[ предыщущая часть ] [ содержание ] [ следующая часть ]
Положение в империи и отношения с императором
Императоры подтверждали привилегии городских властей, преследуя собственные цели. Эти цели были фискальными. Потребность Габсбургов в деньгах в связи с постоянными войнами возрастала. Между тем города к XV в. достигли известной самостоятельности, чему способствовало и прекращение практики имперских закладов — в XV в. было выплачено только 13% общей суммы закладов за всю историю их существования89. Вмешательство императоров во внутреннюю жизнь городов было затруднено. Выгоднее было поддерживать отношения доброжелательного покровительства.
В империи не существовало системы налогообложения, которая соответствовала бы потребности императоров. К городам, вошедшим в Швабский союз, применим термин «свободные имперские города (freie Reichsstädte), а не «свободные города» (freie Städte). Различия в правовом статусе свободных имперских и свободных городов обнаружены германскими исследователями в государственно-правовой практике Священной Римской империи, они закреплялись в традиционных представлениях, обычаях в XIV–XVI вв. Имперские города обязаны были выплачивать императору налоги, формально имевшие характер фиксированных фогтиальных платежей, а свободные города, несмотря на существование в пределах городских территорий имперских фогтов, налогов не платили. Традиционно имперские города должны были оказывать помощь императору в случае войны, если она велась «не за горами», а свободные города, напротив, обязывались помочь также и при походе «за горы» (имелись в виду походы в Италию).
Наиболее существенными являются конкретные особенности возникновения и развития городов, в частности, отношения их общин с феодалами. Свободные города были по преимуществу значительными центрами ремесла и торговли, служившими одновременно епископскими и архиепископскими резиденциями: Страсбург, Шпейер, Вормс, Майнц, Кельн, Безансон, Туль, [36] Мец, Верден, Камбре. Промежуточное положение занимали Базель, Констанц и Аугсбург. Последний, несмотря на то, что в нем находилась резиденция епископа Аугсбургского, к концу XV в. принадлежал уже к имперским городам. Наличие подобных резиденций играло в XIV в. положительную роль в истории свободных городов. В отличие от имперских они никогда не были в имперском закладе, только отдельные регалии или налог с евреев передавались некоторым феодалам90.
Фридрих III установил для некоторых городов правило, по которому ежегодные платежи могли взиматься только императором, но размеры таких налогов были незначительны91. Кроме того, военная обстановка требовала подчас существенной концентрации финансов. Поэтому во второй половине XV в. основным средством получения денег стали так называемые разверстки для всех сословий империи, оформлявшиеся на рейхстагах и получавшие наименование матрикулов. Матрикулярная система была неэффективна, но города все-таки являлись самым надежным плательщиком. Так, в 1489 г. города не выплатили 32% предписанной суммы, но в целом не было собрано 62% требуемых денег.
Император требовал порой денег, не созывая рейхстага. Правовой основой этих требований являлись традиции помощи империи в случае войны, а дли усиления аргументации использовались тезисы о турецкой опасности и необходимости защиты христианства. Расходы городов росли из года в год: Нюрнберг, например, выплатил императору с 1471 по 1492 г. 56 440 гульденов, то есть примерно 2800 гульденов в год, но уже швейцарская война обошлась городу в 1499 г. в 17 тыс. гульденов92. Не случайно в Нюрнберге еще в 1475 г. обсуждался с юристами вопрос об обязанности города в имперских войнах.
Консультации городского совета с юристами в 1475 г. — эпизод, заслуживающий самого пристального внимания, независимо от содержания выводов, хотя и они весьма интересны. По существу, это была попытка пересмотреть обычай, прибегнув к авторитету писаного права, запросив ученых–юристов. Ответ был крайне неопределенным, но содержал уже представления о разделении обязанностей города и обязанностей горожан: поскольку в ленной зависимости от императора находится город, то он обязан платить, но так как каждый бюргер в отдельности независим от императора, то он вовсе не должен этого делать93. Но, видимо, это было доступно пониманию только в Нюрнберге, где власть была отчуждена от общины в наибольшей степени.
Попытки поставить отношения с императором на другую основу, формализовать их, определить круг взаимных прав и обязанностей продолжения не имели. Причина тому в политической положении имперских городов относительно территориальных образований, в том, что определяется в историографии как «страх перед князьями».
Известно, что традиционной формой политической деятельности имперских городов в масштабах отдельных земель и империи были городские союзы. [37] Последним самостоятельным (без участия феодалов) объединением имперских городов явился Швабский союз городов, не прекращавший своего существования после битвы при Деффингене, хотя и потерявший былое могущество. В 30–40-е годы XV в. в Союз входили Нордлинген, Швебиш-Халл, Гмюнд, Ульм, Роттвейль, Кемптен, Динкельсбюль, Донауверт, Гинген, Аален, Бопфинген, Ротенбург, Таубер, Кауфбойрен, Мемминген, Лейткирх, Аугсбург и Нюрнберг. Он защищал торговые пути от разбоя, используя военные отряды городов, а также пытаясь заключать соглашения с отдельными князьями94. Последние пошли на прямую конфронтацию с имперскими городами. Так называемая городская война 1449–1450 гг. не представляла собой совместно организованной и проведенной военной акции князей германского Юго-Запада, но различные локальные конфликты, вызванные территориальными претензиями отдельных князей или их желанием заставить имперские города поделиться своим богатством, привели к серьезному поражению даже крупнейших городских общин. Права и привилегии городов остались в целом в неприкосновенности, но самостоятельных политических акций они после городской войны не предпринимали95.
Несмотря на отсутствие в Швабии единой княжеской власти, признание за всей ее территорией непосредственного имперского подчинения, города оказались в окружении княжеских земель. Владения крупных дворян, хотя и многочисленные, существенного политического значения не имели96. В частности, финансовое благосостояние Аугсбурга могло быть подорвано недружественной политикой Баварии, имевшей возможность закрыть дорогу на Венецию, а Эсслинген находился в зависимости от Вюртемберга, способного блокировать городскую торговлю. Регенсбург к концу XV в. превратился в анклав внутри Баварского герцогства, от которого зависело также удачное проведение нюрнбергских ярмарок. В этих условиях города рассматривали непосредственное имперское подчинение как гарантию от притязаний князей97.
Агрессивная политика Виттельсбахов, захвативших в 1486 г. Регенсбург, не могла не беспокоить руководителей швабских городов: поэтому они были вынуждены оплачивать войны Габсбургов. Возобновились попытки возродить Швабский союз городов — в 1479 и в 1488 гг. были достигнуты соглашения между Ульмом, Гмюндом, Меммингеном, Изни, Лейткирхом, Биберахом и Ааленом о союзе на четыре года. Но самостоятельные действия городов были невозможны. Новое объединение могло возникнуть только при участии и поддержке князей Юго-Западной Германии, тем более что городам предстояло вступить в конфликт с герцогами Баварии. Существенной в этих условиях была позиция императора98.
Габсбурги же стремились укрепить свое положение на германском Юго-Западе и проводили антибаварскую политику. Другие князья тоже были обеспокоены усилением Виттельсбахов. Произошло то, что можно назвать благоприятным стечением обстоятельств, и в 1488 г. под эгидой императора и под его давлением был образован Швабский союз. [38]
Выводы данной главы имеют промежуточный характер. Однако можно заключить, что между тремя группами проблем, обозначенными в начале главы, — властно-собственнические отношения, социальная структура, отношения с императором — существует единство.
Эти проблемы, отражающие различные стороны существования города, связаны с проблемой городской общины, которая выступала в качестве субъекта городского развития, городской политики, городского права. Принадлежность к общине обусловливала права собственности бюргера; воля общины определяла объем власти магистрата (хотя не всегда прямо, а опосредованно); в свою очередь, социальное равновесие внутри общины было предметом заботы городских властей. В конечном счете, отношения с императором также зависели от общины.
Таким образом, община связывала воедино и сугубо внутреннее развитие города, и его отношения с внешним миром. Этот вывод следует учитывать в первую очередь при изучении участия городов в Швабском союзе.
На первый взгляд, можно говорить о существенном противоречии в развитии городов. Их социально-политическое устройство стремилось к замкнутости. Но их экономическая жизнь была антиавтаркична, во многом зависела от торговых коммуникаций с другими областями Европы и связей с ближней сельской округой. Необходимо также учитывать и то, что в данной главе прямого отражения не нашло, но достаточно хорошо известно историкам культуры. Речь идет о широком кругозоре горожанина того времени, о вовлеченности германского города и его жителя в жизнь Германии, Европы, да и всего мира — достаточно вспомнить тему монографии Н. В. Савиной, писавшей не только о землевладении Фуггеров, но и о их деятельности в Южной Америке.
Есть серьезные основания считать одного из известных аугсбургских хронистов, Бурхарта Цинка, автором народной книги о Фортунате, герой которой объездил и описал всю Европу и вел торговлю на Востоке. Деталь показательная — хроники были посвящены событиям внутригородским, на первый взгляд, не столь уж масштабным, но рассматривались они современниками в широком контексте. Границы ойкумены расширялись на глазах, просьбы императоров, воевавших во всей Европе, постоянно напоминали городской элите, да и городской общине о их причастности к тому, что творится в мире. Наконец, книгопечатание и высокая степень грамотности создавали предпосылки для принципиально нового отношения к Священному Писанию, до перевода которого на немецкий язык оставалось совсем немного.
Коммунализм, общинность, высокая степень социальной замкнутости немецкого бюргерства вовсе не противоречили его открытости миру и тем проблемам, которыми этот мир жил. Сочетание универсалистского и локального, общинного и индивидуального легло в основу нового отношения к проблемам спасения, благочестия, ко всему тому, что составило содержание Реформации. [39]
89 Landwehr G. Die Verpfändung der deutschen Reichsstädte im Mittelalter. Köln, Graz, 1967. S. 140 f.; Möncke G. Zur Problematik der Terminus «Freie Stadt» in 14. und 15. Jh. // Bischofs- und Kathedralstädte des Mittelalters und der frühen Neuzeit. Köln, Wien, 1976. S. 84, 86, 93. Isenmann N. Reichsstadt und Reich an der Wende vom späten Mittelalter zur frühen Neuzeit // Mittel und Wege. S. 17–18, 20, 24, 29–30.
90 Isenmann. Op. cit. S. 34.
91 Lünig. IX,21. No. XX; X,35. No. XLIX.
92 Isenmann. Op. cit. S. 64, 69–70, 86, 88.
93 Ibid. Anhang. No. 7. S. 219–220.
94 Blezinger. Op. cit. S. 3–5, 8–9, 11–12, 17, 122, 124, 126, 129–130; Angermeier. Königtum und Landfriede. S. 412, 417.
95 Blezinger. Op. cit. S. 130–133; Angermeier. Königtum und Landfriede. S. 420; Hesslinger. Op. cit. S. 19, 23.
96 Bader K. S. Der deutsche Südwesten in seiner territorialstaatlichen Entwicklung. Sigmaringen, 1978. S. 130.
97 Isenmann. Op. cit. 3. 33. 52–53; Schmidt H. Op. cit. 3. 76; Schmidt H.-Chr. Op. cit. S. 24.
98 Hesslinger. Op. cit. S. 32, 47, 49.