 |
 |
 |
 |
|
ДУХОВНЫЙ СМЫСЛ МЕТАФОРЫ, ПОЭЗИИ И МУЗЫКИ В СВЕТЕ БИБЛИИ РАФАЕЛ ПАПАЯН Как отмечал Ю. М. Лотман, при двух системах, функционально одинаковых, но различных по сложности, более сложная система нежизнеспособна и "будет отброшена и забыта" ("Структура художественного текста". М., 1970, с. 17). Посему, сосуществование поэтической, в частности, стихотворной речи с обычной, прозаической кажется странным, ибо стихотворная речь обычно представляется речью "затрудненной", преодолевающей многочисленные барьеры и ограничения, скованной дополнительными сложностями и условиями, подчиненной неведомо кем и для чего "придуманным" правилам и канонам. Блестящие лотмановские комментарии к этому явлению хотелось бы дополнить некоторыми соображениями. 2. В свое время мы обнаружили, что метафорическая насыщенность стихотворного текста находится в определенной зависимости от его метроритмических характеристик ("Блоковский сб.", вып. 2. Тарту, 1972, с. 268-290). Вкратце эту закономерность можно сформулировать так: при прочих равных условиях, чем ритмически упорядоченней стих, чем меньше допускает отклонений от заданного метра, тем больше слов вступают в метафорические связи. Иначе говоря, чем "стихотворнее" текст, тем он метафоричнее. Стихотворная речь прежде всего "стихотворна" тем, что имеет две основные характеристики, отличающие ее от прозы. Она переводит нас в иную интонационно-содержательную систему. В интонационном плане: если в вопросе "куда ты идешь?", мы резко акцентируем вопросительную интонацию, с сильным выделением логического ударения на слове "куда", - мы говорим прозой. Выравнивая же акценты в этом незатейливом предложении, мы переходим в стихотворную интонационную систему. В содержательном плане: говоря "солнце восходит по утрам", мы не сообщаем никакой поэтической информации. Между тем, сказав "солнце улыбается по утрам", мы вновь переходим в плоскость поэтической системы, на сей раз в содержательном аспекте. Влияние степени ритмической упорядоченности на уровень метафоричности означает, что интонационный и содержательный параметры речи тесно взаимосвязаны и указанные две характеристики поэтической речи находятся в прямой зависимости друг от друга. Содержание тем свободнее, чем ограниченней диапазон интонационных колебаний и вариаций, диапазон же определяется ритмикой: чем больше ритмических ограничений, тем интонационно однотоннее речь и тем свободней в своих логических связях и, следовательно, в содержательном аспекте. 3. Великий парадокс библейской интерпретации свободы заключается в том, что в Библии слово "раб" сплошь и рядом используется как синоним "свободного человека", но неизменно в единственном сочетании: "раб Божий" (в Новом Завете - "раб Христов", что одно и то же). Согласно Священному Писанию, рабство есть следствие пребывания человека в мире материальной детерминированности, а свобода - выход из ее рамок и, следовательно, переход во власть Бога. В речевом аспекте аналогом этого является переход из рационализма и детерминизма "земной речи" к иррационализму "божественного языка". Метафора - отображение "чуда", которое находится за пределами детерминизма, в надматериальной сфере, и, будучи преимущественно диссонансом в "нормальном" межчеловеческом общении, вполне естественна в системе "божественного". 4. Стихотворная речь вводит слово в систему музыкального языка. Что это за система? В том, что музыка часто квалифицируется как язык Бога (в языческой трансформации - язык богов), нет никакой аллегории. Бог запретил Себя изображать, но велел воспевать, то есть говорить с Ним на особом языке, синтезирующем слово с музыкой, вводящем слово в иное измерение. Библейское божественное измерение определяется числом семь. В рамках этой седмицы шесть единиц - "рабочие", седьмая - отдохновение. Обычно библейское число 7 "притягивается" к самым разным явлениям, и во многих случаях это неуместно. Но нам представляется чрезвычайно важным то, что библейская седмичная система и определила количество основных тонов музыкальной системы народов, духовное становление которых определено Библией, то есть исповедующих иудаизм, христианство и ислам (ср.: в китайских верованиях активизируется пятеричная система, переходящая из древнего пласта мифологии в даосизм, и, соответственно этому, основа китайской музыкальной системы - пентатоника). Но наше утверждение тоже было бы "притягиванием" числа 7, если бы не то обстоятельство, что дело не только в количестве тонов в звукоряде, но и в их функциях. Теоретически тоника считается первым тоном в ладу, однако это - условность теории. На самом деле, то обстоятельство, что тоника является тоном, завершающим музыкальную фразу, а не начинающим, позволяет считать ее последним тоном - седьмым (ср.: пятеричная система китайской мифологии не имеет внутренней иерархии, соответственно, пять тонов пентатоники функционально равны и музыкальная фраза может завершаться на любом из них). 5. Следовательно, можно утверждать, что в основе музыкального языка европейских народов и народов Ближнего Востока лежит система, в которой пребывает Сам Бог. Язык этот составлен из шести рабочих тонов и одного ("субботнего") тона - тона отдохновения и умиротворения. Причем троичностью библейской небесной власти обусловлена троичность "власти" в музыкальной системе: в диахронии (мелодике) - тоника, доминанта и субдоминанта, в синхронии (гармонии) - тризвучие (аккорд). Наличием этих атрибутов "небесных реалий" в музыке, собственно и следует объяснять то, каким образом она обретает эту "странную", иначе не объяснимую, способность оказывать столь сильное эмоциональное воздействие, на самом деле не сообщая никакой предметной информации. 6. Когда слово вбирает эти или производные из них атрибуты (ритмическую упорядоченность и тональную уравновешенность, замену логического акцента "тактовым", не зависящим от содержательного аспекта), речь превращается в стихотворную. При этом смысловая нагрузка в известной степени переходит со слова на звук, на мелодику, благодаря чему значительно расширяется "лексическая валентность" слова. В этом - один из смыслов первобытного синкретизма поэзии и музыки. 7. Евангелие явило затаенное в Ветхом Завете - откровением о том, что "средством" богоуподобления человека является любовь. Значит, она и есть условие его перехода в божественную сферу. Сотворением женщины из ребра Бог "открыл" сердце человека, создав одновременно и объект любви, и доминанту поэзии. Первый образец мировой поэзии дан в первом стихотворном фрагменте Библии. Его автор - Адам, впервые увидевший Еву и произнесший:
Это кость от костей моих, Но в евангельском преломлении "жених" и "невеста" - не бытовые понятия, а - Христос и Церковь, т. е. Бог и общность людей. Любовь - это свойство Бога, вложенное им в человека "по подобию Своему". Следовательно, поэзия, базированная на этом свойстве, переводит человека в надчеловеческую, иррациональную сферу, где слово и мысль обретают ту самую божественную свободу, благодаря которой и становится возможным привнести в поэтический текст недетерминированные материальным бытием соотношения, активизирующиеся в метафорических образованиях. Так в измерениях поэзии сам человек преображается в творца и созидает не мир вещей, а тот неосязаемый мир, в котором вполне естественна и реальность всех библейских "чудес".
|
