АNNАЛИЗ

"Страдания старого Shuler'а" еще не написаны. Но Вы можете познакомиться с двумя моими рецензиями - может быть, они станут основой будущей работы?

Сапковский Анджей. Дорога без возврата. М.: АСТ, 1999.- 448 с. 5 000 (п)
Сапковский в чистом виде
Рецензировать эту книгу для читателей бессмысленно - ее все равно купят. Слишком велика инерция замечательного семикнижия, рассказавшего нам о Геральте и его мире. Слишком... слово "продуман" здесь не подходит, даже "прочувствован" не то... слишком прожит автором этот мир, чтобы не хотелось узнать о нем еще чуточку. Остаться еще на денек. Побродить по еще одной дорожке.
Но не случайно название сборнику дала самая бледная вещь в книге. Сборник "Дорога без возврата" закрывает мир Геральта окончательно и бесповоротно. Вернуться в него можно только через вход - автор сам закрыл себе возможность продолжить сериал, оженив своего героя (и соединив попутно еще несколько пар - в заглавной повести и в "Maladie").
Книга эта замечательна тем, что мир Сапковского, в "Ведьмаке" представленный как синтез множества тем, идей, историй, образов, здесь выступает в виде материала для анализа - уже несколько разобранный на составляющие, хотя окончательному анализу еще не подвергшийся. Вот первая повесть, еще раз показывающая, как виртуозно мастер может вырастить текст из заглавия. Вот "Что-то кончается, что-то начинается" (издатели окрестили ее на обложке "Свадьба Йеннифер" - не верят, что ведьмак сдался) - чистый стиль, блестящий, как всегда, но оставшийся единственным сообщением в тексте. Вот "Золотой полдень" - чистый образец того, что может сделать АС, оказавшись в чужом мире (что делать, если такова судьба всех нас, постмодернистов). Вот "Мир короля Артура" - осколок научного фундамента, который, хотя писатель и не любит его показывать, у его творчества все же есть. Вот...
Но стоп. Чистота имеет свои пределы. Сапковский бы не был Сапковским, если бы (даже против собственной воли) не оказался в неоднозначной ситуации. Вот последняя вещь в книге - статья "Вареник, или Нет золота в Серых Горах". Статью уже знают - она была опубликована в "Если" (12/1997). Но это не значит, что ее все узнают. Во-первых, в журнале статья была опубликована с сокращениями - кто-нибудь нас предупредил? Но это еще не самое страшное, журнальный вариант был даже приятнее, отсутствие некоторых деталей, как теперь выясняется, ничуть не мешало. Самое страшное, и это во-вторых, - здесь впервые ощущаешь, что имеешь дело с переводом. Как вам такая фраза: "Мнение это, кроме того, что осмеянной вторичности фабул по сравнению с мэтром Толкиным и Артуровским архетипом вообще содержит еще два элемента - болезненную тягу авторов фэнтези к конструированию многотомных саг и... книжные обложки"? В журнальном варианте (перевод Е.П. Вайсброта) эта фраза осмысленна и куда более компактна... И почему мир Ле Гуин упорно называется "Земногорье" в тех местах, где рядом дается английский оригинал Earthsea? Мы переводчики с польского, а не с английского? Прошу издателей (редакторов нет уже...) осознать, что они имеют дело с плохими переводчиками на русский. Или с переводчиками на плохой русский, что то же.
И напоследок - надежда. Вообще-то АС все время себе противоречит. Напишет, что сказки - плохой архетип, а потом ну их пользовать в хвост и в гриву. Напишет, что сериалы - плохо, и вдруг разродится лучшим сериалом. Вот еще написал, что нехорошо, когда у героев рождаются дети. Геральт, конечно, мутант, а Йеннифер, конечно, бесплодна... Но если пан Сапковский идет по дороге, то уж до конца. За что его и любим.

Виктор Пелевин. Собрание сочинений в 3-х т. М.: Вагриус, 2000.

Сон без снов - это сущность без явлений. Виктор Пелевин явлений боится. Или, щадя чувства фэн-клуба , взыскует Сущности.
Это, кстати, означает, что критики, числящие Пелевина по ведомству постмодернизма, не то чтобы ошибаются или заблуждаются. Как теперь понятно уже многим, они просто лажанулись.
Лажа - это не просто ложь. Это ложь, в которую искренне верит сам лажающий; это нота, фальшь которой становится ясной только после того, как она прозвучала. Соответственно "лажануться" означает купиться на искренний тон уверенного в собственной правоте лажающего. Очевидно, что в отношениях Пелевина и критиков лажающий - не Пелевин. Глагол "лажануться" - возвратный. Они обманули сами себя. Такое бывает: скажешь что-нибудь, тебе понравится, как это звучит, и вот уже повторяешь это снова и снова, не задумываясь о смысле.
Творчество Пелевина - не игра, как пытались убедить себя многие. Или слово "игра" должно пониматься все-таки правильно: игра вовсе не бессмысленна, просто ее смысл лежит в ней самой. Находясь за ее пределами, обнаружить смысл игры нельзя. Более того, его не всегда можно найти внутри нее. Чтобы найти смысл игры, надо сыграть правильно. А это гораздо больше, чем просто сыграть по правилам. Если мне будет позволено воспользоваться одним мертвым языком, я бы сказал, что смысл игры имманентен ей. Кажется, впервые эта мысль была высказана именно на этом языке.
Если творчество Пелевина - все же игра, искать ее смысл надо в творчестве, а не в том, что его окружает. Хорошее подспорье тут - вышедшее собрание сочинений писателя. Вроде бы все уже было неоднократно прочитано. Но поскольку смысл - это все-таки структура, чем большее количество элементов этой структуры мы обнаруживаем, тем яснее она для нас становится. В трехтомнике - все главные веши Пелевина, причем в порядке отнюдь не хронологическом (собственно, и порядка-то привычного нет - тома не пронумерованы, что правильно).
Что же в конце концов вырисовывается? Для Пелевина мир разделен на сущность и явление. Явления он не любит. Поэтому старается преодолеть их, вскрыв сущность.
Это видно уже из стиля писателя. Про него нельзя сказать, что он виртуозно владеет стилем. Чтобы быть виртуозом, надо все же заботиться о внешности. Отсюда бывают все эти смачные описания, призывающие: "Прочти меня еще раз!" Казалось бы, зачем, все уже понятно... Нет, прочти еще раз, насладись стилем. Поэстетствуй. Кажется, перечитывать Пелевина в порядке эстетического самоудовлетворения невозможно.
Но это не значит, что Пелевин вообще не владеет стилем. Для него стиль - инструмент. Орудие. Ножик. Вы видели ножики со множеством деталей? Режут отвратительно. Пелевину нужно, чтоб резал хорошо. Вскрывал сущность.
Да и как не резать, если окружает тебя мир ложный, грязный, выдуманный, невыносимый, отвратительный, больной, выдуманный, иллюзорный, бессмысленный, выдуманный, выдуманный, выдуманный. Где происходит действие всех вещей Пелевина? Космическая станция, бройлерная фабрика, пассажирский поезд или рекламное агентство - лишь частные случаи такого мира. Это даже не метафоры, это схемы, в которых, как известно, содержание настолько доминирует над формой, что форма усыхает до тоненьких черточек. Найди место детали в схеме - и поймешь ее смысл. Только так и можно читать Пелевина. Каждая черта - не столько набросок идеи на листе реальности, сколько разрез, открывающий реальность за закрывающей ее завесой.
Кстати, из всего вышесказанного не следует, что в схемах Пелевина нет лишних деталей и что ножик его доведен до совершенной простоты. Но Пелевин работает над этим. Пусть работает, ему есть, что еще сделать.
Мечта Пелевина - найти постоянство в этом шумно и яростно меняющемся мире. Постоянство, идентичность, воспроизводимость, инвариантность - все это псевдонимы сущности. Отсюда и любимый жанр Пелевина - притча. Она повторяется. Она схематична. Она осмысленна. Она - самая легкая (но не самая короткая!) дорога к сущности. В советскую эпоху роль притчи выполнял анекдот. В постсоветскую - рекламный слоган. Сейчас эпоха другая, но на то и Пелевин, чтобы найти новую форму для притчи. Не исключено, что когда-нибудь Пелевин напишет роман о футболе. Ведь здесь же все есть: целый выдуманный мир, достаточно грязи и речевки футбольных фанатов. Если Пелевин справится с этим материалом - народ ему памятник поставит. Нерукотворный.
Вообще же больше всего Пелевин хочет отделиться от окружающего. Отделаться от него. Если уж спать - то без сновидений. Но писателю стоит осознать-постичь-понять еще одну вещь. Сон без снов - это не сущность, избавленная от явлений. Это всего лишь не проявившая себя сущность.