 |
 |
 |
 |
|
«…КТО ЗАБУДЕТ БЛОКОВУ
КРОВЬ?» Предисловие, публикация и примечания «…В раскаленный зноем августовский день черным пришло письмо, и алой кровью выпали из него лепестки роз — еще свежие — с гроба Александра Блока: эту Блокову кровь прислала мне Марья Михайловна Шкапская — кто забудет Блокову кровь?» — писал Борис Пильняк год спустя после траурного 1921 года1. Из этого глубоко личного признания видно, как много значил Александр Блок для Пильняка. Сам Пильняк в письме к М. М. Шкапской, написанном вскоре после кончины поэта, признавался: «“Санкт-Питер-бурх” — я ему посвящаю, его памяти — ведь никто не замечал, как многому я учился у Блока»2. И действительно, в поэме «Двенадцать» можно найти истоки сквозных для Пильняка образов, а в историософских построениях автора «Голого года» явственны отголоски пореволюционной публицистики поэта. Об этом свидетельствует и неизвестный некролог Пильняка Александру Блоку3, обнаруженный в одном из номеров рязанских «Известий…» за 1921 год и впервые републикуемый нами. * * * ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА БЛОКА Вот, сейчас вошли и сказали:— Умер Блок!.. …Это старые слова: — что, вот, стало пусто, темно, нехорошо, а я говорю старыми словами: — Нехорошо. Пусто… Темно… Это наша вина, — всей России вина, — что умер Блок, Александр Александрович Блок, милый человек, прекрасный поэт черной и нищей — и все же прекрасной! — Дамы… Газеты не сказали, отчего умер он. Мне писали товарищи, что у него — — Цынга4. Сереньки м петербургским деньком — на эту последнюю Страстную — говорили с ним, на петербургской Дворцовой набережной, поросшей травою, у Невы, пустой, как Иртыш. — Что же — литература… Нельзя писать, когда все разменялось на башмаки, — сказал Блок5. И башмаки у него были старенькие, и сам постаревший — и слабый — в сером, сыром дне. …Это старые слова: — пусто, темно, нехорошо. Но мне пусто, поистине темно, нехорошо сейчас. Есть ли в России литература теперь? Дни величайших дерзаний и терзаний — разметали литературу. Одних центробежная сила разрухи выкинула за рубеж России. Других сманил фунт пайкового хлеба, повисшего клещом у алого стяга Революции. — В дыме и пепле терзаний и дерзаний нет еще новых, которые по праву сказали бы от лица России. И так мало осталось тех, кто не ушел из России и не повис на фунте хлеба. Ведь это почти один среди них — Блок — спел Русской Революции «Двенадцать»: двенадцать, как последний час на часах, когда приспела Россия!
Умер Блок, тот поэт, Который пел [:] Россия, нищая Россия — Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые, Как слезы первые любви! Пускай заманит и обманет — Не пропадаешь, не сгинешь ты!6 Мы нищие, мы без сапог! — Но у нас есть прекрасная Дама, прекрасная радость! Умер Блок, умер от цынги, должно быть — от цынги, ибо мне писали неделю назад, что Блок при смерти, что Блок кричит и молит всю Россию и Европу спасти его7. Блок умер. Это я сейчас узнал, вот здесь, в Рязани, в чужом мне городе. На каждом русском писателе висит сейчас камень и у каждого в спине осиновый кол. Умер Блок, умерли — выродились, обнищали, разменялись на фунт хлеба почти все, которых мы любили. Ведь Блок ударил «Двенадцатью» по Революции. Рязанцы, товарищи, братья! — Любите литературу, чтите, — ведь это мы убили самое ценное, что есть у России! Блок умер — умершим мир, — умер же замордованным действительностью, он, поэт Революции! Встав почтить умершего — помните о живущих! …Ах, как нехорошо мне сейчас в чужом этом городе — Рязани!.. 1 Новая русская книга. Берлин, 1922. № 3. С. 8. Назад 2 Цит. по: Блок в неизданной переписке и дневниках современников. (1898–1921) // Александр Блок: Новые материалы и исследования. М., 1982. Кн. 3. С. 535 (Литературное наследство. Т. 92). М. М. Шкапская ответила на эту просьбу Пильняка, ее письмо от 20 сентября 1921 г. было сохранено Н. С. Ашукиным. См.: Ашукин Н. Заметки о виденном и слышанном. 1914–1933 / Публ. и примеч. Е. А. Муравьевой // Новое литературное обозрение. 1998. № 31. С. 214). Упомянутая повесть закончена 20 сентября 1921 г., опубликована в 1922 г. Назад 3 Найденный текст опубликован в газете «Известия Рязанского губернского Исполнительного Комитета Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов» от 12 августа 1921 г. и не описан в наиболее полных на сегодня библиографиях А. Блока. См.: Русские советские писатели: Поэты. Биобиблиографический указатель. Т. 3. Ч. 2: А. А. Блок. М., 1980; Блок в критике современников: (Аннотированная библиографическая хроника. 1902–1921) / Сост. В. И. Якубович // Александр Блок: Новые материалы и исследования. М., 1993. Кн. 5. С. 635–826 (Литературное наследство. Т. 92). Назад 4 Возможно, речь идет о той же М. М. Шкапской или Н. А. Павлович (указано К. Б. Андроникашвили-Пильняк). Назад 5 Это упоминание — едва ли не единственное свидетельство личного знакомства Пильняка с Блоком. Оно состоялось во время приезда Пильняка в Петроград в апреле 1921 г., связанного с издательскими делами; писатель жил тогда на квартире М. Горького. Назад 6 Усеченная цитата из стихотворения «Россия» (1908), взята позднее в качестве одного из эпиграфов к повести «Его Величество Kneeb Piter Komondor» (опубликована в 1922 г.). Назад 7 Речь идет о хлопотах по выезду для лечения за границу; официальное разрешение было получено за неделю до смерти поэта. Назад
(*) Блоковский сборник XVI: Александр Блок и русская литература первой половины ХХ века. Тарту, 2003. С. 180–183. Назад
© А. Галушкин, 2003. Дата публикации на Ruthenia 22.08.2003. |
