ВВЕДЕНИЕ^*

Творчество Иеронима Иеронимовича Ясинского (1850–1930)¹, известного в конце XIX – начале XX вв. писателя, критика, переводчика, издателя и редактора ряда журналов, а также автора книги мемуаров «Роман моей жизни» (1926) после его смерти было забыто читателями, подобно творческому наследию многих других писателей «второго ряда» II половины XIX века (П. Д. Боборыкина, А. К. Шеллера-Михайлова, С. Н. Атавы-Терпигорева и т. д.). Однако творческая судьба Ясинского складывалась более драматично, чем у большинства литераторов-«восьмидесятников». Писатель, первоначально выделившийся на общем фоне литературы 1880-х гг. своими новаторскими интенциями, позволяющими говорить о нем как о предшественнике символизма, лишь в 1890-е гг. пополнил ряды эпигонов школы реализма. Творчество Ясинского относится к такого рода явлениям, на которые указывал в свое время Ю. Н. Тынянов. Исследователь говорил о том, что необходимо снять оценочность с понятия «массовая литература», которая нередко включает в себя не только явления эпигонства, но и литературные явления, имеющие «эволюционное значение» (Тынянов 1977: 271–272).

Отсутствие читательского интереса к творчеству Ясинского, а также дурная репутация писателя (идейного «ренегата», изменившего своим демократическим убеждениям) обусловили достаточно позднее возникновение интереса к нему со стороны историков литературы. Первое исследование, затронувшее проблемы творчества Ясинского, появляется в 1959 г. (это статья Л. Громова «Чехов и “артель” восьмидесятников» [см.:Громов 1959]). Ясинский рассматривается в статье наряду с другими писателями, составляющими т. н. «литературное окружение» А. П. Чехова. В оценках, которые получает в статье Л. Громова творчество писателя, чувствуется сильная зависимость от народнической критики конца XIX в. (см.: Венгеров 1892; Скабичевский 1909; Головин 1897). В демократической критике 1880-х – начала 1890-х гг. сформировалось представление о переломе, произошедшем в 1884 г. в творческой эволюции Ясинского (см.: Протопопов 1888; Михайловский 1897 а; Венгеров 1892 и др.). Эта идея нашла отражение и в статье Л. Громова, который отмечает, что примыкающий в конце 1870-х – начале 1880-х гг. к радикально-демократическому лагерю литературы Ясинский в середине 1880-х гг. переходит на позиции «антиобщественного, самодовлеющего искусства» (Громов 1959: 144).

Вслед за народническими критиками и Л. Громовым целый ряд исследователей описывают литературную эволюцию Ясинского как переход от радикально-демократических воззрений к защите идей «чистого искусства» (см.: Букчин 1982 а; Катаев 1982 а; Муратов 1983; Башкеева 1984 и др.). По мнению исследователей, разделяющих эту точку зрения, в 1890-е гг. в творчестве Ясинского появляются «охранительные тенденции», писатель переходит в лагерь консервативной печати и соответственно резко падает художественный уровень его произведений (см.: Букчин 1982 а: 454; Милюков 1996; Федоров 1998).

В работах некоторых ученых можно найти попытки объяснить причины такого резкого слома эстетической программы писателя. Так, Ю. Г. Милюков считает, что, во-первых, «радикальные убеждения Ясинского не были глубокими», а, во-вторых, концепция «чистого искусства» является для писателя попыткой обосновать «неопределенность своей литературно-общественной позиции» (Милюков 1996: 445). В целом надо признать, что такой идеологический подход к описанию ситуации в значительной степени упрощает реальную картину литературной эволюции Ясинского и обнаруживает стремление исследователей сгладить противоречивость литературной позиции писателя, как бы закрыть глаза на неоднозначность его литературного поведения.

Статья Л. Громова как первая историко-литературная работа о писателе, если не считать статьи С. А. Венгерова в критико-биографическом словаре (см.: Венгеров 1892), закономерно обозначила большинство аспектов последующего изучения творческого наследия Ясинского в исследовательской литературе. Один из аспектов этой темы — это изучение писателя как представителя массовой литературы 1880-х гг. Л. Громов характеризует эту литературу как «буржуазно-мещанскую», отсюда и общие черты, определяющие творчество «восьмидесятников»: «отказ от освободительной борьбы, “реабилитация действительности”, культ “малых дел”, прославление “среднего человека”, “не героя”» (Громов 1959: 95). Изучение творчества Ясинского в связи с проблемами «массовой литературы» активно начинается в 1980-е гг. под влиянием возникшего в литературоведении интереса к традициям формальной школы. В 1982 г. выходят два сборника сочинений «восьмидесятников»: «Писатели чеховской поры» и «Спутники Чехова». Исходной установкой составителей сборников была необходимость изучения «литературного фона великих» (Букчин 1982 б: 6).

С. В. Букчин рассматривает творчество писателей 1880–1890-х гг., отражавшее духовные искания современной интеллигенции, в рамках традиции бытописательной реалистической литературы. Сходной позиции придерживается и В. Б. Катаев, составитель сборника «Спутники Чехова». Исследователь считает, что русская литература в 1880-е гг. осуществляет «поворот к изображению среднего человека и обыденной жизни» (Катаев 1982 б: 30). Интерес к психологии и быту «среднего человека» В. Б. Катаев усматривает в творчестве И. Н. Потапенко, К. С. Баранцевича, Ясинского и других писателей. Авторы двух диссертаций по творчеству Ясинского тоже предлагают рассматривать писателя как представителя массовой литературы (см.: Башкеева 1984; Абашина 1992). Оба исследователя исходят из положения о том, что массовая литература способна лучше улавливать «формальные и содержательные новшества», а писатель массовой литературы быстрее может отразить в своем творчестве зарождающиеся эстетические веяния (см.: Башкеева 1984: 3; Абашина 1992: 7). Понятие «массовости» творчества Ясинского исследователями никак не интерпретируется и, по сути дела, этот термин покрывает для них как представление об «эпигонстве», так и понятие «пресимволизм». В. В. Башкеева и М. Г. Абашина не различают Ясинского как литературного новатора (предшественника символизма) и Ясинского как эпигона реализма.

Вторым аспектом изучения творчества Ясинского, выявленным в работе Л. Громова, становится сопоставление произведений писателя с чеховским творчеством, обнаружение взаимных литературных влияний писателей. Исследование Л. Громова, во многом тенденциозное и не свободное от идеологических установок советского литературоведения, решает вопрос о взаимных влияниях в отрицательном плане. По мнению исследователя, не может быть ничего общего между творчеством писателя-эстета Ясинского и реалиста А. П. Чехова. В доказательство Л. Громов приводит чеховские негативные оценки творчества Ясинского (см.: Громов 1959: 145–146). Более объективное историко-литературное освещение проблемы находим в работах С. В. Букчина, В. Б. Катаева и В. В. Башкеевой (см.: Букчин 1982 а; Катаев 1982 а; Катаев 1982 б; Башкеева 1984).

С. В. Букчин указывает на неоднозначный характер чеховского отношения как к творчеству Ясинского, так и к его личности. По мнению исследователя, А. П. Чехов находил в творчестве Ясинского сочетание «фантазии и живой наблюдательности» с «небрежностью, эскизностью письма, развязностью стиля», а в человеческом облике Ясинского видел, наряду с доброжелательностью и внимательностью, беспринципность (Букчин 1982 а: 454–455). В. Б. Катаев отмечает, что Ясинский, начавший исследование психологии «среднего человека» уже в первой половине 1880-х гг., на этом пути предвосхитил отдельные находки А. П. Чехова-психолога (Катаев 1982 б: 36). С другой стороны, уроки А. П. Чехова сказываются, по мнению исследователя, в художественной манере и в трактовке сюжета рассказа Ясинского «Пожар» (1888). В. Б. Катаев и В. В. Башкеева отмечают сходство поэтики писателей, которое выражается в господстве «случайного» (Катаев 1982 б: 37; Башкеева 1984: 9).

Продолжает традицию изучения литературных контактов А. П. Чехова и Ясинского статья Е. Толстой «Мерцанье и бурленье: Чехов и декаденты в изображении И. Ясинского» (см.: Толстая 1999). В центре внимания исследователя оказывается роман Ясинского «Горный ручей» (1894). При этом чрезвычайно удачно был найден угол описания этого романа, учитывающий поэтику произведений Ясинского второй половины 1880-х – 1890-х гг. В статье выявляется прототипическая структура персонажей «Горного ручья». По мнению Е. Толстой, за фигурой писателя Мерцалова в романе скрывается А. П. Чехов. Исследователь подкрепляет свое предположение указанием на интертекстуальные переклички в творчестве А. П. Чехова и Ясинского, хотя «чеховские» параллели и аллюзии, обнаруженные в романе Ясинского, кажутся порой несколько натянутыми.

Третьим аспектом изучения творчества Ясинского становится выявление его связей с зарождающимся в России символизмом². Л. Громов считает, что сочинения Ясинского положили начало декадентской беллетристике XX века, а его выступление 1884 г. в киевской газете «Заря» является «первой ласточкой русского декаданса» (Громов 1959: 144). Общую отрицательную оценку «декадентской» линии творчества писателя исследователь наследует от народнической критики. О декадентстве Ясинского в негативном ключе впервые заговорил С. А. Венгеров в уже упомянутой словарной статье 1892 г., посвященной другу и литературному ученику писателя В. И. Бибикову (см.: Венгеров 1892).

Всплеск интереса к предсимволистской проблематике в связи с творчеством Ясинского наблюдается в 1980-е – начале 1990-х гг. А. Б. Муратов, ссылаясь на мнение того же С. А. Венгерова, рассматривает В. И. Бибикова и Ясинского как «непосредственных предшественников декадентской литературы начала XX в.» (Муратов 1983: 67). Исследователь указывает на целый ряд признаков, позволяющих говорить о близости этих писателей к «декадентству»: тезис об искусстве, свободном от любых тенденциозных вопросов, «культ красоты как культ чувства, свободного от традиционных нравственных условностей» и эстетизация безобразного в прозе Ясинского (Муратов 1983: 67).

В. В. Башкеева разделяет идею о том, что Ясинский является «предтечей символизма в русской литературе» (Башкеева 1984: 16). В своей диссертации она посвящает отдельную главу соотношению творчества писателя с нереалистическими направлениями в литературе второй половины 1880-х гг. (натурализм и предсимволизм). В работе отмечается отражение в творчестве Ясинского такой черты декадентского мироощущения как «воля к смерти». На уровне поэтики художественных текстов писателя В. В. Башкеева обнаруживает «абстрактно-обобщенные формулы», которые предваряют идею многозначного символа. По мнению автора диссертации, интерес Ясинского к «красоте» был подготовлен его интересом к поздним произведениям И. С. Тургенева-«исследователя таинственной природы человеческого духа» (Башкеева 1984: 16). Хронологически В. В. Башкеева располагает творчество Ясинского между И. С. Тургеневым и декадентами. Это в целом верное наблюдение приводит исследователя к несколько тенденциозному выводу: «Может быть, именно тургеневское влияние в момент увлечения беллетриста идеями декадентства спасло его от крайностей, именно классическая литература служила для писателя внутренним ориентиром» (Башкеева 1984: 16).

В конце 1980-х гг. появляются две статьи З. Г. Минц, составившие фундамент современных исследований пресимволизма и в значительной степени продвинувшие изучение творчества Ясинского (см.: Минц 1988; Минц 1989). Как отметила Л. Пильд, в этих работах З. Г. Минц осуществила полемический пересмотр предшествующей традиции изучения пресимволизма, в которой вслед за литературной критикой 1890-х гг. возникновение русского декадентства связывалось, в первую очередь, с западноевропейскими влияниями: «<…> статьи Зары Григорьевны о предсимволизме преследовали две цели. Первая заключалась в том, чтобы продемонстрировать различие между ранним русским символизмом и его предшественниками в 1880-е гг. И вторая — в стремлении показать собственно отечественные истоки русского символизма (и в особенности — декаданса)» (Пильд 2003 б: 351–352).

В центре рассмотрения З. Г. Минц оказываются два эпизода творческой биографии Ясинского 1884 г.: история существования киевского кружка «новых романтиков»³ и литературно-критическая полемика в газете «Заря». Исследователь подходит к проблеме с точки зрения теории литературной эволюции Ю. Н. Тынянова. З. Г. Минц предлагает описывать пресимволизм в категориях пре-системы, которая «предстает как ряд объективно различных обособленных друг от друга подсистем»; пре-система «не создает метатекстов: манифестов, критических или художественных автометаописаний» (Минц 1988: 145). Под пресимволизмом исследователь понимает явления, «объективно близкие к “новому искусству” следующего десятилетия и привлекавшие внимание символистов» (Минц 1988: 145).

Анализ романа Ясинского «Великий человек» (1888), в котором отчетливо выделяется «декадентский пласт», позволяет З. Г. Минц говорить о том, что в сознании писателя пока еще не расчленены «программы “старших” и “младших” символистов с их идеями “синтеза” “Истины, Добра и Красоты”» (Минц 1988: 152). Причин «забывания» Ясинского русскими символистами (невключения его имени в список предшественников направления) исследователь видит несколько: «Его “декадентство”, слишком прямолинейное, воспринималось как поверхностная мода. Его все более заметная ориентация на “массовую”, полубульварную литературу была совершенно чужда как элитарности “старшего” символизма, так и младосимволистским стремлениям преодолеть индивидуализм. Однако Ясинский, безусловно, шокировал русских символистов не только наличием в его произведениях образов дурного вкуса, но и сомнительной репутацией ренегата народничества. Его поведение воспринималось не как индивидуалистический бунт с его “вседозволенностью”, а как “эмпирическое” зло мещанской беспринципности» (Минц 1988: 156).

В работе, посвященной статье Н. Минского «Старинный спор» и истории полемики 1884 г. в киевской газете «Заря», З. Г. Минц рассматривает проблему пресимволизма с точки зрения становления символистских идей в периодической печати 1880-х гг. По мнению исследователя, несмотря на близость статьи Н. Минского к символизму, «Старинный спор» не является символистским манифестом. Выступление Ясинского и Минского в «Заре» описывается как «эстетизм 80-х гг., из которого символизму еще предстояло выйти» (Минц 1989: 55)⁴.

М. Г. Абашина в своей диссертации «Массовая литература 1880-х – начала 1890-х годов (И. И. Ясинский, В. И. Бибиков)», рассматривая Ясинского как предшественника символизма, указывает на то, что именно в массовой литературе тех лет подготавливались «декадентские и пресимволистские тенденции» (Абашина 1992: 8). Выступления Ясинского и Н. Минского в «Заре», по мнению исследователя, выражают «некую общую систему взглядов, восходящую в целом к общеромантической традиции», а выдвинутые ими идеи «внешним образом реставрируют эстетические принципы, сформированные еще в 1850-е годы теоретиками “искусства для искусства”» (Абашина 1992: 61–62). М. Г. Абашина приходит к выводу, что статьи Ясинского и Н. Минского в «Заре» являются связующим звеном между теорией «чистого искусства» и «будущими теоретическими обоснованиями символизма» (Абашина 1992: 91–92).

По мнению автора диссертации, статьи Ясинского 1884 г. можно счесть первой «эстетической декларацией нарождающегося в России декадентства» (Абашина 1992: 8). М. Г. Абашина считает, что эта декларация становится основой последующего творчества писателя: «Рассуждая в “Заре” о целях искусства и его роли в жизни людей, Ясинский не пояснял, каким же должно, по его мнению, быть искусство <…>. Но уже первые его произведения тех лет позволяют понять, что он понимает под “свободным” и “чистым” искусством: искусство должно отвлечься от всего временного, преходящего, от “злобы дня” и обратиться к универсальному, вечному, к коренным вопросам бытия и глубинным основам жизни. Ставящее эти вопросы искусство утверждает себя как высшую ценность, но при этом, пытаясь понять сущность жизни, писатель приходит к сущностному же неприятию реального бытия и его нравственному и эстетическому отрицанию» (Абашина 1992: 99). В творчестве Ясинского начала 1890-х гг. М. Г. Абашина видит «попытку создать новое искусство “эстетического наслаждения”, обращенное к вечным проблемам бытия и условно-символическое по форме» (Абашина 1992: 122). В исследовании М. Г. Абашиной не проводится четкая грань между явлениями «декадентства» и «символизма» в русской литературе 1890-х гг. В то время как уже в 1886 г. З. Г. Минц указала на неоднородность русского символизма 1890-х гг. и принципиальное различие эстетических установок декадентской и символистской линий «нового искусства» (см.: Минц 1986).

Неразличение творческих установок «символизма» и «декадентства» наблюдается также в уже упомянутой статье Е. Толстой «Мерцанье и бурленье: Чехов и декаденты в изображении И. Ясинского», которая тем не менее демонстрирует новый поворот темы «Ясинский и русский символизм» (см.: Толстая 1999). Исследователь, выявляя образы «декадентов» в романе «Горный ручей», построенные на прототипической основе, пытается описать отношение писателя к «декадентству». По мнению Е. Толстой, Ясинский в романе сумел передать эстетические установки литераторов-символистов круга «Северного вестника» (А. Волынского, Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус), которых противопоставил писателю-новатору А. П. Чехову (чеховская «глубина» и «художественная интуиция гения» в противоположность «мелкости» и «сухой декларативности» символистов [Толстая 1999: 44]). В сходном ключе Л. Пильд проводит анализ романа Ясинского «Прекрасные уроды» (1900) (см.: Пильд). Выявление прототипического пласта романа, позволяет исследователю говорить о том, что Ясинский рассматривает произведения декадентов как эпигонство по отношению к его собственным сочинениям 1880-х гг.

Существуют также работы, рассматривающие литературные и биографические контакты Ясинского с представителями русского символизма. В 1973 г. появилась статья З. И. Ясинской, дочери писателя, об истории взаимоотношений Ясинского и В. Я. Брюсова. Исследователь очень детально воссоздает канву литературных отношений двух писателей, объясняет причины их схождения (общность эстетических программ) и позднейшего охлаждения В. Я. Брюсова к Ясинскому (неудовлетворенность его редакторской политикой в журнале «Ежемесячные сочинения»). А. В. Лавров в предисловии к публикации писем А. А. Блока к Ясинскому описывает литературно-деловые контакты писателей и появившиеся в печати рецензии Ясинского на сочинения поэта (см.: Лавров 2003).

Описанная нами традиция изучения творчества Ясинского свидетельствует о том, что выработались определенные схемы в описании как художественного метода Ясинского, так и его литературной позиции, которые не всегда можно счесть удовлетворительными. Если в целом суммировать все высказывания о Ясинском критиков и историков литературы, исследователь сталкивается с проблемой формальной и содержательной невозможности свести их в единую, цельную картину литературной эволюции писателя. Причины тому, конечно, не столько внешние (как, скажем, отражение в целом ряде работ идеологических установок советской эпохи), сколько внутренние, обусловленные самим объектом изучения. С проблемой описания литературной позиции Ясинского столкнулись уже критики 1880–1890-х гг., пытавшиеся объяснить читателям метаморфозы его литературного лица.

Лишь в последнее время появляются работы, в которых делается попытка рассмотреть закономерности литературной эволюции Ясинского. Одной из попыток описать литературную позицию писателя является статья Л. Пильд «Иероним Ясинский: позиция и репутация в литературе» (см.: Пильд 2003 а). Исследователь не стремится уйти от противоречивости писательского облика Ясинского, напротив, ставит ее в основу своей концепции. По мысли Л. Пильд, постоянная смена эстетических и идеологических ориентиров была одной из составляющих сознательно выбранной писателем около 1884 г. литературной стратегии. Целью Ясинского становится стремление, наподобие Золя, установить контакт с широкой читательской аудиторией и добиться подлинного литературного успеха. Этому, по мысли Ясинского, должны были способствовать сюжеты произведений, рассчитанные на скандальный эффект в среде массового читателя, прототипическая структура персонажей и обнародование возникающего литературного скандала.

Л. Пильд считает, что подобное литературное поведение во многом определяло литературную позицию Ясинского. Одним из образцов для Ясинского становится общение с читательской аудиторией Толстого: «Ницшеанизированный Толстой послужил Ясинскому моделью для конкретизации своего литературного пути. Частая смена идейно-эстетических ориентиров и тяга к исповедальности (потребность публично каяться в своих литературных и личных грехах) — это две константы творческой биографии Ясинского» (Пильд 2003 а: 47–48). Л. Пильд приходит к выводу, что «литературно-бытовое ницшеанство не перерастает в эстетическое и мировоззренческое credo, потому что Ясинский никогда не стремился (а может быть, просто не решался стремиться) к построению четкой эстетической картины мира и мало занимался теоретическими вопросами строительства культуры» (Пильд 2003 а: 48).

Наиболее актуальной задачей на данном этапе изучения творчества Ясинского, как нам кажется, является детальное описание литературной позиции писателя, выявление причин, влияющих на изменение эстетических взглядов литератора, и описание целостной картины его творческой эволюции в 1880–1890-е гг. (период, вызывающий наибольшие разногласия среди исследователей). В задачи настоящего исследования входит также необходимость объяснения причин перехода Ясинского в 1890-е гг. из разряда литературных новаторов в разряд «добросовестных мусорщиков», если воспользоваться выражением А. П. Чехова, игнорируя имеющиеся в нем оценочные коннотации. Необходимостью решить эти задачи мы руководствовались при создании данной монографии.

Основным объектом нашего изучения стали художественные произведения Ясинского, его литературно-критические статьи и мемуарные тексты разных лет. Определение литературной позиции Ясинского невозможно без владения историко-литературным контекстом творчества писателя, поэтому в поле внимания исследования неоднократно попадают философские, эстетические, психологические сочинения, актуальные для эпохи конца XIX в., художественные сочинения писателей 1880–1890-х гг., мемуарные очерки современников и т. д. Обнаружение в ряде случаев рецепции литературной позиции Ясинского в художественных произведениях других писателей вносило дополнительные нюансы в очерченную картину.

Особое значение, на наш взгляд, в решении поставленной задачи приобретает обращение к литературно-критическому фону произведений Ясинского. Во-первых, обращение к прижизненной критике всегда продуктивно при анализе творчества малоизученных писателей, а тексты Ясинского, несмотря на существующую традицию их изучения, все-таки относятся именно к этой категории исследовательских объектов. Во-вторых, литературная деятельность самого Ясинского была теснейшим образом связана с журнальной и газетной жизнью того времени. Писатель сотрудничал в целом ряде периодических изданий не только как автор художественных сочинений, но и как научный обозреватель, фельетонист, литературный и художественный критик, редактор и т. д. В-третьих, без владения литературно-критическим контекстом невозможно в полной мере понять его литературную позицию. Начиная с середины 1880-х гг., Ясинский выстраивает свою литературную стратегию, в значительной степени ориентируясь на бытовавшие в периодической печати оценки его произведений. Такой процесс можно описать как реакцию писателя на формирование его общественно-литературной репутации.

Представленная монография не дает полного и детального очерка творчества Ясинского 1880–1890-х гг., создание которого не входило в задачи нашего исследования. При сохранении хронологической последовательности изложения материала, в поле нашего внимания попадают тексты и жанры, ключевые для реконструкции литературной позиции писателя. Выбор жанра для выражения собственной позиции в литературе значим для Ясинского и, как показывает исследование, подвергается сознательной рефлексии со стороны литератора. Можно сказать, что литературная стратегия Ясинского сказалась и в предпочтении тех или иных жанров для решения поставленных задач. Позиция Ясинского как литературного новатора в первой половине 1880-х гг. выражается в экспериментальном освоении жанра стихотворения в прозе. Такие жанры, как повесть, рассказ и новелла, оказываются для него «полем эксперимента» в сфере поэтики. Начиная с середины 1880-х гг., жанрами, в наиболее явном виде выражающими его литературную позицию, становятся роман и литературно-критическая статья, в 1890-е гг. в их число входят мемуарный очерк, публицистическая статья и нравственно-религиозный трактат (см.: «Этика обыденной жизни» — 1898). В поисках Ясинским подходящих жанров для выражения литературной позиции заметны следы его размышлений над феноменом массовой популярности Л. Н. Толстого среди читателей.

Монография состоит из шести глав. В задачи первой главы («Литературная позиция И. Ясинского в 1880-е гг.») входит описание двух эстетических установок писателя в 1880-е гг. (установки на литературное новаторство и элитарного читателя, с одной стороны, а также установки на метод французского натурализма и массового читателя — с другой), сосуществование которых в творчестве Ясинского неоднократно ставило в тупик критиков и историков литературы. Как мы попытаемся показать, в творчестве писателя 1880-х гг. есть периоды, когда та или иная эстетическая «программа» занимает доминирующее положение в автометаописательных текстах (например, натурализм на рубеже 1870–1880-х гг. или эстетизм в 1884 г.), однако в произведениях Ясинского наблюдается одновременная реализация обеих «программ».

Материал второй и третьей глав монографии наглядно демонстрирует осуществление в творчестве Ясинского 1880-х гг. двух во многом противоречащих друг другу эстетических «программ». Вторая глава посвящена роману «Иринарх Плутархов» (1886) и разгоревшейся вокруг него литературно-критической полемике, в которой писатель принял активное участие. Данные этой главы дают представление об одной из используемых Ясинским стратегий в создании писательского успеха (формировании репутации «массового писателя») и отстаивании своей литературной позиции. В третьей главе рассматривается повесть «Учитель» (1886), в которой писатель проявляет себя как новатор в области разработки не освоенных еще в литературе тем. В повести можно найти одно из первых обращений в истории русской литературы к философскому учению Ф. Ницше, ставшему важным источником эстетики русского символизма.

Четвертая глава («О литературной позиции И. Ясинского в 1890-е гг.») объясняет причины, повлиявшие на выбор Ясинским определенной литературной стратегии в 1890-е гг. В главе очерчено поле критических определений, в которое попадает в эти годы творчество писателя. Стремление оправдать себя в глазах читателей и литераторов и создать себе положительную репутацию становится основой литературного поведения Ясинского в 1890-е гг. В главе описываются попытки Ясинского скорректировать его программу «массового писателя» 1880-х гг., которые выражаются в отстаивании реалистической эстетики и объявлении себя учеником Тургенева, Гончарова и Толстого (авторитет классиков реализма становится важным инструментом в литературной борьбе). Основным объектом анализа становятся романы и мемуарные очерки Ясинского 1890-х гг.

Как показало исследование, очень продуктивным для определения литературной позиции писателя оказался метод выявления прототипической структуры произведений писателя. Этот метод уже был задействован в некоторых работах и принес свои результаты (см.: Толстая 1999; Пильд). Использование черт реальных прототипов в построении образов героев произведений становится для Ясинского, начиная с середины 1880-х гг., одним из важнейших принципов конструирования повествования и одновременно средством борьбы с литературными врагами. В пятой главе нашей монографии описывается прототипическая структура романа «Лицемеры» (1893). Выявление ее позволяет детализировать и углубить представление о литературной позиции писателя в начале 1890-х гг. Воссоздавая в романе эпизоды из современной литературной жизни, Ясинский не только выражает отношение к писателям-современникам, но и определяет свое место в тогдашней литературе. Роман демонстрирует еще одну модель отстаивания писателем собственной литературной позиции, а также построения отношений с литературной критикой.

Шестая глава монографии посвящена изучению рецепции русского символизма в текстах Ясинского 1890-х гг. В работах З. Г. Минц были указаны причины «забывания» русскими символистами творческого наследия Ясинского (см.: Минц 1988; Минц 1989). Целью данной главы становится выяснение отношения самого Ясинского к этому процессу. В поле исследования попадают как его литературно-критические статьи, так и художественные сочинения. Первая часть главы посвящена рассмотрению литературно-критических статей Ясинского 1890-х гг. Анализ их позволяет проследить динамику отношения писателя к становящемуся литературному направлению, а также выявить причины колебания в оценках творчества разных представителей символистского искусства. Сопоставление текстов Ясинского с работами теоретиков символизма позволяет обнаружить как источники рассуждений писателя о «новом искусстве», так и цели его скрытой полемики с символистами. Вторая часть этой главы основана главным образом на анализе художественной прозы Ясинского 1890-х гг., описывающей феномен бытового и литературного «декадентства». Центральный сюжет этой части связан с историей биографических и литературных контактов Ясинского и З. Н. Гиппиус, жизнетворческие установки которой становятся предметом пристального внимания писателя в 1890-е гг.

Осуществленный в монографии анализ литературной позиции Ясинского в 1880–1890-е гг. поможет ответить на вопрос о том, почему Ясинский из предшественника символизма так и не превратился в полноценного представителя этого литературного направления, а также понять, почему литератор так и не смог завоевать у современников репутацию авторитетного и литературно одаренного писателя.

¹ Годы жизни писателя указываются по статье Ю. Г. Милюкова в биобиблиографическом словаре «Русские писатели: XIX век» (1996), который со ссылкой на архивные источники уточнил год смерти Ясинского (до этого считалось, что он умер в 1931 г.) (см.: Милюков 1996: 444).

² Строго говоря, вопрос о пресимволизме был поставлен уже в книге Д. С. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893), которая считается одним из первых манифестов нового направления. Д. С. Мережковский указал не только на корни «нового искусства» в классической литературе, но также обозначил ряд близких символизму явлений в литературе 1880-х гг. (проза В. М. Гаршина и А. П. Чехова, поэзия К. М. Фофанова, Н. М. Минского, С. А. Андреевского). В дальнейшем элементы символистской поэтики, а также следование нормам близкой к символизму эстетики исследователи отмечали в творчестве Н. М. Минского, В. И. Бибикова, К. М. Фофанова, К. К. Случевского и др. (см.: Венгеров 1914; Тагер 1968; Тарланов 1993 и др.).

³ Рассмотрение киевского кружка «новых романтиков» как одного из явлений пресимволизма стало традиционным в исследовательской литературе (см.: Звиняцковский 1990; Сапожков 2001 а).

⁴ Список «Буд<ущих>статей» З. Г. Минц, хранящийся в личном архиве Г. М. Пономаревой и отражающий круг научных интересов последних лет жизни исследователя, свидетельствует о том, что она собиралась продолжить изучение феномена русского пресимволизма. З. Г. Минц предполагала написать в числе прочих статьи по темам: «Случевский», «Пресимволизм (типы)», «Декадентство в русском художественном сознании 1880 гг.», «Киев в истории русского символизма». Автор монографии выражает признательность Г. М. Пономаревой за предоставленные материалы.

^* Елена Нымм. Литературная позиция Иеронима Ясинского (1880–1890 годы). Тарту, 2003. С. 9–20.

© Е. Нымм, 2003.

Дата публикации на Ruthenia 11.09.2004.