начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]


М. К.

Книжные покупки

А: Татары и памятник “соловьевцам”
Б: Мемуарная пурга и пьяный фашист

Да, читать просто некогда. Но плох тот культурный человек, что не покупает книг, исходя вот бы хоть из самых фантастических предположений о возможности чтения: будь то надежда на пенсионный покой или предпостельный досуг, на молниеносную справку или езду в метро-поезде-самолете. Плох и тот, кто, покупая, не прореживает своих домашних пространств, вычищая из них дубликаты, цензурованные советские полуиздания, мусор, историографическую плесень, книги с дарственными надписями тех, о ком благодарная память иссякла, истощив нужду в хранении памятных знаков.

Но ведь и с рецензиями просто беда! Держа в уме правильный стандарт того, какой должна быть полноценная академическая или культур-критическая рецензия, ты рискуешь остаться вообще без рецензий: ибо почти никто не способен теперь, рецензируя книгу, дать краткий отчет о ее литературных и издательских предшественниках, дать краткий очерк соответствующей дисциплины в ее буйном развитии за последние десять лет. Не способен кратко очертить творческий путь автора вообще и в избранной теме в частности, еще короче остановившись на всех предыдущих рецензиях на его труды и признании особого вклада автора в тематику и проблематику. Глубоко и подробно внедриться в главные сюжеты сочинения, поспорить по поводу каждого, найти уйму блох и описок, привлечь к полемическим исправлениям новые заграничные исследования и свои собственные разыскания. Разругать вдрызг. Похвалить неумеренно. Изящною фразой утешить издателя за хороший дизайн. Посетовать на тираж, катастрофически малый в сравнении с трудами неприятеля, и на цену, зверски высокую по сравнению с ценами на газеты. Никто так не может теперь. Потому и мне не стоит пытаться.

Хочу ограничиться малым: вот — купил, не пожалел ускользающе малого времени на чтение, денег, места на полках. Купил, не читая ничьих рекомендательных рецензий, исходя из простых предположений и тех общих сведений, что руководят нами в покупках. Об этих предположениях и дам пристрастный отчет.

А.

1. Морис Метерлинк. Избранное (на обложке — Пьесы). М., 1999. 528 с. Тираж 7000.

С детства преследующая любовь к страшному даже в “Синей птице” Метерлинку упокаивается в этом отдельном, особом, квадратном, томительном. Тогда это читалось по двойному сборнику Метерлинка и Верхарна из “Библиотеки всемирной литературы”. Классические саблинские переводы. Как бы найти время и умереть на день вместе с этой книгой.

2. Фонды Русского Заграничного Исторического Архива в Праге. Межархивный путеводитель. М., 1999. 671 с. Тираж 1000.

Адская работа. Памятник тому, что делается годами почти без денег, вручную, на последнем издыхании. Знаменитый “Пражский архив” эмиграции при испомещении в СССР варварски был раздраконен и теперь соединен хотя бы виртуально, со всеми ссылками на хранилища России (в Москве и в регионах), Белоруссии, Грузии, Молдавии, Украины, Эстонии. Поставлю на видное место и каждый раз, проходя, буду снимать шляпу.

3. С. Н. Булгаков. Интеллигенция и религия. О противоречивости современного безрелигиозного мировоззрения. СПб., 2000. 47 с. Тираж 5000.

Просветительский тираж брошюры и заголовок ее приводят в недоумение. Если тираж брошюрки, изданной на желтой туалетной бумаге, но сопровожденной репродукцией с нестеровского двойного портрета Булгакова и Флоренского (1917), можно оставить целиком на предпринимательской совести издателя, то с заголовком — неприятность. Дело в том, что известная “предвеховская” статья Булгакова “Интеллигенция и религия” (1908) до сих пор, кажется, не переиздана (во всяком случае, не вошла ни в одно из статусных собраний последних лет) и заинтересованный покупатель бросается к брошюре именно на это название. И тут же выясняет из первых строк самого же булгаковского текста, что “Интеллигенция и религия” это одно, а вот это, настоящее, совсем другое — а именно послесловие к “Истории религии” (М., 1909), рожденное, по просьбе Народного университета Шанявского, под заглавием “О противоречивости современного безрелигиозного мировоззрения” и извлеченное безызвестным культуртрегером. Ну переменил культуртрегер название — Бог с ним. Брошюра пригодится. Интенсивный, чувственный и исповедальный, изредка чрезмерно риторичный и поспешный, публицистический стиль Булгакова неизменно хорош. Тема ясна, выводы понятны и очевидны. А с нюансами — погружается ли уже Сергей Николаевич в проблематику немецкой христологии и прочего, объединенного “Тихими думами” (1918) или все еще сводит счеты с Фейербахом, Марксом и интеллигентами — как-нибудь познакомимся потом.

4. Л. А. Тихомиров. Тени прошлого. Воспоминания. М., 2000. 720 с. Тираж 3000.

Это из выходящей в приложении к журналу “Москва” и составляемой М. Б. Смолиным серии “Пути русского имперского сознания”. Никакой издательской культуры от этих дремучих издателей никто никогда не видел (и в этом сборнике также абсолютно не найти указаний на первоисточники, ясно только, что писалось это в 1918-м), но усердие их примечательно и встречает в сердце ответный взрыв благодарности. Се — не первая книга Л. А. Тихомирова в серии. Скользкое положение ренегата, преодолевшего в себе гидру революции (оставившего блестящие сочинения о сути революционизма — сразу после своего отступничества), и одновременно — монархического теоретика (почему-то очень скучного), позволяет Тихомирову не особенно церемониться с героями воспоминаний: ему легко замечать, что Засулич грязная и нечесаная, Плеханов непрактичный, а Кравчинский — красавец. Никто не осудит и не придерется. Очень важные детали отношения левых к Соловьеву нащупываются в главке об их личной встрече. Однако ж соседствующие с ней главки о К. Н. Леонтьеве, А А. Кирееве, П. Е. Астафьеве что-то не притягивают. Небось опять что-нибудь монархическое. Но прочту обязательно с лупой. В приложении — объявление о готовящемся издании в “имперской” серии рукописей Н. В. Болдырева (1882-1929) “Смысл истории и прогресс” (1922) и “Правда большевицкой России. Голос из гроба” (1928-1929). В 1992 году Ю. П. Сенокосов приносил последнюю рукопись в “Прогресс” и мы по глупости отказались ее издавать (показалась примитивной; датировал я ее 1927 годом). Хорошо, что сейчас “имперцы” вспомнили о ней. Ничего монархического в ней нет и подавно — обычное рыдание подсоветского, бывшего статусного интеллигента из хорошей умственно-белогвардейской семьи. Но рыдание важное. Будем ждать… Предисловие Смолина к мемуарам Тихомирова надо б скормить свиньям, но книжку резать жалко.

5. Лев Шестов. Апофеоз беспочвенности. М., 2000. 174 с. Тираж 3000.

Изящная, вкусная, правильная серия издателя И. Захарова “Знаменитые книги”. Купил из нее уже чаадаевские “Письма”, “Три разговора” Соловьева. В списке вижу “Переписку из двух углов”. (Первый сборник ЛЕФа не купил. И Ксенофонта о Сократе тоже не куплю.) Такие вещи оставляем с собой в инвалидную будущую жизнь.

Первая вполне свободная, вполне отвязная книга Шестова. Еще глубокий киевский провинциал (несмотря на все предыдущие сочинения), лебезливо и очень смешливо переписывался он по ее поводу с Ремизовым (тот тогда сидел завконторой в питерских “Вопросах Жизни”), просил отрецензировать. Ремизов и тиснул что-то невнятное едва ли не петитом в журнальчике. Представляю, как хмурились (киевляне кстати) редакторы Булгаков и Бердяев на такую дружескую рекламу. Сильный, красивый, языкастый, злой как собака. Нелицеприятный к Бердяеву и Мережковским. Провинциально отходчивый при личном знакомстве. Умница. Купил два экземпляра.

6. С. А. Левицкий. Трагедия свободы. С предисловием Н. О. Лосского. Посев. 1984. 350 с.

Выцепил в развале. Переиздание еще более древнего издания. Лосский любил “Посев”, все подряд там печатал. Да и Левицкий вроде где-то в Германии обретался. Вот Левицкий — бледный, но по-своему важный последыш великих, высланных отсюда в 1922. Главные его труды в последние годы уже переиздавались. Но подшерсток этот как-то все мимо внимания, хотя надо отдать должное — совершенно инкорпорированные в западную среду, они, подшерстки, пытались формулировать резюмирующие положения. Либо все больше зависали в ужасной русофильской отсебятине (как Лосский). Левицкий этак коротко, но систематически прописывает: проблема свободы воли, гносеология свободы, онтология свободы, патология свободы (и в нее заносит очерки о “Гейдеггере”, Сартре, Ясперсе). Интересно, каков звук у голоса из гроба русской духовности, раскрывающего патологию Сартра. Да и о свободе (кроме риторики Бердяева и нескольких глубоких фраз Струве) у нас совсем мало написано.

7. Георг Хенрик фон Вригт. Три мыслителя. СПб., 2000. 256 с. Тираж 3000.

Серия “Русистика в мире. Финляндия”. В таковом образе совершенно неинтересно. Но в книге, слава Богу, иное: очерки “Достоевский”, “Толстой как мыслитель”, “Бердяев” и “Модернизация как псевдоморфоз”. Никаких руководящих мыслей, конечно, не ждем. Разве что еще один повод будет — чужими глазами — еще и еще раз соскребать замыленность с русских ощущений, замеривать западные диагнозы. Никак не хватает достаточной дистанции, чтобы судить о русских делах спокойно и нелицеприятно, без излишних чаадаевских увлечений. Может быть, этот финский швед хоть немного поможет. В контексте недавно вышедшего в “Литературных памятниках” тома Мережковского “Толстой и Достоевский”, химически подробного, молекулярно разоблачительного, стоящего от предмета на расстоянии миллиметра, ждешь от иностранца чего-то, напротив, палаческого, патологоанатомического, холодного до фашизма.

8. Наполеон Бонапарт. Максимы и мысли узника Святой Елены. СПб., 2000. 218 с. Тираж 10000.

Похвальная серия pocket-book’ов “Азбука-Классика”. Чистое ночное чтение. Ищем и находим в мыслях Бонапарта не вполне даже взбесившееся Просвещение, а в отношении его к государственной практике что-то английское по инструментальности, обнаруживающее особое внимание императора, странно сказать, к механизмам общественного мнения. Новостью звучит и такой признаваемый Бонапартом институт политического влияния как газетная публицистика. Нет в нашем обывательском образе XVIII-XIX веков внятного понимания механизмов тогдашней политической обыденности. Хотя акцентированное внимание к такой архаике, как активная роль европейских династий бросается в глаза. Все-таки устаревшее замечается легче. Опять Броделей что ли читать.

9. Достоевский. Материалы и исследования. Т.15. СПб., 2000. 492 с. Тираж 1000.

Когда в начале 1970-х начали издавать академическое Полное собрание сочинений Достоевского, в параллель к нему затеяли эти “Материалы и исследования” (в этом томе, кстати, полный указатель их содержания за все годы). И если внутреннее дыхание 1970-х для меня начинается с этого ПСС Достоевского, с его Голядкина и Прохарчина первых томов, если дыхание исторической науки впервые показалось мне в научных комментариях и текстологии этого издания, то формальное представление о том, как должна быть институционализирована интернациональная научная среда, какие мельчайшие задачи может ставить себе наука и все ее самые мелкие участники, сохраняющие четкое представление о своей общей задаче, — было дано именно “Материалами и исследованиями”. Все годы собирал их по букинистам. Собравши, отдал. Этот выпуск пока не отдам: изучу сначала В. А. Туниманова “Заметки на полях писем В. В. Розанова к Н. К. Михайловскому” (все-таки трудно преодолеть флюсность: не знает Туниманов, что одно из писем опубликовано в “Вопросах философии” в 1992 году), К. Г. Исупова о Достоевском и “серебряном веке”, Ю. К. Герасимова о Горьком и Мережковском, И. Д. Якубович(а) о Волынском и т. д, и т.д., и т.д.

10. Н. Б. Лебина, М. В. Шкаровский. Проституция в Петербурге (40-е гг. XIX в. — 40-е гг. XX в). М., 1994. 222 с. Тираж 10000.

Раньше почему-то не купил. И только в питерской “Академкниге” решился. Для научных занятий вещь бесполезная, а для бытового чтения — весьма занимательная. Вполне может оказаться посильнее Броделя или Гумилева (Льва). Архивные источники, высокохудожественные и хроникальные фотографии. Детальный экономический анализ цен на услуги, проблем государственного и муниципального регулирования отрасли. Яркие образы руководителей и передовиков производства.

11. Александр Архангельский. Александр I. М., 2000. 576 с. Тираж 7000.

Подарено автором. Только теперь, при библиографическом описании, обратил внимание на рискованную перекличку имени автора с именем героя. Да. Наваждение. Зная Архангельского как человека странно холодного и кое в чем даже архаичного, всегда отмечал его способность плевать против времени — и тем выигрывать в качестве. При нынешней многоводной традиции жизнеописаний, часто свергающихся в автоматические компендиумы цитат, с трепетом ожидаю, как Архангельскому удастся избежать трагического поражения г-на Кошелева, понесенного им от биографии Хомякова, и трагической победы г-на Пескова, одержанной им над биографией Боратынского — и заодно над простым русским непрофессиональным читателем, его женой и детьми, которым нарезка цитат о Боратынском вместо плавной картины его жизненного потока должна, наверное, напоминать, ленту новостей “Интерфакса” — столь же бессмысленную при сквозном чтении. Опубликованные предварительно в “Дружбе народов”, главы из этой книги меня тогда не впечатлили. Подаренные Архангельским же моему сыну на вырост “Беседы о русской литературе. Конец XVIII — первая половина XIX века. Учебное пособие для 9 класса” прочел с завистливым вниманием. Даст Бог, Архангельскому повезет еще раз.

12. В. В. Похлебкин. Татары и Русь. 360 лет отношений Руси с татарскими государствами в XIII-XVI вв. 1238-1598 (От битвы на р. Сить до покорения Сибири). Справочник. М., 2000. 192 с. Тираж 1500.

Трагически погибший в своей подольской квартире, Похлебкин вновь, теперь посмертно, поражает публику энциклопедизмом, присущим его кулинарным трудам, лаконичным усердием, характерным для его справочников по внешней политике, и отнюдь не академическим темпераментом, характерным для сильных и свободных людей. Конфликтная, для русской мифологии слишком понятная и примитивная (или демонстративно мутная и умышленная — в изложении Льва Гумилева), история русско-татарских отношений, для избранного — “внешнеполитического” — периода получила максимально рациональное справочное освещение. Внимание к границам, договорам, процедурам, мотивам, династической хронологии, экспертная воля к кратким формулам событий, не прибегающая к убогим “с одной стороны — с другой стороны”, откровенное освещение совершенно геноцидной сущности взаимных войн, — нет пункта, который можно было бы поставить в минус Похлебкину. Татарские националисты получили справочник для застарелой антирусской полемики, нормальные люди — редкую и честную книгу.

13. И. А. Ильин. Собрание сочинений в десяти томах. Т.9-10. М., 1999. 507 с. Тираж 8500.

Когда много лет назад любитель Ивана Ильина химик Ю. Т. Лисица начал это издание, ему прощалось все — за сам только замысел десятитомника. Теперь кажется, что сам Лисица уже устал от своего предприятия, потому и завершает его сдвоенным томом. Наука как легла у порога этой фигуры, так и осталась в сенях, не допущенная к толкованию мыслей ильинского гения. Была ли эта наука способна на преодоление порога — вопрос отдельный. Думаю, нет. Но кризис дилетантского приседания у колен “великаго консерватора” Ивана Ильина налицо. Общественно-политические статьи конца 1915-1943 гг., составившие том, наотмашь, беспощадно, смеясь, опровергают любое консервативное елейное словотечение вокруг Ильина. Что не удивительно для всех, кто знает Ильина не через покрытую риторической слюной Ю. Т. Лисицы витрину, а сквозь его эпоху, в которой почти все были политизированные наивные дураки, прискорбно далекие и от ума, и от идейной силы, и от политических перспектив. Поставим на полку. Иван Ильин, весь в мусоре своего времени, все равно выше своих любителей-дилетантов.

14. В. С. Соловьев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Сочинения в пятнадцати томах. Т.1: 1873-1876. М., 2000. 392 с. Тираж 2000; Т.2: 1875-1877. М., 2000. 398 с. Тираж 2000.

Однажды в известном журнале “Логос” я уже имел шанс разъясниться: благая и комфортная для культурного человека потребность иметь культурные ориентиры не в музейном прошлом, а в своей, актуальной современности, уважать и ценить не только гениев вчерашнего дня, но и современников, — для нас, живущих сегодня, имеет все возможности к реализации. Уже сейчас, не дожидаясь суда мало что уразумляющих в нашей актуальности будущих opinion maker’ов, мы можем повести вкруг себя глазами и произнести: вот этот, и этот, и та — настоящие, не придуманные, заслуженные отцы и матери современной русской науки и культуры. И я рад, что лично знаю этих людей, знаю про их иногда омерзительный характер и всегда большое сердце, знаю, что сделанное ими сейчас уже достаточно для культурного бессмертия (в России, впрочем, весьма короткого). Так сказать можно о наших “соловьевцах” — тех, кто в самые бедные, нервные, искусительные 1990-е годы делал тома соловьевского ПСС: Ирине Борисовой, Алексее Козыреве и Александре Носове. Если для 1970-х годов “примером-того-как” служил ПСС Достоевского, то сегодня я не могу найти вне ПСС Соловьева (который, может быть, даже и не будет закончен при жизни нашего поколения) иного примера текстологической и историко-философской работы, который действительно, с максимальным чувством и силой, аккумулировал бы главные методические и исследовательские достижения науки 1990-х годов. С благоговением ставлю на полку и надеюсь дожить до двадцатого тома.

15. Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1918-1940. Т.2: Периодика и литературные центры. М., 2000. 640 с. Тираж 3000.

Безусловно, циклопическое предприятие. Но отнюдь не энциклопедия: ни по стилистике и содержанию статей, ни по аппарату, ни наконец — по составу (словнику). Статьи напоминают скорее студенческие рефераты, исполненные в самом дурном тоне предсессионной отписки: “журнал такой-то… а еще Ходасевич написал там то-то (№3), а Г. Д. Гурвич назвал Новгородцева “великим” (№2)…”. Ни, как правило, сопутствующих указаний на библиографию и росписи. Ни единого способа описания. Оторвать бы к чертовой матери кому-нибудь за это голову, да нельзя: среди авторов достойные люди. Придется пользоваться.

Б.

1. Александр Жолковский. Мемуарные виньетки и другие non-fictions. СПб., 2000. 244 с. Тираж 2000 (Urbi. Вып.30. Серия “Новые записные книжки”. 5).

Выходящая редакционным попечением Кирилла Кобрина и Алексея Пурина и типографским усилием журнала “Звезда”, альманашная серия, видимо, относится к инсайдерам современного интеллектуализма. Иначе б как удалось этой серии заполучить в авторы модного писателя, диссидента структурализма, диссидента славистики и политического диссидента А. Жолковского. Ангажированный модным нынче жанром безответственных замечаний на полях собственных замечаний, восходящим к Розанову, Шкловскому и М. Безродному, я отдал книге несколько предсонных досугов — и проглотил книгу без остатка… Теперь, недели спустя, с неким трудом могу вспомнить: о чем она, собственно? Ну да — о том, что автор крутой пацан, что знал Ахматову. Пастернака, пил водку, работал в советской научной конторе с полутора присутственными днями, сочинил грамматику сомали, многажды менял жен, сделал ряд ощутимых интеллектуальных сближений, купил в Америке дом и вообще любит английский язык. Что уснащен сей мемуар гроздью бессмысленно-матерных “бляков” и читается все равно хорошо, легко и бесследно. Наверное, я поздно и не там, где надо, родился, не узнаю я муторную, коричневую советскую жизнь в этой “Песне песней” Жолковского. Не буду я ее хранить — допишу отклик и выброшу. Вот “Конец цитаты” Безродного потяжелей будет, полапидарней, чувствуется в нем памятный нищенский ужас 1990-1991 годов. Книгу Безродного я оставил — иногда всучиваю встречным почитать.

2. А .З. Штейнберг. Система свободы Ф. М. Достоевского. Paris: YMCA-Press, 1980 (переиздание с: Берлин, 1923). 145 с. Тираж известен только Н. А. Струве.

Автор памятных мемуаров “Друзья моих ранних лет”. Участник глубокой полемики с Карсавиным по тяжелому еврейскому вопросу, в полемике этой — что редко — поднявшийся выше вопроса. Участник всяких “вольфильских” мероприятий начала 1920-х, столь вкусно и подробно освещенных в последние годы тщанием Ярослава Леонтьева и Владимира Белоуса. Левый родственник левого же наркома Штейнберга. Но без тяжкого сивушного духа левизны. После героически и энтузиастически (ибо на больничной койке) прочитанного до середины томины Мережковского “Толстой и Достоевский”, рассуждения Штейнберга о Достоевском попадают, хоть и кратко, в ту же пристрелянную цель, в ту изгвазданную хирургическую правду его. Прочту непременно. И — хорошо, что YMCA-Press вывезла сюда из Парижа нераспроданные залежи своих изданий и выставила их на продажу в солженицынском магазине на Радищевской, что у Таганского метро. Мы эти вещи явно не дочитали (а какой редкостью были “Друзья моих ранних лет”! Читал, взявши на срок. Теперь тоже купил и хватаюсь любовною хваткой)…

3. К. Мочульский. Валерий Брюсов. Париж: YMCA-Press, 1962. 187 с. Тираж неизвестен.

Тоже из залежей YMCA-Press. И Мочульский бледен, изрядно переиздан (даже не потружусь лезть искать — переиздан ли его “Брюсов”), и Брюсов неаппетитен. Спасибо, конечно, товарищу Брюсову, что паскудной своей лояльностью к большевикам купил у большевиков на многие подсоветские десятилетия санкцию на незапретную жизнь и научное изучение всему символизму и “серебряному веку”, что дал нам, детишкам, лишенным бесперебойного доступа в букинистические магазины и подпольные цеха ксерокопирования, сквозь дверную щель видеть и слышать отголоски, сличая отдельное “А” со случайным “Ж”. Но семитомник его сиреневый советский я с каким-то даже омерзением давно уже выкинул. Быстро пожалел об этом и с особым раскаянием стал покупать брюсовские тома “Литературного наследства”, учась у его авторов науке. Нынче, когда руль жизни перелег с красного на черное, с советской кастрации на современную хитромудрь, так и хожу в неведении: как к Брюсову-то относиться, как чувствовать-то? Может, этот первоэмигрантский последыш подскажет мучительный нюанс, от которого ляжет все в ряд, оправдается все скопом. Даст Бог, прочту. Прекрасное предисловие В. Вейдле — может быть, из-за него и купил.

4. А. Дж. Тойнби. Цивилизация перед судом истории. Сборник. М.; СПб., 1996. 478 с. Тираж 5000.

Когда с конца восьмидесятых все это переводное мегатомие пошло в массы, первое время мы, практикующие узкие историки, только вяло отстреливались. Гидра марксизма была уже хорошо изучена и давно понятна. Здравый, почвенный, археологический позитивизм, соединенный у каждого с какой-либо иной дисциплинарностью, призванной на неосознанную методическую подмогу, держал нас далеко, на расстоянии артиллерийского выстрела, от этих всех западных умников, за пропущенные Россией 80 лет натворивших безумную тучу историософских выводов из своих штудий. Когда некий бывший “научный коммунист” или “историк КПСС” бросался за “методологией” к переводному Броделю, переводному Блоку или там Февру, на него смотрели как предубойную свинью, которой уже ничто не поможет в умственной бойне: ни новая лицемерная любовь, ни новые переводы.

Переводной вал рос — а нужда в методологии падала все ниже. Еще бы: только-только прошел коммунистический Мамай, собственные поля не возделаны, постройки не возведены, источники не опубликованы, — а свежепереведенные открытия Фуко и Хейзинги как-то несвежи, как-то неактуальны для тех, чья неотрефлексированная, ситуативная междисциплинарность, конечно же, была крива и часто немыта. В очередной раз узнавать, что ты говоришь прозой — не хотелось. Наступил тотальный отстрел от хейзингов. Потому и не покупал всю эту литературу. А сейчас потянуло, наверное, на покой.

5. ГУЛАГ (Главное управление лагерей). 1917-1960 [это на титуле, всюду внутри — 1918-1960]. М., 2000. 888 с. Тираж 3000 (Россия. ХХ век. Документы).

Сборник документов и статистики. Структура, нормативы, персоналии. Солидней художественного произведения Солженицына. Составители А. И. Кокурин и Н. В. Петров мне лично известны: один — старый практический архивист из спецфондов ГАРФа, другой — подвижник правозащитной науки. Оба труженики. Труд их далеко не первый (вот с полки снимаю еще их же плод, в той же красно-коричневой серии: “Лубянка: ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917-1960. Справочник” (М., 1997)) Способ их труда мне тоже известен — это тотальное ксерокопирование и издание свежерассекреченных документов, любовно расположенных в тематическом и хронологическом порядке (Кокурин) плюс дотошное исследование их смысла (Петров). Куплено для собственной научной нужды, в сознании проходящей под кодовым именем “Берия”. Незаменимое, не обходимое мимо никаким спесивым ухищрением предприятие. В ночной час исследовательского припадка, в предутренний час выверки недоношенного текста — сидеть над этим томом мне в поту преклонения перед каждой запятой и параграфом книги, испещряя их твердыми линиями, продлевая жизнь ее мириадами ссылок.

Мелкое обстоятельство: восхитительная эта серия про демократию и т. д. финансируется, видимо, одноименным фондом во главе с бывшим архитектором перестройки А. Н. Яковлевым. Дело благородное и осмысленное. Но не без грустных издержек: думается, именно демократический фонд представляет на титуле в качестве “научного редактора” забытый уже всеми перестройщик, ректор Высшей партийной школы при ЦК КПСС, неожиданно ставший прорабом “демократической платформы в КПСС”, а позже — создателем эфемерной Республиканской партии РФ, тов. Шостаковский. И вот он — научный редактор! Не верю, пытайте — не верю, не могу под электронным микроскопом разглядеть в сборнике Кокурина и Петрова этой перебродившей перестройной редактуры. Вижу, что все это ложь и фондовое злоупотребление. Вижу тем более, что в аннотации составителям вместо тов. Шостаковского всучен другой, альтернативный соавтор — “редактор” А. Н. Яковлев. Конечно, коли деньги, свои и Сороса, дал — вставь себя в редакторы серии, но лезь в редакторы книги, отпихивая Шостаковского… Too much.

Мальчишка подбежит, спросит: “тятя, а почему ж оныя книги все странным образом изучают нашу былую действительность лишь до 1960 года?”. Да потому, любезные братья, что в помянутом 1960 году Н. С. Хрущев, в реформаторском движении души, на краткий срок отменил МВД СССР, расколов и низведя его до уровня союзных республик, отняв у него последнее неполицейское дело — систему союзных архивов, положив внешний предел большевистскому континууму.

6. Грета Н. Слобин. Проза Ремизова. 1900-1921. СПб., 1997. 206 с. Тираж 1000 (Современная западная русистика).

Покупка — дань памяти и вечной, из тьмы выношенной, любви к Ремизову. Полистал: даже верное авторское самооправдание, что писалось сие в годы мрачного энтузиазма, общего невнимания к Ремизову и прочей экзотики, не извиняет — бледно, бледно, поверхностно, ни для кого. Зачем переиздано? Чаю: для патриотической гордости.

Кстати, только что вышла монография А. М. Грачевой про древнерусскую часть трудов Ремизова (счастлив: помню, еще до энтузиастической Греты топтался на Арбате, высматривая в витринах ремизовский “Пруд”; детально штудировал статьи Грачевой о Ремизове в скупаемых мною “Трудах Отдела древнерусской литературы”: едва ль не пинцетом, как археолог, вытаскивая из тела статьи цитаты самого Ремизова, — из редчайших тогда и недоступных его штучных лубочных сказочек… Сейчас это давно уж в двухтомнике и нескольких сборниках. Да и ТОДРЛ выброшены давно. Не купил).

Явно же, явно же фамилия дамы — Злобин(а) (от гражданина Н. Злобина из Мережковской тусовки эмигрантского периода). Но нет, нельзя ей. Сказано: “за-па-д-на-я”...

7. Священный Собор Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Обзор деяний. Третья сессия. М., 2000. 432 с. + вкладка. Тираж 1500.

Подарил издатель — Илья Соловьев, университетский соученик, староста Крутицкого Патриаршего Подворья, сослуживший Подворью огромную культурную службу своими издательскими предприятиями. Сам следил несколько лет назад по архивным материалам за сессиями Собора (третья — это уже лето 1918-го, в пустоте), трагического и редкостно ответственного, не по отечественным правилам — надысторического в решениях. Много текущих, процедурных дел, голосовательные листы. Не для читателя. Обзор — в самый раз.

Разбирал вчера выписки архивные. Вот Собор откликается на большевистский переворот: мужайся, Русь, наступает твоя Голгофа. По каждому политическому эпизоду (как многие надеялись тогда) так не наоткликаешься. Значит, чувство не обмануло.

8. С. А. Левицкий. Сочинения. Том 1: Трагедия свободы. Том 2: Очерки по истории русской философии. М., 1995-1996. 512 + 495 с. Тираж 7000 + 10000 (История философии в памятниках).

В прошлый раз купил его “Трагедию свободы” и теперь преодолел спесь и купил проигнорированный в прежние годы двухтомник — ради “Очерков”, конечно. Тем более что цена им теперь — в бутылку пива Miller (толстую). “Очерки” Левицкого никакого влияния ни на что не оказали — в отличие от аналогичных историй Н. О. Лосского и В. В. Зеньковского и “Путей русского богословия” Г. В. Флоровского. Но поблагодаримте составителя двухтомника Вадима Сапова за оказию — русскую духовность, как известно, сподручней изучать килограммами и едва ли не статистическими методами. Вадим Сапов кстати — человек фантастической работоспособности и интересов, за последние годы составивший и откомментировавший целую библиотеку: римских стоиков, Чаадаева, Булгакова, Питирима Сорокина, Кистяковского, Бердяева, антологию “Вехи: pro et contra” и Бог еще знает что. Ему, кажется, сдаются все гиганты, мыслители помельче и такие вот простые честные солдаты мысли, как Левицкий. Но причастный народ его почему-то недолюбливает. Ну кого еще ругали за не так изданный двухтомник Чаадаева? Его. Ну кто бы еще взялся за муторное и хлопотное переиздание сборников Бердяева? Берется Вадим Сапов — и переиздал в той же серии “История философии в памятниках”: “Духовный кризис интеллигенции” (М., 1998), “Новое религиозное сознание и общественность” (М., 1999), “Субъективизм и индивидуализм в общественной философии” (М., 1999). Но вот кто дергает его за руку: в каждом из бердяевских переизданий он пишет: “При подготовке настоящего издания в тексте (…) произведена минимальная стилистическая правка”. Это как? Ну не писал бы хоть — никто б не скрежетал зубами, все-равно читают с пятого на десятое (мы, сравниватели версий, не в счет), но коль признался — сдавайся в плен. Шлем составителю новый заказ: не переиздан “Sub specie aeternitatis”.

9. П. М. Бицилли. Трагедия русской культуры. Исследования. Статьи. Рецензии. М., 2000. 608 с. Тираж 2000.

Издательство “Русский Путь” — при фонде Солженицына с библиотекой, архивом и книжным магазином на Радищевской. Издает чисто и с любовью. Составитель — сотрудник этого конгломерата М. Васильева. Сборник сугубо историко-литературный, но кто ж из русских эмигрантов ради хлеба насущного не покидал на время своей узкой науки и не становился историком литературы, лектором про Достоевского или рецензентом про Гоголя. Так и здесь. Книга, конечно, общефилологическая, не встроенная почти ни в какой контекст, содержанием второстепенная, однако где они, труженики контекста, где их турусы и навигации? Пусть будет хотя бы любовь.

10. Русские философы, конец XIX — начало XX века. Антология: биографические очерки, библиография, тексты сочинений. [Выпуск 3] М., 1996. 324 с. Тираж 12000.

Совершенно тупиковое, библиографическое (для библиографической массы) издание (потому и сделанное силами бывш. Ленинской библиотеки). Герои этого выпуска: Н. И. Ульянов, Г. П. Федотов, Г. В. Флоровский, Д. И. Чижевский. По несколько текстиков каждого. Купил ради Ульянова — в отдельном издании выходили, кажется, только его разоблачения украинского сепаратизма, что как-то избыточно для меня. Степень пересечения антологии с иными переизданиями этих лиц сличать даже не хочется: возникнет нужда — дам честный отчет. Покупательского же мотива — никакого. Для справки: в первом выпуске (1993) антологии составитель Л. Г. Филонова скооперировала Арсеньева, Бердяева, Булгакова, Вышеславцева, Гершензона, Иванова, Карсавина, Леонтьева; во втором (1994) — Победоносцева, Розанова, Степуна, Тихомирова, Трубецких… Да-а-а, фонтан составительской мысли, щедрость хрестоматийной руки. Бессмыслица. Зря купил. Слава Богу, хоть серия умерла.

11. Антология социально-экономической мысли в России. Дореволюционный период. СПб, 2000. 832 с. Тираж 1500.

Господи, вот напасть. Издание “Русского христианского гуманитарного института” (положительно известного антологиями “Pro et contra”, изящными изданиями Бердяева, Франка, В. Н. Ильина). “Под редакцией доктора социологических наук, профессора А. И. Кравченко”. Внутри — просто караул: без тени мысли, без хронологического ли, тематического ли, церковно-партийного ли принципа все свалено в кучу, — как девушка с кафедры в компьютер с “составительских” и “профессорских” ксерокопий набрала. Так и вижу профессорский химический карандаш 1937 года выпуска: от сих до сих, крест-накрест вычеркнутые главы и абзацы. Зверобой, мучитель младенцев, посетитель всех поликлиник (как бы еще выразиться?), профессор Кравченко не знает разницы между библиографической ссылкой на источник публикации, текстом титульной страницы копируемого труда и собственно заглавием труда (в который профессор автоматически включает название города и года издания!). Оттиски, не имеющие отношения к делу издательские объявления, случайно попавшие под девичью руку, целиком брошюры, просто тексты без роду и племени, каким-то образом извлеченные несколькостраничные куски из многотомных трудов… Хочется отправить все это обратно в поликлинику. Но куда ж деваться историку проклятой этой левизны — приобрел, буду иметь. Ибо здесь не только пьяный бред профессора Кравченко и нетвердая его фашистская поступь, но и русские марксисты и марксоиды рубежа веков: С. Н. Прокопович, А. М. Стопани, С. Солнцев, А. А. Исаев, С. Н. Булгаков, А. А. Кауфман, М. И. Туган-Барановский, В. В. Святловский, изучающие пролетариат и артели. С ними я уж сам как-нибудь разберусь.

И кто бы сомневался, что эту дрянь (“антологию”, а не тексты пострадавших в ней авторов) христианский институт издал на грант РГНФ. Никто? И я тоже. Ибо дрянь от дряни не отползет никогда. Вот только что случилось с питерским институтом? Почему он отдался пьяным фашистам?

12. Урс Альтерматт. Этнонационализм в Европе. М. 2000. 367 с. Тираж 1000.

Подарил Анашвили. Уже из первых строк сочинения сочится страх: как же так — коммунизм пал, а на душе неспокойно. “Варшавский блок” разблокировался, а разделения тонких человеческих душ растут, проходя уже не по политической, а по этнографическим, племенным, расовым, кровным границам. И это — в Европе. В качестве спасения Европе предложена Швейцария.

Прочту, исчеркаю и напишу в “Логос” подробно.


[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]

начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале