ВВЕДЕНИЕ^*

«Евгений Онегин» — трудное произведение. Самая легкость стиха, привычность содержания, знакомого с детства читателю и подчеркнуто простого, парадоксально создают добавочные трудности в понимании пушкинского романа в стихах. Иллюзорное представление о «понятности» произведения скрывает от сознания современного читателя огромное число непонятных ему слов, выражений, фразеологизмов, имен, намеков, цитат. Задумываться над стихом, который знаешь с детства, представляется ничем не оправданным педантизмом. Однако стоит преодолеть этот наивный оптимизм неискушенного читателя, чтобы сделалось очевидно, как далеки мы даже от простого текстуального понимания романа. Ведь до сих пор не проделана еще элементарная работа по выявлению скрытых в тексте намеков, реминисценций и неявных цитат. А без такой предварительной ориентировки всякое историко-литературное осмысление текста в целом неизбежно будет страдать приблизительностью. Специфическая структура пушкинского романа в стихах, при которой любое позитивное высказывание автора тут же незаметно может быть превращено в ироническое, а словесная ткань как бы скользит, передаваясь от одного носителя речи к другому, делает метод насильственного извлечения отдельных цитат из текста особенно опасным.

Во избежание этой угрозы роман следует рассматривать не как механическую сумму высказываний автора по различным вопросам, своеобразную хрестоматию цитат, а как органический художественный мир, части которого живут и получают смысл лишь в соотнесенности с целым. Простой перечень проблем, которые «ставит» Пушкин в своем произведении, не введет нас в мир «Онегина». Художественная идея подразумевает особый тип преображения жизни в искусстве. Известно, что для Пушкина была «дьявольская разница» между поэтическим и прозаическим моделированием одной и той же действительности, даже при сохранении той же тематики и проблематики. Понимание литературного произведения как общественного явления не может быть противопоставлено специфике его художественной организации, поскольку та общественная функция, которая определяет потребность существования искусства, может быть выполнена лишь благодаря специфически художественной организации текста.

В чисто методическом отношении анализ произведения обычно расчленяют на рассмотрение внутренней организации текста как такового и научение исторических связей произведения с окружающими его явлениями действительности, общественной мысли и литературы. Такой подход представляет ряд удобств эвристического характера и вполне может быть рекомендован как практический прием анализа.

Однако даже в этой ограничительной функции его не следует абсолютизировать: при строго синхронном анализе останутся невыделенными внесистемные элементы, роль которых при построении динамических моделей исключительно велика¹. Напротив того, при включении произведения в иной исторический ряд будет меняться и представление о природе его имманентной организации. Так, в зависимости от того, проведем ли мы линии преемственной зависимости от «Евгения Онегина» к «Герою нашего времени», романам Достоевского или «Поэме без героя» Ахматовой (все эти — как и многие другие — связи исторически реальны; относительно Лермонтова и Достоевского они очевидны, на последнюю указала сама А. А. Ахматова, например, заявив в примечаниях к поэме: «Пропущенные строфы — подражание Пушкину»²), изменится и тот тип внутренней организации, который актуализируется в пушкинском романе в стихах. В первом случае вперед выступит фрагментарность композиции и система взаимных пересечений точек зрения. Во втором — диалогическая природа текста (см. труды М. М. Бахтина). В третьем — система намеков, ссылок, цитат — зашифровки смысла в толще культурных наслоений (см.: «Решка», строфа ХVII). Не случайно каждое подлинно новое завоевание литературы неизбежно по-новому раскрывает не только внешние внетекстовые связи, но и природу внутренней структуры живых явлений культурного прошлого.

Из сказанного, как побочный продукт рассуждения, вытекает безнадежность попыток дать какой-либо конечный итог истолкования тех художественных явлений прошлого, которые сохраняют культурную значимость.

Настоящую брошюру следует рассматривать лишь как введение в изучение романа в стихах «Евгений Онегин». Углубленное понимание пушкинского романа безусловно подразумевает знакомство с основными исследованиями по данной теме. Без такого знакомства понимание пушкинского текста невозможно.

ОСНОВНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Источники:

Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 16 т. М.–Л.: АН СССР, 1937. Т. 6.

Исследования и критические материалы:

Бахтин М. Слово в поэзии и в прозе // Вопросы литературы. 1972. № 3.

Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина // Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т М.: АН СССР, 1955. Т. 7.

Благой Д. Д. «Евгений Онегин» // Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. М., 1960. Т. 6

Бродский Н. Л. «Евгений Онегин», роман А. С. Пушкина: Пособие для учителей средней школы. М., 1957.

Виноградов В. В. Стиль Пушкина. М., 1941.

Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка. Л.: Прибой.

Винокур Г. Слово и стих в «Евгении Онегине» // Пушкин: Сб. статей. М., 1941.

Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957.

Зелинский В. Русская критическая литература о произведениях А. С. Пушкина. Ч. I–III. М., 1887–1888.

Томашевский Б. Пушкин: материалы к монографии (1824–1837). Кн. 2. М.–Л.: АН СССР, 1961.

Тынянов Ю. Н. О композиции «Евгения Онегина» // Памятники культуры: Новые открытия. Ежегодник 1974. М.: Наука, 1975.

Шкловский В. «Евгений Онегин» (Пушкин и Стерн) // Очерки по поэтике Пушкина. Берлин: Эпоха, 1923.

Макогоненко Г. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. 1971.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ См.: Лотман Ю. М. Динамическая модель семиотической системы  // Институт русского языка АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике, предварительные публикации. М., 1974. Вып. 60.

² Ахматова .А Избранное. M., 1974. С. 440.

Дата публикации на Ruthenia 23/09/03