Летняя школа по формальным методам в фольклористике - 2004
О.А. Тучина
Семантика ритуально-магических действий свадебного обряда (по материалам пинежского района Архангельской области)
Долгие годы в нашей стране явления фольклора (в частности, обрядность) изучались как искусство слова, и лишь в последнее время пришло истинное понимание их как явлений, отражающих архаическое мировоззрение, модель мира. Архаические представления о жизни и смерти, о бинарном устройстве мира нашли свое отражение в бытовой и культурной жизни людей. Они органически включались в обряды, жанры фольклора на уровне символики, различных табу, примет и ритуальных действий. По мнению А. К. Байбурина, ритуал — “наиболее действенный и единственно возможный способ переживания человеком критических жизненных ситуаций... механизм регулирования и санкционирования явлений повседневной жизни, высшей ступенью реализации которого является обряд”1. Ритуал обеспечивал успешное прохождение стрессовых, кризисных ситуаций в жизни человека, за счет точного соблюдения всех норм и правил обрядового поведения. Оно (обрядовое поведение) определялось верой язычника в существование сверхъестественных сил, потустороннего мира, соотношением себя с миром природы. Ритуально-магические действия в обряде — это закрепленный традицией определенный порядок действий, направленный на достижение желаемого результата.
Исследования позволяют реконструировать модель мира, доказать изоморфность различных обрядов (похоронного, свадебного, рекрутского), генетически выстроенных на идее умирания в одном качестве и возрождении в другом. Попытка такого анализа сделана в работе В. И. Ереминой2, подробно рассматривающей и символический пласт фольклора.
Свадебный обряд — явление сложное и неоднородное, это комплекс, объединяющий элементы различного рода (ритуальные действия, предметы материальной культуры, песенный фольклор). Он состоит из четко обозначенных комплексов действий, обладающих смысловой завершенностью и функциональной значимостью. В процессе исторического развития генетическая и семантическая наполненность обрядовых действий утрачивалась или переосмыслялась, постепенно приобретая эстетический характер. В большей степени эти изменения и трансформации касаются плана выражения, в отличие от которого глубинный пласт обряда (план содержания) оказывается наиболее устойчивым.
В нашем исследовании мы пытаемся рассмотреть ритуально-магические действия в отдельно взятом локусе (свадебные обряд пинежского района) и выяснить их семантику в контексте обряда. Нами использованы материалы, записанные П. С. Ефименко в 1870 году, Д. Чирцовым в 1916 году, публикации свадебного обряда Н. П. Колпаковой, Н. И. Савушкиной, а также богатейшие материалы лаборатории фольклора Поморского государственного университета3.
В науке известно несколько классификаций магических обрядов (Фрезер, Юбер и Мосс и др.). Интересную классификацию предложил Арнольд ван Геннеп. В своей книге “Обряды перехода” он сделал попытку выделить категории свадебных обрядов (собственно ритуально-магические действия): обряды отделения и единения (включения) 4. Многим магическим действиям автор приписывал не столько символическое значение, но и экономическое и социальное. Попытка исследования ритуально-магических элементов свадебного обряда была предпринята Е. Г. Кагаровым5, который дал подробную классификацию, выделив две основные группы действий: профилактические и продуцирующие. Его классификации будем придерживаться и мы в своем исследовании.
* Предохранительные или профилактические — действия, имеющие целью оградить жениха и невесту от влияния злых сил.
* Побудительные или продуцирующие акты — обеспечивающие молодым какие-либо положительные ценности или блага.
Обратимся для начала к рассмотрению первой большой группы обрядов, распадающейся на несколько подгрупп.
ПРОФИЛАКТИЧЕСКИЕ ОБРЯДОВЫЕ ДЕЙСТВИЯ
1. Апофевктеические действия — наиболее пассивные средства уклонения от влияния нечистой силы, в основном к ним относятся различного рода запреты, табу.
Молчание жениха и невесты, воздержание от еды во время свадебного обряда Е. Г. Кагаров объясняет довольно примитивно: “злые духи могут вторгнуться через открытое отверстие в тело человека во время еды”6. Эти запреты встретились нам в сурско-карпогорском обряде [Колпакова, с.121–122, 136] и обряде г. Пинеги, например, перед венцом до появления невесты жених ничего не ест [Колпакова, с.154].
Запрет для невесты выходить из дома и работать [Ефименко, с. 76; ФА ПГУ. П. 311, с. 7, Чуркина А. Н., д. Марьино]. Как объясняет В. И. Еремина, это “одна из интерпретаций временного удаления невесты до брака, с целью изолировать ее от окружающего мира” 7. Связано это с тем, что невеста как лиминальное существо может подвергнуться влиянию нечистой силы, а также сама обладает способностью вредить окружающим. Позднее забвение этих представлений привело к замене изоляции на разные формы скрывания невесты. На рукобитье она не присутствует, “прячется где-нибудь в задней комнате и плачет” [Ефименко, с.116], редко показывается невеста и на сватовстве [Колпакова, с.120], а в ходе свадебного действия ее неоднократно выводят за стол из своей комнаты, а потом опять уводят. Подобные акты В. И. Еремина возводит к обряду инициации, связанной с обязательным временным укрыванием посвящаемого, с одеванием “смертной одежды”8.
Избегание прикосновения к двери и порогу [Чирцов, с. 355] на более позднем этапе реализуется в различного рода запретах: нельзя пить, разговаривать через порог. Например, “через порог пить нельзя, невеста переступит, перекрестится и выпьет” [ОПП, с. 51] в обряде 1970 г. Идея неприкосновенности порога основана на представлении о нем как границе “своего” и “чужого” мира, а также месте пребывания духов предков, способных навредить новобрачной. Обычай крещения дверей связан с заградительной ролью креста. Исследователи утверждают, что “крест ограждает каждый внутренний локус от самой невесты, от “нечистого” начала в ней, проходя через двери, осененные крестным знаменем, она либо освобождается от этих качеств либо доказывает их отсутствие” 9.
Запрет сватам переходить матицу [ОПП, с. 33; Чирцов, с. 350; Ефименко, с.74] связан с сакрализацией домашнего пространства, в котором матица разделяет дом на два локуса: “ближний”, он более свой, и “дальний”, чужой. Сваты рассматриваются как представители “иного мира”, и пребывание в “ближнем” локусе опасно как для них самих, так и для хозяев.
2. Экзапатические или диссимуляционные акты.
Так называемые “обманывающие” действия, с помощью которых пытаются ввести в заблуждение, чтобы скрыть истинный смысл происходящего10. Эта категория обрядов включает в себя несколько приемов.
Иносказания и околичности, цель которых скрыть истинный смысл совершаемого и таким образом охранить от влияния сверхъестественных сил. Традиционными аллегорическими приемами пользуются на сватовстве: “У нас есть купец, у вас — товар, у нас есть жених, у вас — невеста. Нельзя ли их свести в одно место?” [ОПП, с. 33] или другие иносказания: “Не поймали кобылицу, а обнуздали, сумейте поймать” [ФА ПГУ, П. 263, с. 67, Кротова А. Н., 1909 г. р., д. Прилук]. Эти устойчивые формулировки сохраняются и в современных свадебных обрядах.
Переодевание молодых постоянно совершается на протяжении всего ритуала (особенно это касается невесты). Обрядовое переодевание символизировало в данном случае изменение сущности человека, в частности, половозрастного и социального статуса невесты, которая во время свадьбы умирала в одном и возрождалась в другом качестве. Так, например, “целую неделю невеста причитает, каждый день в новые платья рядится” [ОПП, с. 39; Ефименко, с. 77; Колпакова, с.128, 149]. Практически на каждом этапе свадьбы невеста меняла свою одежду, что превратилось в устойчивую фольклорную формулу и имело защитную цель, так как она, находясь в переходном состоянии, могла навредить окружающим. Высшей формой изменения облика является оборотничество, которое основано на древних тотемных представлениях. Его следы сохранились в виде устойчивых метафорических замен, сравнений в свадебных лирических песнях.
3. Криптические или скрывающие обряды.
Более активные способы защиты от воздействия потусторонних сил, выражающиеся во внешнем ограждении от них. В эту подгруппу следует отнести следующие акты:
Покрывание головы и лица невесты, которое является одним из наиболее распространенных свадебных обычаев многих стран мира. Это магическое действие упоминается в каждом из рассматриваемых нами описаний свадьбы неоднократно [ОПП, с. 37, 72; Ефименко, с. 76; Колпакова, с. 125, 132, 154]. Так повсеместно после сговора невесте надевали платок или повязку на голову, а в день свадьбы жених сам набрасывал на нее “гомульку” или шаль. Например, перед отъездом к венцу “жених сразу накрывает невесту шалью нарядной, покрывалом или божатка своим. Лица у невесты почти не видно, а она видит сквозь кисти” [ОПП, с.72]. Мы знаем, что брак — это символическая смерть невесты, поэтому в обряде она несет идею смерти. Таким образом, покрывание невесты наделяет ее ритуальной слепотой — признаком иного мира. Суть этого обряда охранительная, но природа его двояка. С одной стороны, покров предохранял невесту, находящуюся в пограничном состоянии, от влияния враждебных сил, а с другой — был необходимым средством профилактики от опасной силы, исходящей от самой невесты, временно пребывающей в “ином” мире.
Закрывание дверей и ворот перед свадебным поездом во главе с женихом [Ефименко, с. 77; Колпакова, с. 141, 153; ФА ПГУ. П. 303, с. 7]. В последнее время эти действия все больше приобретают игровой характер, утрачивая первоначальный смысл — оградить невесту от злых сил, от представителей “чужого” пространства.
Свита, сопровождающая жениха и невесту к венцу, тоже своего рода ограждение от влияния потусторонних сил вне “своего” пространства. Их защитную функцию усиливают различные амулеты (колокольчики, бубенчики). Так, в обряде, записанном в 1870 году, свадебный поезд состоял “из обрученныхъ и деревенской родни, со множеством гудящихъ колокольчиковъ, шаркуновъ, бубунчиковъ, позвонков” [Ефименко, с. 78].
4. Апотропеические действия.
Наиболее активные средства для отгона, удаления и защиты от влияния сил “иного” мира, имеющие сильный охранительный эффект. К этой категории относится:
Употребление различного рода амулетов. Выше уже говорилось об обережной способности колокольчиков и т. п., шум которых, по народным представлениям, отпугивает потусторонние силы. Действиями профилактического характера можно считать втыкание иголок и булавок в косу невесты [ОПП, с. 47; ФА ПГУ. П. 311, с. 20; Ефименко, с. 76], одевание украшений с янтарем, обладающим отвращающей способностью [ОПП, с. 52]. Подобные обереги встречаются у многих восточных славян. Апотропейной семантикой наделены все предметы, имеющие форму круга. В качестве оберега жених дарит невесте перстень [Чирцов, с. 352], на нее как можно больше надевают украшений в виде круга: бусы, браслеты, кольца [ОПП, с. 52] и пояс [ФА ПГУ. П. 263, с. 5, Носонова Е. Я., 1913 г. р., д. Вонг]. Как пишет Н. А. Лавонен, “круг — заклинательное пространство, возводящее вокруг человека невидимую преграду, делает его недосягаемым для злых духов”11.
Огонь, согласно первобытному мировоззрению, является сильным катартическим средством, помогающим избавиться от воздействия враждебных сил. Вероятно поэтому как отгонное средство в свадебном обряде используются свечи. Например, “родители невесты встречаютъ жениха и его родню съ несколькими зажженными свечами” [Ефименко, с.77]. Совмещение семантики круга и огня происходит в обряде хождения со свечами вокруг аналоя с новобрачными ФА ПГУ. П. 263, с. 68].
Стрельба из оружия на свадьбе также является магическим средством для отгона враждебных сил, способных навредить невесте и самому обряду. Е. Г. Кагаров сравнивает его с древнеиндийским свадебным обычаем пускать палочку в воздух, чтобы пронзить глаза демонов, смотрящих на невесту 12. Нам кажется, что стрельба входит в ряд таких действий как крик, стук, звон, разбивание, с общей семантикой “шум”, имеющих отгонную функцию. Подобные ритуальные акты встречаются и в свадебном обряде Пинежского района [Чирцов, с. 354; Ефименко, с. 77 — стрельба; ОПП, с. 53 — стук в ворота].
Действия с веником в народном сознании также связаны с предохранением и защитой. Так во время одного из напряженных моментов свадебного обряда — невестиной бани — девушки разметают веником дорогу перед идущей невестой [ФА ПГУ. П. 303, с. 7]. Участие веника в ритуально-магических приемах основано на представлении о том, что он наделен демоническими и апотропейными свойствами, так как является банной утварью (нечистое место) 13.
Качание можно назвать еще одним приемом отвращения вредоносной силы. Например, в сурско-карпогорском обряде на посидках “подруги невесты качаются из стороны в сторону, а она рыдает в голос” [Колпакова, с. 125].
Перегораживание дороги новобрачным мы также рассматриваем как апотропеический акт. На наш взгляд, это пример имитационной магии: для того, чтобы предотвратить препятствия, которые может учинить нечистая сила, участники обряда устраивают их сами [ОПП, с. 62; Колпакова, с. 136].
Перейдем к следующей большой группе актов, обозначенных Е. Г. Кагаровым как побудительные или продуцирующие. Цель их — усилить фертильные способности новобрачных и приобрести какие-либо положительные ценности. Эта категория обычаев в свою очередь подразделяется на несколько групп: карпогонические (оплодотворяющие) акты, синдиасмические (соединяющие) акты, апохористические (отделяющие) акты, инициационные (посвящающие) обряды, катартические (очистительные) акты и мантические обряды 14.
ПРОДУЦИРУЮЩИЕ ОБРЯДОВЫЕ ДЕЙСТВИЯ
1. Синдиасмические обряды призваны упрочить брачный союз молодых, запечатлеть их эмоциональное единение. В рассматриваемых нами текстах подобных приемов встретилось немного.
Соединение молодых, их рук [Чирцов, с. 352; ФА ПГУ. П. 303, с. 27] выступает как акт приобщения одного мира к другому.
Совместная еда и питье жениха и невесты — распространенный свадебный обычай у многих народов — также наблюдается в пинежских обрядах [Колпакова, с. 131, 152; ОПП, с. 53; Ефименко, с. 79;
Например, совместное кормление соленой кашей: “Невеста пацала (брала) ложечку и подавала жениху. Он схлебывает”. [ФА ПГУ. П. 303, с. 17, Третьякова А. Е., 1926 г. р., д. Жабий, зап. в д. Пиринемь].
2. Апохористические или отделяющие магические действия знаменуют разрыв невесты с культом духов-покровителей родительского дома, прощание с прежней жизнью, исключение из половозрастной группы молодых девушек. Подобного рода действиям Е. Г. Кагаров называет сожжение кудели и обряды с печкой15. В наших текстах мы наблюдаем следующие акты:
Вырывание волос невесты или разрывание ее косы символизирует идею расторжения девушки с прежним статусом 16. “Котора невеста еще зашьет косу ниткой, так вот и треплют косу-то. Она причитает, а ей тут косу разрывают”. [ФА ПГУ П. 303, с. 21, Медведева С. С., 1910 г. р., д. Чешегора]
Разрезание и расшивание свадебного хлеба, байника носит идею дефлорации после брачной ночи [Ефименко, с. 80; Чирцов, с. 356; Колпакова, с. 159]. Подобные действия А. ван Геннеп называет символическими обрядами перехода17.
Битье посуды на следующий день после свадьбы [ФА ПГУ/ П. 303, с.11, 18; ОПП с. 84]. Как отмечено в словаре “Славянских древностей”, битье также приурочивалось к актам изменения социального статуса невесты и ассоциировалось с дефлорацией 18.
3. Инициационные или посвятительные обряды.
Они направлены на посвящение, приобщение невесты как представительницы “иного” мира к культу предков жениха. Ван Геннеп называет их обрядами включения19.Сюда входят такие приемы:
Окручивание молодой, когда невесте после венца расплетают одну девичью косу на две бабьи и убирают под повойник [ФА ПГУ. П. 263, с. 68; Ефименко, с. 79; Чирцов, с. 356]. Это акт принятия новобрачной в новую половозрастную группу замужних женщин. Об этом Еремина писала, что “обрядовое пострижение у древних народов, как форма посвящения, было заменено на убирание волос под женский головной убор”20.
Снятие свекром покрывала с невесты рогачем из печи, отмеченное в работе Е. Г. Кагарова 21, редуцировалось позднее в акт, когда жених лучиной открывал лицо невесте в своем доме таким образом инкорпорируя ее в свою родовую общину: “К жениху-то привезут да уведут в горенку. А вот потом он лучину взял открыл — какова молодка, забрал шаль, унес…” [ФА ПГУ П. 311, с. 2, Чуркина А. А., д. Марьина]
Возможно, сюда же можно отнести обычай класть ухват и кочергу в постель к новобрачным [Ефименко, с. 80]. Они как печная утварь соотносятся с очагом — местом обитания духов предков по народным представлениям.
4. Карпогонические или оплодотворяющие обряды.
Это ритуально-магические действия, имеющие целью обеспечить поднятие производительных сил природы и человека, урожай хлеба, плодородие скота и плодовитость невесты.
В наших записях мы встретили примеры продуцирующих действий, усиливающих фертильные способности молодых и всех присутствующих. Это достигается такими приемами:
Обрядовое купание невесты накануне венчания в бане [ОПП, с. 49; Колпакова, с. 125–152; ФА ПГУ. П. 311, с. 8, П. 263. с. 6; П. 303, с. 12]. Его также рассмотрим ниже как очистительный обряд. Кагаров видел в этой церемонии бракосочетание невесты с духом бани, что, по его мнению, обеспечивало чадородие22. Нам близка позиция Н. И. Ереминой, усматривающей связь обряда с оплодотворяющей силой воды23. “Капля дождя сближалась с мужским семенемъ, которым небо оплодотворяет землю”, — писал также А. Афанасьев24. Таким образом, непосредственное соприкосновение с водой (мытье) служило увеличению плодовитости невесты и жениха (совместное мытье).
Осыпание молодых овсом, житом, хмелем и т. п. — один из наиболее распространенных ритуально-магических действий, отмеченных у многих народов [Ефименко, с. 70; Чирцов, с. 356; ФА ПГУ. П. 311, с. 5; Колпакова, с. 154]. Подобные реалии концентрируют в себе сему “зарождения жизни, роста”. В народном сознании существовала вера, что признаки, которыми обладают эти предметы, перенесутся на тех, кто их касается.
Обряд с куклой, поленом или чучелом ребенка [ОПП, с. 84; Колпакова, с. 141; ФА ПГУ. П. 263, с. 69]. Провожая молодых на подклеть, им в постель кладут куклу или завернутое полено. Этот акт — сплетение гомеопатической и контагиозной магии, касание с образом ребенка должно было обеспечить зачатие новобрачной. Подобные действия сопровождались приговорами и непристойным смехом:
Сколько в лесу пеньков —
Столько вам сынков;
Сколько в лесу почек —
Столько вам дочек. [ОПП, с. 82]
Такой обрядовый контекст призван был усилить действие. Как отмечает Еремина, “слово в ранних архаических культурах было предметно, оно обладало магической сущностью”25.
Действия с предметной парадигмой: шерсть, шуба, мех, рукавицы, бисер — имели целью поднять плодородие невесты, способствовать беременности. Например, в Суре невесту на зарученьи одевали “в полушубочек, три плата, в перчатки цветны вязаные, венок на голове из бисеринок” [ОПП, с. 84], или ставили на разостланную вверх шерсть шубы [Колпакова, с. 141]. Функция этих предметов — повышать производительность невесты — основана на семе со значением “множественность”, заключенной в них. Прием контагиозной магии: человеку от соприкосновения с предметом передаются его признаки.
Ритуальные действия с сеном, соломой. Например, в утренних обрядах испытания невесты ее заставляли прясть сноп ржаной соломы [ОПП, с. 84], а в д. Марьино в послесвадебном цикле было принято купать молодую в сене во время сенокоса [ФА ПГУ. П. 311, с. 3]. Эти действия носили карпоганический характер, благодаря контагиозной магии, так как касание предметов, содержащих сему “роста, жизни”, способно передать эти свойства невесте. Сюда же можно отнести ритуал передачи новобрачной от свекрови мешочка с житом и шерстью, символизирующей идею продолжения рода, [ОПП, с. 70; Колпакова, с. 142.]
Сажание и катание на бороне невесты перед баней [ФА ПГУ. П. 263, с. 3], и свекра со свекровью, или молодых перед совместным мытьем жениха и невесты [Колпакова, с. 158; Чирцов, с. 356]. Эти акты направлены на достижение плодородия. Продуцирующая семантика бороны определяется ее употреблением в аграрной практике, ее принадлежностью к земле, олицетворяющей рост и продолжение жизни.
Завивание косы невесты перед обрядовой баней [ОПП, с. 47] также имеет продуцирующую функцию, так как соотносится с зарождением, ростом, преумножением.
Расчесывание волос невесты [Ефименко, с. 79] и жениху [Чирцов, с. 354] выступает как ритуальное действие, направленное на увеличение жизненных способностей молодых: волосы, по народным представлениям, являются средоточием жизненных сил человека.
В качестве карпогонического средства используется обрядовая еда. Обязательными блюдами на свадьбе были каша [ОПП, с. 84–85; ФА ПГУ. П. 303, с. 18], блины [ФА ПГУ. П. 303, с. 10; Чирцов, с. 356], рыба [Колпакова, с. 147; ОПП, с. 5, 85]. Применение каши обусловлено ее злаковой основой, которая обладает семой “роста”. Употребление блинов в пищу — явление вторичной ритуализации 26, пришедшее из похоронно-поминального обряда. Нам кажется значимым использование в свадебном обряде разорванных блинов, которые символизировали дефлорацию. Игровой элемент обряда — купание рук жениха в масле от блинов, направлен на увеличение богатства, жизненных сил молодого: “Они там блинов напекли и вот стали исть… жениха купают, чтобы пальцы не укупали (в масле)”. [ФА ПГУ. П. 303, с. 10, Каршина Е. В., 1909 г. р., д. Чешегора]
Обрядовое употребление хлеба в свадебном ритуале в качестве осыпания, угощения и благословления способствовало по народным понятиям урожайности земли и увеличению фертильных способностей новобрачных: “Тысяцкой взял буханку-то, ковригой по головам обоим делают, вот и поют “жемчуг с жемчугом сокатался…” [ФА ПГУ. П, 303, с. 7 , Каршина Е. В., 1909 г. р., д. Чешегора]. Подробно о символике хлеба и злаков писал Н. М. Сумцов 27.
Сильным карпогоническим средством были обрядовые действия, сопровождающиеся так называемым “ритуальным смехом”. Как отмечал В. Я. Пропп, “смех поднимает жизненные силы и жизнеспособность... становится магическим средством умножения урожая” 28. Непристойный смех в свадебном обряде также имел продуцирующее значение. В связи с этим назовем такие действия:
- бить веником свекровку [ Колпакова, с. 143];
- бить посуду, горшки об порог [ФА ПГУ. П. 303, с. 8];
- мести пол молодой [Колпакова, с.148, 159; ОПП, с. 84];
- мелить сватью на ступе [ОПП, с. 81].
Битье посуды осмыслялось как пожелание богатства, счастья, плодородия, ассоциировалось с дефлорацией 29. В обряде “пахания” молодой много применялось сору и перьев, обладающих семой “множественность”.
Ряжение гостей. “После бани гости запрягаютъ пройку лошадей и ездят по деревне, смешат людей; сами они одеваются в смешные одежды и притворяютс на разные манеры” [Чирцов, с. 357].
Мазание друг друга сажей [Колпакова, с. 158; Ефименко, с. 80]. С одной стороны, это проявление смеховых форм поведения, поднимающее производительные силы природы, с другой — действие апотропеического характера, способ сделать себя неузнаваемыми для сверхъестественных сил.
5. Каратические или очистительные обряды применяются в целях снятия вредоносных воздействий, пограничного состояния.
Омовения, различные действия с водой. К числу таких обрядов можно отнести невестину баню и совместное мытье молодых после брачной ночи. О купании невесты в бане сказано выше. Редуцированная форма купания молодых — процедура умывания на утро после свадьбы [Колпакова, с. 148]. Обычай этот тесно связан с представлениями об очистительной силе воды. Во время бани невесты омовение направлено на снятие предшествующего состояния (“девичества”), когда девушка расстается с прежней жизнью, “девьей красотой”. После брачной ночи вода снимает переходное состояние жениха и невесты.
Очищение посредством огня как могущественного катартического средства. Отголоски этих обрядов находим в применении свечей во время свадьбы [Ефименко, с. 76–77; Чирцов, с. 354; ФА ПГУ. П. 263, с. 68].
6. Мантические обряды часто присутствуют в свадебном ритуале. К ним относятся гадание, ведовство и приметы.
Гадание при помощи веника во время бани невесты [Колпакова, с. 127; ОПП, с. 50; Чирцов, с. 352], девушки выясняют, кто следующей замуж пойдет. Эти обряды связаны с древними представлениями, что “баня” — место “нечистое”, а веник как банная утварь обладает демоническими, сверхъестественными свойствами.
Подведем некоторые итоги.
Выявляя и раскрывая семантику ритуально-магических действий на материале пинежских свадебных обрядов, можно говорить о большой степени сохранности “плана содержания” и устойчивости мифологического сознания традиционного свадебного ритуала. К сожалению, смысл большинства рассматриваемых действий забыт или переформулирован, приобретает на современном этапе шутливо-игровой или эстетический характер.
Ритуализация свадебного обряда, как мы уже говорили, помогает невесте свершить трудный переход из одной социальной и половозрастной группы в другую. Представлениями о свадьбе как о смерти невесты в одном качестве и возрождении в другом объясняется наличием в обряде ритуально-магических актов, направленных на предотвращение вредоносного воздействия потусторонних сил, защиту невесты от них, а также участников ритуала от самой невесты как временно лиминального существа. И в записях пинежского свадебного обряда нам удалось выявить достаточно большое их количество. Назовем наиболее устойчивые, зафиксированные и в самых поздних описаниях: запреты невесты на еду, выход из дома и работу, иносказания на сватовстве, переодевание и покрывание невесты, различные обереги. В большинстве случаев эти действия уже утратили свое первостепенное значение.
С представлениями о круге жизни, продолжении рода, связана вторая категория обрядов — продуцирующие, цель которых — обеспечить молодым различные блага (главное — потомство). В процессе магического увеличения продуцирующих сил человека активно применяется растительная символика (хлеб, зерно, каша, сено, солома, блины). Здесь чаще используется кантагиозная магия. В эту же категорию вошли действия, знаменующие разрыв невесты с прежним статусом, с духами — покровителями родительского дома (окручивание, вырывание волос, расшивание свадебного хлеба).
Примечания
Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. СПб. Наука. 1993. С. 3
Еремина В. И. Ритуал и фольклор. Л. Наука. 1991
Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии // Труды ЭО ОЛИАЭ. Кн. 5. М. 1877–1878. Вып. 1–2; Чирцов Д. Свадебные обычаи в Пинежском уезде Архангельской губернии //Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. –1916. – №9.– С. 350–358. – С. 403–410; Копакова Н. П. Свадебный обряд на реке Пинеге //Крестьянское искусство СССР. Вып. 2. Искусство Севера. Л. 1928; Обрядовая поэзия Пинежья. Материалы фольклорных экспедиций МГУ в Пинежский район (1970–1972 гг.). Под ред Н. И. Савушкиной. Изд-во МГУ. 1980; Фольклорный архив Поморского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Фонд 14 П. 263, 303, 311
Арнольд Ван Геннеп Обряды перехода: Систематическое изучение обрядов. М. Вост. лит. 2002. С. 108
Кагаров Е. Г. Состав и происхождение свадебной обрядности. Л. Изд-во АН СССР. 1929. С. 152
Там же. С. 167
Еремина В. И. Ритуал и фольклор. Л. Наука. 1991. С. 84
Там же. С. 92
Байбурин А. К., Левинтон Г. А. К описанию организации пространства в восточнославянской свадьбе // Русский народный свадебной обряд. Исследования и материалы. Л. Наука. 1978. С. 94
Кагаров Е. Г. Состав и происхождение… С. 161
Лавонен Н. А. О древних магических оберегах (карельский фольклор) //Фольклор и этнография. Л. Наука. 1977. С. 74
Кагаров Е. Г. Состав и происхождение…С.157
Будовская Е. Э., Морозов И. А. Баня // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Под ред. Н. И. Толстого в 2х тт. М. Индрик. 1995. Т. 1С. 138
Кагаров Е. Г. Состав и происхождение…С. 170
Там же. С. 185
Гура А. В. Брак // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Под ред. Н. И. Толстого в 2х тт. М. Индрик. 1995. Т. 1. С. 247
Арнольд Ван Геннеп Обряды перехода: Систематическое изучение обрядов. М. Вост. лит. 2002. С. 112
Гура А. В. Брак // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Под ред. Н. И. Толстого в 2х тт. М. Индрик. 1995. Т. 1. С. 181
Арнольд Ван Геннеп Обряды перехода: Систематическое изучение обрядов. М. Вост. лит. 2002. С. 122
Еремина В. И. Ритуал и…С. 144
Кагаров Е. Г. Состав и происхождение… С. 186
Там же. С. 171
Еремина В. И. Ритуал и…С. 91
Афанасьев А. А. Поэтические воззрения славян на природу. В 3х тт. М. Индрик. 1994. Т. 2. С. 179
Еремина В. И. Ритуал и…С. 63
Толстой Н. И. Язык и народная культура Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М. Индрик. 1995. С. 170
Сумцов Н. М. Символика славянских обрядов . М. РАН. 1996. С. 175–186
Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха: Собрание трудов . М. Лабиринт. 1999. С.162
Топорков А. Л. Посуду бить // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Под ред. Н. И. Толстого в 2х тт. М. Индрик. 1995. Т. 1. С. 181
Условные сокращения
Ефименко — Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии // Труды ЭО ОЛИАЭ. Кн. 5. М. 1877–1878. Вып. 1–2
Колпакова — Копакова Н. П. Свадебный обряд на реке Пинеге //Крестьянское искусство СССР. Вып. 2. Искусство Севера. Л. 1928
ОПП — Обрядовая поэзия Пинежья. Материалы фольклорных экспедиций МГУ в Пинежский район (1970 –1972 гг.). Под ред Н. И. Савушкиной. Изд-во МГУ. 1980
Чирцов — Чирцов Д. Свадебные обычаи в Пинежском уезде Архангельской губернии //Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. –1916. – №9.– С. 350–358. – С. 403–410
ФА ПГУ — Фольклорный архив Поморского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Фонд 14
Материал размещен на сайте при поддержке гранта №1015-1063 Фонда Форда.
|
