Катя Бубенцова / Философия по доверенности

Катя Бубенцова

Философия по доверенности

Позиции современной философии. Вып. 1. Новые образы философии ХХ века. СПб.: Алетейя, 1999.

Ф а у с т
Что там белеет? Говори.
М е ф и с т о ф е ль
Корабль испанский трехмачтовый,
Приплыть в Голландию готовый;
На нем мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно нам подарена.
Ф а у с т
Все утопить.
М е ф и с т о ф е ль
Сейчас.
(Исчезает)

Доверенность № 1

Я, Гуссерль Мераб Константинович (1859-1938), доверяю Колесникову Александру Сергеевичу (1799-1937), паспорт серия ГБ XVII за номером 122113 получить причитающийся мне гонорар за книгу “Картезианские измышления” в бухгалтерии издательства “Алетейя”, а также доверяю ему как выдающемуся философу наших дней и брату родному во всем полностью и безоговорочно.

Доверенность № 2

Я, Хайдеггер (Heidegger) Мартын (даты жизни не разглашаются), выдающийся нем. философ, сыгравший решающую роль в становлении и развитии экзистенциализма, доверяю Ивановой Наталье Николаевне написание статьи “Метафизика в горизонте феноменологической рефлексии: Реституция (что это еще за дрянь такая? — М. Х.) или трансформация?” и прочая и прочая.

Вот и я думаю, ну почему я? Как Рудневу, так всякие Жижеки и Рорти, а как мне, так расхлебывай отечественное, извините за выражение ... философствование.

Так ничего и не изменилось с брежневских времен. По-прежнему главные редактора гоняют молодежь.

Но откуда явились эти новые русские мыслители? кто их учил? когда? чему? кто им вбил в голову, что можно говорить о западной философии, да еще претендовать на новизну и концептуальность, языком брежневского протокола, языком передовицы из газеты “Труд”?

“Дорогие товарищи! (Чмок-чмок). Уважаемые гости! Аналитико-рациональный стиль мышления (чмок-чмок) складывался начиная с Аристотеля. Семантические идеи стоиков, концепции Дунса Скотта и У. Оккама Ф. Бэкона и Т. Го-Го-бса, Дж. Локка, Дж. Беркли, Д. Юма, Д. С. Милля способствовали его совершенствованию” (с. 9).

Так начинается первая (передовая) статья “Аналитическая философия: Классические темы и новые тенденции”, принадлежащая перу и принтеру главного редактора рецензируемого альманаха, Колесникова А. С. Заметьте, что в процитированном фрагменте еще почти нет ни одной фактической ошибки, только запятая не поставлена перед деепричастным оборотом (“начиная с Аристотеля”) и Миллю не досталось буквы “ж” после “Д”, хотя он не в меньшей мере Джеймс, чем Локк — Джон, а Беркли — Джордж. Но если эта статья чем-то и отличается от доклада генерального секретаря, это именно обилием верифицируемых ошибок, которые свидетельствуют... Бог знает о чем они свидетельствуют. Решайте сами.

Итак, уже на первой странице написано “Львовско-Варшавская школа А. Тарского и Я. Лукасевича”. Это как понять? У Львовско-Варшавской школы был один лидер — Казимир Твардовский. Далее. «Крушение господства логического эмпиризма датируется выходом в свет статьи К. Гемпеля “Проблемы изменения в эмпирическом критерии смысла”» (с. 10). Во-первых, название статьи переведено неточно. Статья называется “Problems and Canges in the Empiricist Criterion of Meaning”, то есть “Проблемы и перемены в эмпирицистском критерии значения”. (Фреге не указан автором статьи в числе отцов-основателей “неопозитивизма”, поэтому различием смысла и значения — одним из самых, впрочем, фундаментальных в этом самом “неопозитивизме”, можно пренебречь, а то, что это совершенно обессмысливает заглавие статьи старика Гемпеля, так это нам не привыкать стать. Коверкать названия умеем. Традиция такая в нашей отечественной Философии (нет, даже так: в нашей Советской нерушимой и неделимой ФИЛОСОФИИ научного материализма, героического труда и счастья). Например, название знаменитого цикла лекций Остина “How to do things with words” было переведено “Слово как действие”. — Главное, краткость и доступность, чтобы читатель понял, чтобы ему не пудрить мозги всяким неопозитивизмом, “Как совершать действие при помощи слов?” Мы, деточка (мы — советские люди!), в конце заголовков знаков вопроса не ставим, только восклицательный, пусть они там что хотят ставят, у них негров вешают, что же нам и в этом брать с них? ненужный буквализм в переводе, совершенно излишний!).

О, блаженное время “Нового в зарубежной лингвистике”, о, издательство “Прогресс”, где твои неумолимые редакторши с крепко насиженными задами!? Продали Россию, Геннадий Андреич, наливай по второй! В-третьих, (возвращаемся к крушению ихнего неопозитивизма), можно датировать крушение поезда, но крушение идеи, целого направления, не может быть делом одного года и одной статьи. Можно Троцкого завалить скалкой, можно Владимира Вениаминовича Бибихина назначить министром Философии, но сокрушить логический эмпиризм, это извините.

Далее дорогой товарищ Колесников пишет: «В аналитическом ключе работают (правильно, работают! — К. Б.) не только “постпозитивистские” аналитики (и это верно, не только они! — К. Б.), но и представители других направлений (прагматизм, феноменология, марксизм, религиозная философия) (да тут все нормально, чего ты придираешься! — К. Б.), есть стремление (Дж. О. Уисдома, М. Лазерович, Р. Рорти и др.) синтезировать лингвистический анализ с психоанализом, структурализмом, герменевтикой» (с. 10). Да нет, мысль верная, глубокая. Только вот неувязочка одна, дорогой товарищ, — Лазерович-то это мужик (не Елизаветъ Воробей, не Маша Лазерович из ИФАН’а, но ее однофамилец Морис Лазерович из Кембриджа, муж Люськи Эмроуз). Вот Рорти — тот точно не склоняется. А вот Рабиновичи, Лазеровичи, Ваксберги всякие, их обязательно надо склонять, потихонечку, но склонять. Если мужчины. А если женщины, то не надо. Например, “Я вчера у Ленки Рабинович стрельнул три рубля” , но — “Статья Ефима Григорьевича Рабиновича О непотребности неопозитивизьма произвела неизгладимое впечатление на почтеннейшую публику”.

“Эта программа была начата с позиций эмпиризма, позитивизма Д. Юмом, Э. Махом, Г. Освальдом...” (с. 11). И опять верно, была начала такая программа и действительно с позиций эмпиризма, крыть нечем, но не “Г. Освальдом” (такого даже вообще и не было никогда), а В. Оствальдом.

Далее. “Философия раннего Витгенштейна отмечена логицизмом и редукционизмом, строится с ориентацией на дедуктивные методы математики, а философия языка принимается за основу всей философии” (с. 12). Красиво излагает, учитесь, Киса! Только дальше к этому неопровержимому суждению, образцу, можно сказать, “нового сладостного стиля” в современном новом русском философствовании, приложена странная сноска под номером “11” Смотрим, читаем. Слегка удивляемся. Сноска: “Философские идеи Людвига Витгенштейна. М., 1997; Сокулер З. А. Людвиг Витгенштейн и его место в философии ХХ века. Долгопрудный (Долгопрудный! Не какой-нибудь там Оксфорд. — К. Б), 1994; Грязнов А. Ф. Язык и деятельность: Критический анализ витгештейнианства. М. МГУ (имеется в виду “Издательство Московского университета”. — К. Б.) ; Козлова М. С. Философия и язык. М. 1972.” Да нет, все вроде бы в порядке, инициалы не перепутаны, названия переданы в общем тоже верно. Но что-то смущало Катерину. Да нет, конечно, протекционизм, я все понимаю, думала она. Но все же, все же. У нас за 25 лет указаны четыре книги о Витгештейне, ну ладно, еще одну книгу Грязнова 1986 года забыл (ну, человек ведь, не компьютер, память — она не железная, особенно, с возрастом, слабеет). Ну хорошо. Пять книг. Но все же что-то смущало Настю. Вспомнила! Как-то в гостях она открыла толстую книгу, написанную при ближайшем рассмотрении на английском, если не ошибаюсь, языке (как известно всем в МУР’е, Настя знает пять языков). Книга называлась “Ludwig Wittgenstein: The Duty of Genius”. Автор — Рэй Монк. И вот на странице xvii Настасья прочитала, что библиография исследований о Витгенштейне насчитывает 5 868 книг и статей. Конечно, книга Монка была издана в 1990-м году, и она не могла отразить не опубликованной тогда еще блистательной монографии Зины Сокулер и скрупулезных компендиумов профессора Грязнова, но все-таки пять тысяч восемьсот шестьдесят восемь про одного человека. Было над чем подумать! Вот у нас всего четыре (ну ладно, пять)! Это что же, на все 5 868 (а за 9 лет еще, поди, несколько сотен набежало?) ссылаться!? Это ж никакой бумаги не хватит!

В общем, так, — сказала себе Каменская, — хватит паясничать, альманах действительно дрянной, и все статьи в нем дрянные, и переводы немотивированны и беспомощны, и весь в целом он производит впечатление безудержной графомании. Но есть и другие книги, их много, очень много, с каждым годом все больше и больше, и, может быть, пройдет время, ты защитишь наконец докторскую или Руднев все-таки уедет в Америку и перестанет здесь отсвечивать, и главред тебе разрешит отрецензировать что-нибудь приличное, ну хотя бы какой-нибудь переводик Хайдеггера, Лакана какого-нибудь очередного. Катя вздохнула и обреченно начала проверку орфографии.

“Нет, — думала она, — все бесполезно, их не утопишь — не котята; и вообще — в природе, увы, существуют непотопляемые субстанции...”.

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]