Ю. П. Князев

О статье Л. В. Щербы «О частях речи в русском языке»
Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л.: Наука, 1974. С. 77–100 (впервые опубликована в сб.: Русская речь. Новая серия. Вып.2, Л., 1928). В дальнейшем ссылки даются на издание 1974 года.

Статья написана на фоне дискуссий с представителями «формально-грамматического» направления в российском языкознании, которые ставили своей целью выработку «точных» методов описательной лингвистики. К этому направлению в 20-ых годах ХХ века принадлежали или были близки многие выдающиеся ученые того времени: Н. Н. Дурново (1876–1937), А. М. Пешковский (1878–1933), Д. Н. Ушаков (1873–1942), М. Н. Петерсон (1885–1962), Г. О. Винокур (1896–1947), а позднее П. С. Кузнецов (1899–1968) и В. Н. Сидоров (1902 или 1903–1968). Многие их идеи созвучны идеям структурализма, который до последнего времени был самым влиятельным направлением современной лингвистики. В России идейным предшественником формального направления считается Ф. Ф. Фортунатов (1848–1914).

Одной из задач этого направления было создание научно обоснованной классификации частей речи, которая должна будет заменить традиционную систему частей речи, восходящую к античным описательным грамматикам. Ср. у Фортунатова в его курсе лекций по сравнительному языковедению 1901–1902 гг.: «то деление на части речи, которое принято в наших грамматиках (и перешло к нам от древних грамматиков), представляет смешение граматических классов слов с неграмматическими их классами и потому не может иметь научного значения» (Фортунатов, 1956: 162).

При этом «грамматическим» Фортунатов считал то, что основано на формах словоизменения. Примером современной формулировки этого принципа может служить точка зрения П. С. Кузнецова, согласно которой «части речи представляют собой классы слов, разграничиваемые по определенным морфологическим признакам, по наличию у них тех или иных форм словоизмения» (Кузнецов, 1961: 63).

Однако и последовательно грамматический подход к распределению слов по частям речи может давать несовпадающие результаты. Так, Н. Н. Дурново выделял в русском языке следующие части речи: 1) существительные; 2) прилагательные вместе с причастиями; 3) глагол в узком смысле слова, т. е. спрягаемые формы глагола; 4) наречия вместе с деепричастиями; 5) инфинитив; 6) частицы, к которым он относил также предлоги и союзы (Дурново, 1925: 1989). а А. К. Поливанова различает другие шесть основных разрядов слов: 1) субстантивы, куда попадают, наряду с обычными существительными, количественные числительные и местоимения-существительные; 2) адъективы, объединяющие прилагательные, порядковые числительные, местоимения-прилагательные, все причастия, а также наречия на -о; 3) глаголы, куда входят, помимо личных форм глагола, деепричастие и инфинитив; 4) компаративы — неизменяемые синтетические формы сравнительной степени типа выше; 5) первообразные служебные слова; 6) «внелексемные словоформы», к которым отнесены наречия типа вприпрыжку, исподтишка, пешком, напоминающие по своему морфологическому составу изолированные словоформы отсутствующих существительных и других изменяемых слов (Поливанова, 1990: 41–69). Другие примеры формальных классификаций приведены в книге Л. Л. Буланина «Трудные вопросы морфологии» (Буланин, 1976: 20–21).

Сам Щерба в качестве отправной точки для своих рассуждений приводит классификацию забытого ныне А. Павловича, который выделял в русском языке следующие классы слов: 1) золото, щипцы, пять; 2) стол, рыба; 3) сделан, вел, известен; 4) красный; 5) ходит (с. 80). Очевидно, что к первому классу относятся слова, изменяющиеся только по падежам, ко второму — изменяющиеся по числам и падежам; к третьему — изменяющиеся по числам и родам; к четвертому — изменяющиеся по числам, родам и падежам, а к пятому — изменяющиеся по числам и лицам. Как видно из этого примера, в русском языке между грамматическими (морфологическими) разрядами слов, с одной стороны, и существительными, прилагательными и глаголами, с другой, нет полного соответствия.

В своих рассуждениях Щерба исходит из следующих четырех основных положений.

1) Если категории имеют неколько формальных признаков, то некоторые из них в определенных случаях могут и отсутствовать. При этом, «если в языковой системе какая-либо категория нашла себе полное выражение, то уже один смысл заставляет нас подводить то или иное слово под данную категорию: если мы знаем, что какаду — название птицы, мы не ищем формальных признаков для того, чтобы узнать в этом слове существительное» (с. 80–81).

2) Формальные признаки («внешние показатели категорий») не исчерпываются словоизменительными. Помимо этого, к ним, по мнению Щербы, относятся: «фразовое ударение, интонация, порядок слов, особые вспомогательные слова, синтаксическая связь и т. д. и т. д.» (с. 79).

3) Материально одно и то же слово может фигурировать в разных категориях (слово кругом может быть в одних употреблениях наречием, а в других — предлогом), а с другой стороны, «может случиться, что одно и то же слово окажется одновременно подводимым под разные категории» (с. 81). К такого рода «контаминированным» категориям Щерба относит причастия, деепричастия, вопросительные слова кто, что, какой, чей, как, куда, зачем, сколько.

4) Некоторые слова могут оказаться вне классификации по частям речи. К словам, которые «никуда не подходят», Щерба относил, в частности, вводные слова, разные «усилительные слова» типа даже, ведь и «словечки» да, нет (с. 81).

Данная работа Щербы оказала огромное воздействие на последующее развитие русистики. Однако, оценивая ее исходные принципы с современной точки зрения, можно сказать, что не все они оказались в равной мере использованными в грамматических описаниях.

Что касается общих принципов классификации по частям речи, то доминирующим в современной русистике стало декларирование «многомерности» оснований для классификации частей речи, которая должна основывается на совокупности семантических, морфологических и синтаксических признаков: «1) единстве обобщенного значения (напр., предметности у существительного, процесса у глагола), отвлеченного от лексических значений всех слов данного класса; 2) общности грамматических категорий и словоизменения; 3) тождественности синтаксических функций» (Плотникова, 1979: 389; см. также: Виноградов, 1947: 38–39; Буланин, 1976: 8–9). В основе ее лежит близкая Щербе идея, в соответствии с которой «в каждом лексическом значении содержатся некие моменты, определяющие грамматические потенции данного значения» (Кацнельсон, 1972: 130).

Между тем относительная значимость этих признаков (особенно там, где они не согласуются друг с другом) практически не обсуждается. Грамматические свойства слов, относимых к одной части речи, вполне могут не совпадать. Так, например, качественные прилагательные, изменяясь по степеням сравнения (высокий — выше — высочайший) и имея краткие формы (низкий — низок), обладают бoльшим набором грамматических категорий, чем относительные прилагательные, причем краткие прилагательные не изменяются по падежам, а простые формы сравнительной степени вообще не имеют форм словоизменения. С другой стороны, если исходить из понимания прилагательных как определенного морфолого-синтаксического разряда слов, то в их состав будут входить также изменяемые по родам местоимения (мой, какой, этот), порядковые числительные (третий, пятый) и причастия (читающий, читавший, прочитанный). См. обсуждение проблемы объема прилагательных как части речи с разных точек зрения в: Виноградов, 1947: 182–287; Буланин, 1976: 70–71; Милославский, 1981: 138–140; Поливанова, 1990: 58–59; Лукин, 1991: 73–83.

И наоборот, аналогичный подход к глаголу приводит к его разделению на несколько самостоятельных грамматических разрядов: инфинитив, причастия, деепричастия, личные (спрягаемые) формы, причем среди последних различаются формы настоящего-будущего времени, изменяющиеся по лицам, и формы прошедшего времени (и сослагательного наклонения), изменяющиеся по числам и родам. См обзор предлагавшихся решений: Буланин, 1983.

Идея возможности подведения одного и того же слова одновременно под разные категории не прижилась в русистике. В теории и сейчас идеалом «научной» классификации по частям речи считается такая классификация, в которой каждая лексическая единица относится только к одному классу и все они находят свое единственно возможное место в этой классификации (Алпатов, 1990). По-видимому, единственным широко известным исключением является предложенная В. В. Виноградовым в его книге «Русский язык» трактовка причастий и деепричастий как «гибридных классов слов» — соответственно, глагольно-адъективных и глагольно-наречных.

Тем не менее на практике при описании функционирования многих разрядов слов, таких, например, как неопределенные местоимения (ср. кто-то, какой-то, где-то), синтетические формы компаратива (ср. Ему стало лучше лучше, Он стал писать лучше, Эта книга лучше), союзные слова (не знаю, кто..., не знаю, когда, не знаю, какой...), грамматический разряд, к которому они относятся, как правило, не конкретизируется.

Если же внимательнее присмотреться к «контаминированным» («гибридным») разрядам слов различного рода, то среди них можно различать по крайней мере два принципиально различных случая.

В тех случаях, когда отчетливо выделяется исходный грамматический разряд, говорят о категории репрезентации или формах словоизменительной транспозиции (Смирницкий, 1959: 245–248; Русская грамматика, 1979: 205–215; 332–350; Буланин, 1983: 100–111; Поливанова, 1990: 61–62). Чаще всего эти понятия используются для истолкования соотношения личных и неличных форм глагола. Применительно к английскому глаголу А. И. Смирницкий называл категорией репрезентации «категорию, которая представляет процесс в разных вариациях — как чистый процесс или же как процесс, осложненный другими (предметными или "признаковыми") моментами» (Смирницкий, 1959: 247).

Аналогичные принципы использовались (или могли бы использоваться) для описания соотношения полных и кратких форм прилагательного, личных и притяжательных местоимений; количественных и порядковых числительных, а возможно, и каких-то иных явлений.

Другую разновидность составляют вопросительные слова и местоимения в целом, у которых нельзя выделить какой-то один исходный разряд. Они могут рассматриваться как «особая вторая микросистема частей речи, параллельная основной и с известными особенностями повторяющая первую» (Ермакова, 1989: 147; см. также Гард, 1985: 215; Маслов, 1987: 166–167).

Совершенно особый тип контаминации признаков разных частей речи представляет собой синтетический компаратив.

Идея существования слов, стоящих вне частей речи, также не получила поддержки, и, чаще всего не в неявной форме, предполагается, что все без исключения слова должны быть отнесены к какой-нибудь части речи.

Исключения очень редки. Примером может служить позиция В. Н. Сидорова, которую он сформулировал следующим образом: «Некоторые разряды слов, например, слова, выражающие утверждение и отрицание (да и нет), восклицательные слова, называемые междометиями (ой, ах, увы и др.), вводные слова (дескать, мол, значит, конечно, следовательно и пр.) и некоторые другие выступают в речи вне состава предложения и, следовательно, не являются частями речи, а представляют собой особые разряды слов» (Аванесов, Сидоров, 1945: 84). Ср. также аргументы в пользу этой точки зрения, приведенные в томе «Энциклопедии для детей», посвященном языкознанию и русскому языку (Булатова, 1998: 205–207).

Примечательно, что такой подход, по-видимому, в определенной мере был близок и авторам античных грамматик. Как считал М. Н. Петерсон, александрийские грамматики понимали под термином «части речи» слова, из которых составляются предложения, так что, по его мнению, более точной передачей этого термина было бы — «части предложения» (Петерсон, 1955: 176).

Что же касается конкретных решений относительно состава частей речи в русском языке, то наиболее известным среди них оказалось предложение Щербы выделить особую категорию состояния. По мнению Щербы, она могла бы включать слова, выступающие в сказуемом в сочетании со связкой и при этом не являющиеся ни полными прилагательными, ни именительным падежом существительного. Иначе говоря, он относил к этой категории и формы на -о в предложениях типа Становится холодно, и краткие прилагательные (Он сердит), и слова типа замужем, навеселе и т. п. Подводя итоги обсуждению этой категории, Щерба писал: «... слишком разнообразны средства ее выражения, однако несомненным для меня являются попытки русского языка иметь особую категорию состояния, которая и вырабатывается на разных путях, но не получила еще, а может и никогда не получит, общей марки» (с. 91).

Этот вопрос продолжает быть предметом дискуссии. См. о ней с разных точек зрения в: Буланин, 1976: 174–182; Евтюхин, 1999: 28–45; Циммерлинг, 1999: 63–87.

Таким образом, вопросы, поднятые Щербой в его статье о частях речи в русском языке сохраняют свою актуальность и в наши дни.

Литература

Аванесов Р. И., Сидоров В. Н. Очерк грамматики русского литературного языка. М., 1945.
Алпатов В. М. Теория и типология частей речи // Части речи: Теория и типология. М., 1990.
Буланин Л. Л. Структура русского глагола как части речи и его грамматические категории // Спорные вопросы русского языкознания. Теория и практика. Л., 1983.
Буланин Л. Л. Трудные вопросы морфологии. Л., 1976.
Булатова Л. Слова, не относящиеся к частям речи // Энциклопедия для детей. Языкознание. Русский язык. М.: Аванта+, 1998.
Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.; Л., 1947.
Гард П. Структура русского местоимения // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 15. М., 1985.
Дурново Н. Н. [Н. Д.] Части речи // Литературная энциклопедия. Словарь литературных терминов в двух томах. М.; Л., 1925. Т. 2.
Ермакова О. П. Семантика, грамматика и стилистическая дифференциация местоимений // Грамматические исследования. Функционально-стилистический аспект: Суперсегментная фонетика. Морфологическая семантика. М.. 1989.
Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958.
Земская Е. А. Современный русский язык. Словообразование. М., 1973.
Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое мышление. Л., 1972.
Князев Ю. П. Параметры для типологии вида и русский вид // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М., 1998.
Кубрякова Е. С. Части речи в ономасиологическом освещении. М., 1978.
Кузнецов П. С. О принципах изучения грамматики. М., 1961.
Курилович Е. Очерки по лингвистике. М., 1962.
Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. М., 1978.
Лукин М. Ф. О широком и узком понимании прилагательных в грамматиках современного русского языка // Филологические науки, 1991. № 1.
Маслов Ю. С. Введение в языкознание. М., 1987.
Милославский И. Г. Морфологические категории современного русского языка. М., 1981.
Плотникова (Робинсон) В. А. Части речи // Русский язык. Энциклопедия. М., 1979.
Плотникова В. А. Морфология. Введение // Русская грамматика. Т. 1. М., 1980.
Плотникова В. А. Части речи // Русский язык. Энциклопедия. М., 1998.
Поливанова А. К. Опыт построения грамматической классификации русских лексем // Язык логики и логика языка. М., 1990.
Распопов И. П., Ломов А. М. Основы русской грамматики. Морфология и синтаксис. Воронеж, 1984.
Русская грамматика. Т. 1. Praha, 1979.
Сильницкий Г. Г. Понятие восходящей и нисходящей валентности и их роль в дифференциации неличных форм глагола // Типология и грамматика. М., 1990.
Смирницкий А. И. Морфология английского языка. М., 1959.
Стеблин-Каменский М. И. Спорное в языкознаниию. Л., 1974.
Суник О. П. Обшая теория частей речи. М.; Л., 1966.
Сэпир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.
Фортунатов Ф. Ф. Избранные работы. Т. 1. М.: Учпедгиз, 1956.
Циммерлинг А. В. История одной полемики // Язык и речевая деятельность. Т. 1. 1998
Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Л., 1941.
Шмелев Д. Н. Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке. М., 1978.

© Ю. П. Князев, 2001