<< На главную страницу

Е.С. Ефимова
Москва

Основные мотивы русских быличек
(Опыт классификации)

Перед исследователями несказочной прозы стоит задача классификации быличек. Традиционно былички классифицируются по содержанию, в указателях сюжетов и мотивов русских быличек разделы и подразделы выделяются по сановным мифологическим персонажам.

В "Указателе сюжетов русских быличек и бывальщин о мифологических персонажах", составленном С. Г. Айвазян под руководством Э. В. Померанцевой [10], выделяются следующие разделы: А — былички о духах природы, Б — о домашних духах, В — о черте, змее, проклятых. Внутри разделов приводится более дробное деление: AI — Леший, АII —Водяной, AIII — Русалки и т. д.

В. П. Зиновьев в "Указателе сюжетов — мотивов быличек и бывальщин" [6] выделяет также: Г — былички о колдунах, ведьмах, покойниках, Д — о кладах, Е — о вестниках судьбы, предзнаменованиях, Ж — о небесных силах.

На основании своеобразия функций фантастических персонажей выделены сюжеты и мотивы быличек.

Данные указатели имеют ряд недостатков, заложенных в самом принципе классификации. Классификация вообще предполагает завершенность, целостность, взаимосвязь элементов. Традиционная классификация быличек, нашедшая свое отражение в "Указателях...", этим требованиям не удовлетворяет. Она допускает появление множества новых образов и мотивов, что влечет за собой изменение в классификации. Кроме того, в связи с попытками выявления специфических функций персонажей исследователи приходят к ложным выводам. Так, Померанцева объясняет внешнее безобразие северно-великорусской русалки тем, что "название русалки нашло механическое прикрепление к образу лешачихи" [10, С. 77]. Но фактически все духи, божества: хозяйки лесов, полей, гор и вод— имели сходный облик и функции. И красота, и безобразие в равной мере свойственны лешачихам и русалкам.

Некоторые традиционные мотивы быличек не нашли отражения в "Указателях...". Так, мотив сожительства лешегo с русской женщиной, представительницей реального мира, не указан. Айвазян неоднократно ссылается на былички с данным мотивом, но в "Указателе..." его не выделяет. Исследователь включает в "Указатель..." мотив "старуха принимает роды у лешачихи", но .рассказчики быличек всегда подчеркивают, что речь идет о русской жене лешего: "Я, — говорит, — сама русьска [2, № 15]. У лешого жонка с Руси была [8, № 290], жонка у лешаго была русска, тоже уведена, уташшона [8, № 234]".

Составители указателей при анализе быличек выделяют один-два мотива и оставляют без внимания остальные, чрезвычайно важные мотивы. Так, в быличке из сборника Н. Е. Ончукова [8, № 234] Айвазян отмечает мотив "в няньках у лешего", но не отмечает: запрет есть еду нечистого; сожительство лешего с женщиной. В другой быличке [2, № 118] выделяются мотивы: "в гостях у черта", "самоубийца служит лошадью у черта" и не отмечается другой вариант мотива службы человека черту: герой должен играть на гармони, увеселяя чертей; не выделяется мотив тайных сборищ (торжеств) чертей. Не отражен в "Указателях..." мотив безумия героя в результате контакта с "иным миром" и т. д.

Думается, что целесообразно при создании классификации выявить сквозные функции фантастических персонажей, сквозные мотивы быличек. Функции персонажей устойчивы, они составляют основу былички. Различные персонажи быличек имеют одинаковые функции, имена их могут меняться, а функция постоянна.

Все множество сюжетов русских быличек (173 по "Указателю..." Айвазян, 234 по "Указателю..." Зиновьева) сводимо к ограниченному количеству мотивов, базирующихся на функции героя.

Мы предлагаем классифицировать былички, основываясь на принципах мифологического мировоззрения. Динамика мифологического мира: переход от неупорядоченного состояния к упорядоченности, от Хаоса к Космосу. Порядок связывается со "своей" территорией, социально освоенным пространством, местом проживания рода, со светлым временем суток, с теплым временем года. Внешнее, беспорядочное "чужое" пространство (темные леса, черная грязь) [15, 1988, т. III, № 218] 1, социально неосвоенное время (ночь) наделялись древним человеком отрицательными чертами. В мифологических представлениях о мире противопоставлены категории: "свое" — "чужое", "дом" — "лес", "день" — "ночь"; шире: "мир" — "антимир".

В быличках действуют персонажи двух типов: реальный герой — представитель "мира" и фантастический — представитель "антимира".

Быличка повествует о неожиданном контакте героя и антагониста: о вторжении антагониста в реальный мир или о перенесении героя в "антимир".

Мы выделяем три блока мотивов в зависимости от положения героя и антагониста по отношению к "своему" и "чужому" мирам.

Первый блок мотивов — антагонист в реальном мире.

В связи с представлениями язычников об "антимире", его представитель может:

1) находясь в "чужом" пространстве, в "антимире", оказывать влияние на реальный мир, проявлять себя различными действиями и звуками; при этом антагонист остается невидимым для героя, так как они находятся в разных пространствах;

2) проникать в реальное пространство, но не в своем истинном облике, а в виде человека, животного или предмета;

3) может появляться в реальном мире, проявляя все черты "антимира"; в этом случае быличка строится на описании различных функций антагониста, проявляемых в реальном мире (наиболее редкий комплекс мотивов).

К первому комплексу первого блока относятся мотивы: леший, водяной, домовой, черт пугают звуками, невидимые людьми производят различные действия (водяной угоняет лодку, развязывает невод; домовой разбрасывает посуду, наносит человеку физические увечья, мучает скотину), принимают образ вихря, ветра [AI 6; АII 9 (в, г, д, ж); БI 5 (а, в); БI 8; БI 9; AI 1 (к); БI 1 (о); BI 1 (з)] 2.

С невидимостью антагониста связана традиция описания его действий безличными предложениями: сдернуло, не дало, выжило [8, № 235], да зауськало, да засвистело [2, № 117. 2], подхватило вихрем [2, № 119. 1), задавило грудь [15, 1987, т. I, № 99], сдуло и понесло... кто знает—куда унесло? где взялося? [15, 1987, т. I, № 336] и т. д. Неопределенность действующего лица подчеркивается местоимением кто-то. Рассказчик описывает действия фантастического героя, передает звуки, которые пугают человека: "кто-то по грязи идет, тяпаится: тяп, тяп, тяп [8, № 235 (д)], а перед ним невидимо кто-то плясал, лишь только платье шумит [4. — С.236], дышит кто-то рядом и дышит [15, 1987, т. I № 5]". Рассказчик подчеркивает, что антагонист невидимый; "под полом шишимора живет, в каждом доме... Ее и не увидишь, невидимая [15, 1988, т. II, № 183]; соседушку никто не видит, но в каждом хозяйстве есть [15, 1987, т. II, № 81]" и т. д.

В ряде случаев реальный герой былички может видеть антагониста, находящегося в "антипространстве" и невидимого другими людьми. Это имеет место в быличках, где герой отдан и "антимир" и сам наделяется рядом его черт (в том числе невидимостью), а также в тех вариантах, где герой, вернувшись из "чужого" пространства, обретает "чудесное" умение, знание, мастерство или безумие [8, № 248, 300; 2, № 119, 118].

Ко второму комплексу мотивов первого блока относятся мотивы: леший, водяной половик, домовой, банник, гуменник, черт принимают образы простого человека, старика, женщины, ребенка, знакомого, ягненка, собаки и т. д. [AI 1 (a-и); AII l (a-e); AIV l (a, I); БI 1 (а-н); БIИ 1(а-г); ВIII 1(а-в); ВI 1 (а-ж, и-л)]. Здесь антагонист — оборотень. Он не проявляет признаков "антимира". Своим обычным, человеческим обликом он вводит в заблуждение реального героя, уводит его в "антимир" и т. д. "Он кажется за человека за хорошего [15, 1988, т. Ill, № 217]", "он человек, вот как с тобой встретились и разговариваем [15, 1988, т. Ill, № 271]".

В других случаях представитель "антимира" проявляет отдельные признаки, настораживающие реального героя и позволяющие догадаться, что перед ним — фантастическое существо. Наиболее типичные признаки антагониста: белый цвет одежды, распущенные волосы. "Показалась баба в белом, он и убежал [15, 1987, т. II, № 42]"; "ей и показалось: женщина идет выше лесу; в белом платье, во рту у нее огонь горит [15, 1987, т. I, № 182]", полевик принимает образ человека в белом [AIV 1 (6)], черт принимает облик войска в белом (BI 1(м)].

Белый цвет одежды типичен для загробного мира. (Ср.: в свадебном обряде, который связан с представлением о временной смерти посвящаемой, невеста одевается в белое, похоронное платье; в похоронных обрядах преобладает белый цвет).

Распущенные неприкрытые волосы, находящиеся в беспорядке, являются атрибутом хаотического, беспорядочного антимира. Реальный человек носит головной убор и прическу, говорящие о его принадлежности к определенной половозрастной группе (бабья кичка, две косы — у женщин, одна коса — у девушек, лишь невеста в период "временной смерти" должна "на людях" распускать волосы, что, вероятно, связано с ее принадлежностью в этот период к "антимиру", миру мертвых).

Неизменным признаком лешачихи, русалки, кикиморы являются распущенные волосы: "колдунья... раскинула платок, волосья распустила, раскосматилася. И вот так волосъя все туда-сюда (вперед-назад) [15, 1988, т. I, № 50]"; "русалка... из воды выходила... волосы, говорят, длинные [15, 1988, т. I, № 186]"; волосы длинные, белые [15, 1988, т. I, № 221]". Гуменник принимает образ человека в белом, "волосы до пят [БIII 1(г)]", банники—облик косматых людей [БП 1(г)].

Третий комплекс мотивов первого блока тесно связан с предыдущим, здесь фантастический герой проявляет разнообразные черты "антимира", он определенное время вынужден существовать в реальном мире людей, но в его принадлежности к "иному" пространству у реальных героев не возникает сомнений. Так, в белорусской быличке [12, с. 216] русалка ровно год (от одной Гряной надели до другой) живет у людей, она питается паром (т. е. едой, для человека неприемлемой), не говорит ни слова (т. е. ей чужда русская, человеческая речь), любую работу делает быстро и ловко ("чудесное" умение — признак "антимира").

Второй блок мотивов — герой в "антимире".

Существует комплекс переходных мотивов, отражающих момент перехода героя из реального мира в "антимир". Ведущий переходный мотив — смех антагониста или реального героя: леший, русалка, черт выдают себя хохотом, хохотом заводят человека (AI 2; AIII 10; BI 2), сюда же относится мотив "русалка щекочет жертву" (AIII 9), так как в этом случае человек умирает, смеясь.

Фантастическое существо смехом заводит в "антимир", сам герой со смехом переходит в "иное" царство. Смех, очевидно, знаменует переход героя в новую жизнь, смех — символ рождения нового человека. "Всякое вступление в жизнь, будь ли то рождение ребенка или символическое новое рождение в обрядах инициации и сходных ему обрядах, сопровождается смехом, которому приписывается сила... создания жизни. Поэтому вступление в жизнь сопровождается обязательным обрядовым смехом" [11, с. 203]. Смех знаменует рождение героя в "ином мире", согласно мифологической триаде "жизнь — смерть — жизнь".

Позднее смех фантастического персонажа обрел в быличках новую, эстетическую функцию. Ритуальное значение смеха забылось, смех стал восприниматься как необъяснимая, непредсказуемая и страшная черта в поведении фантастического героя. Смех — средство испугать человека, с этим связано продолжение данного мотива в поздних быличках: антагонист с хохотом исчезает. "А сам-то хохочет, а сам-то хохочет: "Ха-ха-ха!" Посмеялся и запел песнь, слов-то не разберешь. И долго в лесу хохотал [10, с. 36]".

Второй блок мотивов — герой в "антимире" включает мотивы: в гостях у лешего, водяного, черта, гуменника; леший, водяной, русалка, домовой, черт крадут детей; леший и водяной уводят обруганных, проклятых; леший заводит, водяной топит (душа удавленника, утопленника достается лешему, черту): AI 19; AIII 9; AII 7; BI 27; AI 7; AII 21(a); AIII 11; БI 11; BI 15; BI 20; AI 7(a); AII 2; AI 5; AII 3; AII 10(a); AI 11; BI 12.

Все мифологические персонажи выполняют одинаковые функции: уводят человека в "антимир". Мнение, что "лесовики более праведны, чем водяники" [9, с. XXVIII], основано на позднем представлении, что заблудиться в лесу менее страшно, чем утонуть. По древним мифологическим представлениям, из озера, реки человек имеет возможность вернуться. Так, в быличке "Марина-русалка" [14, № 124] водяной за службу обещает наградить утопленника: отпустить его с Мариной-русалкой; в другой быличке [4, с. 234—236] герой хочет утопиться и, бросившись в воду, попадает в "иной мир", откуда возвращается на землю с богатством.

Одновременно встречаются былички, в которых человек, ушедший в лес, остается там навечно. В ряде быличек знающий человек встречает в лесу много лет назад уведенного юношу, который живет в лесном доме с лешачихой и своими детьми [8, № 292]; как отмечалось выше, жена лешего — уведенная женщина, она навсегда остается в лесу, живет с лешим, рожает и растит детей и т. д.

Внутри второго блока выделяются следующие мотивы:

1) деловые контакты героя с антагонистом;

2) половые и родственные связи героя с представителями "антимира";

3) герой на тайных торжествах (сборищах) антагонистов.

Деловые контакты героя с антагонистом включают мотивы: в работниках у лешего, черта, унесенный лешим, самоубийца служит лошадью у леших, чертей (AI 20; BI 37; AI 10; BI 13). Популярен мотив, не нашедший места в "Указателях...": игра героя на музыкальных инструментах (гармони, бандуре) для увеселения нечистых [14, № 124; 2, .№ 118]. Возможно, данный мотив восходит к обряду инициации, сопровождавшемуся музыкой и плясками.

К числу деловых контактов можно отнести мотивы: старуха принимает роды у русской жены лешего, черта, нянчит ребенка жены лешего (AI 31; БI 10; AI 32), русалка и леший награждают человека, прикрывшего в лесу их нагих детей (ослабленный мотив "герой в няньках") [AI 13; АШ 12(а)], необозначенный в "Указателях..." мотив — женщина топит баню лешачихе и моет ее [3, с. 88]. Данные мотивы объясняются представлением о кровной связи жены лешего с миром людей: она — живая в "мире мертвых". Помочь ей при родах, нянчить ее детей может только представитель мира живых. К жене лешего нельзя применить традиционный для представителей "антимира" эпитет немытая, нечистая — она испытывает человеческую потребность в очищении посредством воды.

Второй комплекс второго блока включает мотивы родственных и половых связей героя и фантастического персонажа.

Половые контакты: женщина сожительствует с водяным, чертом, герой — с нечистой, русалкой [АII 14; BI 8 (a); BI ll; AIII 14]. Очевидно, данный мотив также связан с обрядом посвящения, в период которого совершались временные браки. До позднего времени свадебный обряд, наиболее полно сохранивший воспоминание об инициации, включал обрядовое омовение невесты банным сторожем. Этот обычай толкуется исследователями как пережиток полотой связи посвящаемой с духом бани [7, с. 172]. Юноши в период посвящения имели временных жен, с которыми расставались, возвращаясь в "свой" мир. Половые связи героев и героинь с различными божествами отражены в быличках.

Родственные связи героев с антагонистами представлены помимо вышеуказанных (брак с антагонистом) мотивом АI 18 "леший-кум". Леший качает забытого ребенка, женщина просит: "если... молодой молодец, будь мне-ка куманек", после чего леший возвращает ребенка, смеется: "А, куму нажил!"— и в дальнейшем помогает героине [2, № 14].

Во многих быличках встречается мотив родственных отношений между человеком и фантастическим существом, в результате которых человек обретает нечто чудесное как знак любви духа. Так, лисавиха называет женщину, укрывшую ее детей, "моя бабычка" и награждает нескончаемым полотенцем [3, с. 88]. С данным мотивом смыкается другой—можно рассчитывать на помощь водяного, если отказаться от веры и родных (АII 13). Представитель "антимира" помогает героям, которые порвали земные родственные связи, забыли "свой" человеческий мир и породнились с духами.

"Страна мертвых" в мифологии представляется страной забвения. Первоначально представление о ней связывалось с нижним течением реки. В связи с этим выражение "пойти за водой" воспринималось как "уйти в иной мир", информаторы оговаривают данный запрет: "Она пошла за водой, по воду то есть, за водой-то далеко можно уйти" [6, с. 53]. В заговорах от тоски по дому и родным сохранилось воспоминание о забвении, которое приносит уход по течению реки:

Как ты, водичка-матушка,

Убегаешь — не жалеешь

Ни бережков, ни камешков,

Так и мне не жалеть.

Информатор описывает обряд, сопутствующий произнесению текста заговора: "Надо три раза умыться водой из реки. Стоять надо по течению, иначе ничего не получится" [15, 1987, т. I, № 325]. В "ином мире", стране забвения, герой забывает свой дом и родных.

Третий комплекс второго блока мотивов — тайные сборища, торжества, гулянья фантастических персонажей, — вероятно, связан с обрядом посвящения. Непосвященного изгоняют с этих сборищ или убивают: ведьма изгоняет с шабаша мужа или прохожего (ГI 21*) 3.

Неуказанный вариант: нечистые (девки) с песнями идут навстречу героям. Эта встреча губительна для непосвященных: "видят, девки с песнями из сопок-то и вышли. Направились к промышленникам, и все ближе. Эти на уход скорее, в избу... А один остался. После он прибежал к ним в худых душах, повалился на нары, ничего не мог сказать [13, с. 103]".

Также неуказанный вариант мотива-пляски, веселье русалок на духовой неделе: "их тут самое гульбища було, корогод зделають больший кружка сосны, а коли злучитца, дак чаловека и защакотять [12, с. 140]".

Данный комплекс включает мотивы: черти, проклятые гуляют в лесу, ноют, играют (BI 48*, BII 11*). Для человека присутствие на сборище не всегда заканчивается трагически. В некоторых вариантах его награждают (за игру на гармони, например). Вероятно, в первом случае герои случайно присутствует при тайных церемониях посвящаемых и должен погибнуть как непосвященный, не имеющий права узнавать священные тайны обряда инициации. Во втором случае герой сам — посвящаемый, после обряда он обретает чудесный предмет, наделенный чертами "иного мира", или умение, характеризующее его как приобщившегося к "иному миру".

К данному комплексу (герой на торжествах антагонистов) относятся мотивы: человек видит свадьбу (похороны) леших, присутствует на свадьбе черта с удавленницей [AI 3; ВI 12 (в) *].

Существует комплекс переходных мотивов от второго блока к третьему ("последствия контакта героя с антимиром в реальном мире"). Эти переходные мотивы за редким исключением не нашли отражения в традиционных указателях. Отметим их.

1. Для того чтобы вернуться в "свой" мир, герой должен отказаться от еды нечистого. Герою помогает русская жена антагониста, она просит мужа отнести его в мир: "Снеси, эку беду принес, хлеба не есъ" [8, № 293]. Еда вообще играет важную роль в быличках. Еда нечистого — нечто несъедобное, чуждое человеческой природе, атрибут "антимира". Леший кормит человека губяшечкой (наростом на березе), человек, приобщившийся к "иному миру", принимает эту еду за хлеб: а губиначка якъ прасвирачка [3, с. 79].

С переходом в "свой" мир человек понимает, что в качестве хлеба ему предлагалось нечто, наделенное отрицательными чертами "антимира" — связанное с тлением, распадом: "и подает ему (черт) коврижку, ну и стаканчик... "Давай выпьем!" — "Господи, благослови!" — А у него в руке-то г... [15, 1988, т. Ill, № 269]". Унесенная девушка говорит: "Я не голодная". "А чем кормили?" "А шаньгами (мучными лепешками), говорит, кормили". А у нее полный подол г... коньих [15,1987,т.I, № 337]".

Хлеб и его разновидности — шаньги, коврижка, просвира — являются символами крестьянского довольства и счастья, они невозможны в "антимире", где хлебу соответствует "антиеда". Умерший или посвященный, приобщившийся к "миру мертвых", принимает пищу мертвых за "свою" еду.

Хлеб — еда не природная, а социальная, созданная трудом человека. Создание хлеба осмысливается как победа над природой, хлеб воспринимается человеком как возможная защита от хаотических, стихийных природных сил, в связи с этим он помогает человеку в борьбе с нечистой силой (лешего можно убить хлебным мякишем, крошкой), хлеб—защита от нечистого: "ну, я попросил хлеба принести буханку белого и две свечки... Никто больше не показался [2, № 158]". Хлеб помогает человеку: "хлеб той яму и отказуя: утякай, кажа, з этаго места, а то йде, кажа, лясовик ис своими звярми [12, с .94].

С переходом в реальный мир предметы, ценные в "антимире", превращаются в нечто, не имеющее ценности в мире людей, и наоборот: черт награждает золотом, которое превращается в угли, награждает углем и кирпичом, которые оказываются золотом [BI 30(a) *; BI 30].

2. К переходным относится мотив: "верх" как место обитания духа, отдельно в "Указателях..." не обозначенный.

В мифологических представлениях за упорядочением миров по горизонтали следовало упорядочение по вертикали [1, с. 52]. Возникло представление о "верхе"—небе, горе, вершине дерева как месте, где обитает дух и куда уходит герой. В быличках популярен мотив — "дерево духа" — на его вершине оказывается человек в момент перехода из "антимира" в свой мир.

"На Ложкиной горе есть сосна, так принесло туда какую-то девушку. Принесло и на сосну посадило девку [15, 1987, т. I, № 337]"; старуха, ложась на кровать лешего, помолилась Богу и очутилась "на лесины, на вершины" [2, № 15]; сказав: "Господи, благослови", человек очутился на дереве [15, 1988, т. III, № 269].

Место обитания духа — дерево: ель, сосна, береза. Пропавших людей нужно искать на крыше или на горе [2, № 17, 18; 6, № 1, 5, 44 и т. д.]. Высота духов, вероятно, также связана с их "небесностью", с тем, что их мир "наверху": "Иду, — говорит, — я, подумал, что здесь елка, но знаю, что елок здесь нет. Иду, стоит мужчина, высокий-высокий, выше елки [15, 1987, т. I, № 95]"; "женщина идет выше лесу [15, 1987, т.I, .№ 182]".

Третий блок—последствия контакта героя с "антимиром" в реальном мире — включает следующие основные мотивы:

1) болезнь и смерть героя как окончательный уход в "иной мир";

2) безумие как атрибут причастности к "иному миру", как возможность общения с ним;

3) получение героем "чудесного" предмета, "чудесного" знания, умения, мастерства.

Былички о болезни и смерти героя как окончательном уходе в "иной мир" часто заканчиваются трагически: герой "чахнет, пропадает и даже гибнет" [10, с. 38], т. е. становится представителем мира мертвых. "Ну, и потом год пожил только:

исчах, исчах, исчах [6, № 42]". "Потом она умерла: три дня проходила, на четвертый умерла [6, № 49]". "Домой его привели, так уж он мало и пожил-то [15, 1988, т. III, № 217]".

Смерть осмысливается как превращение в духа: русалка — утонувшая женщина, домовой — умерший грешник; по неосторожности люди превращаются в домовых [AIII 1; БI 22; БI 22 (а)].

Содержание второй группы мотивов третьего блока заключается в следующем: после контактов с нечистой герой "стал задумываться [8, № 248]"; вернувшись от лешего, девушка стала "сурьезна, дужа сурьезна [3, с. 79]", что признается за признак помешательства. Еще: унесенная девушка "как дура была" [15, 1987, т. I, № 337]; встретившись "с лешим, пастух здесь с ума сошел [6, № 52]". В древности безумие осмысливалось как вселение духа, считалось, что безумный говорит с богами, шаманы во время священных церемоний доводили себя до галлюцинаций и припадков [5, с. 314]. Вероятно, первоначально безумие героя, бывшего в контакте с духом, считалось признаком его причастности к "иному миру".

Наконец, получение героем "чудесного" предмета, "чудесного" знания, умения, мастерства, осмысливается как реализация своего прежнего общения с "иным миром": леший и водяной награждают человека нескончаемым полотном, богатством, даром знахарства; ребенок, побывав у лешего, начинает ворожить [АI 1З (а, б); АI 14 (е); АII 5; AI 9; АI 1З (в)].

По древним представлениям, удачливость человека в каком-либо виде труда объяснялась помощью духов. С этими представлениями связаны мотивы: пастух, охотник знаются с лешим, мельник — с водяным, кузнец — с чертом [AI 17 (д);

АI 27 (в); АII 10(6, в, г); BI 14].

Итак, мы выделили три блока мотивов быличек:

I — Антагонист в реальном мире; II — Герой в "антимире"; III — Последствия контакта с "антимиром" в реальном мире.

Каждый из блоков включает несколько комплексов мотивов, блоки связаны переходными мотивами. За пределами данного исследования остались следующие группы мотивов:

Утилитарные. 1) Как спастись от нечистого, чего он боится: леший, черт, русалка боятся ругани, льна, чертополоха, медной пуговицы, иглы, магического круга, крика петуха; домовой — ремня [I 12; АI 22 (б, в); AI 24; AIII 20a*; ВI 6 (б—г), ВI 6 (д, е) *, БI 7(а)]; обмануть водяного и лешего можно, сделав свое чучело [АI 27(е); АII 6]; спастись от черта можно, вовремя чихнув [BI 20].

2) Как увидеть духа; гадания с помощью духов, гадание в бане, в доме, на оленьей шкуре, у церковного замка, вызывание лешего, банника, домового, черта [БП 6; BI 35; ВI 35(б, г) *]; увидеть лешего можно сквозь ноги, домового — в хомуте (AI 4; БI 3).

Христианские — нечистые боятся креста, молитвы, благословения [AI 24; AI 8, 8 (a); BII 12; АI 6(а)]; нечистые помогают отказавшимся от веры, в их власть попадают забывшие о Боге [АII 13; BI 23; ВI 8(б)]; самоубийцы, грешники— нечистые покойники служат черту, превращаются в духов [AIII 1; БI 122(а); BI-12; В 13].

Поздние—победа человека над духом (AI 35); единоборство человека и духа (AI 16); дух па службе у человека, человек сильнее духа (AI 14; AI 15; AII 11).

Примечания

1 Здесь и далее под номером 15 цитируются фольклорные тексты, записанные нами в экспедициях 1987—1988 гг. в Вохомском и Буйском районах Костромской области.

2 Здесь и далее буквенно-цифровые обозначения традиционно приводятся по "Указателю..." С. Г. Айвазян.

3 Звездочкой здесь и далее обозначаются мотивы из "Указателя..." В. П. Зиновьева.

Литература

1. Ахундов М.Д. Концепции пространства и времени. М., 1982.

2. Балашов Д.М. Сказки Терского берега Белого моря. Л., 1970.

3. Добровольский В.Н. Смоленский этнографический сборник. Ч. I. СПб., 1891.

4. Ефименко П. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. Ч. II. М., 1878.

5. Зеленин Д.К. Культ онгонов в Сибири. М., Л., 1936.

6. 3иновьев В.П. Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири. Новосибирск, 1987.

7. Кагаров Е.Г. Состав и происхождение свадебной обрядности // Сборник музея антропологии и этнографии. Т. 8. Л., 1929.

8. Ончуков Н.Е. Северные сказки. СПб., 1909.

9. Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. Ч. IV. СПб., 1867.

10. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1971.

11. Пропп В.Я. Фольклор и действительность: Избранные статьи. М., 1976.

12. Романов Е.Р. Белорусский сборник. Вып. 4. Витебск, 1891.

13. Рождественская Н.И. О рыбаках, морских зверобоях и охотниках. Архангельск-, 1952.

14. Садовников Д.П. Сказки и предания Самарского края. СПб., 1884.

15. Фольклорный архив кафедры русской литературы МПГУ им. В.И. Ленина.