Виктор Молчанов / Русская критика нерусской философии

Письмо в редакцию

Виктор Молчанов

Русская критика нерусской философии
К одному из “высказываний” в дискуссии “Русская философия: вердикт, реальность или миф?” (Логос, 2001, № 4)

Очередной раз собрались российские и нероссийские философы установить, имела или не имела места русская философия. Содержание дискуссии не вызывает особого интереса, хотя любопытно, конечно, наблюдать, как сотрудники Института философии рассуждают о неинституциональности философии. Интересно также и то, что предметы высказываний участников круглого стола располагаются как бы в разных плоскостях — одни говорят в основном о философии и о проблемах, обозначенных в названии дискуссии, другие — все более о себе, о своих самоощущениях и т.д. Но это, как говорится, дело вкуса.

О вкусах не спорят, но безвкусица может иногда побудить “поговорить о деле”.

Читатели уже успели забыть кавалерийскую критику “буржуазной философии” 30-50 гг. (“Гуссерль — немецкий реакционный философ-идеалист, воинствующий апологет империализма <…> В Зап. Германии гитлеровец Хейдеггер соединяет гуссерлианство с мистикой Кьеркегора” — БСЭ, т. 13, М., 1952. С. 235). Впрочем, автор этой короткой статьи о Гуссерле выказывает большую осведомленность, по крайней мере терминологическую; кто же он — Б.Э. Быховский, а может быть, А.Ф. Лосев? В 60-90 гг. этот стиль почти исчез (почти, если вспомнить “изуверскую форму феноменологии Шпета”, заклейменную А.Ф. Лосевым в 1963) — “критика по долгу службы” не умаляла ни теоретических заслуг, ни тем более личного достоинства того или иного западного философа, теперь же “застой” 80-х сменяется не менее лихой, чем кавалерийская, постсоветской, якобы неидеологической “критикой”.

В дискуссии с Александром Хаардтом Валерий Подорога заявил: “Вы не забывайте, что Гуссерль при всей своей потрясающей образованности как математик, был невежественный человек” (с.17). Итак, были апологеты, наймиты и изуверы, а теперь просто невежды. В сущности, основной принцип такого рода критики тот же: “отрицаю, следовательно, существую!”, хотя в 30-50-е дело, подчас, касалось жизни, в 60-80-е — места работы, а теперь в основном — саморекламы. Спорить здесь — “что черпать воду решетом”, как не советовал поэт. Здесь надо соглашаться и успокаивать: не надо стулья ломать, конечно, у Гуссерля были серьезные пробелы в образовании: он не ходил в кино, не читал Пруста, маркиза де Сада и Захер-Мазоха, не очень жаловал Фрейда, да и М. Фуко не поспел ко времени, чтобы наставить его на путь истинный. Кроме того, путал свои “диаграммы времени” с диаграммами неизвестного ему Мерло-Понти, как убедительно показал тот же В. Подорога (Феноменология тела. М., 1995. С. 130).

И диалектика не по Гегелю, и время не по Гуссерлю.

Впрочем, лучше Гераклита и Крылова здесь не скажешь.

Вопрос о контексте — “был же, видимо, контекст?” — вопрос излишний и даже коварный. Ведь не будем же мы предполагать, что такие высказывания делаются вне контекста. Это случай был бы уже за пределами литературы. Однако контекст — это не алиби и не меняет сути дела.

Хорошо, расскажу контекст, уговорили! После своего “изысканного” выражения Валерий приступил к Александру с нешуточными требованиями: подай ему не сходя с места феноменологическое описание произведения искусства. Нет, и все тут, никакой феноменологической эстетики; ни Н. Гартмана, ни Ингардена, ни М. Гайгера, ни Шелера, ни Дюффрена просто не было! Сам Гуссерль вроде бы был, но в эстетике ничего не понимал. Невежда!

По-русски “невежественный человек” означает, как правило, что человек претендует на знания или умения, которыми не обладает. И если строго следовать этому феноменальному высказыванию (как-никак, все-таки вклад в феноменологию), Гуссерль во всем был невежествен, кроме математики. С этим, надеюсь, все ясно, но Гуссерль никогда не выдавал себя за выдающегося эстетика, хотя процедура “нейтрализации” и гуссерлевские описания гравюры Дюрера заслуживают внимания. Если что-то в этих описаниях не так, то нужно дать соответствующую критику, а еще лучше — предложить свои. Главное же в том, что Гуссерль никогда не выдавал себя за что-то, чем он не являлся. Гуссерль — феноменолог не только по профессии, но и по призванию. Конечно, раньше нужно было открывать феномены, вырывать их, по выражению Хайдеггера, ибо “феномены не лежат на поверхности”. Сейчас же саму поверхность хотят сделать квазифундаментальным эрзацфеноменом. Не поверхностно ли это? Может быть, такое резкое отношение к основателю феноменологии — это своего рода ностальгия? Любовь — она же по-разному себя проявляет.

То, что сие было опубликовано в журнале “Логос” в 2001 г., когда во многих странах отмечалось столетие “Логических исследований” — исходного пункта феноменологического движения, я отношу к разряду недоразумений. Когда-то Н.В. Мотрошилова определила нашу страну, как страну, в которой нет перевода второго тома “Логических исследований”. Я постарался (хотя дело, надо признать, затянулось) исправить положение, и в этом мне помогли главный редактор и редактор Логоса. Хотелось бы все же посоветовать редакции: заботясь о юношестве, лучше воздерживаться от публикации таких высказываний. Если же это необходимо для “воссоздания атмосферы” в эпоху невоздержанности слова, то нужно хотя бы снабжать такого рода публикации примерно такими примечаниями: “Такую-то страницу детям до 20-40 лет, не изучавшим Гуссерля (Хайдеггера, Шелера, Соловьева и т.д. — кого еще кто-то захочет обругать), читать не рекомендуется”.

Для меня всегда были полезны дискуссии с Александром Хаардтом по многим проблемам гуссерлевской феноменологии, и я сожалею, что президенту Феноменологического общества Германии и автору книги “Феноменология в России” пришлось выслушать такую характеристику основателя феноменологического движения от российского профессора. Реакция проф. Хаардта была естественной: “Гуссерль был одним из значительных философов XX века”. Оказалось, однако, что в дискуссии о русской философии В. Подорога говорит “не про это, не про философию”. Когда же будет “про эту самую философию” — или это ее очередной конец?

Пренебрежение местом и временем, умение рубить с плеча — это по-русски. Это вам не какое-то жалкое феноменологическое hic et nunc. Может быть, это и служит доказательством существования русской философии? В самом деле, разве идея о том, что нет ни немецкой, ни русской, или какой-либо еще философии, кроме своей собственной — разве эта идея не входит, к сожалению, в состав “русских идей”?

Да, труден наш путь к современным западным формам общения, а к традиционной восточной вежливости и учтивости еще труднее.

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]