начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]


Алексей Плуцер-Сарно

На пути к словарю древненовгородского диалекта

Ци ти боудоу задела своимъ бьзоумьемь, аже ми ся поцьньши насмихати, а соудить Богъ и моя хоудость

Открытие новгородских берестяных грамот было без сомнения одним из самых великих археологических достижений ХХ века. Из-под земли восстала еще одна древняя цивилизация. В этой сложнейшей работе одним из ведущих ученых-археологов по праву считается В. Л. Янин. А потому не удивительно, что московское издательство “Языки русской культуры” переиздало книгу этого знаменитого русского историка и археолога (В. Л. Янин. “Я послал тебе бересту…” М., 1998), повествующую об истории открытия новгородских берестяных грамот. Книга предназначена как специалистам, так и массовому читателю, поскольку написана простым и доступным языком. Но по мере чтения этой интереснейшей книги у читателя невольно начинают вкрадываться сомнения относительно корректности предлагаемых реконструкций. Прежде всего, настораживают перемены в дешифровки грамот: “…много первоначальных чтений было впоследствии изменено или уточнено… Этот процесс корректировки не завершен и теперь…” (Послесловие 426). Уже “на этапе опознания процарапанных на бересте букв” (Послесловие 426) появляются сотни ошибок: “…похожие буквы — скажем, Т и Г, Б и В, Г и П, Ъ и Ь, — здесь иногда трудно различить. …довольно легко спутать, например, Е и С или В и К… Добавим к этому, что описанные трудности многократно возрастают, если сохранность бересты плохая или если от первоначального документа до нас дошел лишь фрагмент, и от каких-то букв осталась только часть элементов” (Послесловие 426). Но сохранность бересты почти всегда плохая, большая часть из них дошла во фрагментах: “В грамоте № 123 обрывки ее шести строк таковы, что целиком можно прочесть лишь одно слово в первой и одно слово в пятой строках” (Янин 183).. В какой-то момент читателю книги В. Л. Янина начинает казаться, что перед ним богатый мир воображения исследователя, который с неизбежностью видит именно то, что хочет видеть.

При интерпретации грамот все исследователи “…исходили из того, что автор допустил те или иные буквенные ошибки…” (Послесловие 427). Это приводит к еще более свободным интерпретациям грамот. Исследователь позволяет себе в практической работе “немного отступить от объективных сопоставлений, высказав… несколько предположений” (Янин 324), чтобы “…предложить высоковероятные конъектуры” (Янин 383). Впрочем, автор сам признается, что “уже видит скептическую усмешку читателя” (Янин 403).

Возможность различного разделения текста на слова дает еще больший простор для толкований. В грамоте № 68 фрагмент текста “малагодаитуЯстою” сначала членился как “мала года и ту Я стою”. Затем он был переосмыслен как “малаго даи ту Я стою”, т. е. “небольшого дай, я за этим стою” (Послесловие 428). Первоначальное прочтение грамоты № 358 “Прочиця къ пришли ко мни”, где “Прочиця” рассматривалось как имя собственное, а “къ” считалось ошибкой автора, было переосмыслено, как “про чицякъ пришли ко мни”, т. е. “пришли ко мне грамоту про шишак”, т. е. металлический шлем (Послесловие 429). А. А. Зализняк признается: “В дальнейшем вы еще не раз увидите, как много зависит в толковании грамот от возможностей различного словоделения” (Послесловие 429). Иногда исследователь может принимать текст воображаемый за реальный. Если он видит не ту букву, то его “самое простое предположение состоит в том, что люди, писавшие берестяные письма, были не очень грамотны и поэтому постоянно путали буквы” (Послесловие 429). Появляется множество ссылок на ошибки автора грамоты: “В письме много ошибок, пропущенных букв” (Янин 124). Но неправильное прочтение одной буквы порой ведет к ошибочной реставрации слова, а одно слово может менять смысл всего текста. Читателю начинает казаться, что перед ним рождаются несуществующие миры и вымышленные истории. Так в грамоте № 69 частица “пакъ” была прочитана первоначально как “плкъ”, т. е. “полк”, что полностью меняло смысл всего текста. Впоследствии военное истолкование текста стало казаться ложным.

Следующий за прочтением текста грамоты этап — это реконструкция реалий жизни Древнего Новгорода. Здесь В. Л. Янин еще дальше уходит в область художественного вымысла. Так, например, текст грамоты №366 (40-70-е гг. XIV в.) в переводе А. А. Зализняка звучит следующим образом: “…расчелся Яков… по бессудной грамоте… по поводу вытоптанной при езде пшеницы, а Харитон по поводу… убытков… Харитон взял десять локтей сукна…” (А. А. Зализняк. Древненовгородский диалект. М. 1995. С. 513) Этот текст дал В. Л. Янину материал для следующей интерпретации: “Яков… потоптал лошадьми пшеницу… Яков в суд не явился, пренебрежительно предоставив суду возможность обсуждать и решать эту жалобу без него. Суд рассмотрел заявление потерпевших, оценил их убытки и вынес постановление. …Можно догадываться, что Харитон пытался защитить пшеницу Юрия, но на нем порвали одежду и избили его. …Получив постановление суда, жалобщики пришли с ним к Якову и при свидетелях получили с него присужденные им деньги, пшеницу и сукно. А берестяную запись, составленную по этому поводу, Яков в гневе швырнул на землю и затоптал в грязь” (Янин 174). Очевидно, что перед нами художественный текст. Делать подобные реконструкции не входит в компетенцию ученого. Книга постепенно превращается в исторический роман, полный волшебных историй. Порой исследователь впадает в откровенно сказочный тон: “То ли не доехал детина до Сидора, то ли не достучался в широкие ворота его усадьбы, только окликнули детину со двора Юрия Оницифоровича. А что было дальше, каждый может вообразить себе сам. …Напробовался детина браги из боярской поварни и потерял семеновы письма вместе с шапкой” (Янин 164). Воистину, вольности интерпретаций ведут к “безграничным возможностям познания прошлого”. Комментарии В. Л. Янина вполне литературны. Так, грамота №87 “От Дрочке от папа пъкланяние ко Демеяноу и къ Мине и къ Ваноукоу и къ вьхемо вамо. Добре створя…” анализируется следующим образом: “Одному только попу Дрочке, как будто, ничего не нужно. Но это только на первый взгляд. Он в конце XII века передает привет всем знакомым…” (Янин 178). А. А. Зализняк тоже не прошел мимо попа Дрочки и сделал свое предположение: “…поп Дрочка в действительности писал свое письмо не по-пустому: в нем, конечно, содержалась какая-то просьба” (Послесловие 432).

В действительности исследователям приходиться порой иметь дело с “жалкими фрагментами слов” (Янин 123), споры о которых идут бесконечно: “Об этой грамоте спорили несколько десятков лет” (Янин 179). Чем ущербней текст, тем больше желание ученого дешифровать его. По сути, идет тяжелая и кропотливая работа по восстановлению руин текста. Но порой появляется опасение, что перед нами не реставрация, а реконструкция, не история, а ее модернизация. Одного корня слова порой достаточно для построения целой исторической гипотезы: “А. В. Арциховский предположил, что ближайшим предком Мишиничей был знаменитый новгородец Миша, о котором рассказано в Житии Александра Невского как об одном из шести наиболее отличившихся героев Невской битвы…” (Янин 195). Далее посвящено несколько страниц потомкам Миши, генеалогия которых на самом деле более чем спорна.

Зачастую реконструируется не утраченный текст, а образ автора этого текста. Этому автору приписываются какие-то особые черты, свойства, привычки. После чего эти черты используются для реконструкции текста, для объяснения тех или иных особенностей письма или графики. Обнаружив в тексте странные буквы, ученый предполагает грубые ошибки, случайные описки автора: “она сначала ошибочно написала…, а потом решила заменить…, а потом исправила” (с. 365). Если текст непонятен исследователю, то хочется предположить неграмотность самого автора бересты: “Онфим еще не умел считать” (с. 60). Появление ошибок списывается на какое-то особое самочувствие автора грамоты: “волнение вынуждает писавшую делать ошибки” (с. 365), “он слишком волновался, чтобы писать правильно” (с. 128). В других случаях причиной нечитаемости грамоты становится неопытность и молодость “неуверенных в себе мальчиков” (с. 59). Если же текст предстает как совершенный хаос букв, то предполагается, что автор грамоты и не хотел ничего написать, а просто упражнялся в берестомарании: “мальчик… просто упражнялся, ведь он уже умел читать и писать” (с. 57). В качестве причины “неразборчивости” грамоты Янин рассматривает бестолковость ее автора: “потом писавший запутался и вместо нужных ему по порядку букв стал изображать какие-то их подобия” (с. 55). Если же текст обрывается на середине, то ученый сразу же уходят в область реконструирования: “Дальше просто не хватило места. Иначе мы прочли бы…” (с. 56). Иногда предполагается, что авторы грамот не умели читать и считать: “…вряд ли следует винить Онфима, еще не научившегося даже сосчитать пальцы на руке” (с. 61). Исследователь предполагает, что перед нами черновик, брак по тексту, просто “…попытка изобразить дату, но попытка неудавшаяся…” (с.61). Кульминацией подобного подхода можно считать предположение об изначальной бессмысленности грамоты: “…бессмысленный набор букв…” (с. 61). Иногда непонимание приписывается самому автору грамоты: “заучил…, не понимая их содержания и смысла звучащих в них слов. И эту тарабарщину перенес на бересту” (с. 61). Автору приписываются некие недостатки, объясняющие “ущербность” грамоты. Отклонения от натурализма в манере приписываются не особенностям художественного мышления той эпохи, а просто неумению рисовать: “На ней изображены два человечка. Их поднятые руки напоминают грабли. Число пальцев-зубцов на них от трех до восьми. Онфим еще не умел считать” (с. 60).

Исследователи осмеливаются даже реконструировать мысли автора, состояние его сознания, настроение и чувства: “маленький художник мечтал” (Янин 59). Почти все перечисленные выше аргументы В. Л. Янин применил одновременно к одной группе текстов, связанных с именем некоего Онфима (грамоты №199-207). Чтобы сделать хоть сколько-нибудь понятными эти тексты исследователям пришлось нарисовать образ малограмотного мальчика и усадить его на школьную скамью: “мы познакомились с соседом Онфима по школьной скамье” (с 60). Этот образ сразу расставил все непонятные исследователям места по полочкам. Как видно из приведенных примеров, внетекстовые вымыслы ученых используются ими для толкования самих текстов, что совершенно недопустимо с методологический точки зрения. В отдельных случаях эти же приемы допускает и А. А. Зализняк: “Очевидно, писавшая вначале имела в виду фразу “къ мънЕ н<е> ходилъ”, но из двух сходных слогов один пропустила; ср. аналогичные приемы, например, в № 439, Б 90, где исследователь читает вместо имеющегося “мне ехати”, предполагаемое — “мне не ехати, и в №715, В 41, где читается вместо имеющегося “раба жеЯ” — предполагаемое “раба БожеЯ(А. А. Зализняк. Древненовгородский диалект. М., 1995. С. 230). Порой исследователи отправляются в области чистого вымысла: “Заметив ошибку, она вписала над строкой нь, но не ограничилась этим, а произвела также стилистическую правку: добавила еще при… В той же строке в есьЕла узенькое с втиснуто между е и м. Возможно, составительница письма намеревалась написать есмь имЕла, но по ошибке написала ем вместо есм, сразу же вставила с, но после этого сбилась…” (Зализняк 230). Размышления А. А. Зализняка выглядят убедительными, но это не делает их более корректными с методологической точки зрения.

Анализируя текст знаменитой грамоты № 752 оба исследователя переносят современные представления о жанровых системах на неизученную эпоху: “Ее едва ли можно истолковать иначе, как любовное письмо: при других мыслимых интерпретациях непонятно, как объяснить тему возможной обиды…, необходимость укрываться от людских глаз и в особенности страх героини…” (Зализняк 230). Очевидно, что за 800 лет до сексуальной революции, в конце XII века была несколько иная система табу, чем сейчас. “Необходимость укрываться от людских глаз” не позволяет сделать такие далеко идущие выводы об интимной близости адресата и адресанта: “это древнейшее русское любовное письмо”, в котором “обиженная женщина” пишет “своему возлюбленному, не пришедшему на свидание”, что “никогда не отвергнет своего милого”, “не… хочет его оставить” (Янин 368). Даже применительно к скромной грамоте № 566 “Боуди въ соуботу къ ръжи или весть въдае” В. Л. Янин предположил, что “это приглашение на свидание в поле” и что “грамота может быть частью тайной переписки влюбленных” (Янин 368). Желание открыть любовные тайны XI-XII веков начинает перевешивать здоровый научных рационализм.

Как реставратор В. Л. Янин тоже проявил большую смелость. Если А. А. Зализняк восстанавливает часть текста грамоты № 98 очень осторожно, условно и предположительно, то В. Л. Янин вообще не сомневается: “Теперь мы можем восстановить и утраченную часть первой строки. Там нет текста примерно в 24 буквы. Как же заполнить этот разрыв? Да, наверное, так… В восстановленной части 23 буквы. Теперь прочтем всю грамоту в ее сохранившейся части: «Поклоно от (О)нуфрия ка пос(аднику к Онсифору. Попецалу) i Смену»” (Янин 95). А. А. Зализняк более корректен в своих реконструкциях: “Середина фразы реконструируется предположительно: «…пос(адни)[ку к онси](фору)-------|i смену…»” Как видим Зализняк 7 букв вообще не включает в реконструируемый текст, 7 — гипотетично восстанавливает как “интерпретируемые неоднозначно” и 8 — считает “полностью утраченными” и восстанавливает как “чистые конъектуры” (Зализняк 216).

Сложнейший рисунок на донышке туеса (грамота № 199), где автор изобразил какое-то мифологическое существо “с торчащими ушами, с высунутым языком, похожим на еловую ветку или на оперение стрелы, с закрученным в спираль хвостом” (Янин 57) с подписью “Я звере” и надписью “Поклоно от Онфима ко Даниле” В. Л. Янин интерпретирует поверхностно, предполагая, что автор просто не умел рисовать: “Потом мальчик принялся рисовать, как рисуют все мальчики, когда наскучит писать. …Наверное у взрослых художников иногда остается что-то от неуверенных в себе мальчиков. …выписывая слова поклона, подражая в этом взрослым, он адресовался к своему товарищу, вероятно, сидящему здесь же, рядом с ним. Ведь могло оказаться, что он просто скопировал начало чьего-то письма, случайно попавшего в его руки, а может быть, так его в школе учили, как писать письма” (с. 57, 59). При такой интерпретации вопрос о традициях древнерусского рисунка, естественно, даже не возникает.

Размышляя о генезисе церковных граффити, испещряющих стены всех храмов России, автор пишет, что “своим происхождением такие граффити обязаны скуке церковного обряда. Вместо того, чтобы молиться, прихожане извлекали из кожаных чехлов свои “перья” и царапали стены. Порой надписи благочестивы: “Господи, помоги рабу своему”, но чаще мысли владельца “писала” были далеки от благочестия” (Янин 54-55). Говорить о “скуке церковного обряда” применительно к средневековой ситуации — некорректно. Лучше было бы предположить, что любая надпись, оставленная на стене храма в сознании верующего приобретала магические свойства. Даже запись, казалось бы, бытового содержания могла обретать особый смысл. В. Л. Янин добивается простоты и понятности Истории, осовременивая человека прошлого: “Встречая ее <граффити> на стенах рядом с процарапанными буквами азбук, мы должны всякий раз предполагать не столько благочестие писавшего — какое уж тут благочестие, если он царапает церковную стену во время богослужения, — а скорее его склонность к постоянному воспроизведению знаний, усвоенных в первых школьных упражнениях, склонность, встающую перед нами из большинства грамот…” (с. 60). Очевидна попытка ученого привнести какие-то атеистические черты в эпоху не знавшую подобных идей. Напротив, общеизвестные исследования древнерусских надписей на стенах соборов показывают, что использование церковных стен в качестве материала для письма не воспринималось как нечто кощунственное и было самым распространенным явлением (См. например: А. А. Медынцева. Древнерусские надписи новгородского Софийского собора. М., 1978). В. Л. Янин, по сути, наделяет Прошлое чертами идиотизма: “...заучил на слух какие-то молитвы, не понимая их содержания и смысла звучащих в них слов. И эту тарабарщину перенес на бересту” (Янин 61).

Исследователь подобно шахматисту обычно просчитывает все интерпретационные варианты. Тогда сам ход его рассуждений становиться фактом истории науки. Читателю хотелось бы видеть сам ход дешифровки, его аргументацию. Читателей интересует не только результат интерпретации, но и сам процесс воскрешения текста из небытия. И хотя автор утверждает, что “вся эта книжка” посвящена как раз “процессу чтения грамот” (Янин 48), это не совсем так. Книга посвящена не столько процессу чтения грамот, сколько популярному рассказу об этом процессе. Работа состоит из свободных размышлений, навеянных работой на археологическом раскопе, воспоминаний археолога, озарений историка, предположений палеографа, эссеистических набросков писателя, мемуарных маргиналий человека послевоенного поколения, экскурсов дендрохронолога, размышлений над проблемами топонимики, лингвистики, искусствоведения, историософии, этнографии и многих других дисциплин. Неспециалиста книга захватывает с первых же страниц, словно археологический детектив. Она является блестящим “Введением в археологию”. Но отсюда же проистекают и недостатки работы: отсутствие единого подхода и фиксированной точки зрения исследователя, отсутствие единой методологической базы в изложении материала. Читатель начинает думать, что перед ним художественно-публицистическое эссе, а не результат научной работы, что историософская позиция автора основана на использовании модернизации в качестве инструмента интерпретации, что новгородские грамоты были не прочитаны, а придуманы, что это не факт истории, а продукт жизнедеятельности языка описания, которым пользуется ученый. Культурная ситуация в целом начинает напоминать читателю разговор немого Прошлого с глухим Будущим. Возникает иллюзия, что в нашей беспомощности перед Историей оказывается виновата сама История. Книга начинает восприниматься читателем как комментарий к процессу непонимания древнего текста.

Между тем все эти читательские иллюзии совершенно несправедливы. Возможно, именно художественность стиля научной по содержанию книги В. Л. Янина разрушает восприятие ее как научной работы. А ведь в действительности, книге предшествовало полстолетия титанической научной работы, которая велась строго, скрупулезно и методологически безукоризненно. Процесс работы озарялся грандиозным количеством сенсационно-уникальных археологических открытий. Жаль, что на самом последнем этапе работы выдающийся ученый отказался от строго научного изложения. Эта мелкая тактическая или, если угодно просто стилистическая вольность автора и создала весь этот клубок взаимного непонимания, бросила тень неуместной художественности на титаническую работу целого коллектива выдающихся ученых. Строго научная книга А. А. Зализняка “Древненовгородский диалект” в качестве работы, претендующей на подведение итогов многолетней научной работы того же самого коллектива, воспринимается как результат более адекватного в жанровом плане решения.

указатель расположениЯ грамот в книге В. Л. Янина

Ценность книги В. Л. Янина как источника по берестяным грамотам снижается из-за отсутствия указателя мест размещения берестяных грамот в книге. Пользуясь случаем восполняем этот пробел. Первая цифра (до дефиса) означает порядковый номер грамоты, вторая цифра (после дефиса) — номер страницы, на которой грамота начинает анализироваться, цитироваться и/или воспроизводиться в прориси

1-41, 2-87, 3-42, 5-138, 6-43, 8-178, 9-179, 10-43, 15-45, 17-43, 21-52, 23-127, 24-47, 27-47, 32-168, 40-47, 42-44, 43-45, 45-44, 46-68, 49-45, 53-44, 58-44, 65-138, 69-167, 74-55, 78-177, 80-198, 87-178 и 432 (непонятно зачем текст одной и той же грамоты приводится полностью дважды), 91-144, 92-157, 94-89, 96-123, 97-94 и 123 (без всяких комментариев текст грамоты цитируется дважды), 98-94, 99-122, 100-95, 102-122, 109-180, (114, 115, 117, 118)-198, 125-52, 130-80, 134-153, 135-137, 136-173, 138-170, 141-171, 144-169, 146-138, 155-179, 157-104, 161-125, 162-125, 165-199, 167-103, 171-111, 173-169, 177-147 и 150, 178-171, 180-104, 181-183, 186 —170, 191-121, 192-121, 198-430, 199-56, 200-59, (201, 202, 203, 204)-60, (205, 206, 207, 208, 210) — 61, (222, 225)-199, 226-198, 239-199, 242-52, 243-172, 246-182, 247-439, (248, 249)-83, 253-144 и 151, 258-157, 259-154, 260-156, (261, 262, 263, 264)-159, 265-154, 266-155, 271-144, 272-146, 273-112, 275-155, 276-158, 278-73 и 80, 279-147, 280-157, 281-81, 282-168, 286-71, 288-52, 290-149, 292-86, 297-127, 298-165, 299-125, 301-127, (303, 306) -108, 307-128, 310-139, 311-126, 314-136, 317-111, 318-172, (319, 323)-111, 325-122, 331-61, 332-167, 339-113, 342-67, 345-123, 350-117, 352-136, 354-131, 358-134, 361-173, 362-110, 363-162, 364-163, 366-174, 368-111, 370-123, 377-51, 385-113, 386-123, 389-114, 391-116, 393-117, 403-81, 406-412, 411-117, 413-206, (414, 415)-207, 416-413, 417-208, 419-219, 420-209, 421-210, 424-211, 429-360, (436, 437, 438)-225, (439, 440)-226, 445-413, 406-191, 448-190, 463-256, (464, 465)-231, (466, 469, 471)-232, (474, 477)-233, (478, 481, 482, 483, 487)-234, 488-420, 490-228, 494-232, (495, 496)-235, 497-238, 500-237, 501-320, 502-272, 503-351, 506-299, 509-237, 510-257, 516-237, 519-240, 520-241 и 245, 521-248, 524-365, 526-342, 527-363, 531-333, 538-258, (540, 543)-259, 544-289, 545-298 и зачем-то еще раз приводится на 312, 546-294, 548-321, 549-294, 550-322, 553-296, 558-294, 560-299, 562-363, 566-368, 568-374, (577, 578)-261, (579, 580)-262, 581-348, 582-263, 586-279, 589-321, 590-263, 591-63 и 66, 594-376, 600-276, 601-274, 602-298, 603-274 и 298, 604-322, 605-361, 607-363, 609-276, 609-276, 610-262, 622-319, 623-63, 624-374, 627-324, 632-358, 633-279, 636-369 и 372, 638-356, 644-282 и 327, 648-350, 656-363, 657-284, (659, 660)-359, 663-361, 664-328, 665-329, 671-345, 672-284, 674-354, 675-356, 676-409, (681, 682)-351, (683, 685)-329, 686-68, 687-70, 688-409, 689-384 и 386, 693-386, (698, 699)-377, 700-356, 701-375, 704-371, 705-324, 710-329, 713-355, 715-392, 717-353, 718-392, 720-330, 722-355, 723-395Ю, 724-397 и 400, 725-347, 727-350, (728, 731)-258, 734-354, 735-330, 736-279, 739-363, 742-284, 742-284, 745-280, 752-365, 754-383, (755, 757)-381, 758-404, 761-406, 765-407, 766-403, 769-409, 771-404, (774, 775)-409.


[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]

начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале