Прощаясь с А. Б. Муратовым

4 декабря 2005 года после тяжелой болезни скончался крупный ученый-филолог, один из ведущих профессоров Санкт-Петербургского государственного университета, заведующий кафедрой истории русской литературы, доктор филологических наук Аскольд Борисович Муратов.

Вся жизнь А. Б. Муратова была неразрывно связана с Университетом. Пятьдесят лет назад, в 1955 году, он поступил на русское отделение Ленинградского тогда университета, окончил его в 1960 году и был рекомендован в аспирантуру, учебу в которой завершил в 1963 году. И в студенческие, и в аспирантские годы его научным руководителем был профессор Г. А. Бялый — легендарная фигура ленинградского филологического мира середины – второй половины XX века. Научные дарования и незаурядные педагогические способности А. Б. Муратова обнаружились очень рано: его первая статья — «О “гейдельбергских арабесках” в “Дыме” И. С. Тургенева» — появилась в авторитетном академическом журнале, когда он был еще студентом. Заведующий кафедрой истории русской литературы профессор И. П. Еремин в начале 1960-х гг., ходатайствуя о зачислении вчерашнего аспиранта в штат кафедры, характеризовал совсем еще юного ученого следующим образом: «А. Б. Муратов сформировался как научный работник широкого профиля, хорошо подготовленный для педагогической работы в вузе по всем разделам истории русской литературы XIX века. Он зарекомендовал себя и как превосходный лектор…». В 1964 году А. Б. Муратов защитил кандидатскую диссертацию, в 1970 году был избран на должность доцента. В 1983 году, через год после защиты докторской диссертации, он назначается исполняющим обязанности заведующего кафедрой истории русской литературы. Рекомендуя на эту должность, профессора Г. П. Макогоненко замечал: «Воспитанник нашего факультета и кафедры, А. Б. Муратов будет продолжать сложившиеся на кафедре традиции и успешно справится с многотрудными обязанностями заведующего. Слова эти оказались пророческими: четыре раза А. Б. Муратов избирался заведующим родной для него кафедрой, деятельность которой он направлял двадцать два года — рекордный срок в ее истории. В первую очередь благодаря ему кафедра смогла, качественно меняясь в соответствии с запросами времени, внутренне оставаться прежней по своей сути, сохранив присущую ей атмосферу подлинной научности. Не изменяя собственным традициям и приоритетам научных исследований, под руководством А. Б. Муратова она сумела разработать новые лекционные курсы, в частности — многосеместровый курс теории литературы, принципиально повысивший уровень подготовки студентов, дающий им возможность свободно ориентироваться в современном филологическом пространстве. И здесь, и в других кафедральных начинаниях А. Б. Муратов неизменно выступал инициатором и основной движущей силой, создавая необходимые для дальнейшего движения условия, а нередко и прямо подталкивая своих коллег к тем или иным творческим свершениям: так, без его заботы и помощи вряд ли состоялись бы многочисленные защиты докторских диссертаций, которыми отмечена кафедральная жизнь последнего десятилетия. Неустанно заботясь о будущем университетского литературоведения, А. Б. Муратов полагал, что будущее это должно быть построено на уже существующем фундаменте. Лишенный узкоместного патриотизма и зашоренности, открытый всему новому, он, одновременно с этим, постоянно заботился о сохранении исторической памяти. В годы его заведования на кафедре многократно проводились мемориальные заседания, выступления на них Аскольда Борисовича всегда были тщательно продуманы и неизменно содержали в себе глубокую характеристику тех ученых, которым они были посвящены. С этим же кругом проблем был связан и курс лекций по методологии литературоведения, который он читал на филологическом факультете долгие годы. Много усилий А. Б. Муратов отдал и изданию трудов своих предшественников: им подготовлены к печати работы С. Д. Балухатого, А. Н. Веселовского, А. C. Долинина, А. А. Потебни, Б. В. Томашевского, Б. М. Энгельгардта. Едва ли не особое его внимание привлекали ученые, научные идеи которых остались во многом невостребованными современной наукой — в этом сказалось не только присущее ему благородное чувство справедливости, но и понимание многоуровневости, сложности и противоречивости процесса культурного развития, насыщенного альтернативами и знающего сослагательное наклонение. Огромной заслугой А. Б. Муратова в данном отношении было издание сочинений Б. М. Энгельгардта («Избранные работы» — СПб., 1995 и «Феноменология и теория словесности» — М., 2005), которые по существу открыли этого замечательного и оригинального исследователя. Вторая из этих книг оказалась последней, которую он успел увидеть и подержать в руках.

Интерес к истории науки в равной мере был присущ А. Б. Муратову и как профессору, обращающемуся к слушателям с живым словом, и как ученому-аналитику. Действительно, преподавательская и исследовательская составляющие его научного облика не противоречили друг другу и не затмевали одна другую. Они находились в отношениях взаимодополняемости, гармонично и плодотворно соединялись. Более того, А. Б. Муратов не стал бы столь значимой для петербургской гуманитарной жизни фигурой, если бы не его ученые труды.

Наряду с занятиями историей филологической мысли и методологией, одним из главных предметов исследований А. Б. Муратова была русская литературная культура второй половины XIX века, она им изучалась в своих, если можно так выразиться, панорамной широте и внутренней объемности. В его историко-литературных работах, во-первых, раскрывался весь спектр литературного процесса: творчество отдельных писателей, как первого ранга (И. С. Тургенев, А. П. Чехов), так и более скромных (Н. Г. Помяловский, Д. Л. Мордовцев), даже почти забытых (М. Н. Альбов); история журналистики, работы «Н. А. Добролюбов и разрыв И. С. Тургенева с журналом “Современник”», «Из истории журнала “Северный вестник”»); мемуары и письма (здесь можно указать на любопытные публикации в «Литературном архиве», Полном собрании сочинений и писем И. С. Тургенева, «Ежегоднике Рукописного отдела Пушкинского дома»); факты литературного быта, рассмотренные в широком историческом контексте («И. С. Тургенев и жиздринские крестьяне» «И. А. Гончаров в министерстве финансов», «А. Ф. Кони в Пушкинском доме»). Во-вторых, А. Б. Муратовым использовались различные аналитические подходы, что обусловливало разнообразие типов его научных сочинений. Среди них были глубокие многочастные работы, в которых на первый план выходила продуманная и тщательно обоснованная интерпретация художественного текста — наиболее выразительны тут монографии, посвященные позднему Тургеневу: «И. С. Тургенев после “Отцов и детей”» (1972), «Повести и рассказы Тургенева 1867–1871 годов» (1980), «Тургенев-новеллист» (1985). Были статьи, посвященные актуальным проблемам поэтики, например, нарратологии — «автор-рассказчик в рассказе Тургенева “Бежин луг”». Создавал А. Б. Муратов и работы биографического профиля — примером может быть написанная в соавторстве с Г. А. Бялым книга «Тургенев в Петербурге» (1970). Он оставил обзорные монографические труды — о творчестве отдельного писателя (К. Р., Н. Г. Гарин-Михайловский, В. С. Соловьев) или же о какой-либо грани литературного процесса («Проза 1880-х годов»), — и сжатые словарные статьи, помещенные в энциклопедических изданиях разного типа. Он производил уточнительные архивные разыскания, публиковал, комментировал. Все это в совокупности придавало его исследовательской деятельности особую масштабность, тем более впечатляющую, если учесть, что она велась на фоне постоянной и многотрудной преподавательской работы и напряженных организаторских усилий.

Думая о научном наследии А. Б. Муратова, хочется обратить внимание на эволюцию, проделанную им как ученым. Он начал с изучения фактической стороны литературного процесса, с конкретных исследований и публикаций. Нельзя не отметить особый императив, руководивший им в работе над историко-литературными темами: постоянно расширяя свой кругозор, добиваться приближения собственных фоновых знаний к знаниям того конкретного автора или литературного круга, которым исследование непосредственно посвящается, — а это одно из основополагающих принципов филологии, понимаемой как в высшем смысле ответственное занятие, способное иметь дело с сущностями. Работая как историк литературы, А. Б. Муратов со временем обратился и к теоретическим размышлениям самого общего свойства: о символике художественного слова, его эстетической функции, соотношении со словом философским. В его сочинениях, особенно поздних, собственно литературоведческая проблематика неразрывно сплеталась с лингвистической и философской. Параллельно росла и широта используемого им материала. Все это и обусловило его пристальный интерес к филологии, которая предполагает опору на факты, эмпиричность, лишь затем переходящую к широким обобщениям. Этот интерес проявился в отстаивании им именно филологических принципов университетского образования («Об университетском филологическом образовании», 1993; «О сложности филологического изучения», 1996) и, что более важно, сделал из самого А. Б. Муратова не просто литературоведа обширной эрудиции, а именно филолога. В высшей степени показательно, что сборник в честь его шестидесятилетия так и был назван: «Ars philologiae».

Вполне естественно, что филолог такого калибра играл ведущую роль в жизни филологического факультета, да и университета в целом. Круг университетских знакомых А. Б. Муратова был необычайно широк, его знали, ценили и любили не только филологи или представители тех факультетов, к которым он был особенно близок по роду своих занятий — востоковеды, историки, философы, — но и универсанты совсем разных специальностей. Если же говорить о формальной стороне дела, то А. Б. Муратов являлся членом Ученых советов факультета и Университета, состоял в комиссии по присуждению университетской премии за лучший научный труд, возглавлял Совет по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук при Санкт-Петербургском государственном университете. Он был ответственным редактором серии «Филология. Востоковедение. Журналистика», «Вестника Санкт-Петербургского университета» и относился к этой своей обязанности не просто добросовестно, но с подлинной серьезностью и даже некоторым воодушевлением. А. Б. Муратов принимал участие в энциклопедических проектах филологического факультета: был одним из руководителей отраслевого отдела «Литература» «Российского гуманитарного энциклопедического словаря», членом редакционной коллегии второго тома энциклопедии «Три века Санкт-Петербурга». Но гораздо важнее этих должностей то, что на протяжении десятилетий без его советов, консультаций, участия не обходилось ни одно значительное начинание на филологическом факультете. В глазах нескольких поколений филологов А. Б. Муратов был неотделим от филологического факультета, являя собой редкий ныне классический пример университетского ученого, что отчетливо осознавалось и его коллегами и студентами. Даже своим обликом, напоминавшим профессоров XIX века, он вносил в окружающую его жизнь живое ощущение высоких академических традиций. И с его — как обычно внезапным — уходом из жизни как-то опустел и филологический факультет, и Санкт-Петербургский университет.

Кафедра истории русской литературы СПбГУ