<< На главную страницу "Фольклор и постфольклор"

Громов Д. В. (РГГУ)

РОЛЬ ЮНОШЕСКИХ ИНИЦИАЦИОННЫХ ПОСВЯЩЕНИЙ В ТРАДИЦИОННОМ И СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ

Под инициацией (от лат. initio — начинать, посвящать в таинство; initiatio — совершение таинств) традиционно понимается “переход индивида из одного статуса в другой… и действия, оформляющие этот переход” [12]. В зависимости от характера этого перехода, инициационные посвящения могут быть разделены на следующие типы.

1. Возрастные. Связаны со вступлением в новый возрастной период. Сравнительный анализ, с одной стороны, исторически и этнографически зафиксированных инициационных посвящений, а с другой - возрастной периодизации, принятой в современной психологии, приводит к выводу о том, что инициации знаменовали собой переломные моменты возрастного развития, стимулировали психосоциальные изменения, обусловленные возрастом. Традиционные возрастные инициации подразделялись на мужские и женские; два этих типа значительно различались по принципам своего построения [22].

2. Профессиональные. Связаны с движением по иерархической лестнице профессиональных (производственных и религиозно-мистических) объединений.

Во многих случаях возрастные и профессиональные посвящения могут смыкаться [20].

Неоднократно отмечалось, что подавляющее большинство инициационных практик, зафиксированных в различные века у различных народов, строятся по одному и тому же принципу, сводятся к определенному обобщенному сценарию. Действительно, определяющим признаком инициации служит не только соотнесение ее с неким переходным моментом, но и соответствие инициационных действий определенному стандартному, “инициационному” сценарию.

А. ван Геннеп говорит о трехфазности любого инициационного посвящения и обозначает эти фазы следующим образом:

1. выделение индивида из коллектива;

2. пограничный период;

3. реинкорпорация в коллектив [23].

Мы бы сформулировали суть трех этапов инициации следующим образом.

1. Уход инициируемого из привычного для него мира.

2. Нахождение в экстремальной обстановке, подавление, “смерть в той или иной форме”.

3. Возвращение в привычный мир на ином качественном уровне.

Наиболее упрощенно инициационный сценарий можно выразить формулой “замри-умри-воскресни”. (Образно механизм действия инициации может быть сравнен с пружиной: сначала пружина подвергается сжатию до крайности, а затем, на основе накопленной потенциальной энергии распрямляется. При этом “распрямлении” и происходит достижение нового качественного уровня: в данном случае – стимулирование психологических изменений инициируемого и присвоение нового социального статуса.)

Помимо указанных выше, существует и ряд более частных элементов, типичных для юношеских посвящений:

- инициация проводится в коллективе сверстников;

- инициацией руководит наставник (или несколько наставников), старший по возрасту;

- в ходе инициации происходит “посвящение в тайну”, передача инициируемым определенных знаний, навыков.

При рассмотрении юношеских инициаций стоит разделять два тесно взаимосвязанных аспекта:

- психологический, подразумевающий перестройку психики инициируемого вследствие определенных методов воздействия, предусмотренных инициационным сценарием;

- социальный, предполагающий получение инициируемым нового (“взрослого”) социального статуса, присвоение ряда новых прав и обязанностей.

Восточнославянские народы находятся в русле общемировой инициатической традиции. О существовании юношеских инициаций у славян говорят исторические [10] (1), фольклорные [1, 15] (2) и этнографические [3, 6, 8, 19] (3) источники.

(1) Возможно, на инициационные практики указывает свидетельство Геродота [7] о ритуальном оборотничестве невров, народа, жившего в непосредственной близости к зоне расселения праславян, а возможно, и входившего в число праславянских племен [17].

Структуры, построенные по инициационному принципу, прослеживаются в средневековых русских воинских формированиях [2]. Это выражается в разделении дружинников на несколько групп, вхождение в которые обусловлено возрастом и воинским опытом. Наиболее показательно выделение “воинского звания” кащеев - юношей-оруженосцев. Несмотря на то, что кощеями становились молодые люди знатного происхождения, это была подчиненная, депривированная часть дружины. То, что кащеи условно находятся вне общества, за границей мира людей, подчеркнуто в самом их названии: многие слова, включенные в смысловой ряд корня кош связаны понятием рабства и с миром мертвых (сравн. соврем. духи как название молодых солдат). В то же время, прохождение через статус кащеев предполагает получение более высокого воинского звания.

Большой интерес представляет диссертационное исследование В.Г. Балушка, посвященное инициационным посвящениям в среде украинских цеховых ремесленников [4, 5]. Согласно приведенным данным, многие профессиональные посвящения строились по инициационному сценарию. Например, при переходе “подмастерье-мастер” инициируемый изгонялся из города (что в условиях позднего средневековья само по себе несло немалую опасность), подвергался испытаниям, был вынужден заниматься ремеслом за пределами собственного города, в неблагоприятной обстановке, а в конце инициации – сдавал трудный экзамен и торжественно чествовался собранием мастеров.

(2) Источником для реконструкции традиционных юношеских инициаций могут служить произведения фольклора, что показано В.Я. Проппом для сказок и В.Г. Балушком для былин.

Примером описания инициационных практик в фольклоре может служить былина о Волхе Всеславьевиче; одним из смысловых слоев былины является изображение юношеского воинского объединения.

(3) К сожалению, восточнославянская этнография не застала инициационных юношеских посвящений в их “классической” форме. Однако, было зафиксировано достаточно много этнографических данных о пережитках инициаций.

По нашему мнению, одной из причин недостаточной разработанности темы юношеских инициаций в этнографии является то, что в большинстве традиционных культур явления подобного вида являются тайными, мастера инициаций с неохотой допускают на них посторонних. А потому возможно, что осознанно проводимые возрастные инициации существовали хронологически позднее, нежели мы можем предполагать. По крайней мере, нам доводилось слышать от одного из этнографов описание проводившегося в 1920-30-х годах достаточно подробно разработанного инициационного посвящения, включавшего удаление подростков за пределы населенной зоны, серьезную депривацию и последующий инсайт. Возможно, отголосками инициационных посвящений, сохранявшихся до первой трети ХХ века являются некоторые типы быличек.

Во время этнографических экспедиций мы столкнулись с интересным (на наш взгляд) феноменом: пожилые люди очень быстро понимали суть вопроса о юношеских инициациях, но при этом не могли сообщить каких-либо фактов по сути дела; ответы сводились к формулировке типа “нет, мы этого уже не застали”, но в то же время на встречный вопрос “а как было до вас?” мало кто мог дать сколько-либо конкретную информацию. Подобное наличие интуитивной “узнаваемости” утвердило нас в предположении о том, что ввиду своей биосоциальной обусловленности инициационные практики являются гармоничным элементом воспитания и даже при незнании фактического материала воспринимаются как нечто логичное и правдоподобное.

Крайне интересен с исследовательской точки зрения вопрос о том, существуют ли возрастные инициации в современном обществе. Современная культура отрицает институт инициации как таковой, однако, по выражению М.Элиаде “темы инициации живы в подсознании современного человека” [22, p. 135]. Ввиду того, что инициации являются биологически и психологически обусловленным инструментом развития, оптимизированным в результате многовекового опыта, наблюдается интуитивное копирование инициационных структур и сценариев. Как группы инициационного типа можно рассматривать молодежные группировки экстремальной направленности от лояльных (например, туристические группы) до криминальных. Инициационными группами могут являться определенным образом построенные учебные и трудовые коллективы, а также армия.

Несомненно, что ввиду объективных причин в современном обществе происходит разделение двух взаимосвязанных составляющих инициационных посвящений - психологической и социальной. Если в “традиционном” обществе прохождение инициационной практики предполагает в равной степени как психологическую перестройку, так и присвоение нового социального статуса, то в современном обществе достаточно трудно найти группу, совмещающую в себе обе эти составляющие. Во многих современных группах инициационного типа (например, в “неформальных” молодежных объединениях) даже при достаточно высоком уровне психологической перестройки участников окончание инициации не предполагает присвоения нового социального статуса. С другой стороны, некоторые обряды, предполагающие социальный переход, не включают в себя сколько-нибудь серьезного психологического воздействия на инициируемого и не способствует его психологической перестройке (пример – церемония вручения паспорта, практиковавшаяся в советские времена).

Какое же место занимает институт инициации в социо-культурном обустройстве общества? В научном освещении этого вопроса присутствует тенденция к некоторой однобокости. Как мы указывали выше, инициационные посвящения включают в себя два аспекта: психологический и социальный. В то же время во многих научных работах, посвященных данной теме, инициации рассматриваются исключительно как социальное явление, психологическая составляющая при этом не учитывается [16]. Работы, в которых указывается на связь инициационных практик с процессами психического развития, встречаются реже [11, 21].

Мы склонны рассматривать юношеские инициации не только как инструмент социализации, но и как метод стимулирования психологической перестройки инициируемых [9]. Собственно, психологическая и социальная составляющие взаимосвязаны: получение нового социального статуса предполагает определенную степень психической зрелости и наоборот, присвоение социального статуса является фактором, стимулирующим психологическую перестройку. Наконец, в ходе инициационной перестройки психики вырабатываются качества, необходимые для успешной и эффективной социализации. Согласно мнению Е.М. Мелетинского, “первобытный коллектив насильственно подавляет, но не качественное своеобразие личности, которая еще не успела развиться, а естественный эгоизм, биологические инстинкты, которые могут оказаться разрушительными для рода” [13].

Нами проведено исследование, призванное показать наличие психологической составляющей в педагогических работах инициационного типа и исследовать характер и направленность психологических изменений у инициируемых.

Основываясь на определенном критерии – соответствии инициационному сценарию – мы выбрали для исследования несколько групп.

1. Организованные подростковые группы, выезжающие в летние лагеря и подразумевающие определенную “экстремальность” педагогического процесса (военно-патриотические школы, спортивные секции и др.)

2. Курсантские коллективы высших военных учебных заведений.

3. Коллективы солдат срочной службы (с учетом опроса призывников).

Исследования показали, что в большинстве групп в ходе работ инициационного типа действительно произошла определенная психологическая перестройка, выражающаяся в следующем.

1. Изменилась направленность реакции при взаимодействии с фрустратором (т.е. при преодолении препятствия, при разрешении конфликтных ситуаций). Повысилось количество реакций направленных на достижение цели, снизилось количество реакций, подразумевающих неконструктивную враждебность. Снизилось количество случаев неконструктивного ухода, “бегства” от фрустрирующей ситуации. Снизилось количество отрицательно заряженных эмоций, возникающих в фрустрационной ситуации, что привело к общему изменению стрессоустойчивости. Повысилась устойчивость к стрессам, в основе которой лежит способность человека к адекватной оценке экстремальной ситуации и предвидение возможности и способа выхода из нее.

2. Произошло снижение уровня эмоциональной тревожности. Можно предполагать изменение структуры тревожности: снижение склонности к эмоциональной тревоге (генерализированному, диффузному или беспредметному страху), но при этом повышение уровня тревожности как инструмента исследования окружающей действительности.

3. Изменилась структура агрессивности инициируемых: снизилась враждебная агрессивность (подразумевающая неконструктивную, эмоционально окрашенную агрессию, направленную на нанесение вреда фрустрирующей стороне), но при этом повысилась агрессивность инструментальная (когда эмоциональная окраска невелика, цель нейтральна, агрессия сознательна и используется как один из инструментов для достижения цели).

5. Изменилась структура взаимодействия члена группы с окружающим миром, в том числе – с собственно участниками группы. Взаимодействие начало строиться на основе направленности на конструктивное достижение личных и общих целей. Можно говорить о выработке навыков применения агрессии в случае необходимости.

Сравнив результаты психологических исследований с целями, преследуемыми традиционными юношескими инициациями, мы пришли к выводу об их корреляции друг с другом:

- в ходе инициационных работ в исследуемых нами группах происходило обучение инициируемых навыкам взаимодействия с окружающей действительностью и обществом;

- происходила психологической перестройкой, подразумевающая присвоение нового социального статуса; предполагающий его “взрослые” права – в том числе, право творческого и агрессивного воздействия на окружающий мир.

Экстраполируя полученные нами результаты на “традиционное” общество, мы можем утверждать, что юношеские инициации изначально имели своей целью не только присвоение посвящаемому нового социального статуса, но и психологическую перестройку, необходимую для получения этого статуса.

Несомненно, что и в современном обществе педагогические работы инициационного типа могут быть использованы с достаточной эффективностью [17].

Использованная литература

1. Андреев А. Русские боги в зазеркалье. Баба Яга // Мифы и магия индоевропейцев, № 3-4.

2. Балушок В.Г. Инициации древнерусских дружинников//Этнографическое обозрение, №1, 1995.

3. Балушок В.Г. Инициации древних славян // Этнографическое обозрение, 1993, № 4.

4. Балушок В.Г. Обряды и обычаи жизненного цикла украинских цеховых ремесленников (XVI – сер. XVII в.) // Советская этнография, 1987, №2.

5. Балушок В.Г. Обычаи и обряды украинских цеховых ремесленников XV – 1 пол. XVII столетия. Дис. канд. ист. наук: 07.00.07. Киев, 1988.

6. Боржковский В. “Парубоцтво” как особая группа в малорусском сельском обществе // Киевская старина. Авг. 1987. № 8.

7. Геродот. История, IV, 105.

8. Горбунов Б.В. Традиционные рукопашные состязания в народной культуре восточных славян XIX-начала XX в. Историко-этнографическое исследование. М., 1997. С. 102-103.

9. Громов Д.В. Традиционные юношеские инициации и современная точка зрения на подростковый кризис // Проблемы психологии развития. Материалы международной психологической конференции “Психическое развитие в онтогенезе: закономерности и возможные периодизации”. М., 1999. С.28-30. Также см. в Интернете: www.boyaring.narod.ru.

10. Иванчик А.И. Воины-псы. Мужские союзы и скифские вторжения в Переднюю Азию // Советская этнография, 1988. №5.

11. Кэмпбелл Дж. Герой с тысячью лиц. М., 2000.

12. Левитон Г.А. Инициация и мифы / Мифы народов мира . М., 1991. Т.1. С.543.

13. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа . М., 1976.

14. Платов А. Традиционные посвящения: бессмертие и свобода // Мифы и магия индоевропейцев. Вып. 10. 2001. С. 106-118.

15. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки / Собрание трудов. М., 1998.

16. Психология. Словарь / Под общ. ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевского. М., 1990.

17. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII - XIII вв.. М., 1993. С. 20.

18. Сидоришин Ф.А. Психологические инициации как средство повышения эффективности межличностного общения и рефлексии у подростков во временных объединениях: (на материале работы психолога в летних лагерях отдыха). Дисс. на соискание степени канд. псих. наук. 19.00.07. М., 1998.

19. Хорватова Э. Традиционные юношеские союзы и инициационные обряды у западных славян // Славянский и балканский фольклор. М., 1989.

20. Элиаде М. Шаманизм. Архаические техники экстаза . М., 1998.

21. Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. М. - Киев. 1997.

22. Eliade M. Rites and symbols of initiation. New York. 1958. Р. 41-47.

23. Gennep A. van. Die Ubergangsriten. Frankfurt, 1986. S. 15, 21.