ГАБРИЭЛИАДА. К 65-летию Г. Г. Суперфина.

ОТ РЕДАКТОРОВ

Среди наших общих друзей есть две тенденции, два направления в искусстве коверкания имен и по одному ведущему представителю каждого направления. Один сокращает все фамилии до кратчайшего осмысленного элемента (скажем — намеренно плоский пример — Иванов должен стать чем-то вроде Ивы), другой, напротив, непременно удлиняет фамилию, достраивая ее до осмысленного целого (так одного из авторов настоящей заметки он в молодости называл Блевинтон, что, впрочем, было плагиатом известного прозвища Л. С. Пушкина). Нетрудно понять, что второй тенденции придерживался юбиляр, видимо полагавший, что уж его фамилию удлинить некуда. За что и был прозван (представителем первого направления) Супчиком и даже Супой.

Когда одна американская коллега услышала его фамилию, она ответила лаконично “physically impossible!”. Может быть, именно это ощущение побуждало к такому обильному именотворчеству. Сколько было прозвищ! Кто-то уподобил его поведение на Рижском взморье персонажу мультфильма «Каникулы Бонифация». По уже сформулированному правилу он скоро стал Бонькой, но на этом словообразование не остановилось, вспоминается эпизод из весны или лета 1973 г., когда один из его друзей, позвонив другому, спросил: «Ну, как там Бонавентура?»

Анекдоты о Суперфине многочисленны и в значительной части остроумны. Многие из них уже собрал Р. Д. Тименчик в юбилейной статье «Супер»¹.

Юбилеи предполагают подведение итогов и оценку результатов. Обычно рассказы о необычайных способностях Суперфина (вполне справедливые и этимологически оправданные)² относятся к его молодости, до того, как он пожертвовал или пренебрег ими ради того, что счел своим долгом³. Среди других талантливых филологов своего поколения Суперфин выделялся широтой интересов, остававшихся при этом вполне профессиональными (что приближало его скорее к предыдущему поколению, поколению учителей), сюда входили и фольклор (недописанная и утраченная, но много обещавшая работа об инцесте)⁴, и литературоведение (литературоведческое знание, как XX, так и XIX веков), и лингвистическая осведомленность, как теоретическая, так и практическая (далекая от свободного владения языками, но все-таки дававшая доступ и к собственно лингвистическому материалу и к текстам на самых различных языках).

В первом же «круговом» письме из лагеря Суперфин, помнится, поблагодарил одного из адресатов за то, что тот «обошелся без некрологических умилений». Если мы позволили себе пассаж, несколько отдающий некрологическим тоном, то только потому, что все эти риторические (и реальные) красоты относятся к молодости, если не к юности Суперфина, потому что как ни ценен и содержателен печатный «выход» этого периода, он несоизмерим с обещаниями и ожиданиями тех лет⁵. Дальше его жизнь шла под другими светилами, с другими установками и критериями. Однако последний, Бременский период (город, для большинства из нас ассоциирующийся прежде всего с Гриммовской сказкой) стал своеобразным синтезом предшествующих этапов (не говоря уже о неожиданных протуберанцах, вроде статьи об Агееве–Леви).

Однако, что бы мы ни говорили о результатах этого первого, собственно научного периода Суперфина, несомненно, что весь облик нашего поколения в науке (а тем самым и последующих) без Супера был бы иным⁶. Не будучи активным участником этой работы (во всяком случае, участие это не соответствовало его возможностям и способностям), он еще в 60-е–70-е годы сыграл роль важнейшего катализатора, и многие из современников, способные осознать и оценить чужие научные биографии и собственные судьбы, не могут не сознавать присутствия и влияния в этих судьбах Г. Суперфина.

Тименчик процитировал песню Я. А. Габовича, тартуского genius loci, посвященную Суперфину, в том смысле, что строки «наш Гарик продолжает куролесить» не потеряли актуальности. Но мы рады все-таки отметить, что мрачное (педагогическое) предсказание в финале этой песни так и не оправдалось, хотя были времена, когда казалось иначе.

Г. Левинтон
Н. Охотин

¹ Звезда, 2008, № 9.

² Вроде того, как он неожиданно отредактировал книжку Шеворошкина о лидийском языке или поправлял ошибки мемуаристов, когда работал в «Новом мире».

³ Хотя по рассказам, например, Тименчика (см. сн. 1), он и в «Хронику» вносил некоторый элемент академического педантизма.

⁴ О ней (и о знакомстве с Суперфином) один из авторов писал в заметке о другом юбиляре, см.: Н. Б. Вахтин, Г. А. Левинтон. От редакторов // АБ-60. Сборник статей к 60-летию А. К. Байбурина (Studia Ethnologica. Труды факультета Этнологии. Вып. 4). СПб: Изд-во Европейск. ун-та в СПб., 2007. С. 10–11.

⁵ К нему, впрочем, нужно прибавить немалое количество ссылок на устные сообщения, благодарностей за советы и подсказки (а к ним, в свою очередь, те нередкие случаи, когда заслуженные благодарности почему-либо отсутствуют).

⁶ Один из авторов располагает биографическим примером, наглядно показывающим, насколько Суперфин воспринимался как представитель «нас всех». Ю. М. Лотман всегда оставался в уверенности, что мое полное имя — Габриэль, потому что для него «Гарик» было уменьшительным от «Габриэля».