ГЛАВА I. ОСВОЕНИЕ ЕГИПЕТСКИХ ТЕМ В ЕВРОПЕ И РОССИИ

5. Дешифровка египетской письменности

5.1. Из истории египтологических заблуждений: ложные дешифровки иероглифов. — Первые успехи: Шампольон, 1820-е гг. — 5.2. Новые сюжеты в литературе: ложная дешифровка (Сенковский). — 5.3. Новая образность: иероглифы. — 5.4. Древнеегипетские слова, вошедшие в литературу: Кеми (‘Египет’).

5.1.

Профессиональная египтология началась с дешифровки иероглифов.

Иероглифы, или маленькие изображения людей, животных, растений, предметов обихода, геометрических знаков и проч., в Древнем Египте были нанесены повсеместно — на стенах храмов, статуях, барельефах, папирусах, а также мебели, посуде, кольцах и скарабеях. К 1820-м гг. об их назначении шли многовековые споры: это письмена, орнамент или астрономический календарь? а может быть, каббалистические выкладки, тайные учения жрецов или вообще переводы псалмов Давида?

От Горапполона, египтянина, жившего в IV в. н. э., сохранилась «Иероглифика», содержавшая, как стало известно после 1820-х гг., и верные, и фантастические наблюдения. Попыток дешифровки с опорой на фонетическое чтение Горапполона и без него было немало. К примеру, Афанасий Кирхер, иезуит и авантюрист, в 1653–1654 гг. выпустил в Риме четырехтомное исследование иероглифов. Одно из его прочтений до сих пор приводится в учебниках в качестве курьеза:

«[И]роглифическая надпись на одном обелиске, по неоспоримым доказательствам Шампольона означающая просто слово ¹, эмблематически отцом Кирхером истолкована следующим образом: “Творец плодородия и всякой растительности есть Озирис, коего производительная сила низведена с неба в царство его, чрез святого Мофта"» (Б., «О Египетских письменах»; цит. по Б. 1824, XVIII, с. 53)².

С появлением Розеттского камня во Франции — ненадолго, ибо по мирному договору он в составе коллекции египетской античности был передан Англии, — и публикацией томов “Description de l’Égypte" новые дешифровки стали появляться с удивительной регулярностью. Но удача улыбнулась только Шампольону.

Франсуа Шампольон Младший искал подходов к Древнему Египту с детства и ранней юности. Уже тогда он овладел арабским, сирийским, арамейским, коптским, древнегреческим и другими языками, проштудировал труды Геродота, Страбона, Диодора Сицилийского, Плиния Старшего, Плутарха и принялся за собственный, “L’Égypte sous les Pharaons" [Египет при фараонах], тома которого выходили начиная с 1814 г. Как и у других ученых, его дешифровки строились на материале Розеттского камня.

Розеттский камень — это черная базальтовая плита с тремя надписями: верхней — на древнегреческом, средней — на той иероглифике, которая была повсеместно, и нижней — на, как мы теперь знаем, демотическом египетском, или скорописи. Он был найден во время Египетского похода Наполеона, в июле 1799 г., на левом берегу западного (Розеттского) рукава Нила. Еще офицеры экспедиционной армии высказали предположение, что все три надписи тождественны.

Древнегреческая надпись содержала постановление египетских жрецов от 196 г. до н. э. в честь правившего тогда Птолемея V Эпифана. Приняв допущение о ее тождестве с двумя египетскими, Шампольон обратил внимание на имя царствующей особы — Птолемея, ясно прочитываемое в греческой надписи и, по-видимому, обведенное картушем (или овалом, в который помещались царские имена и титулы) — в иероглифической. Следуя Горапполону, Шампольон вычислил, что египетская система письма не символическая, как полагал когда-то Кирхер, а алфавитная, и что иероглифами обозначается «остов» слова — согласные и полугласные. Вычислил он и то, что в конце слова могли стоять нефонетические иероглифы, передающие понятия. Значит, имя вполне могло сократиться до Ptolmēs [Ptolmys в современной реконструкции]:

А имя Клеопатры (но не с Розеттского камня, а с двуязычного обелиска из Фил³) могло писаться как Klеopatra [Kliopatra в современной реконструкции], плюс два детерминатива для обозначения женского рода⁴:

14 сентября 1822 г., в день открытия, Шампольон пришел к своему старшему брату, тоже ученому, со словами: “Je tiens mon afaire!" [Я добился своего!]. Пережитое им напряжение отняло все его силы, и несколько дней ушли на их восстановление. Только 21–22 сентября Шампольон при помощи брата смог изложить свои умозаключения в виде “Lettre à M. Dacier relative à l’alphabet des hiéroglyphes phonétiques" [Письма г-ну Дасье относительно алфавита фонетических иероглифов]. 27 сентября состоялся доклад Шампольона на заседании Академии надписей. Прочтение имен и титулов правителей греко-римского периода стало первой страницей в профессиональной египтологии. За ним последовали “Précis du système hiéroglyphique des anciens Égyptiens" [Очерки иероглифической системы древних египтян] (опубл. 1824 г.), предлагавшие расшифровку имен фараонов Нового Царства — Тутмоса, Рамсеса и др.

За оставшиеся десять лет жизни Шампольон основательно продвинулся в чтении иероглифов, классифицировал типы письма (его “Grammaire égyptienne" [Египетская грамматика] вышла посмертно, в Париже, в 1836–1841 гг.), сверил царские списки Манефона с прочитанными именами фараонов, а в 1828–1829 гг. возглавил археологическую экспедицию в Египет⁵.

5.2.

В России страсти вокруг дешифровки Шампольона довольно скоро перекинулись из научного мира в литературный. Не успел читатель «Сына отечества» ознакомиться с системой Шампольона по реферату Б.⁶ «О египетских письменах», опубликованному в 1824 г. и в виде статей (в «Сыне отечества»), и в виде отдельной брошюры, русский дипломат и языковед И. А. Гульянов, также занимавшийся дешифровкой, — вступить в жаркие дискуссии с Шампольоном в частной переписке и в печати⁷, а Петербургская Академия наук — сделать Шампольона своим почетным членом в 1827 г.⁸, как Осип Иванович Сенковский, арабист и беллетрист, недавно вернувшийся из Египта, высмеял ее в повести «Ученое путешествие на Медвежий остров» (опубл. 1833). Иронично уже само заглавие, обращающее традицию: вместо ученого путешествия по престижному Египту — забытый Богом и людьми Медвежий остров.

14 апреля 1828 г. из Иркутска в путешествие отправляются герой-рассказчик и доктор философии, натуралист Шпурцман. Рассказчик, ученик Шампольона-младшего, побывал и в Египте, и во Франции, где овладел свободным чтением иероглифов. В его искаженном египтологией воображении река Лена превращается в «древний Сибирский Нил»⁹.

Попутчики специально заезжают на Медвежий остров, чтобы осмотреть знаменитую «Писанную Комнату» — пещеру, четыре стены которой покрыты непонятными знаками. Окинув эти стены взглядом, рассказчик сразу же опознает в нанесенных на них знаках иероглифическую историю потопа. Шесть дней уходит на ее чтение. Шпурцман, записывающий перевод, учится понимать иероглифы и уже мечтает по возвращении в Петербург пойти к Египетскому мосту (через р. Фонтанка) и поупражняться в дешифровке [ирония в том, что построенный в 1826 г. мост¹⁰  — новодел]. Совместная деятельность протекает в полном согласии. Спор возникает лишь по поводу заглавия будущей публикации: Homo deluvii testis [Человек был свидетелем потопа] или же «Записки последнего предпотопного человека»?

Стены рассказывают о романтической любви исписавшего их героя и Саяны в столице Барабии Хухурун, о грозящей земле комете, затмении солнца, падении кометы и потопе. Постскриптум обрывается на полуслове: «Я мерзну, умира…».

По дороге обратно попутчики встречают геолога, простоватого Ивана Антоновича. Они хвастаются своими познаниями и излагают предпотопную историю края: в 11 879 году, в 17 день пятой луны, в пятом часу пополудни, на земли Лены упала комета… На вопрос, откуда эти сведения, рассказчик и Шпурцман ссылаются на Писанную Комнату. Иван Антонович не верит, и все трое едут на Медвежий остров. Там египетская иероглифика получает неожиданное геологическое объяснение: стены пещеры представляют собой крайне редкую кристаллизацию сталагмита, называемого в минералогии «глифическим», или живописным. Жест Ивана Антоновича, отламывающего «иероглифы» на образцы, окончательно отрезвляет двух горе-египтологов.

Научность шампольоновой дешифровки в повести Сенковского подрывается не только серией qui pro quo, но и вывернутыми наизнанку пояснениями о правилах чтения иероглифов, как если бы они принадлежали не последователю Шампольона, а Афанасию Кирхеру:

«[В]сякий иероглиф есть или буква, или метафорическая фигура, изображающая известное понятие, или вместе буква и фигура, или ни буква, ни фигура, а только произвольное украшение почерка. Итак, нет ничего легче, как читать иероглифы: где не выходит смысла по буквам, там должно толковать их метафорически; если нельзя подобрать метафоры, то позволяется совсем пропустить иероглиф, и перейти к следующему, понятнейшему».

Попытка Сенковского отменить основоположное египтологическое открытие не увенчалась успехом. За Шампольона и других осмеянных русскими писателями ученых и философов вступился пушкинский журнал «Современник» в 1836 г. Статья С. Ф. «О вражде к просвещению, замечаемой в новейшей литературе»¹¹, не называя имен, порицала русских авторов за то, что они насаждают читателю культ косности и невежества:

«[Л]учшие умы нашего и прошедшего времени: Шампольон, Шеллинг, Гегель…, снискавшие признательность всего просвещенного мира, обращены в предметы лакейских насмешек, “лакейских" говорим, ибо цинизм их таков, что может быть порожден лишь грубым, неблагодарным невежеством» (С. Ф. 1836: 211); «Сочинитель, который напечатал книгу, и потому следственно должен быть человек умный, ученый и благомыслящий, говорит читателю…: “Поверьте мне, все ученые — дураки, все науки — сущий вздор, знаменитый Гаммер — невежда, Шампольон — враль,… вы, милостивый государь, настоящий мудрец, живите по-прежнему, раскладывайте гран-пасьянс"» (там же, с. 216).

Тем не менее, «Ученым путешествием…» Сенковский задал исключительно продуктивную линию русского Египта: пародийную. В продолжение то и дело появлялись юмористические, комедийные и сатирические портреты современников русских писателей — А. А. Оленина, Д. Л. Мордовцева, В. С. Соловьева, А. А. Блока, В. К. Шилейко (дважды), А. А. Ахматовой, Н. С. Гумилева (дважды, включая автопортрет) и биографа Гумилева П. Н. Лукницкого.

5.3.

И в дальнейшем иероглифика плохо прививалась к русской литературе — ее упоминания единичны и почти всегда носят орнаментальный характер, ср.

Там Озирис в ероглифах вещает (Ознобишин, «Фивский царь», 1832, # 1–130); Как тень в пустыне он бродил, / И ероглифами браздил / Людьми нетронутые скалы (Майков, «Жрец», 1848, 1858, # 1–107); Несокрушимые скрижали / Доселе надписи хранят, / Что фараоны высекали / Тысячелетия назад (К. Р., «По Нилу», # 1–36, № 2) и проч.

В собранной здесь коллекции исключение представляет лишь речь Донны Анны в оправдание Дон Жуана из пьесы А. К. Толстого «Дон Жуан» (1859–1860), где иероглифы используются для иносказания:

Его дела нельзя равнять с другими, / И общей мерой мерить их нельзя. / Кто над другими так стоит высоко, / Чья мысль проникнуть алчет в недра жизни, / Кто в ней, как средь египетского храма, / Гиероглифы видит и загадки, / И объяснить себе их вечно хочет, / И вечно неудачей раздражен — / Тому невыносим условий гнет, / И тот не мог законам подчиниться, / Дорогою избитою идти!

Зато возможности иероглифики сразу были оценены французскими писателями. У Готье в первых же строчках «Одной ночи Клеопатры» (опубл. 1838) появляется барка Клеопатры, украшенная иероглифами, а в «Ностальгии обелисков» (опубл. 1851, # 1–20) — не только иероглифы, но и священные картуши бога Тота, дешифруемые ибисом (симптоматично, что два русских переводчика терминологически и образно обеднили Готье: L’ibis… déchiffre… le cartouche sacré de Thot, ‘ибис дешифрует священный картуш Тота’, у Гумилева превратилось в ‘ибис стучит клювом в иероглифы бога Тота’, а у Брюсова — Стоит, на тоненькой ноге, / Пред надписью священной Тота / Недвижный ибис вдалеке¹²). В конце XIX в. Реми де Гурмон в стихотворении “Hiéroglyphes" [Иероглифы] (1888)¹³ облачит в египетскую символику ласкаемое тело и плотские радости; по нему получит название поэтический сборник 1894 г.

5.4.

Стали входить в литературу и дешифрованные египтологами слова. Раньше других — самоназвание Древнего Египта, , Kmt (ж. р.), которое в XIX в. читалось как Кеми, сейчас читается как Кемет [Kemet]¹⁴. Kmt, ‘черной [землей]’, обозначались плодородные илистые земли, получавшиеся в результате разлития Нила; противопоставлялась ей ‘красная [земля]’¹⁵, т. е. пустыня. Себя египтяне называли rmt.. m Kmt [remetch em Kemet] — ‘людьми черной земли’.

На протяжении тысячелетий у разных народов Египет получал следующие имена¹⁶:

– др. — греч. , из др. — егип. [Hut-ka-Ptah], ‘крепость духа Птаха’ (так египтяне сначала называли Мемфис, с верховным богом Птахом, а потом и всю страну); от , через посредство арабского, произошло название этноса — копты; от греческого топонима происходит и русск. Египет;

– библейскими названиями страны были Mizr или Mizraim;

– современное название Египта — араб. Миср или, на местном диалекте, Маср¹⁷.

Прочитанное египтологами самоназвание Древнего Египта, Кеми, было сразу же усвоено французской литературой. Готье употребил Кеми в «Одной ночи Клеопатры» (опубл. 1838), а Леконт де Лиль — в «Неферу-Ра» (1862): La tristesse envahit la terre de Khêmi, ‘печаль вторгается на землю Кеми’. Эредиа пошел еще дальше и поставил Кеми в заглавие двух поэтических циклов, “La Vision de Khèm" (досл. ‘Видение Кема’; опубл. 1874, # 1–23) и “La Terre de Khèmi" (досл. ‘Земля Кеми’; опубл. 1874, # 1–24).

Из французской литературы самоназвание Египта перешло в русскую: это Кеми/Кемми в «Горе» Лескова (1887–1888), Кэми в «Преображении» Бальмонта (сб. «Ясень», 1917): Я в жарком Кэми древнего закона / Был солнечник <…> (1) и Хеми в «Новом синтаксисе» Брюсова (1922), посвященному возрождению языка: Язык изломан? Что ж! — глядите: / Слова истлевшие дотла.<…> // Но так из грязи черной встали / Пред миром чудеса Хеми¹⁸. Кроме того, Лесков в «Горе» употребил оборот Рем-ен-Кеми, которому дал разъяснение — ‘человек из Египта’. Хлебников же в «Ка» (1915), в реплику Эхнатона, вставил ромету (др. — егип. ‘люди’): Я к солнцу вас, ромету, вывел (в хлебниковском ромету можно видеть и цыганский корень, ром¹⁹). Наконец, Мережковский в «Мессии» (опубл. 1926–1927) употребил ромэт в философских рассуждениях и сопроводил его переводом, ср. «Некогда “людьми", ромэт, были для египтян только сами они» (1).

Также для обозначения Египта в русской литературе применялись: библеизм Мицраим — в «Горе» Лескова, «Неопалимой купине» В. С. Соловьева (1891, # 1–148); и диалектный арабизм Маср — в «Ка» Хлебникова.

После дешифровки иероглифов, с увеличением знаний о Египте и ввозом новых коллекций, волна египтомании захлестнула Европу. Докатилась она, но в ослабленном виде, и до России.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ ‘Самодержец’ — греческий титул императора Домициана.

² Приводится оно и в более поздних работах — ср. Баллод 1913: 3 и Ливфиц 1950: 102.

³ См. о нем Гардинер 1957: 14.

⁴ См. Шампольон 1950: 14–15.

⁵ Подробнее о Шампольоне и его открытии — Лившиц 1950; подробнее о толковании иероглифов от Гораполлона до последователей Шампольона — Гардинер 1957: 11–17.

⁶ Согласно Кацнельсон 1956, Б. прочитывается как Гавриил Степанович Батеньков.

⁷ О Гульянове как несостоявшемся египтологе см. Куликова 1984.

⁸ В один день с Гете — и на три года раньше, чем Академия надписей (1830 г.). В этой связи интерес представляет переписка Шампольона с А. Н. Олениным, опубликованная в Мачинский 1934.

⁹ Можно здесь видеть и снижение одической традиции, в которой река Лена как раз сравнивалась с Нилом (см. ╖ 1.5).

¹⁰ По проекту П. П. Соколова.

¹¹ С. Ф. 1836. Под инициалами С. Ф. скрывался В. Ф. Одоевский; подробнее см. Формозов 2000: 82.

¹² Цит. по Брюсов 1994: 259.

¹³

Ô pourpiers de mon frère, pourpiers d’or, fleur d’Anhour,
Mon corps en joie frissonne quand tu m’as fait l’amour,
Puis je m’endors paisible au pied des tournesols.
Je veux resplendir telle que les flèches de Hor:
Viens, le kupi embaume les secrets de mon corps,
Le hesteb teint mes ongles, mes yeux ont le kohol.
Ô maître de mon cœur, qu’elle est belle, mon heure!
C’est de l’éternité quand ton baiser m’effleure,
Mon cœur, mon cœur s’élève, ah! si haut qu’il s’envole.

Armoises de mon frère, ô floraisons sanglantes,
Viens, je suis l’Amm où croît toute plante odorante,
La vue de ton amour me rend trois fois plus belle.
Je suis le champ royal où ta faveur moissonne,
Viens vers les acacias, vers les palmiers d’Ammonn;
Je veux t’aimer à l’ombre bleue de leurs flabelles.
Je veux encore t’aimer sous les yeux roux de Phrâ
Et boire les délices du vin pur de ta voix,
Car ta voix rafraîchit et grise comme Élel.

Ô marjolaines de mon frère, ô marjolaines,
Quand ta main comme un oiseau sacré se promène
En mon jardin paré de lys et de sesnis,
Quand tu manges le miel doré de mes mamelles,
Quand ta bouche bourdonne ainsi qu’un vol d’abeilles
Et se pose et se tait sur mon ventre fleuri,
Ah! je meurs, je m’en vais, je m’effuse en tes bras,
Comme une source vive pleine de nymphéas,
Armoises, marjolaines, pourpiers, fleurs de ma vie!

¹⁴ Исторически из Kmt и получилось коптское Кеми.

¹⁵ Dšrt.

¹⁶ Ср. выдержку из «Истории фараонов» Генриха Бругша: «В древних надписях, как в книгах позднейших египетских христиан, Египет обозначается словом, которое значит “черная земля", по-египетски Кем или Ками. Уже и древними было замечено, что пахотная земля в Египте отличается темным, почти черным цветом… Евреи называли его Мицраим, Ассирияне Муцур, Персы Мудрайя» (Бругш 1880: 77–78). Ср. те же сведения в изложении Карла Нибура: «Для имени, под которым Египет в течение истории был известен у соседних народов, нет еще удовлетворительного объяснения. Его туземное название было "Кемт", в позднейшей форме “Кеми" и “Хеми", что значило черноземная земля; древние египтяне называли сами себя просто ромету (rometu), “люди". Теперь, по-видимому, представляется возможным заключить, что “Египет" мог получиться из туземного названия города и округа храмов Мемфиса, Ха-ка-Пта: уже в 1400 г. до Р. Х. он был известен за границею под видом “Хикупта". Семитические народы употребляли для страны имя Миср или (еврейское) Мисраим; египетские фараоны, по крайней мере 18-й династии, называли себя в своих письмах, отправляемых к иностранным князьям, общепонятно, властелинами “Мисри". Происхождение и значение этого слова, которое еще и теперь, как арабское Маср, означает как страну, так и ее главный город Каир, все еще остается темным» (Нибур 1904: 579). Формы Khm, Kham, Khem и Khêmi приводятся и в Wilkinson 1878, III, p. 25, 198–199; там же предлагается этимология этого слова — ‘черный’.

¹⁷ Зеленев 2004: 13.

¹⁸ В повести «Наши пирамиды» Мордовцева еврей Мошеле приводит псевдолингвистические и псевдоэтнографические доказательства в пользу того, что основы египетской цивилизации заложили евреи: «Известно, что слово Египет — позднейшее, греческое; в древности же эта страна называлась Хемией и Мицраимом; Хемией — по имени будто бы Хама, потомство которого заселило всю дельту Нила, Мицраимом — по имени Мицраима, сына Хамова. Но это не важно, потому что сам Хам мог быть только поэтическим вымыслом, а важно то, что тип египтян никогда не имел и не имеет в себе ничего африканского, негритянского: и эти Рамзесы-статуи, и эти Мемноны, и типы на иероглифах, и самые сфинксы, все это не африканские типы, а азиатские, юго-востока Азии и Индии. Из этих типов… выработался наш прекрасный еврейский тип».

¹⁹ Тем более, что цыгане считались далекими потомками египтян, ср. «Цыганскую пляску» Г. Р. Державина (1805): Возьми, египтянка, гитару, и «Я расскажу тебе — про великий обман…» М. И. Цветаевой (1918): Я расскажу тебе, как погасают огни / В низких домах, как — пришелец египетских стран / В узкую дудку под деревом дует цыган.