ГЛАВА 1. АКЦИОНАЛЬНЫЕ ФОРМЫ ПРОТЕСТА

В данной главе мы хотели бы остановиться наакциональных формах протеста. Под акциональными формами мы понимаем пространственно-топографические практики и публичные общественно-политические действия, целью которых является критика власти (политических оппонентов), а также привлечение общественного внимания к тем или иным проблемам в государстве. Первая часть данной главы посвящена стратегиям пространственных практик протестующих – прогулкам,«оккупаям» (под которыми мы понимаем бессрочные акции протеста, во время которых участники занимают некоторую территорию и удерживают ее) автопробегам, а также акциям, связанным с маркированием городского пространства и отдельных его объектов.Данные практики осуществляются прежде всего через действия (акции) в пространстве, с которым участники акции активно взаимодействуют. Вторая часть главы посвящена разбору протестных акций, в которых за непосредственными действиями протестующих (мытье улиц, дарение цветов, «похоронная» процессия) скрывается символический смысл. Отличительной чертой этих символических протестных акций является установка на условность, а порой и театральность происходящего. Наконец, в третьей части мы рассматриваем материальные объекты как способ невербального выражения протеста и говорим об их отношении с вербальным компонентом протестных акций.

1.1 ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ПРАКТИКИ ПРОТЕСТА

В отличие от предшествующих им протестных акций, которые зачастую имели устоявшееся в традиции место проведения  (Триумфальная площадь – в Москве, стадионы  – в Сербии), «новые» протесты не привязаны к одному конкретному месту, их место действия  - это все городское пространство, улица вообще. С этим связано, в частности, и появление таких новых акциональных форм протеста как прогулка, «оккупай» или автопробег.

1.1.2 ПРОГУЛКИ

Прогулка, в отличие от марша или шествия, как правилолишена лозунгов и плакатов («вербального» аспекта), то есть является «чистой» пространственной практикой, в которой протестное «высказывание» осуществляется исключительно через движение в пространстве. Кроме того, прогулка, в отличие, опять же, от марша или шествия, может не иметь конкретного, четко прописанного, маршрута. Она может иметь промежуточные пункты, семантически нагруженные в городском пространстве или в самой протестной культуре (чаще всего это правительственные здания или здания проправительственных медиа) или не иметь их вовсе («прогулка по бульварам», «прогулка по центру Белграда»). Британский антрополог СтефЯнсен описывает случай во время студенческих протестов в Белграде в 1996-1997 годов – после официального запрета на протестные марши, студенческие оппозиционные радиостанции B92 и Index объявили маршрут протестной «прогулки». Этот маршрут включал в себя множество пунктов, достаточно удаленных друг от друга. После объявления так называемого «маршрута», диктор объявил: «Этот маршрут – для полиции, а не для студентов. Нет ничего, что может помешать белградским студентам оказаться в любой точке их города»[44, с. 15], курсив авторский). Форма прогулки обретает в контексте протестных акций новый смысл – смысл возвращения городского пространства его жителям и завоевания пространства, которое стало осознаваться жителями как чужое и недоступное. Изменяются и названия акций – появляются «прогулки против…», «контрольные прогулки» и так далее. В Москве и Петербурге весной 2012 года становятся популярным «прогулки писателей», «прогулки художников» и просто так называемые «народные гуляния»: люди гуляли по бульварам без плакатов и лозунгов, только в атрибутике белого цвета (символизирующей протестное движение), иногда сопровождаемые известными деятелями искусств. В Сербии в 1996 году прогулки студентов стали ежедневным явлением, при этом маршруты все время менялись. Самой известной из таких прогулок стала так называемая «Прогулка к Дединье» (резиденция Слободана Милошевича). Студенты устроили прогулку к резиденции президента, без транспарантов, выкрикивая: «Мы идем пить кофе! Мира [Мира Маркович – жена президента и фактический лидер партии «Југословенскалевица» – О.Ф.], ставь джезву!» Отсюда и второе, ироничное название этой прогулки – «Марш Мира». Когда протестующих остановил кордон полиции, перегородив им дорогу, студенты зеркально повторили их действия. Они достали заготовленные знаки в виде маленьких пирамид с надписями «Forbiddencity/Zabranjenigrad» («Запрещенный город») и не пускали людей с другой стороны на территорию, которую они объявили «своей». Другой известной акцией стала так называемая акция „Завоевание[курсив наш – О.Ф.] верха Сербии“, когда 17 студентов (число 17 неслучайно – по версии коалиции «Заједно», в Нише было 17 участков, на которых выборы были сфальсифицированы) в течение 48 часов шли из Ниша в Белград, чтобы «донести весть»о фальсификациях до президента Слободана Милошевича.Подобные действия обозначались глаголом  «шетати се» («гулять», а не «маршировать» или «протестовать»), сами участники называли себя «шетач» и «шетачица» или же, в переводе на английский язык, «walker». Английский вариант неоднократно обыгрывался на значках и другой атрибутике протестующих – «HardWalker» – вместо «hardworker» («трудоголик»), «WalkingHeads» вместо «Talkingheads» (название американскоймузыкальнойгруппы). Даже официальный государственный девиз  «SamoSlogaSrbinaSpasava» («Только единство спасет сербов») был пародийно трансформирован студентами в «SamoŠetnjaSrbinaSpasava»(«Только прогулка спасет сербов»). Вместо единства в качестве национальной идеи предлагается ненасильственный протест.

Сама прогулка становится политическим актом, при этом лозунги таких прогулок могут быть предельно аполитичными, в них иронично обыгрывается сам факт «хождения» – «Мы здесь гуляем!» [5], «Тата, мама, изађитесанама!» [48] («Папа, мама, выходите с нами»), «Osećamoselošeakoneprepešaćimobar 20 kmdnevno» [23] («Мы чувствуем себя плохо, если не проходим 20 км в день»), «Уздравојшетњи здрав дух!» [48] («В здоровой прогулке – здоровый дух») и так далее.Французский социальный философ Мишель де Серто в 80-х годах в своей книге «Искусство повседневности» вводит понятие «пешеходно-речевого акта». Согласно де Серто, пешеходные практики формируют городское пространства, являясь в нем своеобразным аналогом вербальному высказыванию:«Акт ходьбы является для городской системы тем, чем высказывание (speechact) является для языка или высказанных утверждений. На самом элементарном уровне он действительно обладает тройной «высказывательной» функцией: во-первых, он является процессом присвоения топографической системы пешеходом (так же, как говорящий приспосабливает и «берет» себе язык); во-вторых, он представляет собой пространственную реализацию места (так же, как сам речевой акт представляет собой звуковую реализацию языка); наконец, он предполагает отношения между дифференцированными позициями, то есть прагматические «контракты», заключаемые в форме движений (так же, как словесное высказывание представляет собой «обращение», «помещает другого напротив» говорящего и приводит в действие контракты между собеседниками».[38, с. 191].Таким образом, в полном соответствии с лозунгом «Выйди на улицу, верни себе город!»«прогуливающиеся» протестанты присваивают себе пространственную систему города -  подобная пешеходная практика является для нихспособом маркирования пространства как «своего». В ряде случаев для этой цели избирается пространство, которое уже осмыслено в сознании протестующих как «чужое», то есть связанное с государственной властью и официальной культурой. Таковым является уже описанное нами Дединье, в случае российских протестов – Красная площадь (на которой устраивалась прогулка  протестующих с белой атрибутикой - «Белая площадь»).

1.1.2.1. АКЦИИ, СВЯЗАННЫЕ С ЗАНЯТИЕМ И УДЕРЖИВАНИЕМ ПРОСТРАНСТВА

Помимо динамичных пространственных практик, к которым относится прогулка, стоит выделить еще одну принципиально важную практику - занятие и удержание определенного пространства в условиях «посягательств» на него представителей власти. К этому типу относятся так называемые «сидячие забастовки» и палаточные лагеря – например, киевский Майдан, «Оккупай Абай» в Москве и «Дискотека«Голубой кордон» в Белграде. Майдан представлял собой палаточный лагерь, который разбилисторонники кандидата на пост президента Ющенко, «Оккупай Абай» – лагерь активистов на Чистопрудном бульваре, развернувшийся около памятника поэту Абаю Кунанбаеву, «Голубой кордон» – 178-часовую дискотеку, которую устроили белградские студенты, зажатые между двумя кордонами полиции. Эти«новообразования» во время своего существования меняли городской ландшафт, функционируя не только как публичное пространство, в котором проводились различные мероприятия - концерты, театральные представления (спектакль Театра.DOC«БерлусПутин» на «Оккупай Абай», пародийный конкурс «Мистер Милиционер», проводившийся сербскими студентами на «Голубом кордоне», своеобразный «конкурс красоты» среди сотрудников полиции, окружавших участников дискотеки), но и как своеобразное «государство в государстве», в котором существовали (или пытались сформироваться) определенные правила самоуправления (ср. проводимые на «Оккупай Абай»«ассамблеи»). Подобные акциональные формы протеста являются наиболее показательными в плане маркирования протестующими городского пространства как «своего». В этом отношении интересна и акция «Большой белый круг», проведенная в Москве 26.02.2012[1]. Протестующие стояли на внутренней стороне Садового кольца, держась за руки, таким образом, замыкая кольцо вокруг центра города. Поскольку акция не была согласована с городскими властями как митинг или пикет, существовал запрет на плакаты, который был компенсирован большим количеством разнообразной белой символики. При этом участники акции не ограничивались привычной символикой – лентами и шарами, а использовали также белые игрушки, тарелки, простыни, лепили снеговиков, держащихся за руки. Если рассматривать символическое значение данной акции, нам представляются  особенно важными два момента – идея единения (у акции нет лидеров и организаторов, все держатся за руки, представляя собой единый «организм» - большой белый круг) и идея захвата и удержания пространства:замыкая кольцо, протестующие «окружают»центр города, присваивая его себе.

1.1.3 АВТОПРОБЕГИ

Протестный автопробег (здесь мы говорим о нем как о типе акции, сложившемся в условиях нового российского протеста) отличается от обычного – как правило, он не имеет определенного времени и места старта, движение происходит не колонной, а индивидуально, строгий маршрут может не быть определен (участники автопробега по Садовому кольцу 20.01.2012 двигались в оба направления; автопробег 19.02.2012 проходил не только по Садовому Кольцу, но и по улицам, ведущим к Манежной пл., - по усмотрению участников; то же можно было наблюдать и в других городах). Имеется лишь некий маршрут, по которому следуют машины, украшенные белой атрибутикой и (иногда) лозунгами. Функции автопробега в данном случае близки к указанной нами выше цели протестной прогулки – это прежде всего освоение и маркирование городского пространства. В случае автопробегов возможно расширение «захватываемого» пространства по сравнению с городской прогулкой – это уже масштабы не города, а страны -  достаточно вспомнить автопробег 2012 года «Белый поток» с маршрутом «Москва – Астрахань – Красноярск – Москва», с остановками в Ярославле, Нижнем Новгороде и других городах страны. Кроме того, автопробег, как и митинг, может иметь конкретную повестку – проводились, например, автопробеги в защиту оппозиционного лидера А. Навального. Интересно также отметить взаимодействие двух форм акциональных протестных действий, статичной и динамичной: во время акции «Большой белый круг» на том же Садовом кольце прошел автопробег «Белое кольцо». Такое взаимодействие усиливает эффект по «завоеванию» городской среды, так как символизирует единство двух главных типов обитателей городской среды – пешеходов и автомобилистов.

1.1.4 МАРКИРОВАНИЕ ГОРОДСКОГО ПРОСТРАНСТВА И ОТДЕЛЬНЫХ ЕГО ОБЪЕКТОВ: ГРАФФИТИ, «ПЕРЕОДЕВАНИЯ» ПАМЯТНИКОВ, «МЕЛОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ»

Протестующие осваивают городское пространство не только с помощью передвижения по городу и занятия и удерживания его частей, но и в прямом смысле маркируя, помечая надписями и графикой стены домов, заборы, памятники и тротуары. Самым распространенным способом такого изменения городского ландшафта являются граффити. Под граффити мы вслед за украинскими исследователями О. Головахой и И. Брицыной[40, с. 12-14] понимаем настенную надпись, выполненную в любой стилистике (чаще всего подобные «протестные» граффити сделаны очень просто, одним цветом и без рисунков и украшений, свойственных стрит-арту). О. Головаха и И. Брицына в своей статье «TheFolkloreoftheOrangeRevolution», говоря об украинских граффити периода «Оранжевой революции», замечают, что количество политических граффити на улицах города во время протестов составляло 90% от всех граффити вообще. Также они стали появляться в местах скопления большого количества людей – даже те, которые содержали обсценную лексику и прежде размещались в более закрытых местах («Ющенко – лiдер, Янукович – пiдер», «Янукович – голубой, будет Путину женой») [40,c. 12].

Два принципиально важных свойства граффити – это, во-первых, анонимность транслируемого текста (как отмечают О. Головаха и И. Брицына:«Граффити становится популярным жанром именно потому, что его авторы могут выражать свои эмоции традиционным способом, совершенно не стесняясь» [40, с. 12], во-вторых - его ориентация на широкую аудиторию. Плакат и лозунг существуют только в пространстве и времени акции, граффити же – в повседневном городском пространстве – и довольно длительное время. Стены домов становятся, по сути, «долгоиграющими плакатами», и в этом смысле чрезвычайно сильно и эффективно маркируют городское пространство как протестное.

Согласно указаниям исследовательницы сербских протестов М. Драгичевич-Шешич, во время протестов в Белграде в 1992 г. граффити были одним из самых распространенных протестных жанров [42]. По своей форме они приближались к плакатам – чаще всего это были надписи на бумаге, сопровождаемые рисунками или фотографиями и размещенные на стене (например, на так называемой WailingWall, стене Философского факультета Белградского университета). В этих граффити уже заметны те принципы пародии и языковой игры, а также отсылки к литературе и поп-культуре, на которых будет строиться сербский плакат в 1996-97 годах. Например, граффити описывают ситуацию в стране при помощи аллюзии на шекспировского «Гамлета» - «Imaneštosrpsko u državiDanskoj» [14] («Есть что-то сербское в Датском королевстве») или на популярный в 90-е сериал TwinPeaks (сюжет которого завязан на том, что жители городка пытаются выяснить, кто убил Лору Палмер)– «SlobajeubioLoruPalmer!» [42](«Слобa убил Лору Палмер!»).Второе рождение сербские граффити переживают в конце 90-х, во время протестов против НАТО. В это время граффити становятся своеобразным способом общения с американскими войсками, которые устраивали бомбардировки Белграда. На стенах домов появлялись  антиамериканские лозунги вроде «NomoreBigMac, nomorepizza, allwewantisgibanica!» [43] («Больше никакого «Биг Мака», никакой пиццы, все, что нам нужно – это гибаница [местное блюдо, сырный пирог]»  или  прямые обращения вроде «AreyougoingtobombusorcanIstartpainting?*» («Вы собираетесь нас бомбить или я могу начать красить [свой дом]?») [43,с. 405][2]

Разновидностью подобного маркирования городского пространства можно считать бессрочную акцию под названием «Меловая революция» во время белорусских протестов 2011-2012 годов. Активисты молодежного «Движения Будущего» призвали в социальных сетях всех недовольных политикой А. Лукашенко наносить мелками оппозиционные лозунги, к примеру «Лука надоел!» [8], «Хватит терпеть!» [11], «Долой Усатого!» [11], «ШОС!»[12] (один из самых популярных лозунгов белорусских акций протеста, распространенные варианты его «расшифровки»  -  «шоб он сдох» и «шоб он сел», подробнее см. главу 2)на дорожное покрытие по всему городу, особоевнимание уделяя пространству вокруг правительственных зданий.В протестном движении в России граффити не получили такой распространенности. Мы склонны думать, что отчасти функции анонимного пространства диалога были перенесены в интернет.

Еще одной формой «точечного» маркирования городского пространства стало так называемое «переодевание»и «преображение»памятников.Так, группа неизвестных российских активистов весной 2012 года надела на различные памятники (например, памятник Ломоносову около здания факультета журналистики МГУ и памятник Пушкину и Гончаровой на Арбате) балаклавы, один из элементов атрибутики панк-группы«PussyRiot». Активисты  движения «Оборона» в Москве избрали для своей акции памятник Юрию Долгорукому - они повесили на него огромный билет «Москва-Тюмень» на имя мэра С.Собянина, сопроводив его лозунгами «Чемодан, вокзал, Тюмень!» [5], «Мы тебя не выбирали!»[5]. Прагматика этих акций различна (если в первом случае адресатом является власть в целом, а выбор памятников явно произволен, то во втором – конкретный представитель власти, и для «послания» ему выбран конкретный памятник напротив его места работы), однако в обоих примерах можно говорить о том, что важные объекты городской среды (памятники) маркируются протестантами как «свои».

Существуют и обратные примеры, когда протестующие маркируют пространство не как «свое», а как «чужое». Для этой цели сербские студенты во время протестов 1996-97 годов использовали яйца. Если традиционно в протестной культуре брошенное яйцо по своей функции являлось «ненасильственным» аналогом камня (можно вспомнить эпизод с брошенным в Виктор Януковича яйцом, который неоднократно был отрефлектированв фольклоре «Оранжевой революции» – например:«Яйце -  то велика сила, що зека завалила» («Яйцо – это большая сила, которая зэка завалила!» [40], «Януковичу, ховайся, бо ми привезли яйця» («Янукович, прячься, потому что мы привезли яйца!») [40], то в Сербии 1996-97 годов протестующие бросали яйца не в людей, а в здания проправительственных медиа (телекомпании «РТС», газеты «Политика»), «помечая»данные объекты городского пространства как враждебное и «чужое».

1.1.5 ВЛИЯНИЕ НА ГОРОДСКУЮ ТОПОГРАФИЮ – СИМВОЛИКА МЕСТА

В основе формирования городского пространства посредством подобных практик лежит самоопределение протестующих как жителей конкретного города, которые чувствуют там себя несвободно (см. далее про жанр «тюремных прогулок») и хотят «отвоевать» принадлежащие им пространство назад. В случае сербских протестов 90-х годов принципиальна была еще и оппозиция «город-деревня», т.к. Милошевич и его электорат ассоциировался в первую очередь с деревенской культурой («sasela», «sabrda»[«деревенщина»], это подкреплялось и официальной риторикой самого Милошевича). То есть он характеризовался протестующими как человек, чуждый городской культуре и поэтому не имеющий права управлять этим пространством.

Пространственные практики могут использовать некоторые пункты, которые уже семантически нагружены (см. выше о вторжении протестующих в «чужое» пространство), однако иногда значение отдельных мест в городском пространстве переосмысляется прямо во время акций. К примеру, во время студенческих протестов в Белграде 1996-97 годов, если кто-либо говорил, что он «natrgu»(«на площади»),имелась в виду конкретная площадь – ТргРепублике («Площадь Республики»), ставшая одним из ключевых мест собраний протестующих студентов. Таким образом, это означало не только местонахождение человека, но и то, что он находится на демонстрации. Подобные места становятся своеобразными символами свободы: для Сербии ими стали ТргРепублике и Плато (Plateau/Plato, «naPlatou») – пространство вокруг Философского факультета в Белграде, где студенты собирались перед прогулками. В этом месте также находился и кабинет ректора Белградского университета, поэтому там проводились многочисленные «антиректорские» акции (о них см. далее). На Украине символом протеста стала главная площадь Киева, Майдан Незалежності(«Площадь Независимости»), что нашло свое выражение и в вербальных высказываниях участников протеста («Моя хата не скраю, моя хата на Майдані» и т.д.), для российских протестов – Чистопрудный бульвар, место проведения бессрочной акции «Оккупай Абай», и, конечно же, Болотная площадь – место проведения самых масштабных оппозиционных акций. Подобная семантика сохраняется за указанными местами и после окончания протестных действий, в городской топографии за ними закрепляется новое значение (символ свободы), а значит одна из целей протестов – кардинальное изменение городского пространства  – оказывается достигнутой.

Таким образом, мы видим, что протестующие активно работают с городским пространством, в котором проходят акции – «присваивая» себе его топографическую систему с помощью передвижения (прогулок) и «стояний» («оккупаев»), одновременно (даже вне контекста уличных акций) разнообразно маркируя пространство как свое (а иногда и как чужое). С точки зрения использования пространства упоминаемые нами протесты наследуют майским протестам 1968-го года во Франции. Жан Бодрийяр писал об этом так: «Подлинным революционным средством передачи информации в этом Мае были стены и начертанные на них слова, сделанные от руки плакаты и афиши, улица, на которой слово рождалось и вступало в контакт […] В этом смысле улица есть альтернативная и разрушительная форма всех масс-медиа, поскольку, в отличие от последних, она не является объективированной опорой передаваемого содержания, остающегося без ответа […] [курсив наш – О.Ф.] [32]

1.2СИМВОЛИЧЕСКИЕ ПРОТЕСТНЫЕ АКЦИИ

Во второй части данной главы мы рассмотрим акции, которые мы назвали«символическими».Под подобными акциями  мы понимаем те, которые, условно говоря, не равны самим себе: за непосредственными действиями протестующих (дарение цветов, воспроизведение похоронной процессии, шествие арестантов и так далее) всегда скрывается символический смысл. Безусловно, как и разобранные нами выше пространственные практики, данные акции тоже происходят в пространстве и часто преображают и маркируют его (см. далее символическую уборку улиц), равно как и пространственные акции, как мы уже отмечали, часто имеют символический смысл. Однако все выбранные нами для этой части главы акции отличаются своей установкой на условность и на «разыгрывание» какой-либо ситуации. При этом ситуация наполняется новым, политическим содержанием. Не претендуя на исчерпывающую классификацию, выделим лишь наиболее интересные, на наш взгляд, акции, которые строятся как «разыгрывание» бытового действия, ритуала, театрализованного действия, и, наконец, самой ситуации митинга.

1.2.1 «БЫТОВОЕ» ДЕЙСТВИЕ

В основе акций, о которых пойдет речь ниже, лежит следующий механизм: привычные бытовые действия, помещенные в контекст политической акции, приобретают символическое значение. Например, уборка улиц и связанные с ним предметы обихода, приобрели новое значение в контексте студенческих акций в Белграде в 1996 году. Так, например, на следующий день после проведения С.Милошевичем «контр-митинга» (митинга в поддержку существовавшей власти), студенты вышли на улицы с вениками, метлами и чистящими средствами, символически «очищая» площадь и улицы, на которых проводился митинг, от «грязных методов» политики президента (участников «контр-митинга» привозили со всей Сербии в Белград на автобусах, среди протестующих было распространено мнение, что люди участвовали в нем за деньги). Эта акция, с одной стороны, является игрой с городским пространством (в процессе мытья улиц участники «возвращают» их себе), с другой стороны, символической акцией, ведь мытье улиц означает не только очищение их от грязи, но и очищение от лжи.[3]

Другим бытовым действием, которое легло в основу символической протестной акции, стала сдача донорской крови. Сербская акция «Переливание крови» стала своеобразным ответом на утверждение Миры Маркович, жены президента Милошевича и лидера партии «Југословенскалевица» (ЈУЛ), заявившей, что при установлении социализма в Югославии было пролито много крови, и без крови эта власть не уйдет.  В ответ на это студенты начали сдавать донорскую кровь, которую в итоге привезли к зданию партии ЈУЛ,  где и устроили митинг. Его главный лозунг звучал так: «Теперь, когда у вас есть наша кровь, вы можете уйти?» Таким образом, студенты буквально реализовали фигуру речи М. Маркович о «победе ценой крови»[4][43]

В данном случае участники символически «выкупают» своей кровью свободу, символическая жертва должна привести к обновлению существующего миропорядка. Стратегия жертвенности становится одним из способов сопротивления.[5]

Жертвенная стратегия в протестных акциях на Украине или в России носила скорее индивидуальный и более театрализованный характер  – можно вспомнить символическое «распятие» активистки в балаклаве на кресте около церкви Спаса на Крови в Петербурге с табличкой «Здесь может быть ваша демократия» или одиночные акции художника Петра Флоренского, который зашил себе рот, поддерживая таким образом панк-группу PussyRiot.

1.2.2 «ТЕАТРАЛИЗОВАННЫЕ» АКЦИИ

Нам хотелось бы сразу оговорить условность названия данного подпункта – разумеется, большое количество протестные акции являются «театрализованными» в том смысле, что они сюжетны, в них важен элемент игры, костюмы и бутафорские элементы. В основе акций, которые мы здесь будем называть «театрализованными» лежит «разыгрывание»некой ситуации, которое в ряде случаев сопровождается переодеванием участников в костюмы и соблюдение ими определенных правил поведения. Ниже мы рассмотрим такие акции как тюремные шествия, «акции с дарением подарков»и пародийные ритуальные акции.

1.2.2.1 «ТЮРЕМНЫЕ ШЕСТВИЯ»

Идея осознания собственной несвободы в своем городе/стране (см. раздел 1) получает свое выражение в такой распространенной акции, как «тюремная прогулка». «Тюремная прогулка» - это театрализованное шествие, участники которого облачаются в тюремные робы и/или надевают цепи и проходят в таком виде по городу. Подобные акции в Киеве устраивали активисты украинского движения «Пора» (надо отметить, что любая акции украинской оппозиции, в которой используется тюремная символика, заведомо приобретает дополнительный смысл - намек на тюремное прошлое Виктора Януковича), сербские студенты в городе Ниш и московские активисты. Помимо переодеваний и тюремной атрибутики протестующие копировали и типичные жесты заключенных -  внезапно вскидывали руки за голову или начинали отжиматься. Московские активисты воплотили эту идею на аллегорическом уровне, проведя акцию «Казнь политзеков» [1]. Акция проходила в формате шествия т. н. «политзаключенных», каждый из которых нес на груди табличку со своим обвинением («Свобода слова», «Атеизм», «Антифашизм» и т.д.), аллегорически представляя собой то или иное отнятое государством конституционное право. Другие участники акции исполняли роль конвоиров в полицейской форме, по окончании акции была разыграна сцена суда, на котором участники объявлялись врагами народа и были символически расстреляны.

1.2.2.2«АКЦИИ С ПОДАРКАМИ»

Данные акции предусматривают непосредственное вручение или дарение оппонентам протестующих предметов, наделенных символическим смыслом. Это могут быть как и традиционные символы, так и вещи, которые становятся знаковыми в конкретной ситуации. К первым относятся, например, цветы, которые во время многих акций протестующие дарили представителям сил правопорядка. Цветы – знак дружбы и любви, символизируют мирный характер протеста, противопоставляются оружию и грубой силе, нередко проявлявшейся во время протеста со стороны полиции. Ко второму типу подарков принадлежат, например балаклавы, ставшие символом панк-группыPussyRiot, они были символически преподнесены Владимиру Путину во время московской акции «Поздравь Путина с юбилеем, проводи дедушку на пенсию»  Подобные ироничные подарки (в отличие от «искренних» цветов) преобладают в акциях данного типа. Так, во время студенческих протестов 97 г. белградские студенты ожидали встречи сСлободаном Милошевичем, собираясь преподнести ему круглый хлеб (Ср. в народной культуре хлебом-солью встречают гостей, преподносят молодым на свадьбе). Однако в итоге встреча не состоялась и студенты были вынуждены оставить свой «подарок» на ступеньках президентского дома.  Украинскому телеканалу «Интер» подарили тыкву, а на машине российского телеканала НТВ пикетирующие оставили пачки печенья (в нашумевшем телефильме «Анатомия протеста» утверждалось, что люди, участвовавшие в митингах оппозиции, были подкуплены деньгами и печеньем).

Особо можно выделить акции с подарками на день рождения государственным лидерам. К примеру, участники  акций, посвященных 60-летию Владимира Путина («Проводи дедушку на пенсию» и других) преподнесли ему грабли, клизму, веревку с мылом, тюремную робу, карту магаданской области, несколько пенсионных удостоверений и даже грамоту «лучшему дедушке», а активисты  сербского движения «Отпор!» отправили Милошевичу на день рождения наручники и билет в Гаагу в один конец. К упомянутым нами выше типам подарков – традиционным символам и «контекстуальным» подаркам, отсылающим к конкретным эпизодам из прошлого или настоящего (пенсионное удостоверение – намек на возраст путина), тут добавляются вещи, характеризующие, по мнению протестующих, будущее лидеров, как правило тюремное: наручники, билет в Гаагу (там находится международный трибунал), тюремная роба, карта магаданской области (место сосредоточения в прошлом – лагерей, а теперь – исправительных колоний), а также предметы в духе черного юмора и похабных анекдотов (веревка с мылом, клизма).

1.2.2.3 ПАРОДИИ НА РИТУАЛЬНЫЕ ДЕЙСТВИЯ

Структура некоторых акций напоминает собой структуру ритуального действия: она начинается с шествия/процессии, затем следует некоторое действие (например, символическая жертва), затем следуют выкрикивание лозунгов, шум/музыка, танцы.

 А. Байбурин  в свое книге «Ритуал в традиционной культуре»  говорит о двух видах отношения ритуала к быту: «включении элементов или даже фрагментов ритуального поведения в неритуальную сферу» и, наоборот,  «неритуальных явлений в сферу ритуала». В связи с протестными акциями и шествиями нам кажется уместным говорить о том, что Байбурин называет «цитатами из ритуала», то есть об использовании отдельных элементов ритуала в быту: «Цитаты из ритуала требуют определенного контекста, поскольку далеко не все может быть перенесено в быт и при этом соответствовать его нормам. Не случайно наиболее насыщена цитатами из ритуала сфера игрового поведения, где элементы ритуала не ощущаются инородными» [40, с. 18-19]

Самым ярким примером является воспроизведение элементов погребальных ритуалов в пародийных похоронах, подобные акции неоднократно проводились как в России, так и на Украине и в Сербии. Одной из последних протестных акций студенческого протеста в Сербии 1992 года стала так называемая акция «Похороны университета», которая была проведена 3 октября 1992 года. Она стала ответом на принятие нового закона, положившего конец университетской автономии. Студенты устроили похоронную процессию,  пройдя от здания Философского факультета до НароднойСкупщины. Они изготовили черный гроб, на котором была написано: «Свободный университет 1838 - 1992». В рамках акции один из студентов зачитал некролог и завещание, по которому университет ничего не оставлял своим наследникам, так как все его имущество было конфисковано властями. Отдельный жанр представляли собой пародии на посмертные речи, в которых жалеют (всерьез или иронически) покойника (подробнее см. [48]).

Подобные акции проводились и в России – достаточно вспомнить  акцию в Петербурге 10.12.11, где процессия с зажженными свечами и венком под траурный марш «похоронила» российскую демократию или «похороны российского образования» в Москве, во время которой активисты возлагали цветы к зданию Министерства Образования, «отвечая» таким образом на образовательную реформу.

Ср. также с планом украинской акции, организованной группой «Пора»: «10 декабря в Ужгороде на Народной площади с 14.00 до 16.00 состоится» Общественная панихида по усопшему тоталитарно режима Кучмы-Я. [Януковича – О.Ф.]». По сообщению пресс-службы региональной организации гражданской кампании «Пора» в Ужгороде, траурное торжество пройдет в такой последовательности: митинг-реквием над гробом «Рыжего таракана» - символа режима; вложение символов умерших эпохи в гроб; траурный поход закарпатцев по местам боевой Неславы режима (ОГА-УМВД-КГБ-горсовет) спускание гроба на воду речки Уж и депортация водным путем с территории Украины по Дунаю в Черное море […] «Ужгородцы принесут с собой лживую прессу, фальшивую агитацию и все, что напоминает нам вчерашний день», - отмечает «Пора». Пресс-служба гражданской кампании также подчеркивает, что «во время панихиды рыдать разрешается только членам СДПУ (о)» [имеется ввиду«Социал-демократическая партия Украины (объединённая») – О.Ф.] [49]

Подобранные нами примеры показывают, что подобные акции имеют спланированный сценарий (чаще всего состоящий из процессии и произнесения похоронных речей), однако участие в них может принять любой желающий. При этом участник акции принимает определенные «правила» ритуального поведения (например, имплицитный запрет горевать во время украинской акции похорон) [49]. Цель погребального обряда, по словам Байбурина – зафиксировать смерть человека не в биологическом, а в социальном плане, а цель подобных пародийных похорон – отталкиваясь от какого-то события или нескольких событий, обобщить его и интерпретировать тоже в социальном плане – как смерть некоего общественного института или явления (университетского образования, тоталитарного режима, демократии).[6][30]

1.2.2.4 «НАНОМИТИНГИ»

В данном случае, «разыгрываемой» ситуацией становится сам жанр протестной акции, а точнее  - митинг. Под митингом мы понимаем массовое скопление людей в одной топографической точке, с целью выражения (посредством вербальных и невербальных действий) протеста.

Жанр наномитинга - митинга, в котором вместо людей участвуют всевозможные маленькие объекты, первоначально детские игрушки -  родился в условиях официального запрета на проведение  митинга против фальсификаций на выборах. Первый митинг игрушек прошел в Апатитах 10.12.2011. Не получив разрешения администрации города на проведение митинга, городские активисты в социальных сетях предложили горожанам альтернативу традиционным формам собраний: участники акции должны были принести игрушки из наборов lego или из киндер-сюрпризов c плакатами соответствующих размеров. Правила акции были сформулированы так: «Если вы возмущены нарушениями правил во время прошедших выборов, приносите на «демонстрацию» свою игрушку и лозунг, выражающий ваше недовольство. Лозунг лучше крепить на зубочистки».  Таким образом, идея организаторов состояла в следующем: протестующий, которому запрещено митинговать самому, приносит и устанавливает на площади игрушку и плакат, которые становятся его миниатюрной репрезентацией. Жителям Апатитов, которые по каким-либо причинам не могли участвовать в митинге игрушек, предлагалось оставить на стене группы лозунг, с которым они хотели бы выйти на площадь. В этом случае организаторы сами делали плакат с данным лозунгом и находили для него игрушку, сохраняя при этом соотношение «одна игрушка – один конкретный протестующий».

Большая часть лозунгов на таких плакатах сначала копировало  лозунги «больших» митингов, однако среди них появились и первые лозунги, обыгрывающие ситуацию наномитинга - например, плакат «Мы не игрушки». Помимо непосредственно текстов на плакатах проявились и другие способы игры с формой, которые рождатся из сочетания плаката и игрушки,  к примеру, фигурка медведя с плакатом «Медведь в спячку» [5],  маленький инопланетянин с плакатом «Не верю» или лошадь с плакатом «Эх, прокачу 04.03.2012» (намекающий на желаемый исход президентских выборов: прокатить Путина на выборах) [5]. Комический эффект может рождаться и с помощью только невербальных средств -  благодаря выбору игрушки, внешний вид которой заменяет собой протестное высказывание (утконос, который держится обеими руками за голову). В текстах плакатов наномитингов появляются такжеотсылки к инцидентам на «больших» митингах, например, сидящая в полицейской машине кукла с плакатом «Снимайте меня, я Божена» [5], цитирует известный видеоролик о задержании на Чистых Прудах светской обозревательницы БоженыРынски.

Впоследствии идея о том, что одна игрушка представляет конкретного человека, уходит, инаномитинг все больше становится самоценной формой протеста. Этому способствует и реакция властей - так, например, в феврале 2012 г. в Барнауле местные власти потребовали согласовывать наномитинги как публичные акции (активисты города ответили официальным уведомлением о проведении акции, указав в заявке численность собравшихся: 50 игрушек из киндер-сюрпризов, 50 игрушек из lego, 20 солдатиков и т.д.), а в Минске, во время акции 10.12. 2012 и вовсе арестовали игрушки [4]. Одной из вариаций наномитинга стала  петербургская акция 24.05.2012, получившая название «мимимитинг»(«мимими» - междометие, распространенное в интернет-среде, выражающее умиление). В ней «принимали участие» различные мягкие игрушки.

Большинство текстов на плакатах строились на принципе игры со структурой лозунга «обычных» митингов и формой наномитинга: традиционные формулы лозунгов («Свободу Х!» или «Обозначение государственного лидера – отрицательное качество») были переписаны  с использованием  условно детской лексики, например: «Путин бяка» [5], «Выборы атятя» [5], «Свободу попугайчикам» [5]. Прибавление диминутивных суффиксов к  известным лозунгам (например, «Жульчики и ворчики - пять минут на сборчики») [5] рождает комический эффект. Содержание плакатов приводится, таким образом, в соответствие с формой наномитинга.

Наномитинг, появившийся как альтернативный игровой способ высказывания при запрете привычного получил особенное развитие в Белоруссии. Первая подобная акция прошла в Минске 10 февраля 2012.  Активисты принесли мягкие игрушки с плакатами с «Требуем ШОСа» [4] (один из самых популярных лозунгов в белорусском фольклоре протеста, наиболее распространенные варианты его «расшифровки»  -  «шоб он сдох» и «шоб он сел», подробнее см. главу 2) и «Мука - лудак» [11], «Где свобода прессы?» [11]  и «Где мои 500$?» [11] (последний отсылает к заявлениям власти о проплаченности белорусской оппозиции). Также следует выделить лозунг «Менты оторвали мне глаз» на одноглазой игрушке.

Как нами уже было отмечено, наномитинг, одновременно превращаяясь в самоценную форму митинга, сохраняет свою связь с обыкновенными митингами. Интересно, что белорусские плакаты отвечают самой структуре наномитинга как «зашифрованного действия». Кроме известных ребусов вроде «ШОС» или «Мука – лудак», на акции 10.12.2012 в Минске во всех лозунгах были перепутаны буквы, к примеру, «Лшиь 1% балеусровзнаиамютактвиунюгарджанксуюпоцизию» [4], «Буылткавокдидевешлекиолгарммамсяа» [4], «Кое-кто у рлуя уже 18 лет» [4], ««Как так почлуиолсь??»[4]Смысл плакатов понятен каждому, кто сможет переставить буквы в этих словах, хотя поверхностный смысл у каждого слова – нулевой (подробнее об этом см. главу 2).

Таким образом, мы видим, что данные акции «разыгрывают» совершенно различные ситуации – от бытовых до ситуации митинга, однако во всех них есть символическое начало. Также все описанные нами акции могут рассматриваться  как попытка коммуникации с властью – протестующие на акции реагируют на заявления власти, иногда буквально «претворяя в жизнь» цитаты из официального дискурса,  дарят ей символические подарки,  иронически реагируют на ее запреты – такими формами, как митинг игрушек.

1.3 МАТЕРИАЛЬНЫЕ ОБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКИХ АКЦИЙ

Отличительной чертой новых российских протестных акций (в этот ряд можно включить также и сербские, и украинские акции) является их высокий уровень визуализации  и внимание к материальным объектам. Протестующие стремятся к тому, чтобы выразить свою мысль на нескольких уровнях сразу – на вербальном (лозунгом на плакате или устным лозунгом) и невербальном (при помощи передвижения в пространстве, действия, рисунка, костюма или объекта).

 В данной работе мы не рассматриваем отношения между рисунком и вербальной частью плаката по причине недоступности нам всех нужных ресурсов, поэтому в настоящей части мы будем затрагивать только бутафоризацию и использование костюмов.

1.3.1 КОСТЮМЫ И АТРИБУТИКА

Бахтин в своей работе «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» говорит о ряжении как о неотъемлемой части карнавальной трансформации, частном выражении общего принципа «перевернутой» логики, когда меняются местами «верх» и «низ», мужское и женское, жизнь и смерть [31].  Черты подобной карнавальной трансформации можно заметить и в костюмах протестующих,  оппозиция  «власть – участники протестных акций» в данном случае читается как оппозиция официальной и карнавальной культуры. В соответствии с принципом «перевернутой» реальности, переодеваются именно в тех, кому они противостоят в политической действительности и в пространстве самой акции (так же, как и в народной культуре, ряженые - персонажи из чужого мира: покойники, животные и так далее). Так, например, белградские студенты переодевались в своих профессоров и предлагали выставить им оценки по Этике и Демократии.  На российских акциях неоднократно были замечены люди, ряженые в президента страны В. Путина (акция, посвященная встрече Нового года на Триумфальной площади, митинг 15 сентября 2012 в Москве).  Особенно популярен в сентябре 2012 года стал костюм Путина-стерха - протестующие копировали белое одеяние президента со шлемом и клювом, в котором он произвел свой полет на дельтаплане со стаей журавлей[7]. На одной из акций 2012 года в Петербурге протестующие нарядились не в представителей власти, а в их электорат. Люди, ряженые в костюмы чудовищ и зверей, держали плакаты «Мы за Вову!»[5]. При этом костюм может обозначать не человека, а служить аллегорическим воплощением чего-либо, с чем борются протестующие. К примеру, на митинге 6 мая 2013 года на Болотной площади, присутствовал человек в костюме смерти с надписью «коррупция».

Маска на протестных акциях может являться частью костюма или существовать сама по себе, его заменяя. М. Бахтин в уже упомянутой нами книге о Рабле  отмечал особую роль маски в средневековом карнавале: «маска связана с переходами, метаморфозами, нарушениями естественных границ, с осмеянием, с прозвищем (вместо имени); в маске воплощено игровое начало жизни, в основе ее лежит совсем особое взаимоотношение действительности и образа, характерное для древнейших обрядо-зрелищных форм» [31, с. 343] (см. выше об осмеянии представителей власти при помощи масок). Важным свойством маски является ее связь с идеей анонимности - ведь маска это не только способ «сменить лицо» (клоунские, маски животных на акциях), надеть чужое лицо (маски с лицами политических деятелей), но и скрыть свое собственное. Неслучайно в российских протестах 2011-2013 стала популярна так называемая «маска Гая Фокса»,  придуманная создателями комикса «V значит Вендетта», по которому в 2006 году был снят одноименный фильм. В 2008 году маска обретает популярность в интернет-среде, затем становится  символом движения Anonymous, члены которого занимаются борьбой с интернет-цензурой. Затем моду на маски Гая Фокса подхватило движение OccupyWallstreet, вскоре после них -  участники оппозиционных митингов в России.  Эти зимние митинги были прозваны журналистами «революцией Facebook'a» так как их организация происходила через социальные сети (о роли интернета в фольклоре протестных акций см. ниже). Как известно, в интернете люди зачастую существуют анонимно или под чужими/выдуманными именами. В этом случае маска это еще и способ перенести законы интернет-пространства в реальную жизнь (Ср. с идеей Бахтина о связи маски и «прозвища вместо имени»).

Кроме переодевания, важно отметь еще и внешнее маркирование – ношение цветной атрибутики – лент, значков, предметов одежды определенного цвета. За цветом закрепляется определенная символика: в случае протестов на Украине таким цветом стал оранжевый  (цвет предвыборной кампании Ющенко)[7]Белый цвет российского протестного движения имеет двойственную семантику - с одной стороны он символизирует стремление протестующих к чистым, прозрачным и честным выборам, с другой стороны, белый - это не только цвет, но еще и «отсутствие цвета», то есть белая символика, на которой отсутствует какие-либо надписи и изображения, означает, что сообщение понятно и без слов[8].

Кроме того, цвет является маркером «свой-чужой», как со стороны самих протестующих, так и среди представителей власти (См. выше высказывания Путина о белой ленте). На Украине сторонники Януковича тоже имели свою символику - синий цвет,  на противопоставлении цветов оранжевого и синего строятся многие шутки и анекдоты протеста, например:

«Что такое «верх цинизма»? - Это когда ФК «Шахтер» проигрывает в оранжевых футболках» (футбольный клуб «Шахтер» - из Донецка, который в сознании протестующих представляет собой оплот «Партии регионов»В.Януковича, при этом цвет формы этой команды оранжевый), «Чебурашка весь в слезах бежит за крокодилом Геной: - Постой, Гена! Ведь то, что меня нашли в коробке с апельсинами вовсе ничего не значит! - Прощай, - тихо сказал крокодил Гена, садясь в голубой вагон» [49]. Следует также отметить, что в сербских протестах не существовало единого вестиментарного кода. С одной стороны, красный цвет использовался в пародийных плакатах для обозначения коммунистической власти Милошевича и Маркович (их изображали в красных галстуках и с красными звездами на груди) [14], с другой стороны - одним из символов протестного движения стали красные студенческие зачетки. Символической деталью костюма в  сербском протесте стали темные очки, которые протестующие надевали, чтобы изобразить «слепоту» официальных телеканалов (Ср. с акцией «Парадом слепых» в Белграде, когда студенты пытались проникнуть в здание телеканала РТС с закрытыми глазами).

1.3.2 БУТАФОРИЗАЦИЯ И «МАТЕРИАЛЬНЫЙ НОСИТЕЛЬ» ПЛАКАТА

Еще одним способом реализации протестного высказывания стало использование в нем различной бутафории - кукол, фальшивых денег, детских игрушек и так далее. При этом предметы могут существовать в пространстве акции сами по себе (см. ниже о «деньгах Госдепа» и валенках), так и являться «носителями» плаката,  усиливая, дополняя или изменяя смысл вербального высказывания.

Из предметов, автономно существующих на акциях, можно назвать буквальное «претворение в жизнь» элементов государственного дискурса. Так, например, на обвинения в иностранном финансировании протестующие в Москве и Белграде отреагировали одинаково - ироничными плакатами и раздачей фальшивых денег. Высказывание президента о том, что протестующие поддерживаются Хиллари Клинтон породило устойчивое сочетание «кровавые деньги ГосДепа» - на митинге в Москве деньги походили на доллары, но с нарисованными портретами современных американских лидеров и носили наименования «100 бараков», «1 хиллари» и «20 маккейнов»[5]. Раздававший их участник зазывал всех принять эти «деньги»: «Кто лодку качал, 20 баксов получал!» На Украине функцию «денег ГосДепа» выполняли  «американские валенки» и «наколотые апельсинки», «материализовавшиеся» на Майдане после речи Людмилы Янукович (обвинявшей протестующих в иностранном финансировании и употреблении наркотиков) [].

Ассортимент того, что может играть роль «носителя» плаката, невообразимо широк – от живых существ (люди, животные) до сложных бутафорских конструкций, техники (iPad, электронная книга) и даже автомобилей (на автопробегах). Мы предлагаем классифицировать их в зависимости от того, в каком отношении находятся невербальный «носитель» и вербальное высказывание на плакате, и выделяем следующие категории:

1. сообщение «носителя» гиперболизирует, усиливает вербальное высказывание тем, что еще раз дублирует его в невербальной форме: «Телевизија. Не будите овце» [14](«Телевизор.Не будьте овцами!», надпись на игрушечном телевизоре из бумаги), «Аттракцион «Брось ЕДРО в ведро»[5] (надпись на ведре), сербский плакат «Washyoursins» [14] («Очиститесь от своих грехов»), написанный на «умывальнике» из картона, прикрепленном к швабре;

2. сообщение «носителя» дополняет вербальное высказывание, добавляет дополнительный смысл (чаще всего используется с полисемией на вербальном уровне): «Меня надули!» (надпись на надутом воздушном шаре) [5], «ЕдРо – вор! Украла мой голос» [5] (надпись на ватно-марлевой повязке, закрывающей рот);

3.  сообщение «носителя» раскрывает смысл вербального высказывания, без «носителя» смысл был бы утерян: «RussianDemocracy» [5] («Русская Демократия», надпись на гробе), «Ложки вилки. Выборы 2012» [5] (надпись на коробках, в которых только ложки), «Путин, тебе сюда!» [5] (на пластмассовой ледянке в форме зада).