Весенний серый теплый день
В слезах цветущая сирень
И под завесой дождевой
Все расцветает над рекой.

Все отдыхает от лучей
И в тишине звенит ручей
И томно-женственно поник
Земли зеленый влажный лик.

Ты скажешь: девушка устав
От торжествующих октав
Любви, писала у окна
Без друга милого, одна.

В мечты покорные она
Как в полусон погружена.
А за окном в слезах сирень,
И теплый дождь, и тихий день.

Румянцем первого мороза
Осина тронута кругом,
Блистает хрупкая береза
Уже поблекнувшим листком.

И солнце с ласкою немою
В опустошенные поля
Льет света больше, чем весною
Лучами томно шевеля.

Вокруг тепло, пустынно, вольно
И в безголосой вышине
Все так прозрачно, что невольно
Все примирилось и во мне.

Увядшей прелести картина
День-два продержится ль еще?
Но полевая паутина
Еще легла мне на плечо.

Город, реющий в тумане,
Город-призрак, город-сон,
На Неве неясны грани
Поколений и времен.

Будто прошлое с грядущим
Свилось в облачный клубок
Растревожен ветром рвущим
Сердца трепетный комок.

И влекутся в даль морскую
Словно стая белых птиц
Из родной страны в другую
Мысли, мысли без границ.

Я свил из роз властительный венок
Для доброты и доблести народной
Для чистых битв из стали благородной
Стремительный и злой сковал клинок.

И гончару составил я станок
Для будничной работы разнородной
В большой и плодородной
Моей стране родной не одинок.

И красота в нем есть для розы величавой
И мужество для гневного клинка
Но юности задумчивой, курчавой
Нужны еще и песни старика.

И вот кузнец, садовник, не поэт
Стране своей слагаю я сонет.

Вот я и стар. Но старости
Что надобно? Покой
Зачем же вспышки ярости?
И эти сны с тоской?
Зачем всю ночь от призраков
Покоя не найти,
И день мой полон признаков
Неверного пути?
Стою перед туманами,
Набухшими в ночи,
Обманут талисманами,
Твержу себе: «Молчи!»
И только афоризмами
Бросая вызов злу,
Живу лишь укоризнами
Да предан ремеслу.

Твоя планета — родина ума,
И родина стихов — твоя планета
Здесь человеком сломлена чума,
И найден ритм газеллы и сонета.

Пусть в космосе безжизненная Рема
Здесь — торжество дыхания и света,
Веселых гроз и ливней торжество
И радуга над буйным хлебом лета.

И пенных волн бегущая дуга,
Лучами зорь обрызганные сосны,
Раздумья зим — священные снега
И мертвый лед ломающие весны.
Побереги планету, человек,
Ее моря, живье лесов и рек!

Тех лет эшелоны,
Тех лет эшелоны
Колеса побед
И славы, и бед...
Поплачь о погибших,
Еще не любивших
Безусых юнцах!
Поплачь о героях
Столетья не скроют
Их памятных дел
Им — славы предел!
Мне плакать ночами
Пусть век за плечами
О милой сестре
Пришли на заре.
Прошли эшелоны
Тех лет эшелоны,
От дальних станиц
До вражьих столиц.
И яростным стягом
Взлетел над Рейхстагом
Гнев трудных дорог
Победы восторг.
И срыты Дахау
На родине Баха
И век ныне строг
Был страшен урок.
Но те миллионы
Судьбы непреклонной
Те будни смертей,
Смертельных вестей.
Прошли эшелоны,
Тех лет эшелоны,
Но память тесна
И ночи без сна.

Годы жизни пролетели
Стаей легкою стрижей
Не запрешь их в цитадели,
Не наймешь им сторожей.
Годы нечетом и четом
Пролетели навсегда
А казалось — нет им счета,
И не будет никогда.
И какой на все вопросы
Дал ответ мне опыт лет?
Да все тот же: летом — росы,
А зимою лыжный след.

Облака, облака, облака!
Вы плывете, как думы творца.
О веках, о пустынях, волках
О поверьях и пышных дворцах.
Пусть прекрасна Киприда, и пусть
Совершенны олень и орел...
Вы несете раздумье и грусть
Добрых дел не взошел ореол.
Вот темнеете вы, облака,
Намагничены зноем ветров.
Под удар грозовой кулака
Разворот громовых вееров.
Гром ушел. И опять — облака
Пламенеют восходом зари
А к полудню ковши молока
Поднялся на Эльбрус — и бери.

Живая жизнь опять проклюнулась
Набухшей почкой и листком
И речка вздулась, будто вздумалось
Ей позабавиться с мостком.
И стала рощица прозрачною,
Надев ребячий свой наряд
И преломив березой схваченный
Лучей нахлынувший каскад.
И воробьё кричит отчаянно:
Спеши-лови! Спеши-лови!
И среди драчки вдруг нечаянно
Творят мгновения любви.

В старинном Вильнюсе, в бору
Жил ясный ангел в ту пору
Своих он сбросил пару крыл,
И целый мир он окрылил.
С холста Джорджоне ясный ангел
В небесном явно был он ранге
И вот представьте — раз иной
Пройдет по городу со мной.
В старинном Вильнюсе, в бору
Жил ясный ангел в ту пору
Лукавый взгляд был полон искр
Шаг был стремителен и быстр.
И я ревниво новой меркой
Стал мерить мир — базар и церковь,
Апреля смех, апреля плач
И древней конки пару кляч.

Далеки Уран, Юпитер,
Звезды — даль несчетных лет,
Но близки Москва и Питер,
И классический балет.
И российские просторы,
Тихий тополевый пух,
Жизни терпкие растворы —
Смолы, мята и лопух.
Жди земных ракет созвездье!
Мне же выпал здесь билет.
Здесь надежда, здесь возмездье,
Неизжитый горя след.
И прощания в подъезде
И знакомый мне браслет.

Мои сожженные стихи...
Души захлопнутые люки...
Шли наши беды и грехи,
Война и смертные разлуки.
Но не сумел я, не сумел
Найти оправданное слово,
Назвать которым не посмел
Боль пережитого, былого.
И вот к концу подходит путь,
Определенный мне судьбою
И скажет смерть моя: «Забудь
Все, что прошло перед тобою!»
Но как же быть, но как же быть,
Когда немыслимо забвенье,
И поднят факел — не забыть!
На забывать ни на мгновенье!
И как же быть, и как же быть,
Когда и правдой дышит повесть,
Но ей и правдой не пробить
Потомка чуждую нам совесть!
Но пусть тогда отступит смерть
И ветеранов поколенье
Врастет навеки в эту твердь
Исполнит памяти веленье.

К концу подходит путь-дорога
Недалеко уже идти
Никто не встретит у порога
Свиданья все уж позади.
А впереди одно забвенье,
Среди могил забыт и я
И вспомнят только на мгновенье
Меня когда-нибудь друзья.
И все же совершилось чудо —
Я на земле был человек...
И только было бы нехудо
Иметь еще в запасе век.

Птица — вот оно виденье
Древней жизни на земле
Ящер — птицы зарожденье
Опознай ее в орле!
Взлеты стаи голубиной,
Хмурый ворона полет —
Мезозоль зов голубиный
Топких яростных болот.
И орел, скользящей тенью
По заоблачной скале,
Хищно предан тяготенью
К древней матери-земле.
А пилот, ушедший в космос,
На земле оставил вес,
И отверг земную косность
Для простора без завес.

Куда ведет толпу ребят детей еврейских
Януш Корчак?
Для школьных время ли затей
Когда на Польшу пала порча?
Когда Варшавы день померк
И не остыл расстрелов порох,
И по асфальту ходит смерть.
И словно нет со смертью спора...
Неотвратимый грянул срок.
Взял Корчак за руки двух крошек
Последний детям свой урок
Дает сегодня Януш Корчак.
Ждет эшелон везти детей
На удушенье смертным газом
Треблинка — фабрика смертей
Им смерть назначена приказом.
В вагоны — шумною гурьбой.
— Теперь свободны вы, пан Корчак!
— Нет, нет... мне поздно бить отбой,
Мне по пути с моей судьбою.
И взгляд его темней и зорче
Гудок... Судьбы последний росчерк

...............................

Джордано Бруно, Ян ли Гус
Он с ними рядом, Януш Корчак,
Но век иной. Его искус
Быть для костров — и злей и горше.

Что такое счастье? Кто на свете знает?
Может быть, скитанье в детстве у реки,
Зной стоит высоко, мотыльки, осока,
Травяного сока запах у реки.
Что такое счастье? Кто на свете знает?
Первый знак доверья девичьей руки,
Ветер у преддверья, вспышка суеверья,
Первый знак доверья девичьей руки.
Что такое счастье? Кто на свете знает?
Праведной Победы был безмерный день
Грубых рук пожатье. Женские объятья.
Все на свете братья... Был безмерный день.

Четвероногие собратья!
Собаки, кошки, кони, звери!
Винюсь! Никак не мог собраться
Свое вам выразить доверье.
Мой предок с вашим не был дружен
В те ледниковые столетья,
Но кое-что всегда на ужин
Подбросит ради лихолетья.
И привыкали к человеку
Степной шакал, лесные звери,
И потянулись под опеку
К его завидной теплой двери.
И стал шакал собакой в доме,
Бывал медведь отменно вежлив,
У печки мудрый кот в истоме
Смыкал загадочные вежды.

И поменял кабан свободу
На обеспеченную сытость,
На жирный стол и на породу,
И в непогоду на укрытость.
Гнедому рай в тепле конюшни
И получает — пусть не пашет
Овса не только для понюшки.
Под чабаном еще попляшет.
Четвероногие собратья!
Собаки, кошки, кони, звери!
Винюсь! Никак не мог собраться
Свое вам выразить доверье.

Всемирная — от века удивленье
Высок настрой. А смысла словно нет.
Но он в тебе. И времени веленье.
Облет сестер — ближайших к нам планет.
Чтоб мир понять — твори в нем человечность.
Суть бытия — мильоны умных рук
И час придет — Концы, Начала, Вечность
Войдут в состав практических наук.

Что за наваждение!
Лишился ног.
Прощай хождение!
Сразил меня Бог.
Ходьба была радостна
Была легка
И жизнь была радужна
И смерть далека.
Но вот она видима,
Конец недалек
И быть мне, видимо,
До смерти без ног.
Прикован к сидению
Сижу, лежу.
Тянусь к сновидениям
Во сне хожу.
Но вот пробуждаюсь я
И — горе мне!
Опять убеждаюсь я
Ходил во сне.
Без адреса жалобы
А бога нет!
И вот я стало быть
Поневоле поэт.

Мне бы выучиться плакать
Плакать вдосталь и навзрыд
Чтоб тугую сердца мякоть
Отпустили боль и стыд.
Боль — за милых, за погибших,
Стыд за то, что век живешь,
Был удачливей, да гибче
Вот и дышишь, ешь и пьешь.
Хорошо бы целый долгий
Как-нибудь проплакать день...
Нужды нет, что с книжной полки
Смотрят Павлов и Монтень.

Утра солнечные капли
И лобзает землю Космос
Ивы. Сосны. Чайки. Цапли
Мир дыханья. Жизни осмос.
Он Горой взлетел до облак
Расплескался по долинам
Вот тайги он принял облик
Вот пшеница зреет клином.
И у женщин круты груди,
Ждут положенных эмоций
И сродни деревьям люди
И гремит над миром Моцарт.