Модест Колеров / Рецензии

Модест Колеров

Н.А.Бердяев. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. Судьба России. М., 2000.

Н.А.Бердяев. Судьба России [Философия свободы. Судьба России. Философия неравенства]. М.; Харьков, 2000.

Имея перед глазами, в своем книжном собрании, издания Бердяева, вышедшие в свет в 1990-х годах (в убогих обложках, репринтах, на туалетной бумаге: “Истоки и смысл русского коммунизма” (репринт: М., 1990) “А.С. Хомяков” (Томск, 1996), “Н.А. Бердяев о русской философии [Мое философское миросозерцание. Миросозерцание Достоевского. Константин Леонтьев]” (Свердловск, 1991), “Философия неравенства” (М., 1990), “Новое средневековье” (М., 1991), “Кризис искусства” (репринт: М., 1990)), и естественно желая обновить их, рецензент предпринял несколько походов по московским книжным магазинам. Поиски не только полиграфически качественных, но и сколько-нибудь новых, систематических изданий Николая Бердяева легкими не были.

Огромные тиражи тома из приложения к “Вопросам философии” (Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989) или содержательного сборника “Н.А.Бердяев о русских классиках” (М., 1993), “Самопознания” (М., 1989 и М., 1991) давно растворились.

Тома собрания сочинений, выпускаемого парижским YMCA-Press (Т.1: Самопознание; Т.2: Смысл творчества; Т.3: составительский сборник “Типы религиозной мысли в России”; Т.4: Духовные основы русской революции. Философия неравенства; Т.5: А.С.Хомяков. Миросозерцание Достоевского. Константин Леонтьев) — распроданы и редки.

Выпущенные “Республикой” массовые издания Бердяева эмигрантского периода (О назначении человека. Экзистенциальная диалектика Божественного и человеческого. М., 1993; О рабстве и свободе человека. Опыт эсхатологической метафизики. Царство духа и царство кесаря. М., 1995) давно разошлись. Это, кстати, ужасно: однажды в припадке откровенности близкий к “Республике” человек сообщил, каясь, что редакторы издательства к переизданию Бердяева отнеслись как публикации какого-нибудь Пердунова — и правили его стиль так, как диктовало им их собственное среднее образование. Сличать сотни страниц таких “переизданий” с оригиналами — дело неблагодарное, так что тем, кто пользуется плодами “Республики”, приходится внутренне зажмуриваться: кого в данном фрагменте больше — Бердяева или издательского Пердунова?

До сих пор в продаже и переизданные В.В.Саповым черные томы раннего Бердяева: “Духовный кризис интеллигенции” (М., 1998), “Новое религиозное сознание и общественность” (М., 1999) и “Субъективизм и индивидуализм” (М., 1999) (но и Сапов сам признается, что “кое-где” правит философа по своему разумению). К счастью, можно отыскать и вполне приличные издания Русского Христианского Гуманитарного Института: антологию А.А.Ермичева “Н.А.Бердяев: pro et contra” (СПб., 1994), восстановленные Е.В.Бронниковой по авторским замыслам и прежде в аутентичном виде не опубликованные “Истина и откровение” (СПб., 1996) и “Духовные основы русской революции” (СПб, 1999).

И вот — полиграфически приличные приобретения. Первый из них — сборник, подготовленный анонимным усилием ООО “Издательство В.Шевчук” и выпущенный приличным тиражом в 4500 экземпляров. Даю ноготь на отсечение — публикуются тексты не по оригиналам, а по второисточникам: 1) по дважды вышедшему в начале 1990-х сборнику “Судьба России” (один из них — репринт: М., 1990) — с пропуском подзаголовка “Опыты по психологии войны и национальности”, 2) по тексту “Русской идеи”, включенному в антологию М.А.Маслина “О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья” (М., 1991).

Пусть так. Рынок проглатывает и большее число повторений. Странно соединение поздней “Русской идеи” и сборника статей из периодической печати периода первой мировой войны “Судьбы России”. Здесь образцовый для систематического, просветительского изложения догматический и прозрачный, несущей в себе весь необходимый для изложения контекст, “формульный” стиль первой — сталкивается с исторически весьма конкретной философской публицистикой, малоощутимой вне напряженного и насыщенного контекста, каковым выступали до сих пор в подавляющем большинстве публицистические тексты современников Бердяева. Можно даже сказать, что, кроме “Судьбы России” Бердяева и “Тихих дум” Булгакова, параллельно изданных в 1918 году, никто из их философских современников так и не успел составить своих сборников за 1910-е годы, которые проиллюстрировали бы чрезвычайно зыбкий, нюансный и важнейший переход представителей русского философского “ренессанса” — от все еще жестко диктуемой наследием Соловьева, Достоевского и Толстого, Михайловского, Герцена, Маркса интеллектуальной ситуации 1900-х, к совершенно, категорически новым вызовам времени 1910-х-1920-х годов, на которые Бердяев, Булгаков, Струве и Франк пытались ответить на языке своего прошлого, но не ответили. А ответили за них, прямо продолжая их поиски, — их законные, но отвергнутые ими наследники: евразийцы и национал-большевики. В “Судьбе России” прямо предчувствуется язык этих “злоупотребителей” русским “религиозно-философским ренессансом”, доведшим претензию соловьевской традиции на духовное единство социально-философской мысли с общественно-политической практикой — до евразийского утверждения животно-географической тотальности и тоталитарности русской культуры, “ложащейся” под любую, риторически украшенную, диктатуру. Не случайно Флоровский, быстро вышедший из плена евразийства, был так внимателен к наследию Герцена и так критичен к наследию Соловьева.

Надо признаться: именно Бердяев более всего повинен в том, что миф о религиозно-философском “ренессансе” начала ХХ века стал общепринятым в историях русской философии и культуры. И формулирующая концепт и очерк генезиса “ренессанса” бердяевская “Русская идея” — блестящий образец такого успешного (ибо — содержательного, разностороннего, гибкого) мифотворчества.

Хотя Бердяев и был среди тех, кто поспешил увидеть в большевистской власти историческую правду, и готов был даже обнаруживать особый позитивный смысл в террористической сталинской коллективизации, — в том, что свершилось в 1920-е годы с эмигрантской русской мыслью, капитулировавшей перед националистической догматикой и просоветским евразийством, Бердяев повинен всего менее — из всех своих коллег по самопровозглашенному “ренессансу” только он сохранил в себе критическую (культурно-историческую) чуткость к катастрофической истории и квалифицированное внимание к европейскому контексту русской мысли (и потому, кстати, часто отдавал большую дань левизне). Но эта чуткость не помешала ему практически проигнорировать в числе тех, кто составлял русскую мысль и мыслил ею, целые независимые от “ренессанса” традиции русской школьной философии и науки, проигнорировать тех, кто выйдя из единого, не мифологизированного лона русской культуры, в эмиграции 1920-х, рядом с сусальной догматикой и варварским евразийством, увидели себя вынужденными сменить имена, языки мысли и культуры на французский, немецкий, английский.

Соединенные составителем другой, московско-харьковской книги В.В.Шкодой “Философия свободы”, “Судьба России” и “Философия неравенства” фиксируют трудную, нелинейную историю этой бердяевской самостоятельности. Праволиберальная, здравая в своей антисоциалистичности, “Философия неравенства” слишком редка для европейски корректной бердяевской левизны, она слишком политична для будущего Бердяева. И если вставленная в сборник “Философия свободы” служит задаче представления основ бердяевской мысли, если “Судьбы России” невольно, плохо, часто лишь именем служит дурацкой задаче “ренессансного” описания мифической “души России”, то “Философия свободы”, вновь поданная к столу массового чтения, оправдывает современное общественное существование этой книги.

Кстати сказать, уже не первый раз в книгах харьковского издательства “Фолио” встречается мне безумная претензия братьев-украинцев на копирайт на тексты издаваемых ими русских философов. Например, и здесь собрав по переизданиям тексты Бердяева, харьковчане ставят свой копирайт на “текст на русском языке”. Вот ведь какая культурно-историческая сенсация — харьковское издательство вдруг обнаружило в себе обладателя прав на русские тексты сочинений Бердяева. Я понял бы природу глубокого психически-юридического повреждения сознания харьковчан, если бы они хотя бы сами, личными пальцами, сделали набор текстов по первоизданиям. Так нет же — “Философию свободы” они перепечатывают из приложения к “Вопросам философии” (М., 1989), а “Философию неравенства” — по упомянутому же изданию Л.В.Полякова (М., 1990). Когда же, в претенцизном бреду, харьковчане стремятся уверить читателя, что хотя бы “Судьбу России” печатают по изданию 1918 года, их ждет позорное и красноречивейшее поражение: в описании издания 1918 года, с которого они якобы личными пальцами сделали набор, они умудряются назвать хрестоматийно известного соиздателя сборника Г.А.Лемана — Лемандом. Хорошо еще, что Бердяев в заботливых руках его украинских “наследников” не превратился в Бердяевда.

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]