В. А. ЖУКОВСКИЙ И ФРАНЦУЗСКИЕ МЕМУАРЫ
ПРИ ДВОРЕ НИКОЛАЯ I (1828–1837).
Контекст чтения и его интерпретация^*

ДАМИАНО РЕБЕККИНИ

Жуковский — читатель французских мемуаров

С 1828 г. В. А. Жуковский живет в Шепелевском дворце, при Зимнем дворце, где занимается с наследником Александром Николаевичем. В это время он неоднократно пользуется книгами из библиотеки Александра Николаевича, многие из которых были куплены им самым за границей. Как явствует из каталога библиотеки, это не только книги, необходимые для занятий с наследником, но и те, которые интересуют его лично¹. Среди них можно выделить ряд мемуаров на французском языке, которые отсутствуют в его личной библиотеке и которые, видимо, привлекают его внимание².

4 июня 1828 г. Жуковский просит у Флориана Жиля, библиотекаря Александра Николаевича, пять томов воспоминаний Тьебо о прусском дворе Фридриха Великого³. 15 апреля 1829 г. он заказывает мемуары Михаила Огинского о польском восстании 1794 г. 21 августа — 5-й и 6-й тома воспоминаний Буррьенна о жизни Наполеона⁴. 7 ноября берет три разных книги мемуаров о французской революции — второй том воспоминаний мадам де Кампан, первый том воспоминаний о сентябрьских событиях 1792 г. и один том воспоминаний Клери⁵. 6 января 1831 г. Жуковский берет из библиотеки мемуары графа Модена, а 16 ноября опять заказывает десять томов воспоминаний Буррьенна⁶. После возвращения из европейской поездки 1832–1833 г. поэт в начале июня 1834 г. заказывает из библиотеки мемуары Сепора⁷. 20 января 1835 г. он обращается к мемуарам Брауна о шведских и датских дворах⁸. 22 ноября того же года берет 8 томов известных мемуаров о Наполеоне Ласказа⁹.

Как Жуковский читает эти труды? Какое место они занимают в его интеллектуальной жизни конца 20-х – начала 30-х гг.? И вообще, какое место занимает чтение мемуаров в жизни придворного человека 30-х гг. XIX в.? Цель настоящей работы — восстановить контекст чтения мемуаров Жуковским и попытаться его интерпретировать. Нам кажется, что только реконструкция контекста чтения может помочь ответить на поставленные нами вопросы. Тем более, что восприятие мемуарного текста, в отличие от других художественных текстов, в большей мере определено контекстом чтения читателя, чем структурными особенностями произведения. Сначала мы остановимся лишь на одном мемуарном тексте, воспоминаниях личного секретаря Наполеона Буррьенна, на которые Жуковский, видимо, обратил особое внимание.

Воспоминания Буррьенна в контексте придворного общества

В начале 1829 г. публикация мемуаров личного секретаря Наполеона Буррьенна была культурным событием не только для французской публики, но и для всей Европы. При дворе Николая I эти мемуары пользуются особенным успехом. 21 августа 1829 г. Жуковский первым берет пятый и шестой тома воспоминаний. В тот же день Карл Карлович Мердер, воспитатель Александра Николаевича, заказывает два других тома¹⁰. С этого момента мемуары Буррьенна непрерывно переходят из рук в руки придворных читателей. В ноябре полковник Генке (Th. Hanke) берет первые тома¹¹, в марте 1830 г. мадам Мердер просит те же тома. В мае мадам Баранова, воспитательница великой княжны Марии Николаевны и подруга императрицы Александры Федоровны, берет еще два тома¹². В мае Рейнхольд просит девять томов¹³. В конце сентября В. Эртель, преподаватель немецкого языка и истории искусств великих князей, заказывает первые шесть томов¹⁴. В 1831 г. воспоминания Буррьенна просят Бэлиг, мадам Мердер и опять Жуковский, который в ноябре берет все тома, и т. д.¹⁵ Таким образом, на первый взгляд, интерес Жуковского вписывается в общий фон читательских интересов императорского двора.

Этот интерес к мемуарам Буррьенна не удивителен. В воспоминаниях личного секретаря Наполеона живо представлена не только жизнь и карьера императора, но и особенности его личности. В отличие от мемуаров Ласказа, которые сыграли важную роль в мифологизации Наполеона в начале 1820-х гг., в мемуарах Буррьенна акцентируются слабости его характера. Отдавая должное его военному гению и всегда сохраняя объективный тон, Буррьенн чаще останавливается на цинизме, прагматичности и беспринципности императора. В многочисленных эпизодах его личной жизни он подчеркивает его вспыльчивость и высокомерие. Воспоминания Буррьенна написаны во второй половине 20-х гг. и являются результатом новой политической обстановки, в формировании которой автор принял активное участие на стороне Людовика XVIII. Таким образом, они являются противовесом труду Ласказа и отчасти способствуют демифологизации образа Наполеона в 1830-е гг.

Хотя воспоминания Буррьенна вообще пользовались успехом у русской аристократии, поражает увлеченность двора этой книгой. В течение нескольких лет она была постоянно на руках у читателей.

Придворные читатели не только обменивались друг с другом разными томами, но и читали их совместно¹⁶. На основании каталога библиотеки, который отражает читательские интересы большой части двора (более 80 читателей), за исключением императора, мемуары Буррьенна были самой читаемой книгой при дворе в 30-х гг.¹⁷ В течение 9 лет они заказывалась 14 раз 10 читателями. Они были предметом разговоров, частью общего обсуждения в придворных кругах. Возникает вопрос: что именно интересовало в них придворных читателей? И интересовало ли Жуковского то же самое, что привлекало Генке, мадам Баранову или мадам Мердер?

Текст в контексте чтения читателя

Как нам кажется, картина прочитанных читателем книг может помочь в анализе восприятия отдельного произведения. Она восстанавливает общий интерпретационный фон, на который текст в определенный период проецируется. Посмотрим, например, какие книги интересуют Жуковского во время чтения воспоминаний Буррьенна.

15 июля 1829 г., то есть почти за месяц до книги Буррьенна, Жуковский заказывает из библиотеки вместе с «Историей» Геродота ряд работ, посвященных всеобщей истории: Grundriss der allgemeinen Geschichte Вахсмута, пятнадцатый том Historische Werke Геерена, том немецкого исторического журнала и т. д.¹⁸ 12-го августа он просит вместе с трагедиями Вольтера и Корнеля труды Виктора Кузена об истории философии и, в частности, об истории философии XVIII в.¹⁹ 21 августа он заказывает воспоминания Буррьенна и сразу после этого 11 сентября просит Cours d’histoire moderne Ф. Гизо²⁰. Вполне возможно, что эти книги отвечали специальным интересам поэта. Однако несомненно, что при чтении Буррьенна упомянутые работы находились в поле его зрения.

Несколько иная картина нам представляется при анализе книг, взятых вместе с мемуарами Буррьенна другими читателями. Полковник Генке за месяц до Буррьенна заказывал из библиотеки труд Норвинса Histoire de Napoléon и два тома военного журнала Journal des sciences militaires²¹. При этом он взял только первые два тома мемуаров Буррьенна, где речь идет в основном о первых военных кампаниях Наполеона в Италии и в Египте. Мадам Баранова почти одновременно с мемуарами Буррьенна читает большое количество легких современных комедий и водевилей Е. Скриба, прозу Цшокке и популярнейшие тогда мемуары управляющего дворца Наполеона Боссе Mémoires anecdotiques sur l’intérieur du Palais²². Мадам Мердер, англичанка С. Оксфорд, первый раз читает мемуары Буррьенна сразу после двух романов В. Скотта и вместе с известными мемуарами Брауна, а второй раз одновременно с другими романами В. Скотта²³.

Таким образом, Жуковский читает мемуары Буррьенна в совсем ином интерпретационном контексте, чем другие придворные читатели. Генке читал Буррьенна в связи со своими военными интересами и, видимо, с этой точки зрения книга не вполне удовлетворяла его, поэтому он заказывает только первые два тома. Мадам Баранова и мадам Мердер читали Буррьенна вместе с другими скандальными мемуарами, романами и пьесами. Их интерес к Буррьенну соединялся с увлечением художественной литературой. Жуковский, наоборот, читает Буррьенна на фоне своего интереса к всеобщей истории и философии истории²⁴.

Картина взятых читателями книг, однако, не помогает нам выявить, как воспринимается ими мемуарный жанр и исторические события, в нем отраженные. Для этого нужно расширить анализ и рассмотреть общий круг чтения придворных читателей.

Круг чтения придворных читателей и восприятие мемуарного жанра

Восприятие определенного жанра во многом зависит от круга чтения читателя, который определяет знание читателем специфических жанровых черт, и общих черт жанровой системы, к которой он относит то или иное произведение. Круг чтения Жуковского и круг чтения придворных читателей 30-х гг. сильно отличаются друг от друга. В интеллектуальной жизни Жуковского чтение мемуаров составляет лишь маленькую часть, наряду с изучением общих исторических и философских работ, с его творческой, переводческой и преподавательской деятельностью²⁵. В жизни же придворного читателя чтение мемуаров занимает центральное место и, как нам кажется, играет ключевую роль в формировании его социального и исторического сознания.

При анализе каталога библиотеки Александра Николаевича создается впечатление, что, за исключением некоторых преподавателей великих князей, чей круг чтения действительно был широким и разнообразным, канон чтения придворного читателя 1830-х гг. довольно ограничен. В общем, читатели Николаевского двора поглощают большое количество современных французских мемуаров, некоторые современные романы (в основном, исторические) на французском языке, современные французские пьесы, описания путешествий, редко читают исторические работы. При этом список авторов довольно небольшой. Все читают одни и те же книги²⁶.

Мемуарный жанр, несомненно, занимает главное место в их круге чтения. На основе каталога библиотеки Александра Николаевича обнаруживается, что мемуары читались чаще всех остальных художественных жанров, в том числе романов, пьес и тем более стихов, которые довольно редко брали в библиотеке. Самыми популярными и распространенными при дворе воспоминаниями после мемуаров Буррьенна являются мемуары управляющего дворца Наполеона Боссе — Mémoires anecdotiques sur l’intérieur du Palais et sur quelques événements de l’Empire²⁷. Они неоднократно заказывались в течение 30-х гг. девятью читателями, в том числе братом императора Михаилом Павловичем, наследником Александром Николаевичем, генерал-губернатором Москвы и обер-гофмаршалом В. Д. Олсуфьевым и т. д. Такой же популярностью пользовались мемуары знаменитого принца де Линя о его жизни при дворах Людовика XVI и Екатерины II, которые были прочитаны девятью читателями, в том числе великой княжной Марией Николаевной, гофмаршалом графом А. Шуваловым, адъютантом генералом Ушаковым и разными фрейлинами²⁸. Мемуары о частной жизни Марии Антуанетты и о французской революции, написанные ее камеристкой мадам де Кампан, тоже привлекают особое внимание читателей русского двора²⁹, среди них — цесаревича, цесаревны, великой княжны Ольги Николаевны, многочисленных фрейлин. Апокрифические скандальные воспоминания мадам де Креки о светской жизни конца XVIII в. и о французской революции тоже заказывались очень часто³⁰. Вслед за ними читались воспоминания о частной и интимной жизни Наполеона Сент-Илера, анонимные воспоминания об эпохе Наполеона (Mémoires d’une femme de qualité sous le consulat et l’Empire), мемуары камердинера Наполеона Констана (Mémoires de Constant, premier valet de chambre de l’Empereur sur la vie privée de Napoléon, sa famille et sa cour), мемуары Ласказа, Л. Ф. де Сепор о его жизни при европейских дворах конца XVIII в., Брауна о северных дворах и т. д.³¹ Все эти мемуары беспрестанно заказывались и передавались друг другу.

Не удивительно, что в центре внимания придворных читателей 30-х гг. оказываются французская революция и жизнь Наполеона. При этом, как замечает Б. Томашевский, эпоха Наполеона часто воспринимается, как развитие революционных событий, как конечный этап бурной эпохи переворота французской монархии³². Следует, однако, отметить, какие именно стороны революции и жизни Наполеона привлекают внимание читателей.

Чтобы иметь представление о характере интересов придворных читателей, достаточно обратить внимание на статус самых читаемых мемуаристов и, соответственно, на их точку зрения на происходящие события. Значительно больше придворных читателей интересуют мемуары секретаря Наполеона, управляющего его дворца или его личного камердинера, чем мемуары его генералов, дипломатов или министров (как, например, мемуары Жомини или Фаина, которые редко заказывались). Читателей больше интересуют мемуары о французской революции камеристки Марии Антуанетты мадам де Кампан, воспоминания Мадам Адимар или злопамятной госпожи де Креки, чем мемуары мадам де Сталь или переписка Мирабо. Точка зрения королевской камеристки интересует значительно больше, чем точка зрения профессиональных историков Е. Берке, Тьера, Минье и Гизо³³. Даже военные читатели чаще читают мемуары Буррьенна, Боссе и Сент-Илера о частной и интимной жизни Наполеона, чем французские воспоминания о 1812 г. Фаина или Ф. де  Сегюра или же труд Бутурлина. Так, например, генерал Ушаков, адъютант Николая, читает с 1828 г. по 1836 г. пять мемуаров — мемуары камердинера Наполеона, воспоминания о Наполеоне анонимного автора, мемуары Креки, Л. Ф. де Сегюра и принца де Линя — но ни одной научно-исторической работы³⁴. Генерал A. A. Кавелин, тоже адъютант Николая I, наряду с другими книгами читает анонимные Mémoires d’une femme de qualite, Revelation d’une femme de qualité и несколько раз заказывает Souvenirs de Marie-Antoinette мадам Адимар, как и мемуары Брауна о шведских и датских дворах, но ничего о военной деятельности Наполеона³⁵. Лишь Мердер читает вместе с воспоминаниями Буррьенна и Боссе труды по военной истории и работы по всеобщей истории Мюллера³⁶.

Чтение мемуаров занимает преобладающее место в круге чтения молодых членов царской семьи. Мария Николаевна с 1835 г. по 1842 г., т. е. с 16-летнего возраста до 22 лет, заказывает семь разных мемуаров (воспоминания «о жизни Наполеона», мемуары принца де Линя, Сегюра, Брауна, Сен-Симона, кардинала де Ретца и воспоминания анонимной дамы), несколько художественных произведений и две исторические работы (“Histoire de la régénération de la Grèce”, Pouqueville; “Historische Darstellung”, Wachsmuth)³⁷. Ольга Николаевна с 1835 г. по 1844 г. читает значительно больше художественной литературы, чем ее сестра (Фенелон, Флориан, Сисмонди, Бернарден де Сен-Пьер, романы мадам де Гизо, пьесы современного французского театра), но и в ее чтении мемуарный жанр занимает центральное место (она читает мемуары мадам де Кампан, Ласказа, Mémoires d’une femme de qualité и мемуары Фаина)³⁸. Великий князь наследник Александр Николаевич для своей поездки по Европе 3 марта 1840 г. заказывает из библиотеки, кроме трех романов Лесажа (Le diable boiteux, Gil Blas de Santillane, Le Bachelier de Salamanque), и три французских работы о Наполеоне в 1813 г. (“Manuscrit de 1813”, Fain; “Portfeuille de 1813”, Norvins; “Histoire de la guerre soutenue par les Français en Allemagne en 1813”, Vaudoncourt), две книги мемуаров о жизни Наполеона (воспоминания камердинера Константа и управляющего дворца Боссе)³⁹.

В общем можно сказать, что при дворе Николая I частный, интимный образ Наполеона привлекает больше внимания, чем образ талантливого генерала или государственного деятеля. Уже в этом заключается отличие в восприятии мемуарного жанра придворным обществом и Жуковским. Кроме того, в интеллектуальной жизни придворного читателя мемуарный текст часто встречается с художественными произведениями. Так, например, генерал Ушаков 22 сентября 1831 г. заказывает воспоминания Константа о Наполеоне, скандальные воспоминания Креки о революции и одновременно популярнейшую пьесу Скриба “Bertrand et Raton, ou l’Art de conspirer”⁴⁰. Генерал Кавелин 24 мая 1836 г. читает воспоминания о Марии Антуанетте мадам де Адимар вместе с рассказами Цшокке “Contes Juifs”, а через неделю заказывает другие тома воспоминаний Адимар и мемуары мадам Лебрюн вместе с романом A. Martins⁴¹. Великая княжна Ольга Николаевна 2 апреля 1841 г. заказывает “Mémoires d’une femme de qualité sur le Consulat et sur l’Empire” вместе с многочисленными пьесами современного французского театра⁴². В марте 1845 г. будущая императрица Мария Александровна читает воспоминания Креки и Мадам д’Абрантес вместе с “Scènes de la vie priveé” Бальзака и с историческим романом Виньи “Cinq-Mars” и т. д.⁴³

Совсем другая картина нам открывается при анализе круга чтения Жуковского. 4 июня 1828 г. он заказывает воспоминания Тьебо о Фридрихе Великом вместе с большим количеством исторических и философских работ. Среди них находим “Ideen zur Philosophie der Geschichte der Menschheit” Гердера и философские работы Крюга и Фергусона⁴⁴. 15 апреля 1829 г. перед отъездом в Варшаву на коронацию царя он просит дать ему мемуары Михаила Огинского вместе с “Observations sur la Pologne et les Polonais” того же автора и с биографией Костюшко, написанной Фалкенштейном. За месяц до этого он заказывал три разных работы об истории Польши — “Histoire de l’anarchie de Pologne” Рульера, “Histoire des trois démembrements de la Pologne” Ферранда и “Geschichte Polens” Брониковского⁴⁵. В августе Жуковский заказывает мемуары Буррьенна сразу после чтения трудов Геерена и Кузена и незадолго до чтения работы об истории европейской цивилизации Гизо⁴⁶. Он обсуждает французские мемуары с историками-профессионалами. Так, например, во время его парижской поездки в 1827 г. он два раза отмечает в парижском дневнике: «С Гизо побеседовали о французских мемуарах»⁴⁷. В ноябре 1829 г. он опять обращается к мемуарам о французской революции, а именно берет собрание записок о сентябрьских событиях 1792 г., воспоминания мадам де Клери и второй том воспоминаний мадам де Кампан, где речь идет скорее о революционных событиях, чем о жизни Марии Антуанетты⁴⁸. Вскоре после июльской революции 1830 года 6 октября он заказывает три работы о французской революции — работы Тьера и Бодена, Биньона и Бая (Bail), вслед за ними — мемуары о неаполитанском восстании графа Модена⁴⁹. Отметим, что через несколько месяцев Пушкин, начиная свою работу о французской революции, пользуется именно этими источниками⁵⁰. Так, в июне 1831 г. он пишет Е. М. Хитрово из Царского Села: «Покорнейше прошу вас, если возможно, прислать мне Тьера и Минье. Оба эти сочинения запрещены. У меня здесь только “Мемуары, относящиеся к революции”»⁵¹. 14 апреля 1832 г. Жуковский читает “Considérations” мадам де Сталь о французской революции вместе с описанием дебатов национального собрания во время революции⁵². В октябре 1834 г. после возвращения из заграничной поездки он заказывает мемуары Сепора вместе с исторической работой о французской революции Минье. Потом, в конце сентября, он опять берет работу о революции историка Бая⁵³. В 1835 г. он просит дать ему воспоминания Ласказа о Наполеоне вместе с работами о философии истории Гизо, Мюллера и т. д.⁵⁴ Чаще всего мемуарный жанр воспринимается Жуковским как исторический источник, служит дополнением и проверкой работ историков. Поэт соотносит его с историческими и философскими работами.

Сама практика чтения Жуковского и его друзей (братьев Тургеневых, A. C. Пушкина, П. А. Вяземского) подчеркивает разницу в восприятии мемуарного текста ими и кругом придворных читателей. Хотя и в кругу Жуковского, и в придворных кругах иногда практиковались совместные чтения мемуаров, но эти чтения сильно отличались друг от друга. Практика круга Жуковского в основном восходит к культурным традициям европейского гуманизма и западной интеллигенции. При дворе же чтение представляло собой один из видов развлечений (вместе с салонными играми, живыми сценами, концертами и театральными представлениями) и воспринималось чаще всего как форма времяпрепровождения⁵⁵. Чтение французских мемуаров в кругу Жуковского часто сопровождалось параллельным изучением современных работ французских либеральных историков, трудов немецких историков по всеобщей истории (Геерена, Мюллера) и т. д.⁵⁶ Следует вспомнить совместное чтение работы о французской революции Жуковского с Александром и Николаем Тургеневыми в Дрездене в сентябре 1826 г. Александр Тургенев описывает это чтение таким образом:

Читаем Mignet “Histoire de la Révolution française” и вместе с сим заглядываем и в биографию генерала Фуа и в речи его, а когда дошли до эмиграции, то прочли в Ласкасесе записку, которую он делал для Наполеона о кобленских эмигрантах, кои мечтали, под предводительством своих принцев, произвести переворот в революции французской и восстановить падающую монархию⁵⁷.

При чтении они сопоставляют разные источники и разные взгляды на события — точки зрения военного и политического деятеля, мемуариста, либерального историка 20-х гг., эмигрантов. Уже это сопоставление помогает разрушить односторонность трактовки исторического события и представить его как результат сложных, противоречивых действий разных сил и интересов.

В записках придворных читателей, наоборот, чтение мемуаров обычно упоминается вместе с чтением художественной литературы, в частности, с романами, хотя в каталоге библиотеки Александра Николаевича, составленной Жилем под руководством Жуковского, воспоминания находятся в разделе «История». В дневнике фрейлины Смирновой-Россет упоминается о том, как она читает вечером Николаю I и Александре Федоровне и романы, и воспоминания: «Я бываю там почти каждый вечер, так как я очень хорошо читаю, то занимаю их чтением <…> Император работает, а я ему читаю какой-нибудь роман или мемуары»⁵⁸. Фрейлина М. П. Фредерикс, дочь подруги императрицы, подчеркивает в своих записках близость жанров романов и мемуаров: «После обеда и вечером читали ее величеству какие-нибудь мемуары или новые романы и т. п.»⁵⁹. Кроме того, нельзя забывать и об амбивалентности мемуарного жанра в литературной системе 20–30-х гг. XIX в. Именно тогда наряду с откровенно поддельными мемуарами выходят в свет романы в форме записок или воспоминаний, которые размывают границы между историческими и художественными жанрами. Достаточно вспомнить романы Бальзака в форме записок или же «Отрывок из неизданных записок дамы (1811 год)», написанный Пушкиным как полемический по отношению к роману Загоскина «Рославлев». С одной стороны, появление исторического романа, а с другой стороны — развитие новой исторической школы, которая придает особое значение повествовательной стороне истории (например, école narrative Баранта, или работы Thierry), ослабляют понимание публикой границ между художественным и историческим жанрами. Это не значит, что читатели двора Николая I воспринимали мемуары как художественный жанр. Однако в результате специфических особенностей их читательского круга, практики чтения и литературной системы 30-х гг. само понимание истории приобретает у них специфический характер.

Чтение мемуаров и понимание истории

Специфика культурного кругозора Жуковского, с одной стороны, и придворных читателей, с другой, обуславливает понимание ими истории. В конце 20-х и в начале 30-х гг. в центре внимания Жуковского находятся именно те работы, которые позволяют ему понять историю как результат закономерного развития и рассматривать индивидуальное поведение человека в его социальной обусловленности. Знакомство с работами Гердера, Мюллера, Геерена, де Сталь, Минье, Гизо одновременно с чтением французских мемуаров дает ему возможность понимать французскую революцию не как эпизод, а как этап исторического процесса. Впервые в этих работах прослеживается развитие революционных идей, начиная со средневековья. В них подчеркивается закономерность современных исторических событий и влияние среды на характер и жизнь человека. Уже в дрезденских штудиях 1826 г. по работам Минье и Гизо Александр Тургенев отмечает в дневнике: «Революция изменила все внутреннее бытие народа, не одни политические его отношения»⁶⁰. Читая лекции Гизо о европейской цивилизации, Жуковский неоднократно обращает внимание именно на тесную связь между внутренним и внешним миром человека: «… внутренний мир преобразовывается миром внешним…»⁶¹. На этом фоне и мемуарный текст может восприниматься несколько иначе. С этой точки зрения портрет Наполеона в воспоминаниях Буррьенна может превратиться в более сложную картину. Высокомерие, цинизм и вспыльчивость императора из индивидуальных черт характера становятся характерными чертами эпохи, результатом определенной исторической и социальной траектории на рубеже XVIII–XIX вв.

Следующий отзыв Жуковского о чтении апокрифических мемуаров Людовика XVIII является характерным для восприятия им мемуарного текста. В дневнике 24 июля 1832 г. Жуковский отмечает:

Чтение Записок Лудвига XVIII. Какое бедствие для государя и государства двор: но французский двор была неизбежная беда, произведение веков. Нужна была бедственная революция, чтобы уничтожить это бедствие⁶².

В сжатом и лаконичном отзыве он замечает, с одной стороны, влияние двора на короля, а с другой — на французскую политику. Он рассматривает историческую личность в ее зависимости от среды и воздействие среды на политическую систему. В то же время он отмечает закономерность учреждения двора во Франции («неизбежная беда, произведение веков»), но не исключает возможности другого типа исторического процесса в другой стране («но французский двор…»). Таким образом, читая мемуары Людовика XVIII, Жуковский рассматривает исторические события в разных планах: биографическом, социальном, политическом, философском. Признавая закономерность исторических процессов, он не признает их абсолютной прогрессивности. С этой точки зрения, его позиция по отношению к французской революции кажется ближе к Геерену, чем к Минье и Гизо, что и подтверждает следующая его запись 1833 г. на полях работы Галлама:

Революции всегда противозаконны, потому что они направлены не против злоупотреблений, но против высшей власти, которая есть охрана справедливости и должна оставаться неприкосновенной. Если революции противозаконны как принцип, то они неизбежны и последовательны как факт, который не что иное, как результат предыдущего развития. Что должно, следовательно, быть единственной целью высшей власти. Это сделает революции невозможными. Но это нельзя сделать силой <нрзб.>⁶³.

Одновременное чтение работы мадам де Сталь о революции с французскими мемуарами не только открывает Жуковскому значимость революционных идей в европейской истории, но и помогает ему понять ограниченное восприятие исторических событий его современниками. Особое внимание он уделяет следующему месту в предварительных замечаниях Сталь к работе — подчеркивает карандашом:

Революция во Франции — одна из величайших эпох в социальном развитии. Те, кто рассматривает ее как случайное событие, не заглядывали ни в прошлое, ни будущее. За актерами они не увидели пьесы, и, чтобы, удовлетворить свои страсти, они приписывали современникам то, что было приготовлено веками. Между тем, достаточно бросить взгляд на существующие кризисы истории, чтобы убедиться в том, что все они были неизбежны⁶⁴.

Критикуя типичное для читателей 20-х гг. понимание истории, мадам де Сталь рисует историческую картину, которая позволяет проследить революционные идеи во всей многогранности и противоречивости их развития.

Значительно сложнее, однако, достигнуть такого динамического понимания истории, когда культурный кругозор читателя ограничивается лишь чтением современных французских мемуаров, романов и пьес. Тем более, если в мемуарах исторические события представляются с точки зрения придворных камеристок, секретарей или камердинеров. С этой точки зрения закрыта вся широта социальных процессов. Самые популярные при дворе Николая воспоминания дают представление только о маленькой части социального мира — о жизни высших кругов французских, немецких и австрийских дворов конца XVIII – начала XIX вв. Хотя в них представлены читателю важные образцы придворного поведения западных дворов (можно предположить, что мемуары о частной жизни Наполеона могли служить примером «ненормативного», «дикого» поведения, тогда как мемуары Сепора и принца де Линя о дворах Фридриха Великого и Екатерины II представляли собой образцы изысканных, иногда, может быть, и устаревших манер придворного поведения), однако в круге чтения читателей николаевского двора отсутствуют воспоминания о других социальных средах⁶⁵. Таким образом, для них закрыта закономерность исторического и социального развития. История превращается в случай, в эпизод, в биографическую деталь. Следовательно, и современность представляется не как результат сложного, противоречивого развития прошлого, а как момент, подтверждающий или отрицающий вневременные принципы. Любое политическое решение представляется им субъективным, произвольным индивидуальным актом, следствием либо благородного характера, либо слабого или высокомерного темперамента исторической личности. Поведение того или иного исторического лица приобретает мотивацию и формы, которые, из-за узкого кругозора мемуарного повествователя, сближаются с мотивацией романного или трагического героя. Повторяем, что это не значит, что герои мемуаров воспринимались как вымышленные персонажи. Однако за их поступками и решениями читатели не могли обнаружить исторических процессов, а видели только личные переживания (храбрость, дерзость и т. п.).

Интересно рассмотреть стилистику суждений Николая I и его двора об июльской революции 1830 г. Например, в Записке о положении дел в Европе 1848 г. Николай характеризует влияние июльских событий на европейскую историю:

Этот печальный и навеки постыдный акт был началом всего последующего: этого было достаточно бездельникам и революционерам, чтобы покуситься на дальнейшее; вскоре вторичный успех, столь же позорный и прискорбный, увенчал их дерзость, и Бельгия была отделена от Голландии. Польша вздумала последовать их примеру; с Божьего соизволения Россия подала пример сопротивления. За эту попытку Польша заплатила своим существованием. Если бы так было везде⁶⁶.

Тут лексика кажется заимствованной прямо из репертуара классической драмы. В других местах он рассматривает июльские события как отрицание вечных моральных принципов. Так, например, он заявляет французскому посланнику Луи Филиппа:

Во мне нет никакой вражды против Франции: это знает Бог, но я ненавижу принципы, которые вводят всех в заблуждение⁶⁷.

Или же в своих записках Николай, отстаивая принципы Священного Союза после восстания в Бельгии в 1830 г., формулирует свое отношение к революции в терминах библейской риторики:

Будем сохранять, — говорю я, — священный огонь для торжественного момента, которого никакая человеческая сила не может избежать, не может задержать, — момента, когда должна будет возникнуть борьба между справедливостью и адским принципом⁶⁸.

Великая княжна Ольга Николаевна в своих записках формулирует реакцию двора на перевороты 1830 г. в более «домашних» и сентиментальных терминах:

Революция в июле 1830 года во Франции и падение Бурбонов вызвали у нас большое волнение <…>. Французские дети были одного возраста с нами; Карл X просил руки одной из нас, сестер, для Герцога Бордоского, мы знали рассказы Буйи, посвященные детям, и вдруг — они оказались в изгнании в Холейруде, напоминавшем нам несчастную Марию Стюарт! О революции в Бельгии мы слышали только в связи с тем, что сестра Папа, которая там была замужем, должна была покинуть свой чудесный дворец в Брюсселе, наполненный ценными вещами из Михайловского Дворца в Петербурге⁶⁹.

Совсем другая стилистика прослеживается в дневниковой записи Жуковского, посвященной тем же событиям. Тут и лексика, и особенно точка зрения меняются:

Наполеон и Бурбоны пали в силу инерции. Сила эта непреодолима. Франция ничего не сделала против Наполеона, но и ничего для него, и он погиб. То же было во время трех июльских дней. Сила это сопротивляется даже революционному меньшинству, и на нее опирается министерство⁷⁰.

Взгляд Жуковского на события 1830 г. — отстраненный, почти философский, он способен уловить периодические повторы в истории, что является результатом его широкого интеллектуального кругозора, который определил особенности личного понимания истории во взаимодействии с жизненным опытом поэта.

С 1845 г. по 1850 г. Николай увлекается чтением работы бывшего министра Луи Филиппа Тьера “Histoire du Consulat et de l’Empire”, но это, по всей видимости, не меняет его исторических взглядов⁷¹. Александра Федоровна с конца 1843 г. до середины 1845 г. даже просит выдать ей из библиотеки Эрмитажа работу левого демократа Л. Бланка об июльской революции и ее последствиях (“Histoire de dix ans. 1830–1840”)⁷². Однако эти работы, скорее всего, читались с определенным предубеждением и сквозь призму уже сформировавшихся взглядов на события. Возможно, наибольшее влияние имели популярнейшие легкие пьесы Скриба и Делавинье, которые, несмотря на мнимую неангажированность, могли способствовать формированию определенного исторического сознания у придворных читателей. Так, например, “Bertrand et Raton, ou l’Art de conspirer” Скриба — пожалуй, наиболее востребованная в 30-х гг. пьеса из библиотеки наследника,  является своеобразной пародией на июльские события и могла бы подтвердить понимание статичности истории⁷³.

В зависимости от возраста и жизненного опыта читателя исторические события, описанные в мемуарном тексте, теряют конкретность и приобретают все более общие и абстрактные черты. Многосторонность и противоречивость исторического процесса стирается в читательском восприятии из-за отсутствия разных точек зрения на событие. Начинается процесс мифологизации истории⁷⁴. Так, например, исторические события, описанные в мемуарах Сегюра, воспринимаются по разному молодыми фрейлинами великих княжон и представителями екатерининского времени. Например, фрейлина Шарлот Дункер, которая читает воспоминания Сегюра после чтения многочисленных мемуаров (Brown, madame Roland, madame de Hausset, madame d’Abrantès, Révélations d’une femme de qualité, Constant, Crequy, etc.), пьес (Скриба) и романов (Бальзака и Бульвер-Литтона), перед тем, как поступить на службу к Ольге Николаевне, жила в шведском протестантском монастыре в Петербурге и знала о событиях, описанных в мемуарах, только понаслышке. Наоборот, старый князь Александр Голицын, бывший паж Екатерины II, блестящий знаток истории с отличной памятью, лично присутствовал при многих обстоятельствах и ситуациях, упомянутых в мемуарах Сегюра. Жуковский, характеризуя чтение мемуаров Сегюра вместе с наследником, пишет:

Мы читаем Сегюра. Наш слушатель князь Александр Николаевич (Голицын). Он дополняет своими рассказами записки остроумного екс-министра, и надобно признаться, что в его рассказах гораздо более жизни, нежели под пером Сегюра, впрочем, весьма искусным⁷⁵.

А Ольга Николаевна отмечает в своих записках:

Его благодарная память сохранила все картины той эпохи, он был неистощимый рассказчик анекдотов <…> прекрасные комментарии к эпохе Великой императрицы Екатерины⁷⁶.

Мемуарный текст соотносится не только с другими текстами, находящимися в поле зрения читателя, и с его общим культурным кругозором и жизненным опытом, но также с современным историческим и политическим контекстом. Французские мемуары могли служить палимпсестом для осмысления современной политической ситуации 30-х гг. ХIХ в. Быстрые перевороты 30-х гг. должны были способствовать таким сравнениям. Напомним лишь бегло о живом интересе Жуковского к польским мемуарам и работам о польском восстании 1794 г. во время коронации Николая на польский престол в 1829 г. Или же его особенный интерес в августе 1829 г. именно к пятому и шестому томам Буррьенна, где речь идет о превращении Наполеона из консула в императора и деспота и о его презрительном отношении к литераторам, именно тогда, когда поэт сталкивается с деспотизмом Николая. Или его чтение работ о французской революции сразу после июльских событий 1830 г. и т. д.

Мы хотим обратить внимание еще на одну сторону чтения мемуарной литературы. Как видно из каталога библиотеки Александра Николаевича, в апреле 1835 г. Жуковский заказывает для летнего чтения наследника в Царском Селе целый ряд мемуаров и исторических работ о французской революции: мемуары из коллекции Банвиля, воспоминания мадам де Кампан, Тиебо, наряду с “Considérations sur les principaux événements de la Révolution française” мадам де Сталь, томом «Истории Англии» Давида Юма, посвященным английской революции 1688 г.; работу Шиллера “Histoire du soulèvement des Pays-Bas sous Philippe II”; “Tableau des révolutions du système politique de l’Europe depuis la fin du quinzième siècle” Ф. Ансильона; “Tableau des révolutions de l’Europe depuis le bouleversement de l’empire romain jusqu’à nos jours” Коха; исторические работы Монтескье, Геерена, Мишле и т. д.⁷⁷ Жуковский использует чтение воспоминаний вместе с историческими работами как средство для формирования политического сознания наследника. Пытаясь показать цесаревичу наиболее полную картину социальных и политических потрясений европейской истории, он в то же время предоставляет ему возможность оценить современность как можно более широко по сравнению с окружающими.

Итак, чтение мемуаров для придворного читателя составляет важный момент в формировании социального и исторического сознания. С одной стороны, оно помогает читателю в усвоении норм придворного этикета и манер поведения европейского придворного общества. С другой стороны — формирует в его сознании определенное «биографическое» понимание истории во взаимодействии с художественной литературой. Отношение Жуковского к мемуарной литературе иное. Мемуары для него — лишь один из многих источников, необходимых для составления полной и многосторонней исторической и социальной картины европейской истории. Наряду с чтением научно-исторических и философских работ чтение мемуаров позволяет ему учитывать разные планы понимания истории в их взаимодействии.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Архив Государственного Эрмитажа (АГЭ). Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 1–9: Bibliothèque de S. A. I. Monseigneur le Grand-Duc Héritier. Livre de Notes. Sortie et Rentrée des ouvrages prêtés. “M. de Joukovsky”. Кругу чтения Жуковского в библиотеке Александра Николаевича посвящена наша статья (в печати).

² Ср.: Библиотека В. А. Жуковского: Описание / Сост. В. В. Лобанов. Томск, 1981.

³ Thiébault P. C. F. Dieudonné. Mes souvenirs des vingt ans de séjour à Berlin, ou Frédéric le Grand, sa famille, sa cour, son gouvernement, son académie, ses écoles et ses amis littérateurs et philosophes. Paris, 1804. T. 1–5.

⁴ Bourrienne L. A. Fauvelet de. Mémoires de M. de Bourrienne, sur Napoléon, le directoire, le consulat, l’Empire et la Restauration. Paris, 1829–1836. T. 5–6.

⁵ Mme de Campan. Mémoires sur la vie privée de Marie-Antoinette, reine de France et de Navarre…, Deuxième édition, Collection des mémoires relatifs à la Révolution française: Vol. 1–3. Paris, 1823. T. 2.; Mémoires sur les journées de septembre 1792, suivis des délibérations prises par la Commune de Paris, et des procès-verbaux de la mairie de Versailles, par M. Jourgniac de Saint-Méard [et al.]. Paris, 1823; Journal de Cléry, suivi des Dernières heures de Louis Seize, par M. Edgeworth de Firmont, du Récit des événements arrivés au Temple, par Madame Royale, fille du Roi, et d’éclaircissements historiques tirés des divers mémoires du temps. Paris, 1825.

⁶ Modène, Comte de. Mémoires sur la révolution de Naples de 1647. 3 edit. Paris, 1827. T. 1–2.

⁷ Ségur L. Ph. de. Oeuvres complètes de M. le comte de Ségur. Paris, 1824–1827. T. 1–33 (T. 1–3: Mémoires).

⁸ Brown J. Les cours du nord, ou mémoires sur les souvenirs de la Suède et du Danemark depuis 1766 / Trad. par J. Cohen. Paris, 1820. T. 1–3.

⁹ Las Cases E. Mémorial de Sainte-Hélène, ou journal ou se trouve consigné, jour par jour, ce qu’a dit et fait Napoléon durant dix-huit mois. Paris, 1823–1824. T. 1–8.

¹⁰ АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 10.

¹¹ Там же. Л. 41.

¹² Там же. Л. 42, 43.

¹³ Там же. Л. 35.

¹⁴ Там же. Л. 29.

¹⁵ Там же. Л. 50, 52, 6.

¹⁶ См.: Из воспоминаний баронессы М. П. Фредерикс // Исторический вестник. 1898. Т. 72. № 4. С. 70.

¹⁷ В каталоге отражается, хотя не полностью, круг чтения 83 человек, в том числе императрицы, брата императора Михаила Павловича, наследника Александра Николаевича, царевны, великих княжон, их фрейлин, товарищей и преподавателей, великих князей, высоких придворных чинов. Большинство придворных читателей пользуется именно библиотекой наследника, потому что, по приказу Николая, им запрещалось пользоваться другими собственными императорскими библиотеками. О библиотеках и читателях Зимнего дворца в 30-х гг. см.: Rebecchini D. Letture al Palazzo d’Inverno (1828–1855). La lettura come fatto sociale // Pietroburgo capitale délla cultura russa. Петербург — столица русской культуры / А cura di A. D’Amelia. Salerno, 2004. T. II. C. 292–300.

¹⁸ АГЭ. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 3. Wachsmüth W. E. Grundriss der allgemeinen Geschichte der Voelker und Staaten. Б. м., 1826; Heeren A. H. L. Historische Werke. Göttingen, 1821–1826. T. 15: “Ideen”; Jahrbücher der Geschichte und Staatskunst. T. 1828. N. 1–5.

¹⁹ АГЭ. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 4. Cousin V. Cours de philosophie. Paris, 1828–1829. Vol. I: Introduction à l’histoire de la philosophie; Vol. II. T. I: Histoire de la philosophie du XVIII^e siècle.

²⁰ АГЭ. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 4. Guizot F. P. G. Cours d’histoire moderne. Histoire générale de la civilisation en Europe depuis la chute de l’empire romain jusqu’à la Révolution française. Paris, 1828.

²¹ АГЭ. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 41. Marquet J., baron de Montbreton de Norvins. Histoire de Napoléon. Paris, 1827.

²² АГЭ. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 43. Bausset L. F. J. de. Mémoires anecdotiques sur l’intérieur du Palais et sur quelques événements de l’Empire depuis 1805 jusqu’au 1^er mai 1814. Paris, 1827–1829.

²³ АГЭ. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 42, 52.

²⁴ Об интересе Жуковского к работам о всеобщей истории см.: Янушкевич A. C. Круг чтения В. А. Жуковского 1820–1830 годов как отражение его общественной позиции // Библиотека В. А. Жуковского в Томске. Томск, 1978. Т. 1. С. 515–518.

²⁵ О круге чтения Жуковского 30-х гг. см.: Библиотека В. А. Жуковского в Томске. Томск, 1978–1988. Т. 1–3, в частности: Янушкевич A. C. Круг чтения В. А. Жуковского 1820–30-х годов. С. 466–521 и нашу работу: В. А. Жуковский — читатель при дворе Николая I (1828–1837) — в печати.

²⁶ Более подробно о читательских интересах двора Николая в 30-х гг. см. нашу работу: Rebecchini D. Letture al Palazzo d’Inverno (1828–1855). La lettura come fatto sociale. C. 300–322.

²⁷ Bausset L. F. J. de. Mémoires anecdotiques sur l’intérieur du Palais et sur quelques événements de l’Empire depuis 1805 jusqu’au 1^er mai 1814. Paris, 1827–1829.

²⁸ Ligne Ch. J. de. Mémoires et mélanges historiques et littéraires. Paris, 1827–1829.

²⁹ Campan J. L. H. Genêt de. Mémoires sur la vie privée de Marie-Antoinette. Collection des mémoires relatifs à la Révolution française. Paris, 1823.

³⁰ (Conte de Courchamps) Souvenirs de la marquise de Créquy. Paris, 1834–1835. T. 1–7.

³¹ Saint-Hilaire Е. М. de. Mémoires intimes de la vie privée de Napoléon. Paris, 1835; Saint-Hilaire E. M. de. Souvenirs intimes du temps de l’Empire. Paris, 1838–1839; Mémoires et souvenirs d’une femme de qualité sur le Consulat et l’Empire. Bruxelles, 1831; Mémoires de Constant, premier valet de chambre de l’Empereur, sur la vie privée de Napoléon, sa famille et sa cours. Paris, 1830; Las Cases E. A. D. comte de. Mémorial de Sainte-Hélène, ou journal ou se trouve consigné, jour par jour, ce qu’a dit et fait Napoléon durant dix-huit mois. Paris, 1823–1824; Ségur L. Ph. de. Mémoires, souvenirs et anecdotes. Paris, 1824–1827; Brown J. Les cours du nord, ou mémoires sur les souvenirs de la Suède et du Danemark depuis 1766 / Trad. par J. Cohen. Paris, 1820. T. 1–3.

³² См.: Томашевский Б. В. Пушкин и история французской революции  // Томашевский Б. В. Пушкин и Франция. Л., 1960. С. 177.

³³ Работы о французской революции Тьера и Минье читаются, кроме Жуковского, лишь Райнольдом (АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 35) и мадам Барановой (Там же. Л. 63). Важно отметить не столько уровень образования мемуариста (мадам де Кампан получила отличное образование), сколько место, им занимаемое при дворе, и, соответственно, точку зрения на исторические события.

³⁴ АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 30.

³⁵ Там же. Л. 66, 95.

³⁶ Там же. Л. 10–10 об.

³⁷ Там же. Л. 83.

³⁸ Там же. Л. 84.

³⁹ Там же. Л. 76.

⁴⁰ Там же. Л. 30.

⁴¹ Там же. Л. 95.

⁴² Там же. Л. 84.

⁴³ Там же. Л. 102.

⁴⁴ Там же. Л. 1. Жуковский берет следующие издания: Herder J. G. Ideen zur Philosophie der Geschichte der Menschheit; mit einer Einleitung von Lüden. Leipzig, 1821. T. 1–2; Krug W. T. Handbuch der Philosophie und der philosophischen Literatur, Zweite vermehrte Auflage. Leipzig, 1822; Ferguson A. Grundsätze der Moralphilosophie; übersetzt mit Anmerkungen von Garve, 11. Leipzig, 1772.

⁴⁵ АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 3. Жуковский берет следующие издания: Oginski M. Mémoires de Michel Oginski sur la Pologne et les Polonais. Paris, 1826–1827. T. 1–4; Oginski M. Observations sur la Pologne et les Polonais, pour servir d’introduction aux Mémoires de Michel Oginski. Paris, 1827; Falkenstein C. K. Thaddaeus Kosciuszko nach seinem öffentlichen und häuslichen Leben. Leipzig, 1827; Rulhière C. C. Histoire de l’anarchie de Pologne et du démembrement de cette République, par Cl. Rulhière, suivie des Anecdotes sur la révolution de Russie en 1762 par le même auteur. Paris, 1807. T. 1–4; Ferrand A. F. C. Histoire des trois démembrements de la Pologne. Paris, 1820. T. 1–3; Bronikowsky A. A. F. Geschichte Polens. Dresden, 1827.

⁴⁶ АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 4. Жуковский берет следующие издания: Heeren A. H. L. Historische Werke. Göttingen, 1821–1826. T. 1–15. T. 15: “Ideen”; Cousin V. Cours de philosophie. Paris, 1828–1829. Vol. I: Introduction a l’histoire de la philosophie; Vol. II. T. I: Histoire de la philosophie du XVIIIe siècle; Guizot F. P. G. Cours d’histoire moderne. Histoire générale de la civilisation en Europe depuis la chute de l’empire romain jusqu’à la Révolution française. Paris, 1828.

⁴⁷ См.: Жуковский B. A. Сочинения. Изд. 7-ое. СПб., 1878. Т. 6. С. 675 или: Жуковский В. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 2004. Т. 13. С. 260.

⁴⁸ АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 4. Mme de Campan. Mémoires sur la vie privée de Marie-Antoinette, reine de France et de Navarre, Collection des mémoires relatifs à la Révolution française. Paris, 1823. Vol. 2; Mémoires sur les journées de septembre 1792, suivis des délibérations prises par la Commune de Paris, et des procès-verbaux de la mairie de Versailles, par M. Jourgniac de Saint-Méard, Mme la M^ise de Fausse-Lendry, l’abbé Sicard… [et al.]. Paris, 1823; Journal de Cléry, suivi des Dernières heures de Louis Seize, par M. Edgeworth de Firmont, du Récit des événements arrivés au Temple, par Madame Royale, fille du Roi, et d’éclaircissements historiques tirés des divers mémoires du temps. Paris, 1825.

⁴⁹ АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 5. Bignon L. P. E. Histoire de France depuis le 18 brumaire jusqu’à la paix de Tilsit. Paris, 1829–1830. T. 1–6; Thiers A., Bodin F. Histoire de la Révolution française, accompagné d’une histoire de la révolution de 1355 ou des États généraux sous le roi Jean. Paris, 1823–1827. T. 1–10; Bail C. H. J. Histoire politique et morale des révolutions de la France, ou chronologie raisonnée des événements mémorables depuis 1787 jusqu’à la fin de 1820. Paris, 1821. T. 1–2; Comte de Modène. Mémoires sur la révolution de Naples de 1647. 3 edit. Paris, 1827. T. 1–2.

⁵⁰ Томашевский Б. В. Пушкин и история французской революции. С. 175–216.

⁵¹ Пушкин A. C. Собр. соч.: В 10 т. М., 1978. Т. 10. С. 35.

⁵² АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 6. Staël-Holstein A. L. G. de. Considerations sur les principaux événements de la Révolution française. Paris, 1818. T. 1–3; Débats de la Convention nationale, ou Analyse complète des séances. Paris, 1828. T. 1–5.

⁵³ АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 7–8. Ségur L. Ph. Œuvres complètes de M. le comte de Ségur. Paris, 1824–1827. T. 1–33 (T. 1–3: Memoires); Bail C. H. J. Histoire politique et morale des Révolutions de la France, ou chronologie raisonnée des événements mémorables depuis 1787 jusqu’à la fin de 1820. Paris, 1821. T. 1–2; Mignet F. A. M. Histoire de la Révolution française depuis 1789 jusqu’en 1814, 4^eme éd. Paris, 1827. T. 1–2.

⁵⁴ АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 8. Las Cases E. Mémorial de Sainte-Hélène, ou journal ou se trouve consigné, jour par jour, ce qu’a dit et fait Napoléon durant dix-huit mois. Paris, 1823–1824. T. 1–8; Guizot F. P. G. Cours d’histoire moderne. Histoire générale de la civilisation en Europe depuis la chute de l’empire romain jusqu’à la Révolution française. Paris, 1828; Müller Joh. Saemmtliche Werke. Tuebingen, 1810–1819. T. 1–27 (T. 8–9: Historische Schriften).

⁵⁵ О разных практиках чтения при дворе Николая см.: Rebecchini D. Letture al Palazzo d’Inverno (1828–1855). La lettura come fatto sociale. С. 322–334.

⁵⁶ Томашевский Б. В. Пушкин и история французской революции. С. 175–216.

⁵⁷ Тургенев А. И. Хроника русского. Дневники. М.; Л. 1964. С. 431.

⁵⁸ Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. М., 1989. С. 235.

⁵⁹ Из воспоминаний баронессы М. П. Фредерикс // Исторический вестник. 1898. Т. 72. № 4. С. 70.

⁶⁰ Тургенев А. И. Хроника русского. Дневники. С. 431.

⁶¹ Цит. по: Янушкевич A. C. В. А. Жуковский и великая французская революция // Великая французская революция и русская литература. Л., 1990. С. 121.

⁶² Жуковский В. А. Дневники. СПб., 1903. С. 225; Жуковский В. А. ПСС и писем: В 20 т. М., 2004. Т. 13. С. y323.

⁶³ Цит. по: Янушкевич A. C. В. А. Жуковский и великая французская революция. С. 130–131. О чтении работы Геерена см.: Там же. С. 127.

⁶⁴ Там же. С. 115. О чтении работы мадам де Сталь см.: Там же. С. 114–117.

⁶⁵ О чтении мемуаров как моменте формирования придворного поведения см.: Elias N. Die höfische Gesellschaft. 1969, гл. 3. О разнице в придворном поведении при дворах Екатерины и Николая ср.: Wortman R. The Scenarios of Power. Myth and Ceremony in Russian Monarchy. Princeton, New Jersey, 1995. Vol. 1. Гл. 4–5, 9–11. Если сравнить французские мемуары, прочитанные в это время A. C. Пушкиным, с популярными при дворе мемуарами, то становится очевидна ограниченность культурного кругозора придворных читателей. О чтении французской мемуарной литературы Пушкиным см.: Глассе А. «Соблазнительные откровения»: Пушкин и французская мемуарная литература // Вопросы литературы. 1993. № 4. С. 55–68.

⁶⁶ Цит. по: Выскочков Л. Николай I. М., 2003. С. 361–2 (курсив мой).

⁶⁷ Там же. С. 364.

⁶⁸ Там же. С. 365.

⁶⁹ Ольга Николаевна. Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846 // Николай I: Муж, отец, император. М., 2000. С.é195.

⁷⁰ Жуковский В. А. Дневники. СПб., 1903. С. 245 или: Жуковский В. А. ПСС и писем. Т. 13. С. 337.

⁷¹ АГЭ. Ф. 1. Оп. 1. 1837. Ед. 22. Л. 9: Реэстр книгам отпущенным из Императорской Эрмитажной библиотеки с 1837 года. Ср. также: Записка графа Киселева о Государе Николае Павловиче // Николай I: Муж, отец, император. С. 525.

⁷² АГЭ. Ф. 1. Оп. 1. 1837. Ед. 22. Л. 6.

⁷³ Об успехе пьесы Скриба «Бертран и Ратон» при дворе Николая I см.: Rebecchini D. Letture al palazzo d’Inverno (1828–1855)… С. 314–315.

⁷⁴ См. описание этого процесса по отношению к 1812 г. у Л. Н. Толстого.

⁷⁵ Иезуитова P. B. Пушкин и «Дневник» Жуковского 1834 года // Пушкин: Исслед. и мат. Л., 1978. Т. 8. С. 235.

⁷⁶ Ольга Николаевна. Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. С. 184.

⁷⁷ АГЭ. Ф. 2. Оп. XIV ж. Ед. 21. Л. 79: “Chambre d’Etudes de Monseigneur à la campagne”. 24 апреля 1835 Жуковский заказывает следующие работы для наследника: Mémoires sur la Révolution française (coll. De Banville); Campan Mme de. Mémoires sur la vie priveé de Marie-Antoinette, Deuxième édition, Collection des mémoires relatifs à la Révolution française. Paris, 1823. T. 1–3; Mémoires de S. Simon; Thiébault P. C. F. Dieudonné. Mes souvenirs des vingt ans de séjour à Berlin, ou Frédéric le Grand, sa famille, sa cour, son gouvernement, son académie, ses écoles et ses amis littérateurs et philosophes. Paris, 1804. T. 1–5; Robertson W. Œuvres complètes / Trad. de l’anglais par M. M. Suard: T. 1–12. Paris, 1829. T. 4–7: Histoire de Charles V; Hume D. The History of England from the Invasion of Julius Caesar to the Revolution in 1688: T. 1–5. London, 1806. T. 5; Schiller F. Histoire du soulèvement des Pays-Bas sous Philippe II d’Espagne / Trad. par M. de Chateaugiron: T. 1–2. Paris, 1827; Ancillon F. Tableau des révolutions du système politique depuis la fin du quinzième siècle: T. 1–4. Paris, 1823; Koch. Tableau des révolutions de l’Europe depuis le bouleversement de l’empire romain en Occident jusqu’à nos jours. Paris, 1823; Montesquieu. Œuvres: T. 1–8. Paris, 1822; Michelet. Prècis de l’histoire moderne. Paris, 1835. О чтении мемуарной литературы Жуковским вместе с наследником см. также: Иезуитова Р. В. Пушкин и «Дневник» Жуковского 1834 года. С. 230–239; Янушкевич A. C. В. А. Жуковский и великая французская революция. С. 118.

© Дамиано Ребеккини, 2004