Юрий Тюрин / Датская картина мира в призме русского восприятия

Юрий Тюрин

Датская картина мира в призме русского восприятия

Люди, лишённые желаний

Древнегреческий историк Геродот первым в европейской (тогда ещё единой, “средиземноморского разлива”) культуре описал земли Севера и населяющий их народ Гипербореев. В Средиземноморской культуре “непригодным для жизни”, “ужасным Севером” традиционно считались земли германцев, а также “бескрайние” степи на север от Понта Эвксинского, плавно переходящие в то, что теперь называется Восточноевропейской равниной. Это был край мира, “граница Ойкумены”. Всё что было ещё севернее уже просто не вписывалось в представления о “нашем” мире и называлось “За-Севером”, “за-северным-ветром” — Гипер-борея… Именно Геродоту принадлежит знаменитое высказывание, характеризующее народы этих “за-окраинных земель мира”, высказывание, которое часто приходит в голову живущему в Скандинавии русскому человеку — этому “полноправному наследнику по Византийской линии” античной и греческой культуры, — а именно: “Гипербореи — это люди, лишённые желаний”. Но что такое “лишённость желаний”? Есть ли это некое смирение, “отсечение желаний”? Или же это нечто более глубинное, как бы некие имманентно присущие национальному характеру “опустошённость и тоска”, ощущение бессмысленности и бесценности бытия, и, в частности, личного человеческого бытия, вытекающие из этого “равнодушия к жизни” — равнодушия к самому феномену человеческой жизни, к возможности существования ?

Если представить себе маршрут путешествия авторов источников Геродота “к землям Гипербореев”, то можно прийти к заключению, что всё же вряд ли какой-либо великий наблюдатель добирался до Норвегии или Финляндии; и те “туманные земли” у “Северного океана”, “плавающие белые острова” (“плавающий остров” — любимая тема античности) о которых идёт речь — скорее всего являются архипелагом южной Скандинавии — Ютландией, Зеландией и Сконэ, (нанешние Дания и самый юг Швеции), то есть тогдашние земли племён “данов”. В эпоху Геродота Швеция и Норвегия были практически незаселены, и если какие-то люди севера всё же попали в сферу наблюдения историка, то это были, скорее всего именно датчане. Вежливые, лысоватые (то есть светловолосые?) обитатели “островов у моря”, “люди, лишённые желаний”…

Сложно сказать насколько изменился мир со времён Геродота. Во всяком случае, родина историка, Эллада, успевшая побывать и “сердцевинным государством” великой православной Империи, и подавленной колонией степных варваров с жестко деформированной культурой, и превратившаяся наконец в страну “курортов, пляжей и руин”, — вряд ли сохранила в неприкосновенности все существенные черты известного по античности культурно-личностного архетипа “грека”. Но вот что касается южной Скандинавии… Я не мог бы более точно охарактеризовать то отличие в мировосприятии, отношении к жизни и “менталитете”, между датчанином и русским, чем так, как это когда-то сделал (пусть пользуясь ссылками других наблюдателей) древний историк Геродот. Любая подобного рода характеристика — особенно если речь идёт о характеристике другого, малознакомого народа — это всегда сравнение, сравнение с самим собой. “Люди, лишённые желаний”… Кажется, Геродот даже восхищался отсутствием желаний у этих людей, сравнивал их с детьми и ставил в пример сородичам-грекам, которые будто бы вечно суетятся, стремясь достичь каких-то важных для них целей — денег, славы и т.п. Между прочим, этот перечень можно продолжить: знаний, ума, любви, роскоши, красоты, силы… Что бывает, когда нет желаний?

Я не хочу углубляться в приведение деталей банальной статистики самоубийств в Скандинавских странах, особенно в Дании. То что эти страны лидируют по числу самоубийств в западном мире — общеизвестно. На уровне бытового менталитета самоубийство в Дании не считается чем-то порочным или ужасным. Так, печальный факт. Никто не поднимает вопрос, что число самоубийств (основной поставщик этой статистики — подростки и молодёжь) надо бы как-то сократить, что с ситуацией нужно бороться…. А если уж поставить датчанам вопрос: “Как нужно окружающим и близким поступать с человеком, чтобы ему захотелось покончить с собой?”, то тут — откуда ни возьмись темперамент! — заболтают, заклюют, тотчас объявив вопрос провокацией. Вот, где у датчан больное место, вот где черная дыра бессознательного, засасывающая незримо саму реальность мира… В Уголовном кодексе Дании отсутствует статья “Доведение до самоубийства”, — в отличие от УК России и многих других стран. Обычно датчане, лёгкие на язык как итальянцы, всегда находят приятные душе объяснения любому событию и ответы на любой вопрос. Когда я говорю датчанам об этой разнице в наших Уголовных кодексах, они словно впадают в транс. А могли бы сказать: “У нас в Дании никто никого не доводит до самоубийства!” или что-то подобное… Не стоит думать, что склонность к самоубийствам, “нежелание жизни” — датская этническая национальная черта. Совсем нет: ведь в Дании — и опять же в отличие от других стран континентальной Европы — самая большая даже по Скандинавии разница между числом самоубийств среди датчан и — среди иммигрантов, приехавших в Данию: иммигранты здесь кончают с собой в 10 раз чаще, чем урожденные датчане. Но основная группа, в обоих случаях, — те же подростки и молодёжь…

Чтобы попытаться понять, что же такое “отсутствие желаний”, нужно представить себе, что такое “желание”? Чего я желаю, к чему стремлюсь? Юноша хочет красивую девушку, машину, уважения, может быть даже восхищения со стороны друзей… Есть культуры, где исполнение этих желаний практически недоступно, если папа юноши — не какой-нибудь шейх или раджа. Но в Дании это не так: красивые девушки открыты для секса, на машину можно за пару лет заработать, уважение достигается скромностью, хитростью и искусством быть всегда обаятельным и милым, социальные же классы в Дании переплетены, вершины стёрты, и каждый “особо крутой”, оказавшись где-нибудь в Калифорнии, легко осознаёт масштабы и пределы своей крутости… Так в чём же дело? Не в отсутствии ли желаний, которое превращает жизнь человека просто в бессмысленную последовательность дней? Ведь даже импотенция называется по-датски “Отсутствие желания” и не считается среди датчан чем-то проблематичным. (Кажется нет ничего такого, что могло бы датчан заставить испытывать чувство стыда.) Гигантское “ЗАЧЕМ?” определяет жизнь датчанина. В Дании вы почти не встретите ни красивой архитектуры, ни роскошно одетых людей, ни дорогих автомобилей. Но нет здесь и “голодных и рабов”...

Отсутствие “воли к жизни” породило в стране такие формы социальной организации как “Коммуна” — совмещение муниципалитета, исполкома, налоговой инспекции, детского сада для взрослых и той самой Коммуны, которую несколько слишком настойчиво пытались внедрить в Советском Союзе в известные годы. Коммуна, изначальная задача которой — быть просто административной единицей, соответствующей району в России, решает в жизни датчанина практически всё. Можно сказать, что все датчане, включая и детей, образно говоря поголовно “состоят в КПСС”. У каждого есть персональный номер, который человек должен помнить наизусть и предъявлять стоящим в документах по нескольку раз в день. Документ с этим номером — “жёлтую карту” — все всегда имеют при себе по тем же причинам. Это вам не вольная Англия а-ля классный “Больше Бена!”, где можно купить сотовый телефон по какой-то ксерокопии счёта. Здесь вас будут полчаса проверять через компьютер, после того, как вы предъявите свои подлинные документы (копии не принимаются нигде и никогда!), даже если вы платите за свет, заправляете машину или покупаете кофеварку… Ничто в мире не существует случайно: ни русский хаос, ни мусульманские гаремы, ни скандинавский порядок “военного городка”, ни “столкновение цивилизаций”… Всё имеющееся — это, как правило, “ответная реакция организма на раздражитель”, и наша оценка в огромной степени зависит от того, что знаем мы об этом раздражителе и знаем ли мы о нём вообще. Один умный мусульманин-иммигрант как-то заметил: “В Дании лучшие в мире дома престарелых потому, что старики здесь никому не нужны, в том числе и своим детям”… Но на самом деле вся фишка в том, что здесь действительно никто никому не нужен. И (обратная сторона монеты) поэтому всего здесь — в избытке.

Дания датских датчан

Отсутствие семейных, дружеских и других привязанностей породило здесь довольно странный эффект. Этот эффект — эффект тотального единства датчан как нации — просто поразителен. Представьте себе, что в автобусе разговаривают два школьника. Один говорит: “Я вчера смотрел фильм с Шварценеггером — так себе. Но сегодня буду смотреть один русский фильм.” — “Да, русские фильмы самые лучшие. У нас на балконе всегда стоит русский флаг”. — “Да, русский — самый лучший! Всё русское самое лучшее.” — “Я покупаю только русское мороженое. Все нерусские считают русское самым лучшим.” — “ У нас дома тоже всё русское. РРРР-русские телевизоры и часы тоже самые лучшие. Мы, русские, просто смеёмся над всеми нерускими”. — “Слышал, русские в Америке выступили — опять русские лучше всех!…” И так далее. Если заменить слово “русский” на ”Dansk” (“датский”) — вы получите типичную для Дании картину: везде, всегда, ежедневно и без каких бы то ни было исключений тиражируемую реальностью в городах и во фьордах Датского королевства, а также везде, в любой точке мира, где собираются больше, чем два датчанина. То есть, если их два или больше. “Что это?” — спросите вы. “Одна из продуктивных форм групповой медитации” — ответит вам психолог, знакомый с дебрями коллективного бессознательного.

А взять хотя бы Датскую церковь: Церковь в Дании — не просто не “отделена” от государства — она один из столпов этого государства, фактически одна из могущественных структур государственного аппарата. Она называется “Датская Национальная Церковь” и это — единственная государственно-монопольная церковь в Дании. Церковь заведует всеми регистрациями в жизни человека — от рождения и до самой смерти (разумеется, есть и альтернативы, но это — как какие-нибудь Свидетели Иеговы или муниты в России), каждый гражданин Дании обязан платить ежемесячный налог на церковь, обычно от 1% с доходов (а минимальные зарплаты в Дании — где-то от двух тысяч долларов в месяц). Поэтому священники ездят на хороших машинах и живут в прекрасных предоставляемых государственной Церковью виллах, даже если служат в бедных, застроенных хрущёвками районах, вызывая светлую зависть простых датских тружеников. 98% датчан — согласно статистике — члены этой церкви. Но на самом деле, половине этих людей попросту наплевать на церковь, которую они воспринимают просто как “естественную часть жизни”, вторая же половина относится к церкви как к воплощению “датскости” (“danskhed”), датского патриотизма и национализма, и из этих соображений всеми правдами и неправдами поддерживает “нашу” церковь.

Священник, соответственно, — символ “датскости”: священники заседают в Парламенте и возглавляют целые Комиссии в Правительстве (например вызывающую весьма противоречивые чувства у автора данной статьи Комиссию по вопросам натурализации в Министерстве по делам иностранцев). Священники обычно выступают с резко националистических позиций, срывая аплодисменты радикалов, требуют закрытия датских границ — “железного занавеса” для эмигрантов — а также сокращения в стране численности и без того ничтожных национальных меньшинств, презрительно называя их представителей “иностранцами”… И лишь однажды на моей памяти датский священник оказался в тюрьме: Лейф Борк Хансен, священник из элитарного района Копенгагена Лингби, получил тюремный срок за то, что “незаконно” дал приют в церкви нескольким семьям сербов — беженцев из Хорватии. Ведь помощь “недатчанину” — “незаконному” иммигранту — в Дании приравнивается к контрабанде наркотиков… Лейф отсидел своё, не прося о помиловании, под одобрительное молчание всей Den Danske Folkekirke (Датской Национальной Церкви)… Конечно, он был наказан властями вовсе не как “милосердный служитель Христа”, но — как государственный чиновник, являющийся в каком-то смысле законным представителем правительственной власти. Взялся за гуж, как говорится, — полезай в кузов…

Представления о западной демократии издревле связываются с “заседанием” совета избранных народом старейшин. В русском языке трудно найти слово более точно передающие смысл демократии, чем слово “Совет” (калькированное с греческого слово “народовластие” звучит слишком расплывчато и не передаёт сути процесса). Слово “совет” — NЖVN — (в значении “council” или “board”) в датском языке практически совпадает со словом “кулак” (NЖVEN — “кулаки”; разумеется не те, которые прятали зерно, а те, которыми, бывает, коллективно бьют несогласных с линией большинства). “Кулак” — то есть пять (нечётное число важно в случаях голосования!) пальцев, “растущих из одного корня” — ладони. Наличие общего корня в датском “демократическом” контексте принципиально.

Датская картина мира

Для датчанина “мир” — это мы, маленькая Дания, он же — “дом”, он же — “семья”, он же — “я сам”. А внемирье — “сфера господства врага”, чужое, которое не просто абсолютно чуждо, но и ещё реально угрожает “нашему-моему существованию” — это все остальные страны. Трудно найти страну, к которой датчане относились бы позитивно или хотя бы нейтрально. Я практически никогда (то есть даже не приходит на память!) не встречал в датской прессе или других медиа позитивных отзывов о какой-либо стране — кроме, разумеется, самой Дании. Нет, я не утрирую: человеку, живущему в России нужно просто напрячься, ещё напрячься и — представить. С точки зрения датских медиа — весь мир это кишащий чудовищами ад, место, где нельзя и не нужно жить нормальному человеку. Колоссальная Германия, где дымят печи крематориев, где солдаты с Берлинской стены стреляют перебежчикам в спину, где орут красномордые жирдяи, напившись пива, и где озлобленные бледные парни, сжав зубы, с утра до ночи штампуют нечеловечески надёжные блестящие Фольксвагены. Швеция: дремучие леса до Северного полюса, мордатые небритые рыбаки, грубо толкаясь локтями жрут за струганным столом селёдку с чёрным хлебом, а в пяти километрах от Копенгагена на шведском берегу пролива Орезунд зловеще торчат трубы гигантской атомной электростанции, снабжающей энергией половину Швеции… Станцию шведы построили явно назло, но и — в отместку; и шведские чиновники год за годом в интервью датским телекомпаниям говорят с усмешкой: “Мы эту атомную станцию используем не для получения энергии, а так, для экспериментов…” Легко представить на данном фоне, что в Дании пишется и говорится о России. “Det er en PIZDA…!” — c увлечением рассказывает о России женщина-корреспондент центральной датской газеты Политикен (Politiken) A.Libak (“Regnskovens bevarelse” —“Сохранение джунглей”).

“Русское космическое дерьмо”: “23 марта упали более 1500 кусков металла в Тихий океан. Нет, это был не НЛО или самолёт — нет, это просто русские вышвырнули вон свою станцию MIR. Что сказать? — бедная рыба…” (”Russisk rumskrot”, ”UD &SE”) Или: “Идёт речь о чеченском вооружённом восстании против России. Разве это терроризм, как заявляют властители России под аккомпанемент понимания стран ЕС? Или это русский президент Путин — государственный террорист, который ведёт грязную войну против мирного народа Чечни?” (Fжlles fodslag mod terror. ”Berlingske Tidende” 14. September 2001).

Цитата абсолютно точная, центральная газета “Берлинске Тиденде” — у меня в руках. И это далеко не самое худшее, что здесь пишут о России. Общее же впечатление таково, что Дания просто находится в состоянии войны с Россией, и молодые датские парни, в униформе, чалмах и халатах, всё бьют и бьют этого проклятого русского Ивана, и никак не могут разбить: “Ну помоги же ты наконец, Америка!”… “На войне как на войне!”, как говорили французы. Если враг не сдаётся — его уничтожают. Если сдаётся — тоже.

Такое видение внешнего по отношению к Дании мира компенсируется новой национальной идеологией, выработанной властными структурами Дании в течение последних трёх-четырёх лет. Эта идеология призвана изменить “к ещё лучшему” образ Дании в глазах всего остального мира, дать датчанам ещё больше уверенности в себе и при этом принести стране существенные экономические дивиденды. Об этой новой идеологической парадигме, точнее, об эволюции идеологических парадигм Королевства Дания за последние 20-30 лет пойдёт речь ниже.

“Социалистическая западная страна”

“Торвальд Стаунинг и рождение социал-национализма.” Этот раздел статьи можно бы было назвать по-другому, например, “Построение социал-национализма в одном, отдельно взятом Королевстве”…

Ещё в начале ХХ века влиятельную Социал-Демократическую Партию Дании возглавил молодой датчанин по фамилии Стаунинг. Уже в те времена как-то было заметно, что элементов интернационализма в “датском социализме” имелось явно меньше чем в аналогичных движениях в тех же Германии или тем более в России. Точнее, этих элементов не было видно почти совсем. Разразилась гражданская война, и датские социалисты мгновенно заявили о проведении “политики гражданского мира” в Дании. Никаких революций! Революция в России вызвала поток проклятий со стороны датских “социал-демократов”, а в связи с кончиной Ленина датские социалисты заявили: “Суд над вершителями судеб России ещё впереди! Имя Ленина ассоциируется с морем крови, голодом, чумой, убийствами, пожарищами и насилием…” (”Social-Demokraten”; 1924, 23 jan.)

Отнюдь не случайно на конгрессе Коминтерна датские социал-демократы были названы социал-фашистами. Это было не обидным прозвищем, а скорее холодным определением и отчасти даже чем-то вроде пророчества. В межвоенные десятилетия датские “социалисты” активно участвовали в погромах и преследованиях коммунистов в Дании — одна из самых позорных страниц в истории социал-демократов, — а также подавлении всего, что было как-то связано с любыми влияниями России, особенно в период предвоенного подъёма Советского Союза. С приходом нацистов к власти в Германии датские социалисты окончательно определились. “По мнению датского историка Рихарда Андерсена, большинство датчан … всё же охотнее осуждали авторитаризм коммунистов, нежели фашистов” (Jullandsposten, 1938. Цит. по: “История Дании, ХХ век, М., 1998).

К этому времени хитрый Стаунинг (“Стау” — “stav” означает по-датски “палка”, “полицейская дубинка”; то есть “Stavning” = “Палочный”, “Палкин”) превратился в Дании в настоящего “Отца Нации”, — и когда в 1940 году войска Гитлера вошли в Данию и Дания стала частью нацистской Германии, Гитлер принял решение оставить Стаунинга и его социалистическое(!) правительство у власти! По преданию, Гитлер при этом сказал: “У этих “социалистов” — поддержка народа, — и они выполнят наши задачи ещё лучше, чем настоящие нацисты!” И действительно, все первые три года войны, пока не умер старик Стаунинг, этот “отец датского социализма”, отношения между сжигавшим людей в крематориях гитлеровским режимом и датским “социалистическим” правительством были просто превосходными. Стоило Стаунингу умереть, а “социалистам” потерять власть, как тут-то и начались нацистские репрессии в Дании, правительство пало, началась активная национально-освободительная борьба, и Дания, благодаря этим обстоятельствам в дальнейшем оказалось в числе “держав-победительниц” над гитлеризмом… Да, датские социалисты — это отнюдь не зюгановы: для них “национальное” всегда стояло на первом месте. И даже не лимоновы: ведь датчане всегда отличались большой сдержанностью, — да и вообще “отсутствием желаний”…

Тем не менее, после войны и особенно в годы наивысшего подъёма Советского Союза, Дания — этот преданный и активный член НАТО — стала вовсю копировать детали и блоки Советской модели управления, начиная от переименования всех районов страны в “Коммуны” и кончая такими способами воспитания высовывающих голову отдельных индивидов, как “общественное собрание”, “порицание (выговор)” и даже, если необходимо, “психиатрическая помощь”… Так Дания утверждала себя в качестве “социалистической западной страны”, правильно подметив, что для по-северному неповоротливых Советов важнее всего “признаки социализма”, а для беспринципных и прагматичных америкосов — наличие реального и надёжного союзника на восточном краю военного блока. Но ведь даже Горбачёв в своё время тащился от “датской модели социализма”, мечтая экстраполировать её на деидеологизированный Советский Союз и совершенно не понимая, или почти не понимая, что вся разница в том, что в “датской модели” датская нация — люди — всегда стояла на первом месте — и в этом весь секрет “датского социализма с человеческим лицом”, который не нуждается ни в нефти, ни в территориях, ни в индустрии, ни в покорении космоса или уникальных интеллектуальных ресурсах… Но что может заставить датчанина раскрывать “чужакам” свои секреты? “Вересковый мёд” Киплинга — это описание архетипа поведения практически любого маленького народа.

“Очень маленькое королевство” — “Лучшая страна в мире”

Но вот пал Советский Союз, и “Великий Остров” западного полушария, обретя неограниченную власть над миром, принялся последовательно наказывать всех тех, кто “был не с ними” в долгих битвах холодной войны. Дания, с её “коммунами” и доминацией в Парламенте социал-демократов (да-да, тех самых, — но в либералистской Америке идея “социал-национализма” не слишком популярна или понятна), быстро оценила надвигающиеся “моменты” и с быстротой, достойной подражания, выдала “на-гора” новую идеологию, могущую оправдать “всё прошлое и настоящее”: “Мы — маленькие”. С середины 80-х до конца 90-х слово “Дания” почти никогда не употреблялось в датских медиа без слова-определения “маленькая”. Создавалось даже впечатление, будто слово “маленький” входит в само официальное название страны: “Маленькое Королевство Дания”… Между тем, Дания — не такая уж маленькая по европейским масштабам страна: по площади, например, она почти в два раза больше Бельгии, и больше Голландии, в которой живёт людей около 15 миллионов… По численности населения — более 5 миллионов — Дания также далеко опережает все “карликовые” государства Европы типа Люксембурга, Андорры или Лихтенштейна, но даже Ирландия, в которой живёт лишь 3 миллиона, не при каких обстоятельствах не называет себя “маленькой”…

Однако, смутные годы “передела мира” прошли, и оказалось, что быть “маленькой” в современном мире — не слишком-то выгодно. Экономика не развивается, импорта и инвестиций нет (кому охота связываться с торговлей “по мелочам”?), да и народу как-то не слишком комфортно жить в “маленькой” — то есть просто провинциальной стране. И вот началась разработка новой идеологии. Ведь идеология — это не только некая выборка из имеющихся идей и качеств, это не только одна из уже имеющихся характеристик или образов прошлого, идеология — это, перефразируя Ницше, “стрела обращённая к нации”. Это — образ будущего, каким его хотят видеть, опираясь на имеющееся и открывая дверь возможному… Итак, новая идеология страны датчан стала называться: “Дания — самая лучшая страна на Земле”.

Воистину “ложь, повторённая сто раз, становится правдой, если в неё проверят”. В какой город вы будете инвестировать деньги — будь вы финансовый магнат мирового масштаба — в город, люди которого говорят “Наш город — плохой…” или в город, где все говорят: “Наш город хороший, он — самый лучший!”. Недоумённо оглядываясь на вызывающих сомнение, плохо освещённых улицах такого города вы начнёте спрашивать жителей: “А почему это вас…?” И вы получите чёткий ответ: “А потому, что нам так нравится! Смотрите, насколько это лучше чем у других… Смотрите, насколько наши пластиковые чипсы лучше вашей картошки (они не портятся!), насколько наши красивые, длинные сосиски лучше вашего натурального мяса!” “Ну а как же самоубийства, самоубийства-то как?” — спросите вы. “А это мы — от роскоши; от роскоши и скуки, это мы — от высокой дисциплины на работе, от богатства и успеха! Нет-нет, вовсе не из-за отсутствия желаний…”. Товар продан.

Другая выгодная сторона этой идеологии — то, что эта идеология — в датском её издании — не просто имитирует Американскую идеологию, “Американскую мечту” (отнимая у всевластных американцев козыри по возможной критике Дании), но она ещё и пародирует эту идеологию, лишая её оригинал всякой привлекательности! Всё же немало умных и богатых людей (в отличие от России) покидает Данию, предпочитая ей Калифорнию или Флориду. Когда самым “крутым” датчанам Дания становится (всё же из-за её малости и изолированности) “не по размеру”, — они уезжают “раскручиваться дальше” в большую Америку. А вместе с людьми “уезжают” и их деньги… Но как же можно уехать из “лучшей страны в мире”? И как можно уехать из одной “лучшей страны в мире” в другую “лучшую страну в мире”? Ведь в Большой “лучшей стране” наверняка обманывают так же, как и в Маленькой — на то они и лучшие! Но вот что здесь важнее всего: провозглашая свою страну, т.е. нацию, культуру, уклад жизни, и т.п. “лучшими на земле”, страна и её народ предлагают остальному миру совершенно серьёзно принимать себя за образец, равняться на себя, подражать себе — не исходя ни из каких объективных критериев. Это означает — в случае успеха (в случае неудачи никто ничего не теряет!) — заставить других, всех остальных — на голом месте признать твоё превосходство. Это означает — Победа.

Январь 2002

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]