<< На главную страницу

И.Л. Тумаркина

Структура и вариативность эпизодов сказочного повествования

Исследование структур сказочного повествования началось еще с работ В.Я. Проппа¹ , который обратил внимание на единообразие волшебных сказок и показал, что все они строятся по одним и тем же, достаточно жестким законам. Сюжет любой из них можно описать последовательностью функций – стоящих за текстовым фрагментом абстракций, которые показывают его роль в сюжете. Вслед за Проппом Б. Кербелите² , рассматривая строение сказочного сюжета, исследовала входящие в него эпизоды и показала возможность их структурного описания. Тот факт, что различающиеся на поверхностном уровне тексты могут строиться по одним и тем же глубинным структурам, сделал очевидной необходимость структурных исследований сказки.

Вместе с тем, в фольклористике всегда была и остается актуальной проблема классификации сказочных сюжетов. Существующие указатели при всем объеме охватываемого ими материала не в полной мере соответствуют современным научным требованиям и исследовательским целям.

Цель этой работы - предложить возможный подход к структурному представлению эпизодов, который облегчал бы их сравнительное исследование и классификацию.

Повествовательный эпизод является семантической структурой, объекты которой связаны между собой огромным количеством разнообразных отношений. При этом количество существенных отношений может превышать число входящих в эпизод объектов. Разберем такой пример.

В некотором королевстве жил был король; у этого короля была дочь волшебница. При королевском дворе проживал поп, а у попа был сынок десяти лет и каждый день ходил к одной старушке - грамоте учиться.

Персонажи этого эпизода связаны множеством разных отношений. Пары король - дочь короля и поп - сын попа связаны отношением родитель-ребенок. Отношение учитель-ученик связывает сына попа и старушку. Старушка и поп связаны с королем отношением, которое можно определить как слуга-хозяин. Кроме того, каждый персонаж входит в свой класс объектов типа человек, существо, а на уровне сказочного сюжета эти же персонажи могут находиться друг с другом в отношениях типа герой-антагонист.

Представление этого короткого эпизода в виде графической схемы, заняло бы в несколько раз больше места, чем сам текст (конечно, если адекватно отражены его существенные семантические элементы). Но это не главная проблема. Дело в том, что графические схемы неявно предполагают создание некоторого искусственного языка для перехода от текстового представления к структурному и обратно. С возрастанием сложности текста, эти правила перехода становятся все многочисленнее и сложнее. Таким образом, каждый, имеющий дело с подобной схемой (включая и ее создателя), вынужден заниматься переводом с естественного языка на некоторый сомнительный самодельный и обратно.

Предлагаемая концепция базируется на следующем решении: не следует полагаться на силу нашей изобретательности; лучше присмотреться к способу представления сложных систем, принятому в естественном языке и по возможности "срисовать" этот способ.

* * *

Семантика текстового эпизода может быть представлена набором взаимосвязанных синтаксических объектов (предложений), написанных на специальном метаязыке, который базируется на словаре и синтаксисе естественного - в данном случае русского - языка. В словарь входят (1) имена предикатов (аналоги глаголов естественного языка), (2) имена предметов (аналоги существительных естественного языка) и (3) логические связки (и, или, не). Чтобы этот язык действительно годился для структурного представления текста, необходимо описать его словарную систему, то есть классифицировать словарные единицы и установить отношения между ними. Здесь следует оговорить один существенный момент, связанный с уровневым строением любого, в том числе и фольклорного, текста. Одна и та же лексика может образовывать несколько систем, так как между единицами на разных уровнях начинают действовать разные связи. Это легко показать на таком примере.

Рассмотрим группу из пяти слов: человек, старичок, орел, царевич и птица - и установим между ними системные отношения³ . Если рассматривать их только как единицы языка, отражающие отношения между объектами, скорее всего у нас получится, что слова старичок и царевич подчинены слову человек, являясь его частными случаями, а орел таким же образом подчинено птице. Если рассмотреть эти же слова, с точки зрения их вхождения в фольклорный сказочный текст (например, Афанасьев, 128), система получится несколько другая. Слова старичок и орел подчинятся общему понятию, которое можно обозначить словом помощник.

Теперь рассмотрим группу из четырех глаголов: посоветовать, дать, спасти и помочь. На уровне сказочной традиции посоветовать и дать обычно являются частными случаями помочь. Посоветовать кому-либо что-либо и дать кому-либо что-либо (например, герою волшебный предмет) - это обычные действиями помощника или дарителя, и с этой точки зрения посоветовать и дать находятся со словом помочь в отношениях подчинения. Системные отношения внутри глагольной сказочной лексики менее очевидны и бесспорны, но также заслуживают изучения и описания.

Таким образом, классификация и иерархизация лексики для структурного описания эпизодов должна осуществляться по уровневому принципу. Вначале ее нужно рассмотреть как лексику конкретного языка, то есть установить между словами отношения синонимии, квазисинонимии, антонимии и т. п. На этом уровне, например, слова и выражения обернулся и превратился, приказал и велел, царевна и царская дочь будут соответственно помечены как синонимы.

Затем эту же лексику нужно рассмотреть с точки зрения логических связей между объектами и установить между словами отношения абстракции/конкретизации. Это потребует внесения в словарь дополнительных единиц, выражающих обобщенные понятия. Например, слова лететь, плыть, идти и ехать будут подчинены перемещаться в пространстве или другому слову или выражению, обозначающему это обобщенное понятие. Иван-царевич, царевна, солдат будут подчинены слову человек, а для Бабы-яги, Кощея, змея, идолища, вообще, придется ввести обобщенное понятие типа демоническое существо.

После этого можно устанавливать системные отношения на уровне фольклорной сказочной традиции. И здесь тот же Иван-царевич или солдат будут частными случаями героя, Кощей и змей – частными случаями вредителя, а Баба-яга в зависимости от анализируемого сказочного материала – дарителем, помощником, вредителем или еще кем-нибудь. Слова типа герой, даритель являются полноценными единицами семантического словаря наряду со словами человек, существо и т. п.

Таким образом, каждая единица словаря должна быть рассмотрена и включена сразу в несколько систем, то есть должны быть описаны ее отношения с другими единицами на разных уровнях.

* * *

Вернемся к структурному описанию эпизода. Рассмотрим два примера.

1. …Вот один раз пошел царь на охоту и увидел: сидит на дубу молодой орел; только хотел его застрелить, орел и просит: "Не стреляй меня, царь-государь! Возьми лучше к себе, в некоторое время я тебе пригожусь". Царь подумал- подумал и говорит: "Зачем ты мне нужен!" – и хочет опять стрелять. Так повторилось еще два раза, на третий раз Царь смиловался, взял орла к себе…(Афанасьев, 219).

2. …случилось одному солдату у каменной башни на часах стоять (…) Ровно в двенадцать часов слышится солдату, что кто-то гласит из этой башни: "Эй, служивый! (…) Это я – нечистый дух (…) Выпусти меня на волю; как будешь в нужде, я тебе сам пригожусь; только помяни меня, и я в ту ж минуту явлюсь к тебе на выручку". Солдат тот час сорвал печать, разломал замок и отворил двери – нечистый вылетел из башни, взвился к верху и сгинул быстрее молнии (Афанасьев, 236).

В этих эпизодах разные персонажи – царь и солдат, орел и нечистый дух – выполняют различные (на лексическом и семантическом уровнях) действия. Тем не менее, интуитивно понятно, что структуры этих эпизодов одинаковы или сходны. Дело не только и не столько в том, что они имеют одинаковые функции в сюжетах, сходно их внутреннее строение.

Выразим основные семантические элементы первого эпизода такой последовательностью предложений.

Царь пошел на охоту. Царь хотел убить орла. Орел просил царя не убивать орла. Орел обещал пригодиться царю. Царь пожалел орла.

Это не текст в привычном смысле слова, а его структурная схема, записанная на метаязыке, который, действительно, базируется на словаре и синтаксисе естественного языка. Этим, в частности, объясняется то, что, воспринимаясь как текст, схема не в полной мере отвечает требованиям связного текста (достаточно обратить внимание на отсутствие местоимений и видовое однообразие глаголов). В принципе, эту схему можно легко приблизить к виду полноценного связного текста, описав набор синтаксических трансформаций.

Семантику второго эпизода можно выразить такой схемой.

Солдат охранял башню. Нечистый дух находился в башне. Нечистый дух просил солдата отпустить Нечистого духа. Нечистый дух обещал пригодиться солдату. Солдат отпустил Нечистого духа.

Каждая из этих схем представляет собой структуру одного конкретного эпизода. Чтобы показать, что внутреннее строение разбираемых эпизодов действительно сходно, построим схему более высокого уровня абстракции, под которую бы подходили они оба. Такая схема может выглядеть следующим образом.

Человек имел власть над существом. Существо просило человека пожалеть существо. Существо обещало пригодиться человеку. Человек пожалел существо.

В словаре метаязыка, где установлены все лексические связи, отмечено, что царь и солдат являются частными случаями человека, орел и Нечистый дух – частными случаями существа (орел входит в класс птица, а птица – конкретизация существа). Охранял и хотел убить являются частными случаями имел власть (над кем-либо). Не убивать и отпустить являются частными случаями пожалеть. Это последнее отношение можно задать, исходя из характера явлений на уровне фольклорной сказочной традиции. Действительно, если рассмотреть достаточное количество эпизодов, где герой обретает благодарного помощника в лице существа, которое он пожалел, окажется, что действия героя сводятся к тому, что он или не убивает или отпускает на свободу это существо.

Если при построении абстрактной схемы актуализировать лексическую систему на уровне фольклорной сказочной традиции, царь и солдат окажутся частными случаями героя, а не человека и вся схема примет вид: Герой имел власть над существом. Существо просило героя… и т. д.

Такой способ структурного представления удобен по нескольким причинам. Во-первых, он максимально прост (под простотой понимается не примитивность структур, а привычность языка описания, обеспечивающая быстрое усваивание человеком правил кодирования и дешифровки эпизода).

Во-вторых, он допускает построение схем различной степени абстрактности. Один и тот же эпизод соответствует нескольким структурным представлениям - чем оно абстрактнее, тем большему количеству эпизодов наряду с данным оно соответствует, а самое конкретное из них описывает только данный эпизод. Это позволит выявлять варианты и исследовать варьирование эпизодов, когда достаточное их количество будет описано. Кроме того, такие структурные схемы можно будет достаточно легко классифицировать.

И, наконец, такое представление эпизодов принципиально формализуемо. Структурные схемы можно хранить в компьютерной базе данных и автоматически обрабатывать.

* * *

Касаясь лексических отношений на уровне фольклорной сказочной традиции, нужно оговорить два момента. Первое – даже внутри такого довольного однородного блока, как волшебные сказки, в словаре, на уровне традиции могут быть выделены не одна, а несколько систем. Мы уже обращали внимание на то, например, что семантика Бабы-яги от сюжета к сюжету может меняться. В зависимости от своей роли в сюжете, она может являться частным случаем дарителя, помощника, вредителя или еще кого-нибудь. Такой неоднозначной привязкой к роли обладают далеко не все сказочные персонажи. Ивана-царевича, Иванушку или Ивашко можно однозначно определить как конкретизацию героя, а Кащея – как частный случай вредителя. Солдату или цыгану, правда, с меньшей степенью уверенности, тоже можно однозначно приписать роли. Но уже ни змея, ни Елену Премудрую, ни даже царя не удастся однозначно подчинить семантическим ролям. Змей может быть не только вредителем, но и помощником, дающим герою совет (Афанасьев, 128), Елена Премудрая может обучать царских дочерей хитрой науке (Афанасьев, 236), а царь бывает не только отцом героя или его невесты, но и самим героем (Афанасьев, 219). Обычно, диапазон варьирования ролей у персонажей волшебных сказок довольно узок, тем не менее, возможность такого варьирования нужно учитывать при описании отношений между словами на уровне сказочной традиции.

Второй момент связан с тем, что в фольклористике относительно некоторых персонажей нет однозначного мнения. Это, например, двое из сумы, которые имеют расплывчатую категорию одушевленности и постоянно связаны с сумой, которая входит в класс волшебный предмет. Чтобы отразить мнение фольклористов относительно статуса этих двоих, их придется подчинить одновременно двум понятиям – волшебному помощнику и волшебному предмету. Это не на много усложнит систему, но зато создаст дополнительные основания для классификации и обеспечит более широкие возможности поиска.

Итак, структурные представления составляются и заносятся в базу. Единица хранения базы содержит структуру эпизода и ссылку на тексты, включающие эпизоды, соответствующие этой структуре. Поиск в базе осуществляется при помощи запросов, которые представляют собой предложения метаязыка и строятся таким же образом и по тем же правилам, что и предложения, образующие схемы эпизодов. Они также могут быть различной степени абстрактности. Например, запрос Герой спас существо от опасности может иметь конкретизации Иванушка спас царевну от Змея или Казак спас змею от огня; запрос Герой получает волшебный предмет может конкретизироваться как Ивашко получает меч-саморуб, Царевич получает волшебный клубок и множеством других различных образов.

Обратившись к базе, можно самостоятельно построить запрос любой степени конкретности. Чтобы облегчить пользование базой, в работе запланирован этап создания некоторого приемлемого количества общих запросов. Эти запросы высокой степени абстрактности будут записаны в базу, и пользователь сможет не строить нужный запрос с нуля, а выбирать подходящий из уже готовых и конкретизировать его (тем самым, сужая поиск).

Мы намеренно не будем рассматривать здесь синтаксические правила, по которым строятся предложения структурных схем, однако, объясним важность их наличия. Текстовый эпизод, как уже говорилось, является семантическим объектом, а составляющие его структуру предложения – синтаксическими объектами. Тот факт, что синтез и анализ этих предложений осуществляется по определенным синтаксическим правилам, является очень важным, если не основным элементом концепции. Каждое предложение - это не просто последовательность слов, а структура, доступная формальному распознаванию. Только учет и описание этой структуры обеспечит "осмысленность" поиска и классификации.

Допустим, в схему одного эпизода входит предложение Иванушка спас царевну, а в схему другого - Казак спас змею. Каждое из них строится как валентная конструкция, с указанием того, что в ней является глаголом, какую валентность занимает субъект и какую - объект. Допустим, мы хотим найти эпизоды, содержащие смысловой элемент Герой спас существо. Иными словами, мы хотим найти все эпизоды, в которых есть предложения, являющиеся частными случаями предложения, указанного в запросе. Чтобы на запрос Герой спас существо действительно были найдены эпизоды, содержащие Иванушка спас царевну и Казак спас змею, необходим синтаксический анализ как предложения запроса, так и предложений, входящих в схемы эпизодов. Глагол в запросе должен быть синтаксически соотнесен с глаголом в предложении из схемы, субъектная валентность с субъектной валентностью, объектная – с объектной и т. д. Только в этом случае поиск пройдет успешно.

Таким образом, разбор синтаксических структур, входящих в схему эпизода, вместе с описанием лексических отношений внутри словаря, позволяет перейти от поиска по ключевым словам или последовательностям к реальному "смысловому" поиску.

Предлагаемый проект позволяет не только осуществлять "интеллектуальный" смысловой поиск. Он может выявить картину реального структурного сходства эпизодов, тем самым, создавая предпосылки для их более точной классификации.

Программная реализация проекта является инструментом, позволяющим по разным основаниям строить разные классификации. На любую сложную систему всегда целесообразно смотреть с разных аспектов. И сюжетно-повествовательная структура волшебной сказки является именно такой многоаспектной системой, для которой, возможно, нельзя создать единую классификацию. На разных повествовательных уровнях релевантными для классификации оказываются разные признаки. Поэтому для изучения волшебной сказки важно иметь инструмент, который бы позволял выявлять структурные сходства и устанавливать различия повествовательных единиц на основании одного из выбранных признаков.

Итак, учет отношений между единицами словаря, на уровне фольклорной сказочной традиции и синтаксический анализ структур, входящих в схемы повествовательных единиц позволит предложить их более точную классификацию. А от классификации сказочных эпизодов можно будет уже довольно легко перейти к классификации сказочных сюжетов.

Примечания

1. В.Я. Пропп. Морфология сказки. Л.: Academia, 1928.
2. Б. Кербелите. Историческое развитие структур и семантики сказок. Вильнюс: Вага, 1991.
3. На самом деле имеют место отношения между объектами (денотатами), а не словами. Но в данном случае, можно считать, что объекты однозначно связанны со словами, и отношения между объектами проецируются на отношения между словами. Поэтому для простоты изложения можно говорить об отношениях между словами.