Глава 1

Книга Мауро Орбини «Regno de gli Slavi hoggi

corrottamente detti Schiavoni»

1.1. Эпоха Контрреформации в Италии и на Балканах. Всплеск интереса к славянским языкам и культуре.

Эпоха Контрреформации, или Католической реставрации, начинается с Тридентского (или Триентского) собора. Этот вселенский собор католической церкви заседал в 1545–1547, 1551–1552, 1562–1563 годах в городе Триент [нем. Trient, лат. Tridentum, современный Тренто (итал. Trento)] и в 1547–1549 — в Болонье. Это было одно из важнейших явлений в культурной жизни Европы XVI и XVII веков: с него начинается огромная эпоха — эпоха Контрреформации. Основные ее идейные основы и были разработаны на Тридентском соборе. Он был открыт римским папой Павлом III, в его ходе наметились два лагеря. Лагерь, возглавлявшийся императором, настаивал на реформе церкви, искоренении злоупотреблений духовенства, считал допустимыми некоторые уступки протестантам в области догматики. Лагерь папы настаивал на укреплении церковного единства в борьбе с реформационным движением, на решении догматических вопросов в строго ортодоксальном и традиционном духе, отвергал малейший компромисс в вопросах доктрины. Победу одержала папская партия. Постановления Тридентского собора закрепили все традиционные догматы католического вероучения, организационно усилили католическую церковь: подтвердили верховенство папы над собором, увеличили власть епископов в пределах их диоцезов (расширив право надзора за духовенством), укрепили дисциплину монашеских орденов. Важнейшим результатом Тридентского собора было усиление гонений на протестантов, введение строгой церковной цензуры, расширение деятельности инквизиции. Стремясь подчинить своему влиянию духовную жизнь общества, католическая церковь обязала духовных лиц и профессоров католических университетов присягать обнародованному в 1564 году «Тридентскому исповеданию веры», закреплявшему средневековые догматы католицизма. Постановления Тридентского собора, формально обязательные для всех католиков, были официально приняты в Савойе, Португалии, Венеции, Польше (с 1577 года), Испании (с оговорками о сохранении прав короля на назначение епископов и на вмешательство в деятельность церковного суда). Во Франции они не были приняты официально, но французское духовенство в 1615 году объявило о своем подчинении им[1].

Окончательная кристаллизация идей Тридентского собора произошла в 1622 году, когда 6 января этого года была основана Конгрегация пропаганды веры (Sacra Congregatio de Propaganda Fide), в ведении которой находилась вся миссионерская деятельность католиков. Мир был поделен на 13 провинций — по числу членов Конгрегации, каждый из которых являлся Кардиналом-протектором своей области[2].

Конгрегация была призвана реализовать обширные планы Тридентского собора, по которым, надо заметить, католичество не только должно было бороться с ересями и Реформацией, но и обратить, в частности, Китай и Японию. Особое внимание уделялось обращению в католичество «схизматиков» в России и южных славян. Потому курия старалась наладить отношения с российским правительством. Успех был крайне мал. Известна, например, фраза, брошенная папскому легату Алексеем Михайловичем: «Папа ваш волк в стаде, а не пастырь». На протяжении всего XVII века старания Ватикана были практически напрасны и встречали яростный отпор. Показательно в этом смысле, например, содержание анонимной рукописной книги под названием «Описание Рима и папского двора», датированной примерно XVII или XVIII веком[3]. Автор этого сочинения дает картину полного упадка и разложения Рима и Ватикана, жители которых «имеют обычаи волчьи и больше причастны суть зверству, нежели человечеству»[4]: с согласия или даже по приказам папы происходит прелюбодеяние, при его дворе разврату предаются и кардиналы, и их слуги, и даже «нет стыда, ни сорома, ни наказанья, что девица, отроковица, жена с чужим мужем родила младенца»[5]. Такое представление о католическом мире было настолько сильно и на рубеже XVI и XVII веков, что Ватикану приходилось искать самые неожиданные пути для миссионерского продвижения на Восток.

На Балканах в конце XVI века Курия тоже начала сдавать позиции. Довольно сильным оказывалось влияние охваченной реформацией Чехии, а с юга в католические славянские земли в это время стало активно проникать богослужение на церковнославянском языке. С другой стороны, культурная и национальная самоидентификация православных славян становилась тем крепче связана с «верой предков», чем сильнее становился напор со стороны Порты.

Политика Контрреформации в землях Истрии, Иллирии и вообще на Балканском полуострове была разносторонней. С одной стороны, Курия проявляла невиданную «толерантность» по отношению к славянам и поощряла издания священных текстов на славянских языках, организовывала школы в славянских землях и специальные курсы по обучению славянским языкам для отправляющихся в эти края миссионеров. В открывающихся и развивающихся колледжах и семинариях в Лорето, в Риме, Лечче, Флоренции, Фьезоле, Болонье и других городах начинают изучаться славянские языки. В письме папы Урбана VIII, который организовывал колледж в Лорето, — одном из немногочисленных письменных памятников этого направления политики католической церкви — среди изучаемых дисциплин числится «aliarumque facultatum, necessitatis Illiricas concernentium», то есть предметы, необходимые для изучения Иллирии. Естественным образом появляется необходимость в словниках, разговорниках, словарях и учебниках грамматики славянских языков. На роль авторов подобных пособий лучше всего подходили католики-миссионеры, выходцы из славянских земель. Одним из самых выдающихся таких деятелей стал далматинский иезуит Бартоломео Кассио (Касич), опубликовавший в Риме в 1604 году первую сербохорватскую грамматику для итальянцев. Через несколько лет римлянин Грегорио Алази, выучивший во Фриули словенский язык, выпускает в Удине первый словенско-итальянский словарь с краткой грамматической справкой, несколькими словено-итальянскими диалогами, молитвами на словенском.

Одним словом, начинается волна изучения славянских языков и славянской культуры. Таким образом Курия надеялась не только «пойти на уступки» по отношению к славянам-католикам и удержать их в лоне ортодоксальной католической церкви, но и подготовить почву для продвижения вглубь славянских земель. Славянское национальное самосознание, которое, бесспорно, переживало благодаря политике Контрреформации небывалый подъем, должно было способствовать объединению всех славян под знаком общей религии — конечно, католицизма[6].

Однако уже очень скоро станет ясно, что славяне прекрасно воспользовались предложенным Курией инструментарием, но не восприняли самой сути этого плана.

И в этом смысле содержание, публикация и запрет книги Мауро Орбини является одним из самых показательных эпизодов этой истории

1.3. Структура и содержание «Regno de gli Slavi»

В 1601 году в Пезаро выходит в свет книга «Regno de gli Slavi hoggi corrottamente detti Schiavoni». Ее автором был аббат бенедиктинского монастыря на остове Млет, происходивший из знатной дубровницкой фамилии, историк Мауро Орбини (Орбинич)[7].

Обратимся к структуре и содержанию этого труда:

Посвящение

Орбини посвящает «Il Regno de gli Slavi» своему меценату «Al molto illustre sig. mio osservandiss. Il Signor Marino del Signor Andrea Bobali»[8].

Марино Бобали (Marino di Andrea Bobali, Marin Andrijin Bobalević) происходил из семьи дубровницких патрициев, древнейшего и богатейшего рода Бобалевичей. Он родился в Дубровнике в 1556 году и получил блестящее образование. Еще в юности у него проявились особые склонности к науке и литературе, он вращался в среде рагузских литераторов (в книге поэта и астронома Николы Нальешковича «Dialogo sopra la sfera del mondo» (Venezia, 1579) помещен хвалебный сонет, посвященный Бобалевичу). Однако неистовый темперамент и праздное времяпрепровождение в компании других молодых рагузских нобилей сослужили ему плохую службу. В октябре 1576 года Бобалевич, недавно вошедший в Рагузинский сенат, и его несовершеннолетний брат после посещения куртизанок на улице напали на Марина Тудишевича, другого юного представителя дубровницкой знати, и нанесли ему смертельную рану. Совершив это преступление, Бобалевич вынужден был бежать в Италию, где и оставался даже после того, как Сенат республики позволил ему вернуться. Во Флоренции он сблизился с двумя выдающимися учеными-эрудитами своего времени Джорджо Бартоли (Giorgio Bartoli) и Лоренцо Джакомини (Lorenzo Giacomini). Бобалевич становится корреспондентом, близким другом и меценатом этих итальянских интеллектуалов. Затем он возвращается в родную Рагузу, но не успевает провести там и двух лет, когда, 15 августа 1589 года, совершает еще одно, такое же немотивированное и еще более вопиющее преступление: убивает на церковном алтаре престарелого дубровницкого патриция Франо Франова Гундулича (Frano Franov Gundulić, Francesco di Francesco Gondola). После этого он снова бежит в Италию, чтобы отныне навсегда остаться в изгнании. В Италии он живет в Неаполе, Риме, Флоренции и Венеции, а затем, став после смерти двух своих братьев наследником всего состояния Бобалевичей, обосновывается в Пезаро. Со временем ностальгия по родине, путь на которую теперь для него заказан, становится его навязчивой идеей. Поскольку Бобалевич неограничен в средствах, он активно занимается меценатством и покровительствует дубровницким авторам. На его деньги, кроме труда Орбини, в 1589 году в Венеции публикуется «Rime amorose e pastorali et satire» Савино Бобали (Savino da Bobali Sordo, Savko Bobalević-Glušac), в 1605 году там же — «Copioso ristretto de gli annali di Ragusa» Джакомо Лукари (Giacomo di Pietro Lucari, Jaketa Petrov Lukarević)[9].

Для Бобалевича покровительство Орбини было во многом данью родной Рагузе, для Орбини же посвящение истории славян представителю древнейшего дубровницкого рода было отчасти знаковым жестом. На трех страницах автор прославляет своего мецената и его род за то, что он на протяжении всей истории республики служил принципам независимости и демократии, неоднократно демонстрировал самоотверженную любовь к родине («Ma quella, che supera tutte l’altre attioni sue, e che merita, non sò se io dica lode, o ammiratione, è il largo testimonio d’amore e di carità verso la patria mostrato da lei»[10]). Орбини считал дубровницкую знать основой республики, а состоящий из нобилей Сенат — залогом ее независимости. Поэтому посвящение Марину Бобалевичу можно считать важной идейной составляющей книги, несмотря на то, что этот жест имел вполне прагматическую подоплеку.

Список источников («Avtori Citati»)

Список источников, из которых Орбини якобы черпает сведения по истории славян, огромен и насчитывает более 300 позиций. Позднейшие исследователи, однако, доказали, что далеко не все из них Орбини действительно читал. К такому выводу пришли, в частности, авторы сербского издания «Краљевство Славена»[11]. Это подтверждает и тот факт, что далее разбираемый нами пассаж о первой религиозной реформе князя Владимира Красно Солнышко млетский аббат переписывает из венецианского издания «Записок о Московии» Герберштейна. Герберштейн, действительно работавший с русскими летописями, проходящими у Орбини под названием «Annali di Russia», вводит в пантеон Владимира бога Услада, не разобрав в летописи, что «ус злат» — лишь часть описания кумира Перуна, у которого «глава сребряна, а ус злат». Эту ошибку за ним в точности повторяет Орбини.

Кроме того, Орбини не всегда верен даже тем источникам, которые действительно использует в написании своего труда. Этот факт не вступает в противоречие с его изначальными установками — ведь «Regno de gli Slavi» в современном понимании не является историческим сочинением. Как показывает итальянский славист Джованна Броджи Беркофф, этот труд стоит в ряду популярных в Италии в эпоху Чинквеченто opus oratorium, то есть риторических сочинений, цель которых не написание подлинной истории государства, а его восхваление. В таких текстах идейное ядро составляет сильное национальное чувство[12], исторические же события являются только материалом для риторических построений.

Исследователь настаивает на том, что рассмотрение Орбини исключительно как явление эпохи Контрреформации и барокко неадекватно и непродуктивно. Беркофф ставит «Regno de gli Slavi» в контекст европейской и особенно венецианской историографии XVI века, сравнивая его с трудами итальянских гуманистов Пикколомини, Бьондо, Сабеллико и других. Она возводит истоки экзальтированного патриотизма Орбини к традиции opus oratorium позднего Возрождения, в которой верность источникам уходит на второй план, уступая место идеологии и риторике[13].

Дон Мауро Орбини к читателям («Don Mauro Orbini a’ lettori»)

«Regno de gli Slavi» является по сути первым историографическим трудом, посвященным целиком истории всех славян и претендующим на полноту. Перед основным текстом автор поместил небольшое предисловие, занимающее 2,5 страницы, в котором он обращается к читателям с краткой «оправдательной речью» в защиту славянской истории. Орбини объясняет читателям, почему до сих пор не существует подобного сочинения:

Неудвительно, достопочтенные читатели, что слава народа славянского, ныне ошибочно называемого скьявонским, до сих пор не так известна, как ей должно было бы быть, если его великие деяния и выдающиеся предприятия почти что преданы забвению. Причина в том, что образованные, грамотные люди, которые увековечили бы имя славянское, среди славян были не так многочисленны, как искусные в воинском деле. Другие народы, ничем не превосходящие славянский, ныне так прославлены лишь потому, что среди них нашлись грамотные люди, своими сочинениями их воспевшие[14].

То есть, по версии историка, беда славянской истории в том, что славяне были скорее склонны к военному делу, чем к наукам и литературе. Совершая великие деяния, они не заботились о том, чтобы запечатлеть их и на бумаге. Среди них было мало образованных и даже грамотных людей, способных написать летопись свершений славянских племен и их царей.

История других народов, как далее утверждает автор, общеизвестна потому, что среди них такие люди находились: Орбини приводит в качестве примера имена самых выдающихся еврейских, греческих, римских, персидских, египетских, галльских и других историков. 

В доказательство того, как несправедлива «вечная ночь забвения» по отношению к славянской истории, Орбини перечисляет особо замечательные ее страницы, вкратце пересказывая содержание своего труда:

[Славянский народ] завоевал Персию, властвовал в Азии, в Африке, сражался с египтянами и с Александром Великим; покорил Грецию, Македонию и Иллирию; занял Моравию, Силезию, Польшу и берега Балтики; прошел по Италии, где долго сражался с римлянами, и порой был повержен, а порой жестоко мстил, иногда же силы были равны; и в конце концов Римская Империя пала к ногам его, и славяне заняли многие провинции, разрушили Рим, наложили дань на императора — и таких деяний не совершал ни один народ мира. Они правили Францией, основали королевства  в Испании, и от их крови произошли благороднейшие семейства. Писатели же Римские не так щедры на похвалы к варварам (как они называют славян), как к своим соплеменникам[15].

Среди завоеваний славян особое внимание Орбини, конечно, уделяет «противостоянию» славян и римлян, которое в определенный момент вылилось в то, что славяне овладели многими провинциями империи, разрушили Рим и обложили императоров. Этот эпизод, по мнению автора, стал причиной того, что у римлян и итальянцев («romani») славянская история была не в почете.

Описание Скандинавии, древней прародины славян («Descritione della Scandinavia che fu l’antica patria de gli Slavi»)

По теории Орбини, все славяне имели общую прародину, которая располагалась в Скандинавии. Подчеркивая, что земля эта была практически неизвестна грекам и римлянам, автор с эпическим размахом описывает «загадочный полуостров», который древние историки считали островом.

Здесь же Орбини предполагает и приводит доказательства того, что Скандинавия, откуда вышли народы — будущие «повелители Азии, Африки и Европы»[16], — и есть «легендарная Туле», расположенный на конце света мифический остров, открытый Пифеем.

Происхождение славян и развитие их Империи («Origine de gli Slavi e il progresso dell’impero loro»)

Первая большая глава книги — «Происхождение славян и развитие их империи» представляет собой риторическую хвалу благодетелям и деяниям славян. К последним Орбини причисляет множество народов, среди которых действительно славянские; германские, угро-финские и другие не славянские современные автору народы и народности; древние (вандалы, сарматы, ост- и вестготы) и даже мифические.

В основе лежат два лейтмотива: воинской доблести славян и их этнической и языковой общности.

Орбини начинает свое повествование о великой империи своего народа с разъяснения того, какой сложной представляется ему задача написания истории славян. Он повторяет и распространяет тезисы из предисловия («Don Mauro Orbini ai Lettori») о том, что среди его соплеменников было мало образованных людей, способных стать летописцами, а латинские и греческие историки по большей части молчат о славянах, не желая вспоминать «позорный» эпизод завоевания славянами Рима. Поэтому автору приходится по крупицам собирать свидетельства о древней истории. Надо отметить, что в этой области Орбини действительно проделал огромную эвристическую работу (не везде, однако, правильно трактуя извлеченные из множества источников сведения).

Славяне, утверждает автор, не заботились о том, чтобы их история была запечатлена на бумаге еще и потому, что были поглощены многочисленными и зачастую триумфальными войнами, в которых были необыкновенно искусны. Воинская доблесть является по Орбини главной благодетелью этой «natione».

Само название «славяне» Орбини производит от слова «слава»:

Образовано оно [слово «славянин»] ни от чего иного, как от слова «слава» (gloria), так как «славянский» значит ни что иное, как «славный»[17].

Особое внимание Орбини уделяет языковому единству славян. Уже само название книги говорит о том, что в ней речь пойдет о «всех народах, говорящих на славянском языке» («nella quale vede l’Origine di tutti i Popoli che furono della Lingua Slava»). Автор считает, что общность языка питает единство нации:

Так как часто бывает, что древняя общность языка обычно достоверно подтверждает единство нации[18].

Так произошло и со славянами, которые с древнейших времен говорили на одном языке:

Так как древняя общность языка обычно достоверно подтверждает единство нации, и так было и с благословенной нацией, которой с древнейших времен, как материнское молоко, даровано общее наречие[19].

Поэтому к славянскому языку и письменности Орбини очень внимателен. На странице 46 своего сочинения он не только рассказывает о существовании двух систем письма, «которых не было ни у Греков, ни у Римлян», — о Буквице и Кириллице, но и приводит их алфавиты и примеры написания слов. Язык же становится аргументом доказательства северного происхождения славян и принадлежности готов, вестготов, остготов, гепидов, гетов и вандалов к славянскому «языку и нации». Для этого автор приводит таблицу, занимающую три страницы его сочинения (с 99 по 102), в которой сравнивает «древние вандальские слова» со славянскими и итальянскими, демонстрируя сходство первых двух и их отличие от третьих. По таким же «лингвистическим» причинам Орбини причисляет к славянам маркоманнов (с. 104) и многие другие племена и народы.

Одним из таких «славянских» диалектов становится для Орбини македонский язык. Он ссылается на то, что Курций (Curtio) говорит об Александре Македонском, что тот владел и греческим, и македонским наречиями, различая их. Значит, заключает Орбини, македонский и греческий суть разные языки. Из этого и «согласно свидетельству Филиппа Бергамского» историк заключает, что македонцы говорили на славянском языке, а значит, были этническими славянами. Так под пером млетского аббата славянином становится и знаменитый выходец из этой местности, великий полководец древности, Александр Македонский.

Таким образом, язык является для Орбини практически самым ядром национального единства славян, стержнем их культурной и этнической идентификации, и одновременно одним из важнейших инструментов атрибуции различных народов и племен как славянских.

История королей Далмации («La storia de’ Re di Dalmatia et altri Luoghi vicini dell’Illirico»)

С научной точки зрения, эта глава труда Орбини является самой ценной. Она описывает историю Далмации с 495 года, то есть разрушения древнего Эпидаура, и до 1161 года. Автор не только перерабатывает все доступные ему источники, но и вводит новые (например, публикует ставшую впоследствии знаменитой «Летопись попа Дуклянина»). Основа риторического пафоса этой части книги — идея независимости Рагузской республики.  Свобода города Святого Влаха и его земель — залог его экономического и культурного процветания. На рубеже XVI и XVII веков, когда Дубровник во многом подвластен Венеции и уже чувствует реальную угрозу со стороны Порты, такая трактовка истории Далмации, конечно, имела политическое звучание и отражала позицию довольно широкого круга рагузских интеллектуалов и многих горожан.

1.4. «Regno de gli Slavi»: контекст, источники и уникальность

В поздней исследовательской литературе, посвященной творчеству Мауро Орбини, были высказаны две главные на наш взгляд концептуальные точки зрения на сочинения рагузинского аббата. Первая из них принадлежит выдающемуся итальянскому слависту Артуро Крониа, который в 40-е годы ХХ столетия опубликовал серию работ об истории славистики в Италии[20] и отдельную книгу об Орбини и болгарском историке Паисии «Il “Regno degli Slavi” di Mauro Orbini (1601) e la «Storia slavenobolgarskaja» del monaco Paisi (1762)». Крониа много пишет о большом значении эпохи Контрреформации для развития национального самосознания славянских народов, входивших тогда в орбиту Ватикана, а позднее и для всех славян[21].

По мнению исследователя, «Regno de gli Slavi» стоит «на самой вершине пирамиды идей Контрреформации», то есть идеи Орбини о единстве, братстве и «взаимности» славян возникли в результате деятельности Католической реставрации[22].

Крониа помещает Орбини и его историю на границу между эпохой Возрождения и Контрреформации, «между компиляцией и реконструкцией, между Италией и Славянами»[23]. И все же главным источником орбиниевской концепции славянского единства, по мнению исследователя, является именно сгенерированная и продвигаемая в целях религиозной пропаганды идея Ватикана[24].

Позднее, в конце 1960-х и в 1970-х годах появилась целая серия статей другого замечательного итальянского слависта, Джованны Броджи Беркофф[25]. В этих работах автор спорит с Крониа. Исследователь настаивает на том, что несправедливо рассматривать Орбини в русле идей Контрреформации, поскольку действительно важным для Орбини контекстом были не итальянская Католическая реставрация, а венецианская и восточноевропейская, в том числе далматинская, историографическая традиция XVI века[26].

Особенно важным идейным и фактическим источником для Орбини, как доказывает Беркофф, являлась книга домениканского монаха Прибоевича (Pribevo) «De origine successibusque Slavorum», опубликованная в Венеции в 1532 году. Несмотря на то, что Орбини нигде не упоминает о Прибоевиче — ни в самом тексте, ни в списке использованных книг, исследователь показывает, что Орбини заимствовал у своего предшественника действительно многое, вплоть до этимологии слова «славяне» от славянского «слава» (gloria). Большинство идей бенедиктинского аббата уже содержатся, пусть в намного менее развитом состоянии, в «De origine successibusque Slavorum». Например, воинская доблесть, как основная добродетель славян, является лейтмотивом уже у Прибоевича. Однако судьба его книги сложилась далеко не так славно, как «Regno de gli Slavi»: она была практически неизвестна за пределами Далмации, несмотря на то, что в конце XVI века была переведена на итальянский язык выходцем из Спалато Белизарио[27].

Беркофф считает, что пафос Орбини, так же как и Прибоевича, никак не связан с пропагандой Контрреформации: «На страницах текста Орбини мы не найдем ничего такого, что могло бы обнаружить в работах этих двух историографов [Орбини и Крижанича] воплощение политических идеалов или дипломатических планов, которые могли бы принадлежать Кашичу или Конгрегации Пропаганды Веры»[28].

В статье «Il “Regno de gli slavi” di Mauro Orbini e la Storiografia europea del Cinquecento» Беркофф сравнивает Орбини с многими другими европейскими историками XVI века — чешскими, немецкими, польскими и другими. Исследователь показывает, что процесс кристаллизации национально-патриотических идей шел практически повсеместно, а особенно в Восточной Европе и Германии. Стремление утверждения этнической самостоятельности и национального величия было во многом вызвано засильем в исторической науке и культурной жизни Европы «латинистов». Это была своеобразная борьба с авторитетами, передел «романской» карты мира, где на народах, из которых выходили историки такого толка, висел ярлык «варварских».

Невозможно не согласиться с тем, что этот европейский контекст был очень важен для Орбини и типологически «Regno de gli Slavi» вписывается сюда по целому ряду критериев.

Однако, во-первых, нам кажется слишком категоричным приведенное нами утверждение Беркофф о том, что на страницах Орбини мы не найдем и тени идей Конгрегации Пропаганды веры. То же самое изложение истории Кирилла и Мефодия, которые, согласно Орбини, действовали по благословению Папы Римского, очень близко по сути к идее постепенного сближения славян с целью их внутренней, как бы диффузивной католизации.

С другой стороны, вряд ли Орбини мог быть далек от идей Кашича (Cassio), который был буквально глашатаем Контрреформации в Дубровнике. Кашич — благодетель Орбини, именно ему посвящена другая книга млетского аббата — «Духовное зерцало» (Orbin M. Zrcalo Duhovno od pocetka, i sfahre xivota coviecanskoga... Roma, 1614)[29].

Нам кажется, что все вышеизложенные концепции являются равно возможными углами зрения, при которых открываются другие стороны орбиниевского текста, многослойного и бесспорно важнейшего для своего времени. Европейская историография, венецианские opus oratorium и пропаганда католицизма на Балканах в эпоху Контрреформации — все это очень важные для формирования комплекса идей Орбини контексты, в которых можно отыскать многочисленные его источники.

Уникальность же труда Орбини состоит в том, что перед нами первая попытка написать историю всех славянских народов, утвердить славу и величие славянской империи именно на основе этнического и языкового единства ее компонентов. Предшественником Орбини на этом поприще можно считать разве что Прибоевича, однако очевидно, что «Regno de gli Slavi» и «De origine successibusque Slavorum» несравнимы ни по идеологическому размаху, ни по фактической основе, что и привело к необычайной популярности первой и фактической неизвестности второй. Кроме того, книга Орбини в отличие от сочинения Прибоевича выходит в свет именно тогда, когда она особенно востребована, когда, с одной стороны, остро встает вопрос о независимости балканских славян от мусульманской Порты и, во-вторых, когда здесь начинает активную деятельность Католическая реставрация, а позже — Конгрегация пропаганды веры.

О популярности «Regno de gli Slavi» свидетельствует тот факт, что в XVII веке доминиканец Амвросий Гучетич (Gozze) «исправляет» текст Орбини, дабы снять с него запрет, наложенный Конгрегацией Индексов, а Мартин Ружич (Rosa) перекладывает «Regno de gli Slavi» в стихи на латинском языке.

То, как Орбини повернул и развил идеи Контрреформации, и как они, сразу же распространившись среди далматинцев, а позже и на всех Балканах, прекрасно демонстрирует история публикации и запрета «Regno de gli Slavi» Конгрегацией Индексов.

1.4. История публикации и запрета труда Мауро Орбини

Сочинение Орбини было опубликовано в 1601 году в Пезаро в типографии Джероламо Конкордиа («Appresso Gerolamo Concordia») под названием «Regno de gli Slavi hoggi corrottamente detti Schiavoni historia di Don Mauro Orbini abbate melitense, nella quale vede l’Origine di tutti i Popoli che furono della Lingua Slava, con molte, & varie guerre, che fecero in Europa, Asia, & Africa; il progresso dell’Impero loro, conversione al Christianesimo. E in particolare i successi de’ Re’, che anticamente dominarono il Dalmatia, Croatia, Bosna, Servia, Rassia, & Bulgaria». Покровительствовал и финансировал издание, как мы уже говорили, живущий в Пезаро дубровницкий аристократ Марино Бобали.

Несмотря на то, что эта книга была вписана в целую череду славистских и славянофильских изданий эпохи Контрреформации, 7 августа 1603 года выходит Dicretium Particularium, по которому «Regno de gli Slavi» объявляется запрещенной. Причиной запрета названо использование еретических источников:

Mauro Orbini Raguseo il Regno delli Slaui hoggi corrottamente detti Schiauoni stampato in Pesaro 1601. usque quo prodeat deletis haereticorum nominibus passim citatis. 7. Augusti 1603[30].

С такой формулировкой история Орбини попадет в Индекс запрещенных книг папы Климента VIII (Index librorum prihibitorum, cum regulis confectis per Patres a Trident. Synodo delectos. Auctoritate Pij IIII (sic!) primum editus. Postea vero a Syxto V. Auctus. Et nunc demum S.D.N. Clementis PP. VIII. Iussu & recognitus, & publicatus. Instructione adiecta. De exequendae probitionis, deq; cere emendandi, & imprimendi libros ratione. Quibis accessit de nouo Index librorum prohibitorum a Sacra Indicis Congregatione passim adannum usque. 1630. particularibus Decretis suis locis configratis prohibitorum. Romae, 1634), папы Иннокентия XI (Index librorum prohibitorum Innocentii XI. Pontificis Maximi Iussu editus. Romae, Ex Typographia Reu. Cam. Apost., M.DC.LXXXIII), папы Климента XI 1682–1705 годов (Index librorum prohibitorum usque ad annum M. DCCV. regnante Clemente XI. P.O.M. Romae; Ex typographia Reu. Cam. Apost. De anno 1682, & ex foliis adiunctis usque ad annum 1705.) и 1711 года (Index librorum prohibitorum usque ad Annum M. DCCXI. Regnante Clemente XI. P.O.M. Romae: Ex Typografia Rev. Cam. Apost., 1711.)

В следующем индексе, изданном в 1761 году при папе Бенедикте XVI (Index librorum prohibitorum Sanctissimi domini nostri Benedicti XIV. Pontificis Maximi jussu recognitus, atque editus. Romae: Ex Typografia Rev. Cam. Apost., 1761), Орбини уже отсутствует.

Причиной запрета сочинения Орбини стало не только использование еретических источников, но и его философия истории. Трактуя ее течение, млетский аббат зачастую отдает предпочтение Случаю, а не Предопределению, догмат о котором является одной из основ католического вероучения.

Однако совершенно понятно, что не только историософские вопросы встревожили Ватикан. Использование еретических источников, среди которых античные историки и славянские хроники и летописи, тоже показательный повод для запрета книги, но в данном случае причина неприятия подобной славянской истории таится более глубоко. Появившись на волне лингвистического и культурного интереса к славянам, инспирированного Католической Реставрацией, «Regno de gli Slavi» действительно выражала идеи, «удобные» Риму. Орбини говорил не только о языковом и этническом, но и — завуалировано — о конфессиональном единстве всех славянских народов. Так, он излагает «римскую» версию истории о Кирилле и Мефодии, по которой они имели благословение от папы на перевод Священного Писания на славянский язык и никогда не прерывали связи с Римом.

Однако Ватикану становится совершенно очевидно, что религиозная составляющая в сконструированной им славянской идее у Орбини уходит на второй план. Первостепенной же становится этническая и языковая самоидентификация славян как единства, противостоящего Западу, Европе и латинской учености.

Так или иначе, на протяжении более чем полутора века «Regno de gli Slavi» оставалось изданием, запрещенным Римской католической церковью.