начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
Марк Михальский (Фрайбург/Бресгау)
Замечания к переводу В. В. Бибихина работы Хайдеггера
“Что такое метафизика”Перевод фрайбургской лекции 1929 года по случаю вступления на должность профессора открывает том избранных статей и докладов Хайдеггера, составленный Бибихиным [1]. В своем введении к этому тому Бибихин констатирует, что переводчику языка Хайдеггера, строго говоря непереводимого, приходит на помощь русский язык — в первую очередь благодаря его собственной философской силы. Этой собственной силе <Eigenkraft> [2] русского языка следует, по мнению переводчика, доверять больше, чем его способности к приспособлению и имитации (13). Возможно, нижеследующие наблюдения предоставят материал, на основе которого можно будет еще раз обсудить соотношение между этими двумя добродетелями – собственной силой и способностью к имитации. Необходимо последовательно рассмотреть внешнюю форму текста, а также грамматику и терминологию.
Что касается внешней формы текста, а именно членения и выделения его с помощью заголовков, абзацев, знаков препинания и курсивов, то требование имитации является здесь достаточно тривиальным. Упомянем лишь несколько из тех немногих случаев, когда переводчик не подчинился – порой с весьма вескими на то основаниями – этому требованию.
Намерениям Хайдеггера противоречит четкое деление своего вопрошания о метафизике на три этапа. Соответствующие подзаголовки: “Развертывание метафизического вопроса”, “Разработка вопроса” и “Ответ на вопрос” в переводе отделены от текста курсивом. Такой способ оформления в опубликованных текстах Хайдеггера нигде не встречается.
Замена типичных для Хайдеггера трех пунктов “Zurückweichen vor...” (114) неопределенным местоимением: “отшатывание от чего-то” (22/17) отвечает, напротив, конвенциям русского языка. Так же употребительным в русском языке является использование тире вместо глагола-связки, в настоящем времени не используемого, что умножает и без того многочисленные тире у Хайдеггера: “das Nichts ist der Ursprung der Verneinung” (117): “Ничто — источник отрицания” (23/46).
В противоположность немецкому тексту, в котором нет курсивных выделений, в одном месте перевода курсивом выделены два предлога, чтобы разделить негативное и позитивное значения слова “отсылание”, переводящего два различных немецких слова: “Abweisung von” (114) — “отсылание от” (22/20), и “Verweisen auf” (114) — “отсылание к” (22/21).
Поскольку существительные в русском языке с большой буквы, как правило, не пишутся, заглавные буквы становятся благоприятным средством, для выражения непривычных субстантиваций, для чего в русском языке артикль не может использоваться: “das Nichts” — “Ничто”, “das Nein” — “Нет”.
Что касается грамматики, то здесь собственные законы русского языка явно перевешивают возможность подражания. Вновь следует привести несколько примеров.
В интересах русского стиля перевод изменяет принадлежность слов к частям речи и функции слов в предложении: “Unser Vorhaben ... versucht sodann die Ausarbeitung der Frage” (103) — “перейдем потом к попытке разработать этот вопрос” (16/17), что в обратном переводе звучало бы: “dann gehen wir über zu dem Versuch, diese Frage auszuarbeiten”. “Wir” заменяет “Vorhaben” в роли субъекта, глагол “versucht” становится существительным, а существительное “Ausarbeitung” — глаголом. В целом, в этих изменениях не следует видеть никакого искажения смысла текста,–часто они, наоборот, проясняют его смысл.
Причастия, выполняющие функцию определения, следует, однако, упорядочивать с особой осторожностью. Так, например, Хайдеггер последовательно рассматривает структуры мироотношения <des Weltbezuges> и установки <Haltung>, чтобы затем, говоря о “gehaltenen Weltbezug” (105), прояснить их взаимосвязь. В переводе “мироощущение и установка” (17/25) (в обратном переводе — “Weltbezug und Haltung”), объединяют “мироощущение” и “установку” по принципу некоторого равноправия, и эта связь остается недостаточно выявленной.
Слишком нивеллирующим представляется также частое переделывание придаточных предложений, например, модальных — во временные предложения с “wenn” (“когда”). Хайдеггер говорит: “in dem, wie der ... Mensch sich seines Eigensten versichert, spicht er ... von einem Anderen” (105). В переводе же читаем: “когда человек...” (17/43) = “wenn der Mensch ...”. Правда, слово “когда” может иметь помимо своего временного, также и модальный смысл. Однако русский читатель по цитированному примеру не сможет определить, какой именно смысл имеется в виду. Хайдеггеру же важно, что как раз способ и характер высказывания о предмете научного существования вызывает <beschwört> Ничто. Обильное использование “когда” напоминает аналогичное употребление латинского “cum”.
Небольшие проблемы появляются из-за ограничений в использовании определенных времен и наклонений русского глагола. Результативный характер немецкого перфекта превращается в переводе в характер длительности. Хайдеггер говорит: “Durch diesen Streit hat sich schon ein Fragen entfaltet” (106). Перевод глагола звучит: “развертывается” (18/15), т. е. — “entfaltet sich”. Однако Хайдеггеру важно установить разворачивание вопроса как в противоречии <Streit> уже имплицитно свершенного.
Косвенные высказывания остаются, как правило, опознаваемыми в качестве таковых за счет их зависимости от выражений говорения и полагания, даже если они не стоят в сослагательном наклонении. Но своеобразное парение, в которое посредством коньюктива охотно возвращает свои фразы Хайдеггер, теряется при переводе их изьявительным наклонением: “Haben wir ... nicht ... zugestanden, diese ursprüngliche Angst sei selten?” (115). В переводе окончание предложения звучит так: “...., что чистый ужас бывает редко?” (23/12), что при переводе на немецкий звучит как “ ..., dass die ursprьngliche Angst selten ist?”.
С другой стороны, особенности русского глагола предоставляют подчас желанную помощь. Хайдеггер говорит: “Die tiefe Langweile, in den Abgrьnden des Daseins wie ein schweigender Nebel hin- und herziehend ...” (110). В переводе: “Глубокая тоска, бродящая... “ (20/20). “Бродит”, в качестве неопределенного глагола, очень хорошо выражает здесь повторяемость и отсутствие цели движения.
Впечатляющим примером использования совершенного и несовершенного вида является перевод следующего предложения: Изначальный ужас “ist ständig auf dem Sprunge und kommt doch nur selten zum Springen” (118) — “... постоянно готов ворваться к нам, и все же врывается ... лишь очень редко” (24/27). Глагол совершенного вида “ворваться” передает в любое время возможное начало прыжка, а соответствующий глагол несовершенного вида “врываться” – осуществление прыжка, чаще всего сдерживаемое.
Сложности для переводчика представляют хайдеггеровские ссылки на естественное само-выговаривание <Sichaussprechen> настроения <Gestimmtseins>, в соответствии с которым “es einem langweilig ist” (110), “es einem unheimlich (ist)” (111). Здесь функция “ist” — не только функция связки. “Ist”, в котором, по мнению Хайдеггера настроение (Stimmung) просматривается в качестве бытийного характера Dasein, приходится переводить глаголами, которые в повседневном русском языке связаны со словами “тоска” (“Langweile”) и “жутко” (“unheimlich”): “берет тоска” (20/20), “делается жутко” (21/11). Безличное “es”, которое для Хайдеггера передает неопределенность “о чем” (Worüber) тоски и “от чего” (Wovor) ужаса, также не находит здесь своего соответствия.
Переводчик хорошо справился с отсутствием в русском философском языке столь важных артиклей. Определенный артикль в случае (когда он используется в своей) демонстративной функции может быть заменен указательным или притяжательным местоимением, если же он используется в обобщающем смысле – обобщающим местоимением. Приведем два примера: “das”, т. е. наш, и нас тоже ставящее под вопрос “metaphysische Fragen” (103) передается как– “наш метафизический вопрос” (16/19); характеристика “des”, т.е. каждого/всякого “metaphysischen Fragens” (103) – как “всякого метафизического вопрошания” (16/12 и далее). Неопределенный артикль может быть заменен, в зависимости от степени выраженной в нем неопределенности, соответствующим неопределенным местоимением. Вновь два примера: многообразие <Vielfältigkeit> дисциплин берется в “einer”, т.е. в неком неопределенном “значении” <“Bedeutung”> (104), и тогда переводом может служить “какое-то значение” (16/29), или: Ничто не есть ни предмет, ни вообще “ein”, т.е. какое-либо произвольновзятое “сущее” (“Seiendes”), и потому в переводе стоит: “что-либо сущее” (22/54).
Отстаивание Бибихиным присущей русскому языку философской силы относится, в первую очередь, к терминологии. Искусственные словообразования, как говорит Бибихин в своем Введении, почти не нужны в переводе, поскольку русский язык не хуже, а иногда даже лучше немецкого для мысли (13). Это последнее высказывание здесь, разумеется, обсуждаться не будет. Однако необходимо привести несколько подтверждений того, что приспособленность русского языка к мысли во многом связана также и с его способностью к приспособлению, имитации. Эти подтверждения относятся к следующим областям:
1. общего словарного запаса;
2. общенаучной и философской терминологии;
3. специфической хайдеггеровской терминологии.
Весьма многочисленные в общем словарном запасе немецкого языка соединения из корней существительных или глаголов и префиксов, обильно используемые Хайдеггером, большей частью не нуждаются в искусственном воспроизведении, поскольку они так же употребимы в русском: “vorstellen” (103) — “представить” (16/5), “Ausarbeitung” (106) — “разработка” (18/17). Соединения нескольких корней существительных и глаголов должны, напротив, зачастую передаваться несколькими словами, с чем, однако, не просто мириться при строго терминологическом использовании слов: “Behandlungsart” (104) — “способ разработки” (16/26), “grundverschieden” (104) — “в корне различен” (16/27), “Wesensgrund” (104) – “сущностное основание” (16/31).
Самостоятельную проблему представляют собой субстантивированные инфинитивы, которыми Хайдеггер старается подчеркнуть динамичный характер <Vollzugscharakter> своего бытийного мышления. В принципе они могут быть воспроизведены с помощью суффикса “-ние”, добавляемому к инфинитиву. Так “Frage” переводится как “вопрос”, но “das Fragen” (103) — как “вопрошание” (16/13); “Philosophie” — “философия”, но “das Philosophieren” — как “философствование” (26/45 и далее). Однако этот способ словообразования по-видимому не столь привычен, как субстанцивация глаголов в инфинитиве с помощью артиклей, всегда возможная в немецком языке. Ведь Бибихин столь же часто переводит, например, “das Fragen” (103) просто словом “вопрос” (16/7), “das Fliehen” (114) – словом “бегство” (22/18), “das Suchen” (109) – как “поиски” (20/2). Может быть, здесь следовало бы быть более последовательным и мириться с возможной искусственностью выражения?
Относительно философской и общенаучной терминологии необходимо заметить, что русский язык обладает в значительной степени тем же запасом иностранных слов, взятых из греческой и латинской традиции, что и немецкий. В переводе статьи “Что есть метафизика” примерами слов греческого происхождения являются следующие: “философия” (16/9), “метафизика” (16/1), “логика” (18/37), “догматика” (25/11), “идея” (19/46), “тезис” (23/45). К словам латинского происхождения относятся: “дисциплина” (16/28), “инстанция” (18/44), “специфический” (17/3), “формальный” (19/20). Обращает на себя внимание, что слова греческого и латинского происхождения появляются в переводе также и там, где Хайдеггер употребляет немецкие понятия: “Geschichte” (104) — “история” (16/35) или “историография” (17/2), ”Gegenbegriff” (115) — “антоним” (23/3), “grundsätzlich” (110) — “в принципе” (20/10), “bestimmt” (111) – “конкретный” (20/51), “ungestalteter Stoff” (119) — “неоформленный материал” (25/5). Возможно, следовало бы избегать в этих случаях использования иностранных по отношению к русскому языку слов, чтобы вчувствоваться в усвоение традиции, происходящем в процессе ее онемечивания <Verdeutschung>.
Специфическая терминология Хайдеггера в незначительной мере пользуется латинскими понятиями, которые могут быть сохранены в русском языке: “экзистенция” (17/11) и “экзистировать” (23/8), “трансценденция” (22/47) и “трансцендировать” (22/48).
Что касается новообразований в немецких понятиях, то переводчик статьи “Что такое метафизика” работает, вопреки своему программному заявлению, целиком с искусственными и в полной мере удачными имитациями: “Hineingehaltenheit” (115) — “выдвинутость” (22/44), “Geworfenheit” (117) — “заброшенность” (24/7), “nichten” (114) — “ничтожит” (22/26), “Nichtung” (114) — “ничтожение” (22/23).
Даже те новообразования, пишущиеся через дефис, которые большей частью представляют собой субстантивированные глаголы с определениями, выраженными в виде наречия, могут — за исключением самих дефисов — быть воспроизведены: “In-der-Naehe-kommen” (104) — “подход вплотную” (17/8), “In-Gang-Bringen” (122) — “приведение в движение” (26/46 и далее).
Проблематичным же является перевод слов естественного языка, используемых Хайдеггером в новом смысле. Так, в статье “Что такое метафизика” понятие “Haltung” указывает на поведение, отношение <Sichverhalten> человеческого бытия [3] <des Daseins> к своему бытию, на его бытийное отношение <Seinsverhältnis>, на котором держится его отношение к миру (Weltbezug). Этот контекст остается скрытым в переводе “Haltung” как “установки” (17/11), более соответствующей термину “Einstellung”. Если переводить “Einbruch” (105) человека в совокупность сущего (in das Ganze des Seienden) словом “вторжение” (17/20), то уже больше нельзя подобающим образом прояснить связь этого “Einbruch” и “Aufbruch” сущего в том, что и как оно есть, и выражение “aufbrechende Einbruch” (105) упрощается в переводе вариантом “вторжение ... , раскрывая” (17/30), эквивалентного немецкому “der eröffnende Einfall”.
Удавшимся кажется нам перевод слова “Stimmung” (111) как “настроения” (20/37), тем более, что и в русском слове слышится присутствующий у Хайдеггера музыкальный смысл. Однако то же слово нельзя использовать вместо “Gestimmtsein” (110) и “Befindlichkeit” (110), как это в двух случаях делается (20/27), (20/29). Необходимо также обратить внимание на то, что разговор о “Sichbefinden” намекает на “Befindlichkeit” и, по этой причине, термин не следует переводить как “ощущение себя” (20/9) – “Sichempfinden” в немецком.
Последнее замечание касается “Dasein”. В переводе статьи “Что такое метафизика?” встречаются такие варианты: “присутствие” (в немецком – “Anwesenheit”), иногда расширяемое определением “человеческое” (“menschlich”) и “человеческое/наше бытие” (т.е. “menschliches/unser Sein”).
К этим вариантам перевода необходимо отнести три критических вопроса:
1. Учитывают ли они в своих вариациях единственную в своем роде основную функцию, которую выполняет понятие “Dasein” в мышлении Хайдеггера начиная с 1923 года?
2. Не мешает ли почти постоянное определение “человеческий” функции понятия “Dasein”, заключающейся в том, чтобы пробиваться в измерение, находящееся по ту сторону всех предварительных мнений и представлений о человеке?
3. Сохраняется ли подразумеваемый самим Хайдеггером транзитивный смысл “Dasein”, в соответствии с которым Da-sein обозначает: быть Здесь <Da sein>, экзистируя сохранять открытой открытость бытия?
Перевод с немецкого И. Михайлова
[1] Мартин Хайдеггер Время и бытие. Статьи и выступления. Составление, перевод, вступительная статья, комментарии и указатели В. В. Бибихина. М.: “Республика”, 1993, СС. 16-27. В том случае, когда речь идет о вступительной статье Бибихина или о цитатах русского теста, нумерация страниц и указание строк производятся по этому изданию. Цитаты транскрибируются в соответствии с транскрипционной системой Дудена. Немецкий текст цитируется по изданию: Martin Heidegger, Gesamtausgabe, Band 9: Wegmarken, hg. v. F.-W. v. Herrmann, Frankfurt a. M.: Klostermann, 1976. — Предлагаемые замечания были зачитаны в качестве содоклада к докладу Бибихина 27.9.1995 на конференции “Перевод Гуссерля и Хайдеггера на русский язык”, организованной Католической Академией Фрайбурга (Бреcгау).
[2] Здесь и далее в угловых скобках мы оставляем те немецкие термины, которые, в соответствии с замыслом “Замечаний” должны были быть переведены. Кстати, Бибихин использует не выражение “собственная сила” (Eigenkraft), а “пока еще никем не разведанный философский запас” русского языка.
[3] В соответствующем месте текста В. В. Бибихина этот термин переведен не как “человеческое бытие”, а как “человеческая экзистенция” – прим. переводчика.
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале