начальная personalia портфель архив ресурсы
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
КИРИЛЛ КОБРИН
ПОДНЯТЫ ЦЕНЫ НА ПРОДУКТЫ, СПАИВАЛСЯ НАРОД
Моряков В.И., Федоров В.А., Щетинов Ю.А. История России. Пособие для старшеклассников и абитуриентов. М.: Издательство Московского университета, Издательство «ЧеРо», 2000. 496 с.
Гаврилов Б.И. История России с древнейших времен до наших дней. М.: «Издательство Новая Волна»: ЗАО «Издательский Дом ОНИКС», 1999. 576 с.
Яковер Л.Б. Пособие по истории отечества[1]. М.: ТЦ «Сфера», 1999. 224 с. (Серия «Старшекласснику и абитуриенту»).
Курукин И.В. История России. X – XX вв.: Книга консультаций для школьников и абитуриентов. М.: Премьера, 2000. 288 с.Из всех жанров самый социально значимый – пособие для поступающих. Оно, как раньше выражались тартуские семиотики, а сейчас – пресс-секретари президентов, принадлежит к категории «знаковых» текстов; некоторым образом – к такого рода текстам, которые, подобно молекулам ДНК и РНК, содержат всю необходимую и достаточную информацию. По пособию для поступающих в ВУЗы, прежде всего – по гуманитарным дисциплинам, можно понять все: не только про науку с высшей школой, но и про страну, про политику с экономикой, про секс с кулинарией.
Все вышесказанное имеет самое прямое отношение к пособиям по истории России. Поэтика и прагматика этого жанра таковы, что он отличается и от т.наз. «школьных учебников», и от «вузовских учебников и пособий», тем более – от «научных» и «научно-популярных» работ. Отличается, прежде всего, целью. «Учебник» (неважно, школьный или вузовский) должен «изложить материал», «объяснить», «взбудоражить мысль и чувства учащегося» и, в конце концов, «научить» его. В идеале учащийся должен «изучить историю», а не «выучить ее». «Научная работа» должна изложить «особый, новый взгляд на известную проблему», либо «поставить новую». «Научно-популярная работа» должна «просвещать» любопытствующих. Ни в первом, ни во втором, ни в третьем абитуриент не нуждается. Любой опытный репетитор знает, что его задача – не «обучить», не «возбудить любопытство», не «просветить», а «натаскать». Репетитор – не педагог, а дрессировщик. «Пособие для поступающих» – не плод тяжких раздумий и гениальных открытий педагогов и ученых, а перечень (с детальным описанием) трюков, которые должен уметь выполнить на экзамене дрессируемый абитуриент.
Тем важнее для такого пособия лапидарность изложения, логика, последовательность, концептуальная выверенность, точность языка, безукоризненность фактологии. Написать пособие для поступающих по истории России даже сложнее, чем написать просто учебник (вузовский или школьный, неважно) по этому предмету. Между тем, написать хороший учебник в тысячу раз сложнее, чем порадовать научное сообщество новаторской монографией. Учебник по жесткости жанровых рамок приравняем к сонету, пособие для поступающих – к палиндромической поэме. Высший класс сложности.
«Пособие для поступающих по истории России» – сверхконцентрированная эссенция социо-культурного контекста его создателей. Ветеранам жанра советской эпохи (вроде Малькова; думаю, читатели, сдававшие вступительный по истории СССР с 1973 по 1988 гг. помнят эту фамилию) было проще: социальный заказ очевиден, правила установлены жесткие, количество абитуриентских трюков, вызывающих аплодисменты приемной комиссии – невелико. Сейчас – сложнее. Кто поручится, что абитуриент, начитавшись в некоей книжке либеральных фраз, не попадет на экзамене на ласкового такого фашиста со взъерошенной свердловской бородкой, который долго будет выяснять процентное соотношение лиц еврейской и славянской национальности в первом советском правительстве? Что другой абитуриент, внимательно изучив пособие С.Пушкарева, основанное на его просветительских лекциях в американском лагере для советских «ди пи», не наткнется на не очень юного знатока «пассионарности» и прочей евразийности? Гипотетические примеры можно множить без конца, благо есть еще и злокозненная синергетика, и загадочный «цивилизационный подход» и черт-те-знает-что-еще, вычитанное провинциальными доцентами на досуге. Даже с терминологией полный хаос: суетливый «октябрьский переворот» или величавая «Октябрьская революция»? многообещающая «революционная ситуация» или скучный «социальный конфликт»? окончательное «становление тоталитарного режима» или амбивалентные «успехи и трудности переходного периода»? И вообще: Аракчеев – хороший с небольшими и отдельными недостатками, или плохой, со странными вдруг позитивными талантами? Иван Калита – душка или стервец? Не хотел бы я сегодня сдавать вступительный экзамен по истории возлюбленного Отечества…
Если говорить серьезно, то кризис российского образования (среднего и высшего) наложился на кризис российской исторической науки и сумма умножилась на идеологический, ценностный кризис постсоветского общества. Результат, приправленный социальной растерянностью и (увы) довольно частой некомпетентностью авторов, печатается в виде «пособий для поступающих по истории России».
Пособия бывают разные: от оснащенных тяжеловесными и уважаемыми марками, вроде МГУ (и других ГУ), до выпущенных в эфемерных издательствах, созданных для изымания денег у неразборчивых абитуриентов (точнее, их родителей). Но есть кое-что, их (почти всех) объединяющее: трудности концептуального свойства, серьезные фактологические ошибки и интепретационные нелепости, разной степени чудовищности погрешности против родного языка. Возьмем для примера вполне солидное совместное пособие МГУ и издательства «ЧеРо» «История России», выпущенное[2] в 2000 году (авторы В.И.Моряков, В.А.Федоров, Ю.А.Щетинов). В аннотации читаем: «В ее (книги – К.К.) основу положен многолетний опыт преподавательской работы со студентами МГУ и абитуриентами. Пособие отражает современный уровень исторического знания и предлагается как базовое для подготовки в любой вуз страны». Что же, отлично: покупатель может быть спокоен насчет своего гипотетического образовательного уровня: он в надежных руках.
Перефразируем Мандельштама: рецензируемое пособие – «тоска по марксизму–ленинизму». Цитировать классиков в 2000 году уже как-то неудобно (а почему, кстати? Жижеку удобно, а Морякову с Федоровым – нет…), но концептуально, кроме марксизма-ленинизма ничего не вырисовывается. Советская историческая терминология остается (правда, без указания авторства), но объяснять ее приходится по-своему. Получается, в лучшем случае, коряво, в худшем – нелепо. Вот какие глубокие интерпретации понятия «русский социализм» (применительно к Герцену) предлагают абитуриенту авторы пособия: «Русский» социализм – одна из разновидностей утопического социализма. Утопизм здесь выражался в том, что осуществление этих «социалистических» идеалов привело бы не к социализму, а к наиболее последовательному и радикальному решению задач буржуазно-демократического преобразования страны. Но поскольку это были как раз коренные задачи, стоявшие перед Россией того времени, то при всей утопичности эта теория выражала реальные жизненные процессы, порожденные объективным ходом исторического развития России»(с.192-193). Уф. Такая логика ни Бертрану Расселу, ни Витгенштейну не снилась. Итак, как мы видим, терминология осталась прежней: «утопический социализм». Раньше его называли «утопическим» потому, что, с точки зрения теории классовой борьбы, он рисовал картины будущего идеального устройства («утопия»), но никаких реальных путей к реализации оного устройства не предлагал. То есть, предлагал, конечно - фаланстеры разные и финансовые проекты (наподобие сочиненного Прудоном и предложенного им Наполеону II) - но, опять-таки, с точки зрения теории классовой борьбы, эти пути реальными назвать было сложно. Теперь о марксизме лучше не вспоминать. Поэтому социализм остался «утопическим», но уже по совсем другой причине: его корифеи сами не понимали чего хотят: думали, что справедливого общества, а оказалось (по Морякову-Федорову-Щетинову) – «радикальных буржуазно-демократических преобразований». Просто по Розанову получается: говорили, что хотят конституции, а оказалось, что жаждут севрюжины с хреном. Более того, именно жажда «севрюжины с хреном», то есть «буржуазно-демократических преобразований», была «порождена объективным ходом исторического развития России». Иными словами: «утопический социалист» – это тот, кто думает, что борется за справедливое общество, а на самом деле бессознательно содействует неким «буржуазным демократам»[3]. Крушит стены, а, оказывается, перевыполняет план по производству щебня. Все ясно. Только вот одно непонятно: как объяснить следующую фразу: «Вместе с тем «русский социализм» заключал в себе и мелкобуржуазный протест против развивавшегося капитализма, попытку противопоставить ему специфически «русский», «социалистический» путь развития» (с.193). Так не в этом ли его «утопизм»?
Вообще логика – не самое сильное место пособия Морякова-Федорова-Щетинова. Вот, на 467 странице описываются события, последовавшие за ликвидацией ГКЧП. Речь идет о причинах распада СССР. Читаем буквально следующее: «Сразу после упразднения ГКЧП Президент РСФСР Б.Н.Ельцин приостановил деятельность КПСС на территории Российской Федерации, в ноябре 1991 года запретил ее вовсе, что неизбежно повлекло за собой ликвидацию КПСС как единой общесоюзной партии. После этого процесс раздробления СССР стал необратим. Уже в августе три прибалтийские республики заявили о своем выходе из СССР». Вот оно что оказывается: СССР распался вовсе не из-за того, что на это были десятки национальных, исторических, социальных, политических причин, а потому, что Ельцин запретил КПСС! Не сделай он этого рокового шага мы и сейчас наслаждались бы жизнью в обновленном союзе, в семье братских народов, в атмосфере братской дружбы и просто-таки любви. И Прибалтика была бы «нашенская», и в Абхазию до сих пор запросто ездили бы отдыхать…
Не менее оригинальны и некоторые «факты и мнения» авторов этого пособия. Оказывается, Суворов в итальянском походе первой половины 1799 года обладал силами «во много раз уступавшими противнику»(с.139); видимо Клаузевиц и прочие военные историки просто не умели считать, подарив в своих трудах численное превосходство в этой кампании русско-австрийской армии. А 30-е гг. нашего века неожиданно оказались в нашей стране довольно вегетарианской эпохой: «Изымались из библиотек книги русских философов-идеалистов, невинно репрессированных литераторов, писателей эмигрантов. Подвергалось гонениям и замалчивалось творчество писателей М.А.Булгакова, С.А.Есенина, А.П.Платонова, О.Э.Мандельштама…» (с.389). Бедные философы-идеалисты! Интересно, а когда, по мнению Морякова-Федорова-Щетинова были убиты Бабель, Пильняк, Б.Лифшиц, тот же Мандельштам и тысячи других? Оказывается, не было у сталинского режима 30-х страшнее преступления в области культуры, чем «замалчивание творчества» Булгакова и Есенина. Я уже не говорю об ученых. У них вообще все было в порядке в то десятилетие: «Свободнее развивались естественные и технические науки» (с.389). Действительно, свободнее некуда. История с Вавиловым (и тысячами других) – просто прискорбное исключение.
На этом, в общем, оптимистическом фоне особенно приятны стилистические изыски авторов пособия. Ими и закончу обзор этой книги. Речь идет опять об августовском путче 1991 года. Описывается первый день, указы ГКЧП, ввод войск в Москву. Далее идет просто замечательная фраза: «Население страны в целом сохраняло спокойствие. Продолжалась работа шахт, заводов, фабрик, учреждений, транспорта, в деревне – уборка скудного урожая». «Уборка скудного урожая»! И сентиментальный Карамзин не написал бы лучше.
И все же это – вполне серьезная книга серьезных авторов. Почти никаких завиральных идей. Почти никакой отсебятины. Сложнее с пособиями, несущими на себе отпечаток личности автора – его психологии, эстетики, профессии. Особенно, профессии. Вот например пособие, принадлежащее перу Б.И.Гаврилова «кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника «Центра военной истории» Института российской истории РАН». На обложке издания читаем: «Универсальное издание: школьникам и учителям, выпускникам средних учебных заведений, поступающим в вузы, гарантия получения базовых знаний». В аннотации отмечено: «Особое внимание в издании уделяется четкому изложению материала…».
Что верно, то верно. Четкость невероятная, истинно военная. Раздел «Культура России середины и второй половины XVIII века» открывается фразой: «Середина и вторая половина XVIII века – важнейший этап становления национальной науки и культуры. В просвещении большую роль сыграли солдатские школы…» (с. 156). Дальнейшее изучения параграфа, посвященного образованию и просвещению той эпохи, наводит нас на удивительное открытие – курсивом (как наиболее важные для запоминания) выделены только «солдатские школы»; ни Московский университет, ни мужские гимназии, ни Академия художеств такой чести не удостоились. Что, в общем, естественно: для сотрудника Центра военной истории они, безусловно, главные. Писал бы пособие университетский историк – выделил бы Университет, искусствовед – Академию художеств. Все логично. Другое открытие Б.И.Гаврилова – освободительная борьба аборигенов Аляски против российского империализма в середине прошлого века; как еще можно толковать следующий пассаж: «18 марта 1867 года России пришлось уступить США Аляску и Алеутские острова за 7 млн. 200 тыс. долларов, так как силой удержать далекие заморские территории Россия тогда не могла» (с.211)? Не прошел автор пособия и мимо истории русской словесности. Вот образчик его несгибаемого социологизма, помноженного на истинно классовый подход: «В целом для явлений буржуазной культуры конца XIX – начала XX века характерно декадентство, отмеченное настроениями безнадежности, безрадостности мироощущения. Революция 1905-1907 годов всколыхнула декадентов, вызвала у них стремление к освободительным целям» (с.305). Интересно, кого разбудили оные декаденты, «всколохнутые» революцией? Наверное, Гумилева и акмеистов: «Акмеисты воспринимали мир, противопоставляя биологическое, животное начало социальному, с культом силы Ф.Ницше»(там же). А что за силач такой Ф.Ницше? К чему относится культ его нечеловеческой силы: к «миру», к «животному началу» или «социальному»? В общем, как написано в разделе «Культура России начала XX в.», между параграфом об архитектуре и параграфом о кинематографе: «Конка в городах стала вытесняться трамваем. Наряду с газовыми и керосиновыми фонарями появились электрические. В рабочих кварталах открываются чайные, иногда чайные-читальни. В этом отношении много делали Общества трезвости» (с.306).
Но и это еще не предел. В последние полтора года вышло такое пособие по истории Отечества для абитуриентов, по сравнению с которым даже сочинение Б.И.Гаврилова кажется шедевром четкости, логики, научности и изящного стиля. Речь идет о «Пособии по истории Отечества», написанном Л.Б.Яковером и изданном «Творческим Центром Сфера» пятым (!) изданием. Если книга Морякова-Федорова-Щетинова проникнута «тоской по марксизму-ленинизму», то уж Л.Б.Яковер явно «очарован Лениным». Посудите сами. На странице 81 читаем: «В свое время В.И.Ленин выделил 3 этапа освободительного движения»[4], на восемьдесят девятой: «В.И.Ленин отмечал, что в 1859-1861 гг. сложилась первая революционная ситуация как наличие объективных условий возможности революции»[5], на сто четвертой: «В начале XX века Ленин разработал концепцию империализма как высшей, последней, загнивающей стадии капитализма, кануна социалистической революции…»[6]. Страсть Яковера к цитированию (с оговорками) Ленина приводит к прискорбному невниманию и ошибкам в изложении того материала, по поводу которого автор «Памяти Герцена» ничего памятного не изрек. Вот он, этот печальный и весьма неполный список фактических ошибок и нелепиц: «варяги не знали государственности» (с.36) (а кто создал герцогство Нормандия? государство на Сицилии? Империю Канута Великого?), «призыв к народной революции, свержению царизма, введению республиканского правления и демократических преобразований»(с.71) (это о незадачливом мизантропе Радищеве!), «император Наполеон … хотел захватить Индию – главную колонию правившей миром Англии. Для выполнения намеченного предстояло в короткой победоносной войне разгромить силы России, подчинить и использовать ее ресурсы» (с.76) (знали бы Питт с Фоксом, что правят миром), «в 1836 году П.Я.Чаадаев опубликовал «Философическое письмо», подвергнув критике крепостничество, царизм, теорию официальной народности» (с.84) (ей-Богу! мало ему Николай врезал: бунтовщик хуже Пугачева), «Россия в 1893 г. пошла на военный союз с Францией («антанте кордиале» – сердечное согласие»)» (с.95) («антанте кордиале» называли англо-французское соглашение 1904 года; кстати, в 1907 году никакого «союза России и Англии» (там же) заключено не было, было подписано соглашение о разделе сфер влияния в Персии. Двойка, ученик Яковер!), «военные действия в 1914 году начались для России успешно, но затем пришлось оставить часть Польши» (с.117) (это уже просто глумление над памятью русских солдат и офицеров, погибших в Восточной Пруссии), «сборник «Вехи», который…выдвинул требование пойти на выучку к капитализму» (с.119) (вах-вах!) эт сетера эт сетера… Впрочем, ради справедливости следует заметить, что Л.Б.Яковер стилист не худший, нежели скрупулезный историк. Вот образчики его слога: «не удовлетворенные своим положением маргинальные слои быстро втягивались в тоталитарное (всеохватывающее) движение за уничтожение старого общества» (с.101), «строится много невыразительных, помпезных домов для буржуазии» (с.120), «в январе 1918 года церковь отделена от государства, начались изъятие церковных ценностей, уничтожение религиозных памятников, расправа с духовенством, забвение церковной культуры…» (с.130). И, под занавес, основной, нечеловеческой силы отрывок из описания личности и правления Андропова: «Его отличали компетентность, большая работоспособность, энергия, понимание необходимости перемен… Опираясь на КГБ, Андропов стремился укрепить дисциплину и порядок в стране, предпринял борьбу с мафией и расточительством, преследовал диссидентов. К 1984 году до тысячи человек вновь были репрессированы, продолжалось нарушение конституционных норм, подняты цены на продукты, спаивался народ».
На самом деле, смеяться тут нечему. На самом деле, очень грустно. На самом деле, нельзя так запросто издеваться над историей собственной страны (да и любой другой тоже). Просто за историю некому вступиться, некому остановить лепил, латающихся за счет растерянных абитуриентских родителей. Читатель может расценивать все вышесказанное как объявление им – бездарным и невежественным халтурщикам – беспощадной войны.
Если меня спросят, есть ли безупречные пособия, или хотя бы сносные, скажу: есть. Очень достойная книга, написанная вменяемым, профессиональным и знающим автором: И.В.Куркин «История России X – XX вв. Книга консультаций для школьников и абитуриентов».
[1] Именно так, с маленькой буквы в выходных данных книги.
[2] Третьим изданием!
[3] Вот и славянофилы оказались в той же сомнительной «утопической» компании: «Славянофилы выступали за отмену крепостного права (сверху) и проведение других, буржуазных по своей сущности, реформ…» Еще одни жертвы собственного бессознательного: думали, что так просто в армяках с бородами покрасуются, ан нет, все туда же – в буржуазные реформы сунулись.
[4] На всякий случай автор оговаривается: «классификация считается условной». Вы слышите этот тяжелый вздох сожаления?
[5] И опять горестная оговорка: «Однако революционной ситуации в России середины XIX века не было». Если не было, то зачем тогда поминать всуе Ильича?
[6] И далее уже просто крик души: «…но жизнь доказала ее несостоятельность». Бедный.
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
начальная personalia портфель архив ресурсы