуалов. Помяловский начал описывать детский фольклор до того, как этим занялись ученые.

Такую же ремарку мы должны сделать относительно всех прочих рассматриваемых нами литературных произведений. У каждого из них — свои художественные задачи, и детский фольклор в тексте служит им. Мы не должны исключать возможности сознательного или случайного контаминирования текстов и явлений; вымысла и умолчания. Каждое подозрение по этому поводу должно быть оговорено. Только с этим условием мы можем приступать к рассмотрению роли детского фольклора в литературном произведении и к исследованию самих данных нам текстов и явлений. 

 

Обратимся к существующим определениям детского фольклора, чтобы еще конкретнее обозначить область нашего исследования.

М. Н. Мельников определяет детский фольклор как «специфическую область народного творчества, объединяющую мир детей и мир взрослых, включающую целую систему поэтических и музыкально-поэтических жанров»[9]. Н. А. Мартынова уточняет: «Под этим термином обычно понимается самостоятельное детское творчество, произведения традиционной культуры взрослых, усвоенные детьми, и творчество взрослых для детей»[10].

«К детскому фольклору», – суммируют в своем пособии Ф. С. Капица и Т. М. Колядич, – «относятся произведения устной народной словесности, предназначаемые для детей и бытующие в детской среде»[11].

Под детским фольклором мы в рамках этой работы понимаем только фольклор, бытующий среди детей (и в значительной степени ими создаваемый). Как известно, пополнение детского фольклора происходит двумя путями: или фольклорные элементы создают сами дети, или фольклор взрослых (а часто и изначально нефольклорные произведения) приспосабливается к детской среде[12]. Мы увидим, что Помяловский фиксирует и те, и другие элементы.

В нашей работе будет постоянно использоваться термин «замкнутое детское сообщество», авторство которого принадлежит крупнейшему современному исследователю русского детского фольклора М. П. Чередниковой[13]. Говоря о других схожих сообществах, мы будем пользоваться более широким термином «замкнутое сообщество» (ср. англ.  enclosed community)[14].

Фольклор в замкнутом детском сообществе становится средством психологического выживания, формой противления мертвящему официальному порядку. Исчерпывающую характеристику жизни замкнутого детского сообщества дает А. И. Куприн в повести «На переломе (Кадеты)»:

«А между тем внутренняя, своя собственная жизнь детских натур текла особым руслом, без ведома педагогического совета, совершенно для него чуждая и непонятная, вырабатывая свой жаргон, свои нравы и обычаи, свою оригинальную этику»[15].

В изоляции такое сообщество становится подобно небольшому племени, выживание которого гарантируется только общностью нравов и обычаев. Но, с другой стороны, изоляция и способствует такой общности.
Это подмечает сам Помяловский в авторском примечании.

«Мы забыли сказать, – пишет он, – что описываемая нами бурса – было закрытое учебное заведение. Ученики ее не жили, как в других бурсах, на вольных квартирах. Все, человек до пятисот, помещались в огромных каменных зданиях постройки времен Петра I. Эту черту не следует опускать из внимания, потому что в других бурсах вольные квартиры порождают типы и быт бурсацкой жизни такие, которых нет в закрытом заведении. Быть может, здесь же должно искать причину и того, что формы бурсацизма в нашем училище сложились так оригинально и так неискоренимо. Традиция, при закрытости заведения, имела полную силу и жизненность»[16].

Организуется своя внутренняя жизнь, к ее происшествиям подбираются тексты и обычаи. «Существование фольклорного произведения предполагает усваивающую и санкционирующую его группу»[17], и эта же группа определяет, когда актуально то или иное произведение.

Говоря о детском сообществе в бурсе, мы должны держать в уме, что формально это сообщество нельзя отнести к детским в полной мере. Состав классов был разновозрастным, как об этом пишет сам Помяловский: здесь были и восьмилетние дети, и двадцатилетние юноши. Но всем им приходилось общаться в одном замкнутом кругу, изучать одни и те же науки, взаимодействовать с одним и тем же начальством, подвергаться одним и тем же наказаниям. Это усредняло и круг интересов, и, вполне возможно, психологический возраст всех бурсаков. Для них были общими неписаный кодекс чести, игры и, конечно, фольклор. Как мы увидим, именно формы детского фольклора были в этом сообществе наиболее развиты. Кроме этого, исследования детского фольклора показывают, что изначально «взрослые» фольклорные жанры (былички, бывальщины, различные паремии) прекрасно адаптируются в детской среде; это дает основания считать их вневозрастными. Признание этого факта видно в приведенных выше определениях детского фольклора.

В свою очередь, фольклор и формы поведения, характерные для замкнутого детского сообщества, сохраняются и в тех случаях, когда члены его уже вышли из детского возраста. Примером тому служат фольклор и этика современных семинаристов, которые обычно поступают в семинарию после окончания школы, то есть будучи уже юношами. Несмотря на это, в их среде бытуют, как мы покажем далее, многие жанры именно детского фольклора.

 

Наша работа состоит из трех глав, введения, заключения и приложения. Во введении мы рассмотрели понятие детского фольклора и обозначили проблематику работы. Мы также дали краткую справку о Н.Г. Помяловском и его «Очерках бурсы», и провели обзор существующих работ, так или иначе затрагивающих тему диплома.

Мы учитываем, с одной стороны, мировой и российский опыт изучения детского фольклора и «этнографии детства» (М. Мид, А. и П. Опи, Г.С. Виноградов, О.И. Капица, М.Н. Мельников, Ф.С. Капица и Т.М. Колядич, М.П. Чередникова, А.Н. Мартынова, М.В. Осорина и др.), с другой – существующие работы о творчестве Помяловского (И.Г. Ямпольский, Н.П. Ждановский) и литературоведческие исследования, посвященные жанру очерка (А.Г. Цейтлин).

В первой главе мы рассматриваем очерк как своеобразную среду описания детского фольклора. Наша цель здесь – понять, почему именно жанр очерка способствует полному и достоверному описанию фольклорных явлений, как распределяются при этом описании роли нарратора и персонажей, каким образом в очерковый текст инкорпорируются фольклорные тексты. Речь также идет о других произведениях Помяловского, так или иначе затрагивающих тему детства. Мы привлекаем биографические исследования, посвященные Помяловскому (Н.А. Благовещенский, Б.С. Вальбе, И.Г. Ямпольский.), критические тексты (Д.И Писарев, П.В. Анненков) литературоведческие исследования, которые помогут нам прояснить вопрос о специфике очеркового описания детского фольклора. Мы сравниваем произведение Помяловского с более ранними «бурсацкими» текстами (В.Т. Нарежный, Г.Ф. Квитка-Основьяненко, Н.В. Гоголь, Н.Д. Хвощинская, И.С. Никитин), чтобы понять, как Помяловский коренным образом меняет традицию.

Во второй главе мы переходим собственно к жанрам детского фольклора, образцы которых присутствуют в «Очерках бурсы», и к упоминаемым Помяловским специфическим бурсацким ритуалам. Мы затрагиваем проблемы жанровой классификации детского фольклора и правомерности применения существующих классификаций к материалу «Очерков бурсы». Здесь привлечены фольклористские исследования, посвященные типологии и функционированию  русского детского фольклора (Д.К. Зеленин, Г.С. Виноградов, М.П. Чередникова, М.В. Осорина и др). Мы делаем вывод о том, какие тексты и ритуалы наиболее  актуальны в замкнутом сообществе духовного училища.

В третьей главе мы говорим о том, как описывался детский фольклор в литературе после «Очерков бурсы». Мы рассматриваем вопрос о влиянии «Очерков» на последующую традицию. Речь идет как о «бурсацких» произведениях непосредственных продолжателей Помяловского, так и о более поздних текстах: повести А. Куприна «На переломе (Кадеты)», роману А. Воронского «Бурса», роману Г. Белых и Л. Пантелеева «Республика Шкид».

В заключении мы подводим итоги работы, делаем вывод о роли детского фольклора в «Очерках бурсы» и намечаем пути возможных дальнейших исследований – описания детского фольклора в русской литературе, так и произведений о бурсе.

Наконец, приложение к дипломной работе составит комментарий к «Очеркам бурсы». Мы подробно рассмотрим термины, реалии, персоналии, жаргонизмы, архаизмы и историзмы, которые могут быть неизвестны или непонятны современному читателю.

Положения дипломной работы апробированы на Международной конференции молодых филологов в Тарту (24-26 апреля 2009 г.).

Хочу сердечно поблагодарить всех, кто помогал мне руководством и ценными советами: моего научного руководителя, заведующего лабораторией фольклора ИФФ РГГУ к.ф.н., доц. Андрея Борисовича Мороза; моих уважаемых оппонентов – д.ф.н., проф. Вадима Владимировича Полонского и к.ф.н., сотрудника лаборатории фольклора ИФФ РГГУ Никиту Викторовича Петрова; заведующую кафедрой истории русской классической литературы ИФФ РГГУ д.ф.н., проф. Дину Махмудовну Магомедову; проф. Венского университета Федора Борисовича Полякова; проф. Тартуского университета Романа Григорьевичу Лейбова и Романа Сергеевича Войтеховича; проф. Хельсинкского университета Геннадия Владимировича Обатнина; моим родным, друзьям и коллегам, всегда поддерживавшим меня.

Материал размещен на сайте при поддержке гранта СARN99-WEB-II-27 Американского Совета по Международным Исследованиям и Обменам (АЙРЕКС) из средств, предоставленных Корпорацией Карнеги - Нью-Йорк.