ПИСЬМА БОРИСА ВИЛЬДЕ К МАТЕРИ^(*)

Вступительная статья и публикация БОРИСА ПЛЮХАНОВА
Комментарии ЛЮБОВИ КИСЕЛЕВОЙ

Часть I

Я не был лично знаком с Борисом Владимировичем Вильде (8/21.07.1908–23.02.1942). Но долгие годы, с начала тридцатых годов и до ее смерти, дружил с его сестрой, Раисой Владимировной Вильде (2.10.1906–1.10.1966), был близко знаком в годы ее жизни в Риге и часто встречался, особенно после смерти Раисы Владимировны, с их матерью Марией Васильевной Вильде, урожденной Голубевой (1884–30.06.1971). Был я знаком и с двоюродной сестрой Б. В. и Р. В. Вильде по матери — Верой Михайловной Каверзневой, урожденной Голубевой (1902–1986)¹, жившей также в Риге. Все рижские друзья Р. В. Вильде по Русскому Студенческому Христианскому Движению, участницей которого она была, были и моими друзьями, в том числе Дмитрий Васильевич Маслов², друживший с Б. В. и Р. В. в юрьевские годы и сохранивший близость с семьей Вильде после переезда в Ригу. Близким для меня человеком является Тамара Павловна Милютина (по первому браку — Лаговская, урожденная Бежаницкая)³, дружившая с семьей Вильде в Юрьеве, встречавшая с Б. В. в Париже и написавшая об этих встречах воспоминания. Был я знаком и с Юрием Павловичем Иваском⁴, одноклассником Б. В. по юрьевской гимназии и близким его знакомым в студенческие годы, а также с Антонидой Исааковной Свердловой (Васильевой)⁵, учившейся в Тартуском университете в те же годы и знавшей Бориса Вильде.

Последние годы своей одинокой жизни М. В. Вильде, считая недостаточно частыми наши вообще-то частые встречи, много писала мне, величала меня своим «единственным другом». Чувствуя приближение болезни, она передала мне в 1968 г. весь свой архив: письма к ней Б. В. и Р. В., фотографии. Несколько писем Б. В. к ней (5 писем и одну открытку) М. В. подарила Полине Павловне Клейменовой, учительнице Рижской русской средней школы, где учащимися был создан Клуб им. Бориса Вильде. У меня сохранились фотокопии этих писем и открытки.

Материалы архива М. В. и Р. В. Вильде мною передавались (в копиях) Р. Я. Райт-Ковалевой, написавшей книгу о Б. В. Вильде⁶. В последние годы появились новые публикации о Б. В. Вильде. Мой архив также пополнился новыми материалами, в том числе письмами вдовы Б. В. Вильде — Ирен, воспоминаниями о нем его друзей, тетрадью студенческих песен Б. В. Вильде, подаренной М. В. Вильде Т. Д. Литвиной⁷ и переданной затем мне и пр.

Долгие годы я жил в кругу воспоминаний, размышлений, разговоров о Б. В. Вильде и о его родных. Что-то узнавалось новое, что-то по-новому уяснялось. Постепенно у меня созрело и стало неотступным желание еще раз поделиться материалами о Борисе Вильде из моего архива с русскими читателями, на этот раз в моем собственном изложении, подчиняя это изложение моим личным представлениям о Борисе Вильде, представлениям, возникшим в общении с Р. В. и М. В. Вильде и по их рассказам, а также по рассказам его друзей и в результате размышлений над его письмами к матери.

Повторяю: я не знал Бориса Вильде лично. По материалам моего архива видно, что он многим отличался от своей матери и сестры. И все же, хорошо зная М. В. и Р. В. Вильде, я вижу, что в нем отражались многие черты его матери и повторялись многие черты его сестры⁸.

I

О Борисе Вильде-гимназисте его одноклассник Юрий Иваск писал: «Первый ученик — веселый курчавый мальчик, зубы будто бы еще молочные, расставленные с промежутками, и много веснушек, ребячье выражение, но остер на язык, поддразнивает: “Какой вы теленок”. Еще недавно я хотел быть теленком, но прозвище это бесит <…> Позднее выяснилось, что и он кропал стишки, но в высшей степени секретно»⁹.

«Помню Бориса, — писал школьный товарищ Бориса Вильде Рихард Бломбериус¹⁰, окончивший Тартускую русскую гимназию на год позже его, — как дружелюбного и очень веселого человека. Он был среднего роста, со светлыми курчавыми волосами, голубыми глазами и угловатыми чертами лица. Некоторые считали его красивым. В нем было много юмора и остроумия».

Дмитрий Васильевич Маслов рассказывал: «В школе его класс не только любил Бориса Вильде, но и гордился им. Особенно он прославился, когда написал шутливую поэму о школе и его классе, о преподавателях и учениках¹¹. Юношей Борис Вильде напоминал Маяковского, не только складом лица, но и выражением». У Маслова было стихотворение Бориса, написанное также «под Маяковского» — на Новый, 1925 год. Стихотворение это, к сожалению, не сохранилось, но Д. В. Маслов рассказывал, что в нем Борис мрачно и саркастически говорил о минувшем, 1924 г., а в конце предлагал:

Будем петь, веселиться…
Да здравствует
           карлик горбатый
                       тысяча девятьсот
                                   двадцать пятый
                                                                 год.

Незадолго до окончания школы Борис Вильде познакомил с тетрадью своих стихов другого своего соученика Алексея Соколова¹². Позже А. Н. Соколов описал, как Борис Вильде читал свои стихи: «Читал их Борис глуховатым, ровным голосом, с легким придыханием, без какой-либо жестикуляции. Лишь изредка вскидывал голову, увенчанную шапкой вьющихся светло-русых волос. Вообще его натуре была свойственна неторопливость, собранность, — продолжает А. Н. Соколов, — за которыми скрывалось большое внутреннее напряжение. Подчеркнутая медлительность и внезапно — резкие решительные движения. Спокойная речь и вдруг — лавина взволнованных слов»¹³.

Говоря вообще о тартуском периоде в жизни Бориса Вильде и приводя воспоминания целой группы его близких знакомых, А. Н. Соколов писал: «Годы, проведенные Вильде в Тарту, характерны исканиями, противоречиями, стремлением утвердить себя как личность необычную. Живая одаренная натура Бориса побуждала его к таким действиям и поступкам, которые заставляли окружающих говорить о нем, рукоплескать ему, а порой побаиваться, сторониться <…> Бориса привлекал риск, привлекала опасность. Купаться, так на самом глубоком месте, переходить мост, так по перилам, балансируя над черной водой, поздравить именинницу, так поднявшись к ней на третий этаж не по лестнице, а по водосточной трубе, и постучав в окно, преподнести букет»¹⁴.

Воспоминания А. Н. Соколова охватывают и студенческий период жизни Бориса Вильде. Об этих же годах рассказывает и Ю. П. Иваск: «Манеры у него были не наши, не ревельские. Сдержан, цедит сквозь широко расставленные зубы, небрежно рассказывает неправдоподобные истории: “Деньги были нужны, а у меня только револьвер. Пошел в парк, там, конечно, парочка. Руки вверх! Те перепугались, а я говорю: не хотите ли взять эту вещицу под залог, за десять крон?”. Несвязных, диких наших рассуждений он не любил, отмалчивался и писал скучные чеканные стихи под Брюсова и Гумилева»¹⁵. Сам Ю. П. Иваск увлекался стихами Марины Цветаевой.

Ю. П. Иваск описал и встречи студентов на квартире у Стерны Шлифштейн¹⁶, где бывал и Борис Вильде. «Часами сидел <…> у Стерны, принимавшей всех приятелей в любое время дня и ночи. Так она и не оправилась от детского паралича и ходила на костылях. Рыжие волосы прикрывали кукольное личико, всегда курила и если не было посетителей, записывала в огромный том все беседы и события. Приятели этот дневник читали, и если что им не нравилось, вырывали страницы. Делали у нее все что хотели: читали стихи, пили водку, картежничали»¹⁷.

Встречала Бориса Вильде у Стерны Шлифштейн и другая студентка Тартуского университета, Антонида Исаковна Свердлова (Васильева), позже жившая в Риге и рассказывавшая мне об этом, — о духе богемы в жизни тартуского студенчества.

У молодежи Тарту в то время пользовались всеобщим увлечением летом — катанье на лодках¹⁸, зимой — «ботанический» каток.

На лодках плыли за город мимо «третьей ивовой аллеи», откуда неожиданно налетал сильный ветер, часто опрокидывавший парусные лодки.

Каток был окружен гирляндой разноцветных фонариков, по праздничным дням там играл духовой оркестр; было нарядно, красиво. Каток был местом встреч и свиданий молодежи.

Борис Вильде был страстным любителем гребного спорта, катанья с гор на санках. Он хорошо играл в шахматы.

В студенческие годы круг его знакомых и друзей был преимущественно студенческий. По рассказам М. В. Вильде, близким его другом был сын протоиерея, профессора богословского факультета университета В. Мартинсона¹⁹. Дружил он и с Борисом Васильевичем Правдиным²⁰, поэтом, позже преподавателем русской литературы, доцентом, заведующим кафедрой на филологическом факультете университета. С Б. В. Правдиным и А. Н. Соколовым он поддерживал дружеские отношения и тогда, когда уехал из Тарту. В близкую Борису Вильде группу поэтов входил также Вальмар Т. Адамс (Александровский)²¹ и Юрий Павлович Иваск.

Вспоминая позже Тарту и годы своего студенчества, сравнивая Парижский университет с Тартуским университетом, Борис Вильде писал: «Здесь очень много спрашивают с бедных студентов. Поэтому нет здесь и студенческой жизни, как в Юрьеве — все с вечера до утра сидят за книгами» (из письма к матери от 5.03.35 г.).

Д. В. Маслов считал, что значительное влияние на формирование Бориса Вильде оказал сам город Тарту-Юрьев, его прошлое, которое он отлично знал, — «благословенный Юрьев», по словам самого Б. В.

Беженское существование семьи Вильде²² в условиях экономического и общественно-политического кризиса, безработицы было нелегким. Переход оканчивающих среднюю школу к самостоятельной жизни вообще труден, иногда мучителен. В условиях жизни того времени этот переход был особенно труден и мучителен. С окончанием школы радикально менялась «расстановка сил». «Первые ученики»²³ — молодежь одаренная, талантливая, не поддерживаемая преимуществами национального большинства, социальными преимуществами, просто семейной зажиточностью — должны были с духовных высот, создаваемых гуманитарным направлением образования того времени²⁴, сходить в суровую трудовую жизнь, начинать с работы по прокладке дорог, на лесопилках, грузчиками. Возникало чувство искусственности жизни, происходило отчуждение. Пришлось и Борису Вильде поработать на лесопилке.

О жизни в Советском Союзе в те годы откровенно и много писали в зарубежных газетах. Тем не менее, среди молодежи Прибалтики было довольно много и тех, кто мало обращал внимания на сообщения местных газет и увлекался советской пропагандой. Хотелось верить, поэтому и верили. М. В. Вильде говорила: «Кто из тогдашней молодежи не увлекался Советским Союзом?». Из писем Бориса Вильде мы узнаем, что и у него были мысли о переселении в СССР, что он даже предпринимал путешествие туда, окончившееся неудачно (письмо к матери от 14.11.30 г.).

Это случилось через год после окончания школы, в 1927 г. Взяв «веселенькую лодочку», любитель гребного спорта отправился в свое рискованное плавание по Эмайыги, по озеру Пейпси (Чудскому). Дальше все было так, как описал в свое время бывший дерптский студент Н. М. Языков в стихотворении «Пловец». Налетела буря, закипела громада вод; высоко вставал сердитый вал, глубоко упадала бездна. Приходилось спорить и «мужествовать» с бурей. Очевидно, и Борису Вильде виделось:

Там, за далью непогоды,
Есть блаженная страна:
Не темнеют неба своды,
Не проходит тишина.

Но туда выносят волны
Только сильного душой!..
Смело, братья <…>

Сам Б. В. позже писал: «Борясь с волнами, ты смеялся, ощущая превосходство над бурей и презрение к смерти»²⁵.

Смелости хватило, но уплыть не удалось: эстонские пограничники вернули «пловца» домой. Все обошлось без особых последствий. Но… лодка была взята у тартуского лодочника Редера напрокат, с почасовой оплатой, и матери Бориса Вильде пришлось расплачиваться немалыми деньгами за путешествие сына по водам Чудского озера. Об уплате денег за ученье в университете не могло быть и речи.

Д. В. Маслов считал: «Юрьевский период жизни Бориса Вильде — время становления характера, отталкивание от пошлости, любовь к смелости, необыденности». Надо сказать, что то отчуждение, которое переживает молодежь и которое сопровождается чувством искусственности окружающей среды, кажется, пришлось испытать и Борису Вильде. «Время его молодости, — говорил Д. В. Маслов, — это время не только эксцентрических выходок. По своему душевному строю, по литературным вкусам он очень отличался от участников группы молодых поэтов, по преимуществу эстетствующих. Но от них он заимствовал Чайльд-Гарольдов плащ, чтобы защитить себя от тяжкой повседневности». Также и ближайшие школьные товарищи Бориса Вильде считали, что его «тога» — «великолепное безразличие», «забавная игра», о которых он писал с раскаянием позже, «являлись до известной степени защитной броней Бориса, под прикрытием которой он был менее уязвим для ударов по самолюбию, ударов, обусловленных тогдашними социальными условиями и попросту бедностью»²⁶.

Д. В. Маслов рассказывал: «Мне запомнилась поздняя вечерняя беседа с Борисом Вильде, когда мы ходили по юрьевским улицам около университета и по Домбергу²⁷. Он был чем-то потрясен и необычно откровенен. Отчетливо и раздельно он сказал, что он ничего в жизни не боится. Он, видимо, хотел особенно подчеркнуть эту мысль, потому что еще раз повторил, что он в жизни ничего не боится. “Я ничего не боюсь в жизни, — сказал он и прибавил: — Кроме безумия”. Ему было присуще обостренное чувство драгоценности дара сознания, ясности ума».

К студенческой жизни старого Тарту относилось и участие университетской молодежи в деятельности студенческих корпораций.

Сохранился песенник (кантусник; cantus лат. — песня) Бориса Вильде — участника корпорации «Славия»²⁸. Конечно, и участникам корпораций (корпорантам), с их декелями, лентами, рапирами, коммершами, кружками пива, был не чужд богемный дух, дух «вольности веселой», «буршикозность»²⁹. Но так искренне и увлеченно воспевается в этих песнях дружба, братство, верность, молодая мощь, отвага, мужество, честь, труд, дар родного языка, так гневно клеймится злоба, зависть, коварство, так они полны светлых и бодрых призывов, что нельзя не поверить: «Из страны, страны далекой» собравшиеся здесь, в «Славии»,

Славной Славии сыны,
Мы решили смело
Жизни наши положить
За святое дело³⁰.

Участники «Славии» и среди них Борис Вильде пели еще так:

Ни малодушья, ни печали,
Всегда, всегда нас смелых строй
Клянется чтить свои скрижали,
Скрижали Славии родной³¹.

Или же:

Все в единеньи Духа и силы,
Братской любви и смиренья,
Выйдем на подвиг,
На совершенье
Воли святой Провиденья³².

И еще:

Все глубже вдаль мой быстрый бег.
Вперед, вперед, мой вам завет.
Прости, прощай, о город муз,
К тебе я больше не вернусь.

Сплотитесь, братья, вкруг меня,
Побольше песен и огня,
Споемте все и с Богом в путь,
Найду я пристань как-нибудь³³.

И вновь:

Жив дух славянский,
Славы преданья
Не сокрушались веками. <…>

В грозные бури
В братской защите
Русь не щадила и крови,

Крови героев,
Верных отчизне,
Смело идущих на битву,
С мужеством в сердце,
К Богу с горячей молитвой³⁴.

Читаешь эти призывы, и кажется, что они обращены прямо к Борису Вильде, а некоторые из них сказаны им самим о себе.

Между тем, трудности и неурядицы в тартуской жизни Бориса Вильде все усугублялись. За неуплату денег за ученье он был отчислен из университета³⁵. Положение бесподданного беженца становилось все более и более бесперспективным. Его попытка заняться изучением истории и жизни ливов, финно-угорского племени, населяющего часть Латвии, связи с лидерами этого племени, предпринимавшими шаги к его национальному пробуждению и к его автономии³⁶, были оценены латвийскими властями как враждебные, и первая попытка Бориса Вильде обратиться к этнографии привела к тому, чем и закончилась его жизнь в Прибалтике: «Тюрьма и суд». Но суд пришел к заключению, что «дело» не особенно серьезно, и — «хорошо кончился» (из письма к матери от 14.11.30 г.).

Тема «ливов» в жизни Б. В. как бы случайна. Но —

Случайное, являясь неизбежным,
Приносит пользу каждому труду.
                                   (И. Бродский)

Мы убедимся в этом и на примере трудов Бориса Вильде.

Две трети его жизни были им уже прожиты. Ему было тогда 22 года. Это был вполне сложившийся человек. Он принимает решение уехать из Прибалтики на Запад.

II

Два года в Германии

«Дорогая мамочка — не беспокойся обо мне. Ты знаешь, что я молод и здоров и все, что со мной ни случается мне нипочем. Я верю в свою судьбу и мне все равно как и что случается с моей жизнью…» (из письма к матери 14.11.30 г.).

9.12.30 г. Борис Вильде писал к матери из Берлина: «Уже пять месяцев, как я из Юрьева». Значит, уехал он из Тарту в начале мая 1930 г. Очевидно, в пути были задержки. В письме от 9.12.30 г. он пишет: «Мое черное <пальто. — Б. П.> — надо сознаться — я продал еще в Либаве и ходил все время в летнем макинтоше». Последнее письмо — открытка сестре из Кельна, по дороге во Францию, от 3.08.32 г. Таким образом, он прожил в Германии полных два года.

О своей жизни в этот период он рассказывает в письмах к матери. Всего сохранилось 16 писем: шесть — 1930-го и четыре — 1931-го гг. из Берлина, два письма 1932-го г. из Иены, одно — из Веймара, два — из Дингеринхаузена, а также упомянутая открытка из Кельна (сестре).

Письма Бориса Вильде к матери — искренний, правдивый и подробный рассказ о его жизни, о трудностях, о его бедствиях, борьбе, занятиях, стремлениях, о нем самом, о его характере. Было ему тогда 23 и 24 года.

Его борьба за существование была сложной, изнурительной и не всегда успешной. У него не было постоянного разрешения на пребывание в Германии. Временные разрешения, на краткие сроки, добывались с трудом, а иногда их и вовсе не удавалось получить, и приходилось жить нелегально.

У него имелось разрешение на въезд во Францию, но не было денег этим разрешением воспользоваться, и срок разрешения скоро истек.

Неопределенность с правом пребывания в Германии, случайность временных разрешений, мытарства с добыванием их, естественно, вызывали охоту к перемене места жительства. Потянуло его «поболтаться по свету — заглянуть в Африку, поторчать годик в Азии» (письмо от 14.04.31 г.). Он просит мать, на всякий случай, сообщить адреса его двоюродных сестер в Праге, в Алжире; захотелось побывать в Испании (письма от 21.10.30 г., 9.01.31 г., 9.05.31 г.).

Без вида на жительство нельзя было получить и разрешения на работу. С первых дней пребывания в Германии он понял: «С голоду не умру, но голодать придется» (письмо от 21.10.30 г.). Материальное положение Б. В. было необычайно трудным. Часто не было денег на почтовую марку, и он просит мать простить его за то, что долго не писал ей по этой причине, а также написать за него его сестре (письмо от 3.10.30 г.). 14.11.30 г. он пишет: «Получил пару писем от Правдина, Соколова и некоторых других. Надо бы ответить, да все это дорого стоит». Также и 10.06.31 г.: «Не было на ответ сразу марки (случается тоже)».

Первым его жилищем был дом благотворительной организации — Армии Спасения. Но, при его средствах, и это было слишком дорого и, объясняет он матери, «далеко от центра». Потом он поселился вместе с одним студентом, с которым, при его общительном характере, он успел познакомиться, в каком-то «ателье», т.е. явно нежилом помещении. «Последнее время, — пишет он матери в письме от 3.10.30 г., — жил в своей комнате — в лучшем районе, с телефоном, ванной, электричеством и утром кофе — и все это за 25 м.<арок> в месяц. Цена для Берлина неслыханно дешевая — дело в том, что в комнате одно неудобство — она такая низкая, что совсем выпрямиться нельзя, приходится ходить согнувшись, но спать и работать хорошо».

Борис Вильде был невысокого роста. Должно быть, в комнате «с низким потолком» было и душновато. Но об этом он матери не пишет.

Он быстро научился дешево жить в Берлине: «Надо все покупать в рабочих кварталах — там в полтора раза все дешевле. Обедаю в одной студенческой столовке — обед из 2-х блюд — 50 пф.<еннингов>. Хлеба, правда, не дают, зато можно получить добавочную порцию картофеля с соусом»; «Пару дней питался чашкой кофе, потом ходил ужинать к знакомым <…> На улицах горы винограда, но не слишком дешево. Потому предпочитаю есть его только в гостях» (14.10.30 г.); «Сегодня заходил к доктору Аксенову <…>. Получил от него зубной пасты в подарок»; «Как то раз, когда было очень голодно, получил на улице случайную работу — таскать ящики с книгами на третий этаж. Было здорово тяжело, но меньше чем за час заработал около 2-х марок и сытно пошел пообедал» (письмо от 30.10.30 г.). «В кино бываю очень редко — когда получаю бесплатные билеты» (письмо от 9.12.30 г.); «у меня есть еще более или менее приличный костюм и пара рубашек. Но дома я предпочитаю не носить воротничка — собственно говоря, из-за лености» (из письма от 26.04.31 г.); «Третьего дня мне подарили раков — совсем мне незнакомый торговец (!!!?!). Было вкусно» (из письма от 9.05.31 г.); «сижу без денег и если уж ты сможешь, то пришли. Если нет — то тоже ничего — я уж привык, что всегда как нибудь выберусь» (из письма от 19.02.31 г.); «Когда то наконец будет свободнее с деньгами?» (из письма от 29.01.32 г.).

Свои бедствия, описываемые им в письмах к матери, Борис Вильде пытается смягчить описанием общего бедственного положения в Германии: «Здесь отчаянная дороговизна, да и время неспокойное — вчера в центре города был большой скандал — национал-социалистов, били стекла и т.д.» (из письма от 14.10.30 г.); «Сейчас в Берлине очень туго — дорого и нет работы, все плачутся» (из письма от 21.10.30 г.); «здесь тоже безработица и понижение жалованья (правда, немного и понижение цен). До 3 декабря парламент закрыт и нет уличных беспорядков, которые были около месяца назад, когда националисты били на улицах стекла и везде стояли полицейские патрули» (из письма от 14.11.30 г.). «В Германии сейчас тяжело — 6 1/2 миллионов безработных. Около двух миллионов людей на улице — бродят из деревни в деревню. <…> А что будет здесь зимой?» (из письма от 24.06.32 г.).

В борьбе за существование ему приходилось быть мастером на все руки: «<…> целый день красил плакатные рекламы» (3.10.30 г.); «Вечером у меня будет урок» (из письма от 30.10.30 г.); «я все умею — и электричество провести, и качели сделать, и с лошадьми обращаться, и об искусстве поговорить, и в шахматы сыграть и т.д.» (из письма от 24.06.32 г.).

И, тем не менее, Борис Вильде считал: «Мое положение куда лучше положения многих русских эмигрантов здесь» (из письма от 14.10.30 г.). Какими же преимуществами он был наделен? Может быть, прежде всего — даром общительности. «Сейчас был в городе — деловое свидание в кафе. Вчера ужинал в эстонском клубе (в гостях у консула, — обыграл его в карты). <…> Недавно был в шикарнейшем варьетэ — получил даровые билеты. Как то был на рождении у дочери турецкого атташэ» (из письма от 3.10.30 г.); «у меня есть уже несколько зацепок во Франции — знакомые в Париже и знакомые знакомых в Ницце. <…> В Берлине у меня тоже уже порядочно знакомств» (из письма от 30.10.30 г.); «На Рождество имею уже три приглашения» (из письма от 9.12.30 г.); «В Иене много молодежи — студентов и рабочих — у меня довольно много знакомых уже — и даже “любовь” — студентка-китаянка» (из письма от 29.01.32 г.); «нахожусь в переписке с одним испанцем (по испански)» (из письма от 19.02.32 г.).

Живой, любознательный Борис Вильде с постоянным интересом наблюдал происходящее в общественно-политической жизни Германии, готов был даже направлять свою личную жизнь так, чтобы быть в курсе роковых перемен того времени: «Будущее мое пока что в тумане неизвестности. Но хочу до августа еще оставаться в Берлине — так как меня интересуют выборы в государственный парламент — 31 июля» (из письма от 24.06.32 г.).

Жизнь его была насыщена не только заботой о «хлебе едином». Он неустанно работает над своим немецким языком: «Совершенствуюсь в немецком языке (по русски говорю раза два в месяц — на собраниях клуба поэтов)» (письмо от 10.06.31 г.); изучает немецкую литературу, поэзию, философию, некоторые отрасли науки: «Много читаю», — сообщает он матери (там же); знакомится с немецкими писателями: «Работаю сейчас с одним немцем над немецким романом» (письмо от 10.06.1931 г.); сотрудничает с немецкими изданиями: «Немного работаю при редакции одного технического журнала — перевожу одну советскую статью по химии» (письмо от 14.11.30 г.); публикует свой рассказ в немецком журнале: «В одном немецком журнальчике появится перевод моего рассказа — они хорошо платят, но перевод стоит тоже очень дорого» (из письма от 14.10.30 г.); знакомит немецкую аудиторию с русской культурой: «В Веймаре я читал на днях доклад о русской культуре, о докладе писали газеты довольно много, причем одна из них даже нашла, что я говорю очень хорошо по-немецки. <…> мой доклад выйдет вероятно на немецком языке как брошюра» (из письма от 9.01.32 г.). Подводя итоги двухгодичному своему пребыванию в Германии, он написал: «За эти два года я научился хорошо немецкому и немного французскому языку» (из письма от 21.07.32 г.). Глубокий след в нем оставили также занятия немецкой культурой, в чем мы и убедимся дальше.

Но больше всего и постоянно он «упражняется в литературе» русской: «Роман мой готов на четверть. Если буду все время помаленьку работать, то через четыре, пять месяцев окончу <…> Или я буду писателем или я вообще не буду — т.е. если не литература — то мне все равно чем другим заниматься <…> А выйдет ли что-нибудь из меня — это конечно один Господь ведает — но попробовать надо — кое какой талант есть у меня безусловно» (из письма от 21.10.30 г.). Отрывок из романа был напечатан в газете «Руль» и в «Русском магазине» (письмо от 14.10.30 г.). «Повесть моя <о работе над ней Борис Вильде сообщал матери в письме от 26.04.31 г. — Б. П.> пойдет в “Руле” вероятно в июле или августе» (из письма от 10.06.31 г.). О продолжающейся работе над романом он неоднократно сообщает матери и в 1932 г. (письма от 29.01, 24.06, 21.07.32 г.). Сообщает ей и о том, что «набирается материал для нового» романа (9.01.32 г.). Трудился он как писатель много: «Сегодня ночью еще собираюсь кое что писать» (из письма от 9.05.31 г.).

Он постоянно бывал в «Клубе русских поэтов» (фактически «Кружок поэтов»), поддерживал личное знакомство с берлинскими русскими поэтами. В письме от 9.05.31 г. он пишет матери о встречах с поэтом Николаем Эльяшевым и поэтом и историком литературы Михаилом Горлиным, автором превосходной, по отзыву В. В. Вейдле, книги — «Н. В. Гоголь и Э. Т. А. Гоффман» (по-немецки).

Источником его существования в Германии были все же литературные работы. Гонорары были более чем скромные, а иногда вместо гонораров были лишь обещания: «Мне прислали из Нарвы журнал “Полевые цветы” — три номера. Там два моих стихотворения, но редакция не плотит денег»; «о гонораре не заикаются. А когда брали <…> обещали платить» (письма от 14.11. и 9.12.30 г.). Поэтому и получилось: от голода не умер, но голодать приходилось.

Свою неустроенность, бедность, лишения, невзгоды он переносил, не унывая, и с удивительной выдержкой. В письмах к матери он всячески успокаивал ее, не раз повторял: «Я полнею». Но он, действительно, был убежден, что жизнь дана ему не зря. «Не беспокойся за меня — никак не пропаду и помаленьку все же продвигаюсь вперед. И, во всяком случае, будущность еще впереди» (из письма от 14.10.30 г.). «Как никак, а я все же рад, что из Юрьева выбрался» (9.12.30 г.). «Сейчас я чувствую себя очень счастливым, как пожалуй никогда в жизни. Очень покойно — прямо святым или, во всяком случае, духовным спокойствием. <…> я знаю, что ты крепко за меня беспокоишься. Совсем напрасно. Я иду по тому пути, что мне судьбой предназначен и чувствую себя притом превосходно» (14.04.31 г.); «не стоит головы вешать, будущее еще впереди» (29.01.32 г.).

В письмах Бориса Вильде, с первого до последнего, чувствуется какая-то пронзительная любовь к матери, Матери. Он постоянно чувствовал, как много беспокойства, забот причинял ей, на какие лишения обрекал ее. Его обращения к матери — «милая», «дорогая», «хорошая», «единственная» — не пустые слова. «Я тебя очень люблю, дорогая, — но что же делать с моим характером?». «Ну вот, дорогая Мамочка, остается сказать о самом главном: я тебя очень, очень люблю. Но это ты, конечно, знаешь сама. Только я люблю тебя еще больше, чем ты думаешь, хотя и не так, как полагалось бы хорошему и разумному сыну, а иначе — вот так, как полагается любить таким скверным детям, как я. То есть еще больше». «Я тебя никогда не забываю». «Нежно и почтительно обнимаю и целую тебя».

По-видимому, М. В. Вильде была способна с большим терпением и неизменным постоянством сносить все неприятности, причиняемые характером сына, возможно, какое-то легкомыслие в денежных делах. На том небе, которое высилось над Борисом Вильде, был голубой клочок, который никогда не затягивался темными тучами: его любовь к матери. Поэтому он и оказался способным преодолеть то отчуждение от жизни и людей, которое заволокло было его существование.

Детство, отрочество и юность Бориса Вильде проходили в очень трудных условиях, а был он одаренным человеком, человеком неординарных способностей. Постоянная несовместимость условий жизни и личных дарований нарушала спокойное течение его жизни, развитие его личности, наполняла трудностями его детство, невзгодами его отрочество, противоречиями его юность. Материнское терпение, любовь, самоотверженность много, очень много значили для становления его личности, выравнивания его характера. Читая его письма к матери, чувствуешь это с полной очевидностью.

«Письма к матери — самая чистая и трогательная, никому, собственно, не известная часть его души. Они настолько добрые и нежные, что без них образ Бориса Вильде был бы совсем неправильным», — написала мне Т. П. Милютина, познакомившись с письмами. Но обратимся к ним самим.

1.

Берлин 3.Х.30^*

Дорогая мамочка,

прости, что долго не писал — было мало денег, а письма дороги. В Берлине у меня были хорошие перспективы — но я не получил разрешения здесь остаться дольше — завтра истекает срок. У меня нет денег, чтобы доехать до Франции, если я их сегодня не достану, то придется остаться в Берлине нелегальным образом и пройти всякие испытания. Во всяком случае я тебе сразу же напишу, как будет что-нибудь определенное.

Жизнь здесь правда очень дорогая — но я совсем не голодал — наоборот, растолстел даже за последние дни. Довольно прилично насобачился по-немецки — жаль, что создается такое положение. Впрочем, я верю, что все к лучшему.

Милая мамочка, как ты живешь? Наверно очень скучаешь? Я тебя очень, очень люблю, дорогая, — но что же делать с моим характером?

Я давно уже перебрался из Армии Спасения — там слишком дорого и далеко от центра. Одно время жил в Ателье вместе с одним студентом, последнее время жил в своей комнате — в лучшем районе, с телефоном, ванной, электричеством и утром кофе — и все это за 25 м<аро>к в месяц. Цена для Берлина неслыханно дешевая — дело в том, что в комнате одно неудобство — она такая низкая, что совсем выпрямиться нельзя, приходится ходить согнувшись, но спать и работать хорошо.

Ходил в Берлине по музеям и т.д. В конце концов проводил время очень недурно.

Мой сердечный привет Вале. Я не пишу ей сейчас потому, что надо беречь каждый пфенинг — Рае тоже напиши пожалуйста ты — по той же причине.

Итак, в самом ближайшем будущем сообщу тебе о своей судьбе более определенное.

Крепко тебя целую, мамочка. Не беспокойся обо мне — не пропаду.

Боря.

В тот же день вечером.

Я очевидно остаюсь в Берлине. Завтра отправляюсь хлопотать в Лигу Наций (представительство Л.<иги> Н.<аций>). В конце концов — что же со мной могут делать. Выслать некуда, уехать не могу — волей-неволей живи в Германии.

Поэтому, дорогая, пиши мне — адрес такой:

Berlin, W 62, Lützow Platz 10, bei Dombrovsky.

Что я тебя попрошу, это — пошли мне копию с аттестата зрелости (где нибудь в моих бумагах и универс.<итетский> матрикул); потом, если будет стоить недорого, то еще — мой немецкий словарь (красная книжка) и одну эстонскую книжку — Валя³⁷ знает — Mika Valtari, “Suur Illusioon”³⁸ — нужна для перевода.

Сейчас был в городе — деловое свиданье в кафе. Вчера ужинал в эстонском клубе (в гостях у консула, — обыграл его в карты).

Послезавтра иду в Зоологический сад.

Недавно был в шикарнейшем варьетэ — получил даровые билеты.

Как то был на рождении у дочери турецкого атташэ.

— Как видишь — живу довольно весело.

Приходится также порядочно работать. Вчера писал в первый раз в жизни большую политическую статью.

Во вторник целый день красил плакатные рекламы.

Если удастся здесь жить — можно устроиться.

Еще раз крепко целую. Вале сердечный — еще раз — привет.

Б.

На другой день: вероятно получу разрешение через Лигу Наций на 1 1/2 месяца.

2.

14.Х.30.
Берлин

Милая мамочка,

получил вчера твое письмо и книгу. Я пока что получил разрешение здесь оставаться и если надо будет, вероятно получу еще. Но, конечно, лучше бы уехать — здесь отчаянная дороговизна, да и время неспокойное — вчера в центре города был большой скандал — национал-социалистов, били стекла и т.д.

Моя французская виза кончилась уже — но можно, конечно, получить новую. Быть может, я уеду в Чехо-Словакию — не знаю еще. Может статься, что получу здесь более определенное место — это выяснится в конце месяца. Дорога в Париж вместе с визой стоит около 6 000 эст.<онских марок>. Этой суммы, конечно, у тебя нет.

Между прочим, сколько же ты должна Влад. Алекс.? Когда я уезжал из Риги я получил от Раи во всяком случае не больше 3500 э.<стонских>м.<арок>. У меня сейчас кризис — пару дней питался чашкой кофе, потом ходил ужинать к знакомым.

Теперь немножко получил из Руля³⁹ — но надо платить хозяйке за квартиру и за телефон. После 1 станет легче, — в одном немецком журнальчике появится перевод моего рассказа — они хорошо платят, но перевод стоит тоже очень дорого.

Костюм мой держится еще, хоть и трещит. Сапоги я купил — почти новые за 3 м<ар>к.<и> (270 э.<стонских> ц.<ентов>).

Милая мама, если ты будешь в состоянии послать мне сколько нибудь к 21–22 — было бы очень хорошо. К тому времени я успею выяснить мое положение и если смогу уехать, буду хлопотать о визе. Если же останусь, то это поможет пережить голодные дни, которые к тому времени начнутся. Во всяком случае ответь.

А в общем не беспокойся за меня — никак не пропаду и помаленьку все же продвигаюсь вперед, узнаю жизнь и т.д. Мое положение куда лучше положения многих русских эмигрантов здесь. И во всяком случае будущность еще впереди. На худой конец, я еще могу поступить во Франц.<узский> Иностранный Легион и уехать на пять лет в Африку. Но это уже в крайнем случае.

Писал Рае, но она не отвечает почему то. Получил письмо от Соколова и от Правдина⁴⁰. Передала ли ты ему книги? И в мою типографию? Писал еще проф. Курчинскому⁴¹, просил у него рекомендацию для Гессена (редактора «Руля»)⁴² — было бы очень нужно — но тоже пока ответа нет.

Живу тихой растительной жизнью, читаю немецкие книги (сделал успехи в языке), даю уроки русского языка (2–3 раза в неделю — когда будут платить, не знаю), по утрам гуляю в Тиргартене, встаю в 1/2 9, ложусь в 12, завожу нужные знакомства и т.д. На всякий случай хочу заняться французским языком — кстати, нет ли где в Юрьеве какого самоучителя, или учебника? Если найдется — пришли. Словарь у меня есть.

Пишу тебе на таких обрывках, потому что нет больше бумаги — вся вышла. И купить сейчас поздно.

Что нового в Эстонии? Давно не читал эстонских газет. Я получаю каждый вечер свежий «Руль» и хожу в читальни читать немецкие газеты.

Что касается Mika Valtari, то Бог с ним — нет, так нет. Я думаю, что не у Лиаса⁴³ ли он? Если найдешь, вышли, а покупать, милая Валя, не стоит, хотя и не собираюсь еще кочевать. Буду надеяться, что Вы выиграете миллион, во всяком случае искренно желаю — из эгоистических побуждений, конечно.

Снега здесь еще нет и довольно тепло, так что можно ходить без пальто. На улицах — горы винограда, но не слишком дешево. Потому предпочитаю есть его только в гостях.

Читала ли ты и Валя мой отрывок из романа — в Руле и тот же в «Русском магазине»⁴⁴, который я кстати не видел. Когда нибудь быть может, я стану писателем — лет, так, через сорок…

Пиши, дорогая.
Крепко целую.
Привет Вале — спасибо ей за дружбу.

Боря.

3.

21.Х.30
Берлин

Дорогая мама,

пишу тебе письмо — потому что на открытку нет денег, а марку я догадался припасти. А то сижу без денег — из «Руля» надо бы получить, но у них раньше 1-го у самих нет ни пфенинга.

Копию с аттестата и словарь получил. Благодарю.

Насчет костюма — дорогая мама — Гринсон⁴⁵ сам в последнем ходит. Ему тут тоже неважно живется — часом с квасом, а чаще с водой. А другой знакомый — тоже Юрьевец — сам голодает крепко; третий живет за счет квартирной хозяйки… Сейчас в Берлине очень туго — дорого и нет работы, все плачутся.

Если ты пришлешь деньги — то, конечно, уеду. Только пришли их сразу — чтобы к первому у меня была бы уже виза (первого я сам вероятно еще кое что получу) и я смог бы уехать. А то придется переплачивать за квартиру и за продление немецкой визы.

Дело обстоит теперь так: продлить мою визу в Германии я, конечно, еще смогу — но оставаться здесь не важно — с голоду не умру, но голодать придется. Да и в конце концов однажды придется таки отсюда выехать. Моя Французская виза кончилась, получить здесь визу очень трудно, но я все таки попытаюсь — послезавтра меня примет консул и буду с ним беседовать. Хуже то, что я по французски не говорю — будет красиво, если вылезу в Париже из поезда без денег и без языка! Конечно, там есть русские газеты, но пока что… Если будет возможность, то все же поеду — там сейчас легче всего пробиться. Теперь — Прага. Визу туда я могу получить в течение трех дней (и она дешевле французской). Дорога туда кажется дешевле чем в Париж, и там говорят почти все по немецки и по русски. Кроме того, оттуда легче получить визу во Францию. Знакомые там тоже есть кое кто и много русских изданий. Так что — или Франция или Прага. На днях буду говорить с одним господином, который хорошо знает то и другое.

Итак, пришли мне три вещи — деньги, адрес Нади в Праге и адрес Вали в Марселе. Если денег не сможешь послать, то напиши — сразу — постараюсь извернуться как нибудь. А если сможешь, то пришли сразу.

Еще одну вещь, если отыщешь — начало моего романа. Это где нибудь в моих бумагах — 16 или 18 страниц мелким почерком. Но это не к спеху, конечно. Роман мой готов на четверть. Если буду все время помаленьку работать, то через четыре, пять месяцев окончу (если конечно смогу вообще над ним работать).

То что было в Русском Магазине — переврано и скомкано — они потеряли кусок рукописи и весь рассказ оттого не годится никуда. На самом деле он все же немножко лучше. Я как нибудь разыщу в «Руле» этот номер и пошлю тебе.

Когда я стану знаменитым писателем? Не знаю, дорогая мамочка, — скажу только одно, что или я буду писателем или я вообще не буду — т.е. если не литература — то мне все равно чем другим заниматься — сапоги ли чистить или фабрикой управлять или ребят учить. А выйдет ли что нибудь из меня — это конечно один Господь ведает — но попробовать надо — кое какой талант есть у меня безусловно.

О свадьбе Попова я уже слышал. Должно быть здорово было. Тарасенкову я знаю мало, Попова не люблю — так что до них мне, что до прошлогоднего снега, дела нет. Бог с ними, пускай живут и размножаются⁴⁶.

Здесь тоже были веселые спектакли — демонстрации национал-социалистов с битьем стекол и т.д. А так как я не в меру любопытствовал, то и мне чуть не попало резиновой дубинкой по башке. Берлин знаю уже лучше Ревеля — очень много красивого. Все время стояла великолепная погода — бабье лето — сегодня первый день дождь. Поэтому правая моя щека покушается на флюс, но я ей покажу… А так здоровье — как Бог дай всякому, только дня два что то ныла слепая кишка. И потому (а также по многим другим причинам) соблюдаю диэту.

Был в новом православном соборе. Собор во втором этаже, крыша тоже церковная, а внизу помещается ресторан — «Монастырская харчевня». Не горазд то красиво!

Итак, дорогая мама, пиши сразу же.

Крепко целую и протягиваю из Берлина в Юрьев руки для объятия. Не скучай, дорогая мамочка, — поверь, что все на этом свете к лучшему.

Твой Боря.

4.

30.Х.30
Berlin

Дорогая мамочка!

Вчера получил деньги. Что называется деньги к деньгам. То сидел несколько дней на пустое брюхо, а тут сразу: третьего дня получил аванс, вчера от тебя, сегодня 8 м<аро>к. от Раи! Соответственно этому настроение сразу прыгнуло на 20° выше 0°.

Дорогая мамочка — слова благодарности конечно излишни — я знаю, как трудно тебе с деньгами и поверь, что я научился теперь обращаться с ними бережно. Насчет Праги я с тобой согласен — туда ехать не стоит. Наводил справки. Поэтому хочу во Францию — но из Германии получить визу не так то легко. Консул даст ответ только через неделю или дней 10, так что пока придется продлить опять немецкую визу, что устроить конечно можно. Зато у меня есть уже несколько зацепок во Франции — знакомые в Париже и знакомые знакомых в Ницце. У последних там своя вилла и, говорят, что они очень гостеприимные люди.

В Берлине у меня тоже уже порядочно знакомств. Я жду еще двух вещей — одного писателя — для фильмы — у которого, быть может, получу работу и приезда одного господина, который везде имеет массу знакомств и связей.

Теперь я уже научился в Берлине дешево жить. Надо все покупать в рабочих кварталах — там в полтора раза все дешевле. Обедаю в одной студенческой столовке — обед из 2^х блюд — 50 пф<ениннгов>. Хлеба, правда, не дают, зато можно получить добавочную порцию картофеля с соусом (картоф.<ель> стоит 5 пф.<ениннгов> кило!).

Моя хозяйка очень милая старушка. Когда было нечего есть она раза три приносила мне бутерброты. Утром я получаю кофе, в обед и вечером могу получать чай. Могу пользоваться ванной — 2 раза в месяц горячей и холодной хоть каждый день. От нее же беру для чтения книги — немецкие — я сделал очень большие успехи в языке.

Сегодня заходил к доктору Аксенову — тому, что устроил меня раньше в Армию Спасения. Получил от него зубной пасты в подарок, а заодно он меня выстукал и нашел все в лучшем порядке! Он очень милый человек и рассказывает всякие интересные истории, которые я из профессионального любопытства записываю.

Вечером у меня будет урок — после долгого перерыва — ученица была больна. Но уроками здесь не проживешь.

Завтра пойду в Лигу Наций — пусть напишут в префектуру письмо, чтобы получить разрешение. Представитель Лиги Наций очень со мной любезен, говорит на ломаном русском языке (сам он француз, наверно). В прошлый раз он тоже мне выхлопотал разрешение — я зашел его потом поблагодарить и это ему наверно очень понравилось. Быть может завтра вечером получу билет в театр от одной знакомой артистки, у которой иногда пью кофе. Она к тому же писательница (поэтесса — 2 книжки стихов). Это не плохо — хотя бы для практики в языке.

В субботу буду играть в шахматы у Трейера (Валя его знает). Может быть он скоро будет крутить фильму (он режиссер), тогда я тоже смогу у него работать, если до тех пор не уеду.

Как то раз, когда было очень голодно, получил на улице случайную работу — таскать ящики с книгами на третий этаж. Было здорово тяжело, но меньше чем за час заработал около 2^х марок и сытно пошел пообедал.

Пишу на клочке бумаги, потому что как раз кончилась. Пойду опускать письмо, заодно и куплю.

Крепко целую, дорогая мамочка. Больше мне никогда не помогай. А то уж больно стыдно. Пиши.

Боря.

5.

14.XI.30
Berlin

Моя дорогая мамочка,

Французский консул все еще до сих пор тянет с визой — сегодня опять написал прошение. Это ожидание совсем меня измучило.

Несколько дней я был нездоров, лежал — но в понедельник уже встал, здесь случилось большое несчастье, о котором ты вероятно уже знаешь: Борис Гринсон, его сестра и одна их сослуживица по театру — все трое попали под автомобиль в воскресенье вечером. Женя Гринсон (ей было 20 лет и она собиралась скоро обручиться) была убита на месте у Бориса в трех местах сломана нога и он должен будет несколько месяцев провести в больнице, а третья барышня получила перелом черепа и неизвестно еще как это на ней отразится. Мать Гринсона в Юрьеве была больна (воспаление легких, кажется), уже поправлялась, но когда получила телеграмму то опять стало хуже, так что даже отец не мог приехать сюда, а остался при ней и здесь только родственники из Ревеля и из Вильны. Сегодня похороны Жени.

Очень тяжелая история. Бедные родители!

А что я? — все по прежнему. Ничего не могу делать — это ожидание хуже всего. Жду визы от консула, жду ответа от некоторых редакций, жду чуда от Бога и т.д. Немного работаю при редакции одного немецкого технического журнала — перевожу одну советскую статью по химии. Работа для меня страшно трудная и плотят тоже неважно, но зато практика в немецком языке и кое-какие полезные знакомства. Если Французский консул так и не даст визы, то придется остаться в Берлине и на этот случай я приготовил несколько знакомств, которые помогут получить мне право проживания в Германии (быть может!).

Здесь еще не так холодно и никаких разливов и особенных дождей нет; наоборот, осень очень сухая и солнечная. А дожди — это в западной Германии.

Что у вас плохо с лесопилками, я знаю — здесь тоже безработица и понижение жалованья (правда, немного и понижение цен). До 3 декабря парламент закрыт и поэтому нет уличных беспорядков, которые были около месяца назад, когда националисты били на улицах стекла и везде стояли полицейские патрули.

Мне прислали из Нарвы журнал «Полевые цветы» — три номера. Там два моих стихотворения⁴⁷, но редакция не плотит денег, потому что — «наш журнал — не коммерческое предприятие», а когда я давал свои стихи — это было в июне еще — то поставил условие, чтобы заплатили. Но Бог с ними, там все равно гроши. Неприятно только то, что компания, вместе с которой я там напечатан, мне очень и очень не по сердцу.

Дорогая мамочка, — не беспокойся обо мне. Ты знаешь, что я молод и здоров и все, что со мной ни случается мне нипочем. Я верю в судьбу и мне все равно как и что случается с моей жизнью. Между прочим — писал ли я об этом — когда я уезжал из Юрьева, то в Валке случайно был у гадалки — она меня видела в первый раз в жизни — и вот что она сказала: я не поеду туда, куда хочу, но все таки мне предстоят большие в жизни странствия и приключения. Я никогда не вернусь больше в Юрьев, в скором времени мне предстоит суд и тюрьма — но все кончится хорошо — еще много лет я буду жить неважно, но после стану очень богатым и женюсь где то далеко за морем на прекрасной блондинке (вероятно с приданым!) и буду знаменит, но в семейной жизни несчастлив и всю жизнь одинок… Как видишь, до сих пор предсказание довольно верно исполнилось — неудачное путешествие, тюрьма и суд, который хорошо кончился… Посмотрим, что будет дальше — против приключений во всяком случае ничего не имею. Я никак не могу смотреть на жизнь серьезно — ведь это только глупый и пустой сон, за которым все равно рано или поздно следует пробуждение — смерть. И от этого никуда не спрячешься. Не знаю — то ли я философ, то ли просто глуп — но я не знаю в жизни ни больших радостей, ни тяжелых огорчений. Это глупо, но это правда. Вот.

Рая давно не пишет. Получил пару писем от Правдина, Соколова и некоторых других. Надо бы ответить, да все это дорого стоит, да и сейчас не до писем. Пиши — я все равно раньше 25 не уеду.

Целую.

Боря.

6.

9.XII.30
Berlin

Дорогая мамочка, только что получил твое письмо и сразу же отвечаю, благо сейчас есть время и деньги на марку.

Живу я помаленечку. Разрешение получил и вероятно в январе получу сразу же на полгода (отчасти при помощи Трейера, которого ты напрасно хулишь). Получил от Раи грудинку и марки. Грудинку съел, а марки подарил одному знакомому, который их собирает, и хотя эти марки ничего не стоят, но он им радовался. Поэтому, если у тебя дома есть марки, то пришли (кроме немецких) — этот человек мне очень полезен. Господин, который приехал из Риги, привез с собой латышскую водку и всякие вкусные вещи — я у него ужинал.

Работу по химии кончил. Получил деньги. Кроме того вчера получил гонорар за рассказ, переведенный на немецкий язык. Поэтому я заплатил хозяйке за квартиру, телефон и ванну и купил: 1) теплое пальто (мое черное — надо сознаться — я продал еще в Либаве и ходил все время в летнем макинтоше); 2) теплое нижнее белье, 3) рубашку, 4) пару носков, 5) пару воротничков. В результате, конечно, опять сижу без денег, но числа 14 должен получить еще кое что.

Гринсон поправляется помаленьку. Через месяц или полтора вероятно приедет на несколько недель в Юрьев. Его клиника в двух шагах от меня, и я у него часто бываю.

На Рождество имею уже три приглашения — к генералу Шульце (очень милый господин, бывший комендант Риги во время немецкой оккупации, не понимает ни звука по русски; хозяйка его пансиона меня балует всегда великолепным ужином), — к Ремизовым — отец еврей, крещеный, мать русская, москвичка, очень чудесная женщина, кроме того дочка — 22 года! И наконец к одной немецкой артистке, которая переводила мои вещи, когда то играла и жила в России (познакомился я с ней на пароходе). Когда я был болен, она принесла мне хлеб, масло, сыр, колбасу, мед (все, конечно, по 1/4 фунта — здесь везде указаны цены на 1/4 ф.<унта> — дороговизна), сигаретки. Последние в три или четыре раза дороже эстонских папирос.

В кино бываю очень редко — когда получаю бесплатные билеты. Да я никогда особенно и не любил кино.

Самое скверное в Берлине — это расстояния. Иногда приходится марку в день выбрасывать только на проезд. А пешком идти невозможно — концы верст по десять. Вообще же к Берлину уже привык и освоился. Уже пять месяцев, как я из Юрьева.

Как живешь ты? Бывает ли у тебя Валеска? Видишь ли Мартинсон⁴⁸? Что Сазанович? Как живут Устрецкие⁴⁹? Все собираюсь написать письмо Ф.<илиппу> Гр.<игорьевичу> Эйшинскому⁵⁰, да не хватает смелости. Соколову написал вчера — давно не имею о нем никаких сведений. Бедняга, ему должно быть не лучше моего приходится. Как никак, а я все же рад, что из Юрьева выбрался.

Посылаю тебе в виде презента мои визитные карточки. В связи с разрешением на проживание пришлось бывать у всяких важных господ вроде полицей-президента, государственных советников и т.п. И пришлось разориться на «представительство». Внешность тут главное.

Пришли мне пожалуйста фотографию — где ты, Рая и я. И еще что нибудь — у меня нет ни одной карточки.

В Нарве — в «Полевых Цветах» печатают мои стихи. Мне прислали журналы, но о гонораре не заикаются. А когда брали — через Виснапу⁵¹ — обещали платить. Бог с ними.

Кстати, барышня, что пострадала вместе с Гринсонами, поправляется. Как его мать в Юрьеве? Как Женя и Вера — как зовут ребят?

Шлю всем привет.

Обнимает и крепко целует милую мамочку

сын.

7.

14.IV.31
Берлин

Христос Воскресе!

Дорогая мамочка! Говоря откровенно, я не имею никакого понятия — когда русская Пасха — уже месяца два, как я не брал в руки русской газеты или книги, и не говорил по-русски. При всем том живу очень недурно: растолстел и здорово научился немецкому языку. Мое главное занятие в настоящее время — философия, помимо того маленько поскребываю пером. Думаю через неделю закончить маленькую повесть, если удастся ее скоро продать, то думаю поехать в Швейцарию, а оттуда во Францию.

Да, собственно говоря, я хотел сказать «Христос Воскресе». Если Пасха уже была, то прими мое поздравленье, как немного запоздалое, — если еще будет, то заготовь его впрок. В виде подарка шлю мою фотографию — так я выглядел две недели тому назад. Теперь я опять выбрился и стал европейцем. Снят я со стаканом вина в руке — это случается довольно часто, но пьян я не бываю никогда: ведь это не водка, а виноградное вино — что для здоровья очень даже полезно.

Мои внешние обстоятельства в общем сносны. Т.е. — денег никогда нет, но по крайней мере крепко ем, пью и курю. Хуже то, что в разрешении на право жительства мне отказали и я уже два месяца живу нелегально. Но это не так страшно — в худшем случае мне угрожает 35 м<аро>к. штрафа или три дня ареста. Надеюсь, впрочем, избежать того и другого.

Политикой я не занимаюсь. Хотя и были хорошие возможности, так сказать, «сделать карьеру», — но эта деятельность мне уж больно не по сердцу. Тем более, что и материальные блага, как деньги, положение и т.п. ценю я слишком низко.

Пока что тянет меня еще поболтаться по свету — заглянуть в Африку, поторчать годик в Азии…

Сейчас я чувствую себя очень счастливым, как пожалуй никогда в жизни. Очень покойно — прямо святым или, во всяком случае, духовным спокойствием.

Как долго пробуду я еще в Германии — не знаю. Быть может, что в конце апреля отправлюсь в дальнейшее путешествие. Поэтому, если напишешь, то скоро. При сем прилагаю для тебя конверт с моим адресом^*.

Дорогая мамочка, я знаю, что ты крепко за меня беспокоишься. Совсем напрасно. Я иду по тому пути, что мне судьбой предназначен и чувствую себя притом превосходно.

Как ты живешь? Как то я писал Рае и просил тебя известить о моем благополучном существовании. На письма я очень ленив (впрочем, на что я не ленив?). Как поживает Валеска? От времени до времени я хожу на концерты. Сильно полюбил музыку. Скажи Вале, что я сильно влюблен в «Хованщину» Мусоргского. Мы купили даже пластинку и раз пять в день играем ее на граммофоне. Мы — это интернациональная компания «философов» (от рюмки!), с которыми я сильно дружу.

Крепко кланяюсь тихому городу Юрьеву, привет знакомым, а тебя, милая мамочка, нежно и почтительно обнимаю и целую.

Весь твой
Боря.

8.

26.IV.31.
Берлин

Дорогая мамочка!

Письмо твое получил уже 22^го. Очень рад за тебя, что Рая была целых две недели в Юрьеве и немножко тебя рассеяла. Что касается письма от нее, то покамест еще не получил.

Милая мама, у меня есть еще более или менее приличный костюм и пара рубашек. Но дома я предпочитаю не носить воротничка — собственно говоря, из-за лености. Живется мне не так уж плохо — теперь даже растолстел, хожу в музеи, иногда в кино, имею свою пару сигарет и стакан пива. Так что не думай, что совсем пропадаю. По всей вероятности я останусь еще целый месяц в Берлине — дней 10 пройдет прежде чем я окончу свою повесть, а потом еще недели две придется прождать в редакции. Надеюсь, что удастся продать и получить кое-что — столько, чтобы смочь уехать. Куда я уеду, еще не знаю, как следует — быть может сначала в Швейцарию — чтобы там устроиться с паспортом и получить французскую визу — там это много легче, чем в Германии. Возможно, что еще предприму маленькое путешествие по Германии на велосипеде.

За это время я маленько подучился французскому языку (и разучился русскому!), но во всяком случае во Франции оставаться не собираюсь, а мечтаю об Африке.

В худшем случае мне остается еще Иностранный Легион — но это значит закабалить себя на пять лет, что мне не особенно улыбается.

Ты пишешь о посылке. Посылать ничего не стоит, потому что пошлина слишком велика. Деньги тоже — я ведь знаю, что ты во всем себе отказываешь. Самое большое, что ты можешь мне послать это 10 нем.<ецких> марок (870 центов) — больше не надо, да и это только, если тебе не особенно трудно. Это то, что мне нужно, чтобы купить брюки.

Трейера я давно не видал и, кажется, он даже сейчас не в Берлине. Что он обо мне пишет — мне совершенно безразлично — тем более, что он совсем не знает, как я живу и ничего обо мне написать не может. Не думаю, чтобы он действительно что нибудь выдумал для сенсации. А если даже и так, то неважно.

Вчера и завчера я жил шикарно — приехали знакомые из Эстонии и я показывал Берлин. Обедал в лучших ресторанах и пил шампанское. К сожалению, это случается редко и не приносит денег.

Что хорошо, так то что уже третий день солнечная погода и люди уже начинают купаться.

Пиши, крепко тебя целую, сердечный привет Валеске. Кланяйся Устрецким, как ребятишки?

Боря

Адрес мой для писем на конверте.

Если все же пошлешь деньги (но не больше 10 м<аро>к.), то пошли почтой на имя — Werner Klau, Berlin NW 87, Klopstockstr. 33 b / Sieronsky.

9.

9.V.31
Берлин

Дорогая мамочка,

письмо твое получил во вторник, деньги пришли сегодня. Дорогая мамочка, зачем ты прислала так много? Я как нибудь пробьюсь и сам понемногу.

Живу потихоньку — с одним немецким студентом вдвоем занимаем мы отдельную квартиру — две комнаты и кухня. Это далеко не так дешево, зато мы сами готовим себе обед и ужин и это сытно и дешево. Понемногу толстею.

Шлю тебе мою карточку — специально, чтобы доказать, что костюм у меня еще приличный. Это снято в прошлое воскресенье. Мы ездили на автомобиле за город (автомобиль принадлежит знакомой моего сожителя), было очень хорошо. Я совсем не подозревал, что меня снимают и потому выгляжу слегка сморчком (от солнца).

Получил третьего дня письмо от Раи и в письме три почтовых марки. Милая сестричка!

Познакомился теперь с русскими здешними молодыми поэтами и писателями. Посмотрим, что за публика!

Относительно моего путешествия все еще висит в воздухе, быть может, застряну еще в Берлине. Теперь тут очень хорошо — прямо против нас большой красивый парк, где мы гуляем по утрам и загораем на солнце. Скоро можно будет купаться.

Мой сожитель тебе кланяется <приписано сбоку карандашом>.

Но на всякий случай все таки было бы хорошо, если ты узнаешь Валин адрес в Алжире — не приедет ли она в Эстонию? Вряд ли?

Что Женя и благородный отпрыск счастливой фамилии? Или же ты их не видишь?

Валеске я напишу завтра.

Английский самоучитель брал я от Зины — если зайдет, то передай ей сердечный привет. Сейчас сидит у меня некий Николай Эльяшов, поэт и сценический деятель (парнишке 23 года) и ждет, что я отправлюсь вместе с ним к другому поэту, Михаилу Горлину⁵². Но сначала еще надо сварить картофель и поужинать.

Сегодня ночью еще собираюсь кое что писать, завтра будет некогда — я приглашен к обеду женой одного моего товарища — он уехал пока что в Испанию и мы — его друзья — составляем время от времени общество его маленькой супруге. А то последнее время сижу обычно дома или же гуляю по близости. Даже велосипед стоит совсем спокойно у нас на балконе.

Пришли мне при случае пару рецептов — скажем, блинов и драчон — у меня большие кулинарные таланты, и я мечтаю о карьере главного повара где нибудь в шикарном отеле.

Третьего дня мне подарили раков — совсем мне незнакомый торговец (!!!?!). Было вкусно.

Крепко целую и благодарю. Пиши мне лучше всего по прежнему адресу — на конверте^*.

сын Боря.

10.

Тысяча девятьсот тридцать первого
от рождения Иисуса Христа года,   
июня, десятого дня.                             
Город Берлин.

Получил твое письмо, дорогая мамочка, уже больше недели тому назад, да не было на ответ сразу марки (случается тоже). Сегодня получил немного денег — за квартиру, за газ, за электричество, прачке — вот и осталось всего на всего пару писем написать да отправить — и снова до следующей счастливой получки.

Впрочем жить и без денег можно — в лавочке у нас кредит, и, когда сам готовишь, то выходит очень дешево и сытно. Картофель, лук, бобы, рис — составляют основу нашего питания, на приправу — молоко и яйца. Мясо бывает редко — дорого, да и все время стояла такая жара, что не до мяса было (до 30° в тени! Теперь снова погода человеческая, даже, пожалуй, дождливая). Зато часто делаем пудинг (кстати, благодарствуй за рецепты — делаем блины). Последние дни изредка варим спаржу — благо дешево и вкусно (и питательно). Вот тебе подробный отчет министерства народного благополучия.

Теперь опять понемногу работаю над романом и т.д., а то в жару немыслимо было. Повесть моя пойдет в «Руле» вероятно в июле или августе. Когда получу оттиски, то пошлю тебе, а то «Руля» ведь ты не читаешь (я тоже!). Плотят они по нищенски и еще Бог знает, когда — да с русским языком за границей везде плохо. Работаю сейчас вместе с одним немцем над немецким романом — но это штука долгая, быть может до тех пор еще как нибудь уеду (а адрес Вали в Алжире все таки постарайся узнать — мне бы хотелось переброситься с ней парой писем).

В общем живу потихонечку, совершенствуюсь в немецком языке (по русски говорю раза два в месяц — на собраниях клуба поэтов), много читаю, время от времени, не переутомляя себя, упражняюсь в литературе, гуляю и с ленивой усмешкой философа наблюдаю людей и жизнь.

Иногда крепко хочется заглянуть в благословенный город Юрьев — но только не надолго. А в Берлине сейчас хорошо — мы живем как раз рядом с двумя большими парками — цветы и прочая благодать.

Печально, если ты не сможешь куда нибудь в деревню, хотя бы не надолго. Постарайся во всяком случае выбрать отпуск в солнечную погоду и лежи на солнцепеке. Я рожей крепко загорел — цвета медной посуды.

Рая мне давно не писала, что она?

Кланяйся Жене, как их наследник фамилии? Привет Герману Павловичу. Милая мама, ты мне грудинки не посылай, я сейчас, слава Богу, пока не голодаю, — а вот что я тебя попрошу — если, конечно, Г. П. согласится — отыщи, если сможешь, среди моих многочисленных рукописей начало романа — первые три главы — это 8 или 9 листов (больших, кажется желтых), написано довольно неразборчиво. И потом, если я кому не подарил, должна быть где то эстонская….. <конец письма не сохранился. — Б. П.>.

11.

Иена 9.I.31 <на конверте
почтовый штемпель:      
11.I.32. — Б. П.>^*.             

Родная моя и хорошая мамочка!

Пишу из Иены. Это университетский городок, такой же как Юрьев — в 60 000 жителей — очень красивые окрестности — горы и лес. Я здесь уже в третий раз — это полчаса езды от Веймара. В Веймаре я читал на днях доклад о русской культуре⁵³, о докладе писали газеты довольно много, причем одна из них даже нашла, что я говорю очень хорошо по-немецки. Это меня радует. В смысле денежном зато успех был неважный — но важно начало. Этот доклад повторю (вместе с моим оппонентом — немецким писателем) 20^го в Иене в народном университете⁵⁴. Быть может удастся и в других городах.

Между прочим — по многим причинам мне хотелось бы, чтобы об этом в Юрьеве не знали бы. До поры, до времени, по крайней мере.

Завтра я собираюсь побродить здесь по горам, если погода удастся, а в понедельник опять уеду в Веймар, где приглашен к ужину в «Общество друзей искусства».

Пиши мне до 20^го на мой Веймарский адрес, если меня там не будет, то мне перешлют. Вероятно, на несколько дней я уеду в «Дом молодежи», немецкие студенты приглашают меня у них погостить. Кроме того, мой доклад выйдет вероятно на немецком языке как брошюра. Так что всякого рода надежды освещают мой путь в 1932 году.

На одних надеждах впрочем далеко не уедешь.

Рождество я встречал у Рокко, с елкой. Новый год там же — с пуншем. Все как следует быть.

Дорогая мамочка, как то ты там в благословенном городе Юрьеве? Жаль, что Рая не смогла приехать к тебе. Здесь тоже сейчас очень туго у всех с деньгами и в этом году ожидается государственный переворот. Ну, до тех пор я постараюсь выбраться из Германии.

Мой роман подвигается вперед плохо. Зато набирается материала для нового. Принимая во внимание, что мне еще 23 года, я не хочу особенно торопиться. «Поспешил — людей насмешил!»

Ну — поживем, увидим.

В Веймере в этом году — столетие со дня смерти Гете. По этому случаю большое оживление и наплыв публики. В театре ставят «Фауста» и прочее. Что меня очень мало интересует. Меня тянет дальше и хочется во Францию, в Испанию, в Африку.

Всякому овощу свое время.

Крепко тебя целую, дорогая мамочка, пиши.

Привет знакомым и Юрьеву.

Твой Боря.

12.

Веймар 29.I.31^*

Дорогая мамочка, спасибо за письмо. Я был целую прошлую неделю в Иене, где читал доклад (с успехом), гулял в горах, играл в шахматы. Эту неделю я в Веймаре, а в понедельник опять уезжаю в Иену, где останусь вероятно три недели в Доме при Народном Университете, куда меня пригласили на полный пансион. Буду эти три недели усиленно работать над моим романом. Хочу его к весне попробовать закончить. Итак ты видишь, я помаленьку живу дальше и как нибудь протяну до лета — а там по теплой погоде можно будет путешествовать дальше. На днях я перешлю тебе мой портрет, работы Клуге из Веймара, который сделал с меня несколько набросков углем. Напиши, получишь ли ты его. Пиши по моему Веймарскому адресу — я буду время от времени здесь бывать — это всего полчаса езды поездом или 4 часа ходьбы пешком. Я получил опять приглашение в здешний театр на премьеру Муссолини «Сто дней» в эту субботу⁵⁵. Надеюсь, что милые Веймарские граждане будут и в дальнейшем посылать мне билеты… В Иене много молодежи — студентов и рабочих — у меня довольно много знакомых уже — и даже «любовь» — студентка-китаянка (!), настоящая, из Шанхая⁵⁶. Придется тебе еще учиться китайскому языку и ехать в Китай на мою свадьбу.

Дорогая мамочка, ты пишешь опять о деньгах. Пока что они тебе нужнее, чем мне. Самое большое — это — купи в банке бумажку в один доллар (это стоит на эст.<онские кроны> 3,75 кажется) и пошли мне самым обыкновенным письмом (даже не заказным: только в бумаге, чтобы не просвечивало) — это мне на марки и коробку табаку. Когда то наконец будет свободнее с деньгами? Что я тебе помочь смогу?

Ну — не стоит головы вешать, будущее еще впереди.

Крепко тебя целую, моя родная.

Твой сын.

13.

Iena 19 II 32

Дорогая мамочка!

Очень жаль, что портрет тебе не понравился. Я нахожу его довольно хорошим (за исключением уха). Как нибудь, когда снимусь, пришлю карточку.

Пока что жил все время в Иене, много работал над романом и над языками, играл в шахматы. Последние три дня был болен, но сегодня уже опять вылез из постели и радуюсь сегодняшнему солнцу. Дня три было тут холодно и зимне, теперь опять повесеннело. Собственно говоря настоящей зимы так и не было. Здесь сейчас все заняты предстоящим выбором президента и поэтому мне не приходится надеяться что нибудь сейчас заработать докладами. Посему сижу без денег и если уж ты сможешь, то пришли. Если нет — то тоже ничего — я уж привык, что всегда как нибудь выберусь. Эстонские кроны я могу, конечно, здесь обменять. Если пришлешь по почте, то по следующему адресу

Herrn Ulrich Stolzenburg
Heim der Volkshochschule
Reuterstr. 59
Iena i. Th.
Deutschland.

Если в простом письме, то на Веймар; в заказном письме не посылай.

Оба этих адреса действительны до конца февраля, потому что быть может в первых числах марта уеду (что еще все пока во мраке неизвестности).

Тетя Лида мне не писала, но очевидно переслала мой адрес Вале, потому что несколько дней тому назад я получил от нее письмо из Канн и уже ей ответил. Кроме того нахожусь в переписке с одним испанцем (по испански) и мечтаю провести несколько месяцев на берегу Средиземного моря! Это конечно только мечты пока!

Рая пока что еще не писала. Дела у них, надо думать, неважные, как и везде впрочем, за исключением России. Здесь, где я живу, тоже чуть ли не половина безработных. В Германии — больше 6 000 000 безработных. Не лучше и в Англии и в Америке. Как то все это кончится.

С Соколовым обменялись открытками. Правдин пишет мне время от времени длинные письма и рассказывает Юрьевские новости. Его сейчас тоже сократили и приходится туговато. Даже курить бросил. А у вас там все свадьбы — Нарциссов⁵⁷ женился теперь. Я был как то в Веймаре у одного знаменитого хироманта (!) и тот предсказал, что раньше 38 не женюсь. К тому же времени приблизительно и разбогатею и т.д. В общем — самые трудные годы у меня уже за спиной и теперь начинается восхождение. Ну, увидим.

Пока же, дорогая мамочка, крепко Тебя целую.

Привет Устрецким, Жене, Вере. Пиши.

Твой Боря.

14.

Dingeringhausen 24.VI.32

Дорогая мамочка,

спасибо за письмо. Я получил его сегодня в Дингерингхаузене — потому что я остался еще дольше у барона Клейншмита⁵⁸. Ему очевидно понравилось, что я все умею — и электричество провести, и качели сделать, и с лошадьми обращаться, и об искусстве поговорить, и в шахматы сыграть и т.д. Ты вероятно и не подозреваешь, что сын твой — мастер на все руки. Я этого тоже не подозревал — а теперь как то само собой оказалось, что я и слесарничать и столярничать и ликер сварить и т.п. — могу… Сам барон, уже дня два как уехал, завтра уезжает и баронесса и вернутся вероятно дней через 10. На это время на моем попечении дом, почта, сын барона — восьмилетний мальчик. Я буду приводить в порядок и каталогизировать здешнюю библиотеку. Так что еще числа до 10^го июля по крайней мере я здесь останусь. Мне здесь очень нравится — я поглощаю неимоверное количества молока, сливок и простокваши, курю хорошие сигары и папиросы, пью вино, езжу на лошадях и автомобиле, гуляю по лесу. Одним словом — истинная благодать, особенно после моих берлинских невзгод.

Милая мамочка, денег Ты мне пожалуйста не посылай, я сейчас ни в чем не нуждаюсь. А лучше, если Ты немножко скопишь, то возьми себе отпуск, хотя бы на две недели и отдохни.

А к рождению — если обязательно хочешь мне что нибудь подарить, то сшей мне (или попроси Серафиму Павловну) русскую рубаху из самой простой материи, без всякой вышивки конечно. Понятно, если это будет стоить не больше 2 крон. Рубашку можно наверное послать почтой. Если же обойдется дороже, то пожалуйста не делай. У меня есть еще, что одевать.

Рае я написал дня два тому назад письмо. Как то она, бедная, обходится.

А я моей бродяжей жизнью пока что доволен. И хочу еще по крайней мере годика два по белу свету попутаться. А там дальше посмотрим.

Роман мой все еще лежит неотделанным и непереписанным. Отчасти по лени, отчасти потому, что обстановки не было подходящей. Может быть, скоро и за него примусь с новыми силами.

Будущее мое пока что в тумане неизвестности. Но хочу до августа еще оставаться в Берлине — так как меня очень интересуют выборы в государственный парламент — 31^июля.

В Германии сейчас тяжело. 6 1/2 миллионов безработных. Около двух миллионов людей на улице — бродят из деревни в деревню. Здесь тоже проходят каждый день несколько таких бродяг. Их все здесь кормят обедом и дают еще бутербротов на дорогу с собой.

А то будет здесь зимой?

У вас в Эстонии все же еще не так туго.

А на ком же хотел жениться Соколов⁵⁹? Он мне давно уже не писал.

А я вряд ли когда нибудь решусь обзавестись семьей. При моем то неположительном характере! В Берлине была одна «милая девочка» не прочь сделаться моей супругой — и даже с небольшим состоянием — но — моя свобода — пусть и нищенская — мне милей.

Итак — крепко Тебя целую дорогая моя, хорошая, мамочка. Не скучай, придет срок — увидимся. Пиши — адрес мой на конверте.

Твой бродяжий сынишка Боря.

Всем привет.

15.

в день исполнения 24 лет
Борису Владимировичу 
Вильде.                                

Дорогая мамочка!

Спасибо за Твое поздравление и письмо. Я получил его уже 6^го.

Итак сегодня мне стукнул еще один год — 24! Цифра порядочная — особенно если подумать, что ничего в жизни еще не достигнуто «определенного». Впрочем, Бог с ним, с этим «определенным». Я пока что жизнью моей доволен и нельзя сказать, чтобы она была бы уж так бесплодна и безрезультатна. Уже одно то, что за эти два года я научился хорошо немецкому и немного французскому языку — это тоже кое что значит.

Со временем быть может выйдет из меня и писатель — времени на это еще хватит.

У меня еще на неделю работы в библиотеке. Когда закончу, то хочу устроить маленькую прогулку на велосипеде — так дней на 10 — а потом опять вернусь к барону Клейншмиту и быть может останусь здесь еще на месяц — работать над моим романом. Быть может и нет — это еще неопределенно.

Рая переслала мне почему то 10 лат (я живу ведь сейчас на всем готовом). Латышских денег немецкий банк не покупает — я отослал деньги моим знакомым, которые уезжают в Латвию и они прислали мне взамен немецких. Даже больше, чем по курсу.

От знакомых из Веймара я получил сегодня в подарок голубую модную рубашку «поло». Если та барышня поедет в Берлин, то пошли мне только коробку папирос (да и то не обязательно). Из Берлина она может мне переслать их по почте, или же пусть занесет их к Вернеру Клау (ты его маленько знаешь), он говорит к тому же по эстонски. Его адрес: Berlin, SWII, Kleinbeerenstr. 22 gth. Werner Klau. Он вероятно еще долго останется там — он пишет свою докторскую работу в Берлине, его статья о литературе появилась сегодня в одном толстом немецком журнале.

Сегодняшний мой день — первый день двадцать пятого моего года — провел я в разъездах — утром на лошадях в соседний городок, где надо было то и другое купить, после обеда — на велосипеде — купаться, вечером на автомобиле за 40 верст встречать барона, который был в Марбурге (где он доцент английского языка в университете).

Значит ли это, что весь год буду путешествовать?

Увидим.

Пока же — крепко, крепко Тебя целую, милая мамочка, пиши.

<Приписка сбоку:> Привет и спасибо за поздравление Валеске.

Боря.

16.

Köln d. 3.VIII.32^*

Сегодня осматривал Kölner Dom, что считается красивейшим в мире по чистоте стиля (III^ий по величине, заложен в XIII веке мастером Рилле). Штука замечательная. Видел также сокровищницу собора — золото, драгоценные камни и т.д. сделаны так искусно, как нынче не умеют.

Кроме собора в Кельне — Рейн и Kölnisches Wasser (по русски — одеколон). Привет.

Боря.

КОММЕНТАРИИ

Публикуемые письма Бориса Вильде к матери, подготовленные к печати Б. В. Плюхановым, были в сокращении напечатаны в «Балтийском архиве» (см.: Борис Вильде. Рижский эпилог / Публикация Ю. Абызова // Балтийский архив: Русская культура в Прибалтике. Таллинн, 1997. Т. 3. С. 58–109). Внутри текста указано еще одно заглавие: Б. В. Плюханов. Борис Владимирович Вильде (8/21.07.1908–23.02.1942). Письма к матери. Статья Плюханова также была напечатана с сокращениями, что оговаривалось и во вступительной заметке Ю. Абызова. Кроме того, в распоряжении Ю. Абызова находились только машинописные копии писем Вильде, выполненные Б. В. Плюхановым. Публикация в «Балтийском архиве» не откомментирована. Поскольку письма Б. Вильде к матери представляют собой важный источник сведений о жизни русской эмиграции в 1920–30-е гг., мы решили напечатать их полностью, заново сверив с находящимися в нашем распоряжении оригиналами^* и снабдив необходимыми комментариями. Публикация разделена на две части: Письма из Германии и Письма из Франции. Вторая часть будет напечатана в следующем томе «Трудов по русской и славянской филологии»^**.

Имя Б. В. Плюханова, чьими трудами настоящая публикация была подготовлена и снабжена ярким очерком личности Б. В. Вильде, хорошо знакомо читателю тартуских изданий. Он был автором ряда статей и ценных публикаций:

Письмо А. А. Блока к Е. Ф. Кнауф (Магнусовской) / Публ. Б. В. Плюханова // Блоковский сборник, II: Труды Второй науч. конф., посвящ. изучению жизни и творчества А. А. Блока. Тарту, 1972. С. 407–410.

Мать Мария (Скобцова) // Биография и творчество в русской культуре начала ХХ века: Блоковский сборник IX. Памяти Д. Е. Максимова. Тарту, 1989. С. 159–177 (Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 857).

Поэт Игорь Чиннов // Блоковский сборник XII. Тарту, 1993. С. 196–210.

Борис Владимирович Плюханов (24.04.1911–7.10.1993) был юристом по образованию и по службе, по внутреннему же призванию — религиозным и общественным деятелем, каким стал в юности, в годы активного участия в РСХД в Латвии, и каковым оставался до конца дней. Он всю жизнь собирал и бережно хранил книги, рукописи, фотографии, документы, которые легли в основу его фундаментальной книги: РСХД в Латвии и Эстонии: Материалы к истории Русского Студенческого Христианского Движения. Ymca-Press, 1993, вышедшей из печати, к сожалению, уже после смерти автора.

Б. В. Плюханов родился в Риге, раннее детство провел в эвакуации в вологодской деревне, затем вернулся с семьей в Ригу, где учился в русской Ломоносовской гимназии, которую окончил в 1929 г. Высшее образование получил на юридическом факультете Латвийского университета, окончив его со степенью магистра. Занимался адвокатурой, а в советские годы работал в Риге юрисконсультом до своего выхода на пенсию в 1992 г. (см.: Милютина Т. Памяти Б. В. Плюханова // Вестник Русского Христианского Движения. Париж; Нью-Йорк; М., 1993. № 168. С. 141–143). В 1943 г. он женился на Марии Сергеевне Киршбаум (род. 1.06.1918), таллиннской «движенке». 9.01.1945 г. Б. В. Плюханов был арестован и затем направлен в один из пермских лагерей, где заболел нервным расстройством; стараниями жены был освобожден и 14.11.1946 г. вернулся в Ригу (см.: Плюханова М. С. Мне кажется, что мы не расставались… Воспоминания. Таллинн, 1999. С. 113–150).

Б. В. Плюханов много лет опекал мать и сестру Бориса Владимировича Вильде, живших в Риге, затем хранил у себя их архив, собирал появлявшиеся печатные материалы о Вильде, переписывался с его вдовой. Он щедро делился имевшимися у него документами и сведениями со всеми, кто интересовался личностью его тезки. В частности, книга Р. Я. Райт-Ковалевой «Человек из Музея Человека. Повесть о Борисе Вильде» (М., 1982) во многом основана на предоставленных им материалах. Б. В. Плюханов хотел посвятить свой труд 50-летию со дня гибели Вильде, расстрелянного фашистами 23.02.1942 г. Получилось так, что первая часть задуманной им публикации полного текста писем выходит к 60-летней годовщине смерти Вильде и почти через девять лет со дня кончины самого Бориса Владимировича Плюханова.

¹ Даты жизни В. М. Каверзневой указаны в публикации: Борис Вильде. Рижский эпилог / Публикация Ю. Абызова // Балтийский архив: Русская культура в Прибалтике. Таллинн, 1997. Т. 3. С. 59. Далее даются сокращенные ссылки на это издание: Балтийский архив. 3. С. ^Назад

² Маслов Димитрий Васильевич (13.04.1903–3.01.1989)^*** — поэт и общественный деятель. В 1925 г. окончил Юрьевскую частную русскую гимназию, в 1925–29 гг. учился в Тартуском университете, сперва на коммерческом отделении юридического факультета, затем на философском факультете (см.: ИАЭ^****. Ф. 2100. Оп. 1. № 8853). В 1929 г. стал членом Юрьевского цеха поэтов, где ему было присвоено звание «мастера цеха». Один из основателей и активных деятелей РСХД в Эстонии и затем в Латвии. См. о нем: Плюханов Б. В. Поэт и христианин: памяти Д. В. Маслова // Плюханов Б. В. РСХД в Латвии и Эстонии: Материалы по истории Русского Студенческого Христианского Движения. <Париж>, 1993. С. 302–304; Милютина Т. П. Люди моей жизни. Тарту, 1997. С. 48–49 и др. Подборку стихотворений Маслова см.: Балтийский архив: Русская культура в Прибалтике. VI. Рига, 2000. С. 282–291 (публ. Ю. Абызова). ^Назад

³ Милютина Тамара Павловна — родилась 1.07.1911 в Юрьеве (Тарту). Деятель РСХД в Эстонии, один из издателей «Вестника РСХД» в 1930-е гг. Провела в советских лагерях, ссылке и на поселении с небольшими перерывами около 15 лет — с 1941 по 1957 гг. Автор замечательных мемуарных очерков и книги воспоминаний: Люди моей жизни. Тарту, 1997. ^Назад

⁴ Иваск Юрий (Георгий) Павлович (1.09.1907–1986) — родился в Москве, в 1920 г. переехал с родителями в Эстонию, откуда происходил его отец. Сперва жил в Тарту и недолго был одноклассником Вильде, затем в 1923 г. переехал в Таллинн и окончил в 1926 г. Ревельскую Русскую городскую гимназию. Одновременно с Б. Вильде поступил в Тартуский университет на юридический факультет, который окончил в 1932 г. (Ф. 2100. Оп. 1. № 3320). Писать и печататься начал в Эстонии, но известным поэтом, критиком и ученым стал в США, где обосновался с 1949 г. О своей жизни в Эстонии и, в том числе, — бегло — о Б. Вильде написал в мемуарах: Повесть о стихах. Нью-Йорк, 1987. ^Назад

⁵ Свердлова (по мужу — Васильева) Антонида Иосифовна — родилась 15.01.1908 г. в Нарве в семье купца, в 1924 г. окончила Таллиннскую Русскую частную гимназию и поступила на юридический факультет Тартуского университета, который окончила в 1930 г. В 1932 г. в Нарве вышла замуж за П. А. Васильева. После войны жила в Риге и работала юрисконсультом (Ф. 2100. Оп. 1. № 15340). ^Назад

⁶ См.: Райт-Ковалева Р. Человек из Музея человека. Повесть о Борисе Вильде. М., 1982. 335 с. ^Назад

⁷ Литвина — Тамара Дмитриевна Литвина, урожд. Эренштейн — активный деятель РСХД в Латвии, иконописец; друг семьи Плюхановых. См. о ней: Плюханов Б. В. РСХД в Латвии и Эстонии. С. 285–287 и др. Плюханова М. С. Мне кажется, что мы не расставались… Воспоминания. Таллинн, 1999. С. 120–126 и др. ^Назад

⁸ Далее в тексте Б. В. Плюханова следует запись рассказа М. В. Вильде о своей семье, частично использованная в книге Р. Я. Райт-Ковалевой (см. С. 65–66) и воспроизведенная в изд.: Балтийский архив. 3. С. 61–62. ^Назад

⁹ Иваск Юрий. Повесть о стихах. Нью-Йорк, 1987. С. 73. Далее: Иваск. С. ^Назад

¹⁰ Рихард Бломериус — впоследствии — тартуский краевед, в 1980-е гг. печатавшийся в местной русской газете «Вперед». ^Назад

¹¹ См. небольшие отрывки из этой поэмы «Евгений Букашин», сохранившиеся в памяти одноклассников: Райт-Ковалева Р. Указ. соч. С. 41–42; Adams, Valmar. Tartu poisi tähelend // Looming. 1964. Nr 8. Lk 1202–1203. ^Назад

¹² Соколов Алексей Николаевич (7.02.1910–15.09.1992) — журналист, переводчик, автор обстоятельной статьи-воспоминания о Б. Вильде: Ты предпочитал бороться — победить или погибнуть // Молодежь Эстонии. Таллинн, 1967. 3 дек. № 236 (3896). Родился в Омске, окончил Юрьевскую частную русскую гимназию в 1927 г. (Ф. 2100. Оп. 1. № 14874). Эстонское гражданство получил в 1936 г., до этого, как и Б. Вильде, имел нансеновский паспорт. В 1928–1931 гг. учился на юридическом, в 1940–41 гг. — на философском, в 1950–54 гг. — на историко-филологическом факультетах Тартуского университета, но так и не смог завершить образования из-за материальных трудностей. В 1940–50-е гг. входил в редакцию газеты «Советская Эстония»; в 1951–53 гг. являлся сотрудником Института языка и литературы, в 1954–72 гг. — консультантом при русской секции Союза писателей Эстонии (см.: Album Academicum Universitas Tartuensis: 1918–1944. Tartu, 1994. Kd 2. Lk 531). В 1930-е гг. был корреспондентом газеты «Вести дня» в Тарту (см.: Русское национальное меньшинство в Эстонской Республике (1918–1940) / Под ред. проф. С. Г. Исакова. Тарту; СПб., 2001. С. 248), входил в кружок Б. В. Правдина (см. ниже). По отзыву Т. П. Милютиной, А. Н. Соколов был одним из самых талантливых молодых людей Тарту того времени. См.: Милютина Т. П. Люди моей жизни. Тарту, 1997. С. 42. ^Назад

¹³ Молодежь Эстонии. Таллинн, 1967. 3 дек. № 236 (3896). C. 2. ^Назад

¹⁴ Там же. ^Назад

¹⁵ Иваск. С. 91. ^Назад

¹⁶ Стерна Шлифштейн — поэт, соредактор журнала «Русский магазин» (см. ниже коммент. 44), единственный номер которого был напечатан на средства ее отца Израеля-Лейба Ароновича Шлифштейна. Родилась в Вильно 14.04.1908. С 1923 г. училась в Ревельской Русской городской гимназии, которую окончила в 1925 г. В том же году поступила в Тартуский университет на философский факультет, который окончила в 1935 г. по философии, всеобщей истории и немецкой филологии (Ф. 2100. Оп. 1. № 15441). Одна из немногих (возможно, единственная) ее публикация — стихотворение «Поленья» (Русский магазин. 1930. № 1. С. 20–21), подписанное: «Стернаш. Ревель. 1930». Статья ее сестры, юриста, выпускницы Тартуского университета Малки Шлифштейн (1903–1941) «Имущественные отношения между супругами» была опубликована в том же номере журнала. Мы не знаем года смерти Стерны; возможно, она разделила участь сестры, убитой фашистами в ходе массовых расстрелов евреев после оккупации Таллинна. ^Назад

¹⁷ Иваск. С. 91. ^Назад

¹⁸ Об этом пишет В. Адамс: Op. cit. Lk 1203. ^Назад

¹⁹ Мартинсон — Василий Васильевич Мартинсон (род. 23.04.1907–?), родился в Петербурге (см.: Ф. 2100. Оп. 2. № 615. Л. 139) в семье инспектора, в 1910–1918 гг. ректора Санкт-Петербургской духовной семинарии, профессора-протоиерея Василия Антоновича Мартинсона (1874–1955). Вместе с семьей в 1922 г. переехал в Тарту, где его отец в 1922–1940 гг. занимал должность профессора православного богословия. Видимо, В. В. Мартинсон был соучеником Б. Вильде по гимназии. ^Назад

²⁰ Правдин Борис Васильевич (1.04.1887–4.09.1960) — русский поэт, переводчик и педагог, с 1915 г. живший в Тарту. Преподавал в различных средних учебных заведениях Тарту, в 1919–1954 гг. в Тартуском университете (русский и французский языки, русскую литературу), в 1944–49 гг. заведовал кафедрой славяно-балтийской филологии, в 1949–54 гг. — кафедрой русской литературы. Организатор и руководитель многих русских литературных объединений и печатных изданий в Эстонии в 1920–30-е гг., в том числе в 1929 г. — Юрьевского цеха поэтов. Членом этого объединения был Б. Вильде, которому было присвоено звание «мастера цеха». См. подробный биографический очерк: Исаков С. Г. Б. В. Правдин — педагог, ученый, поэт // Исаков С. Г. Русские в Эстонии: 1918–1940. Историко-культурные очерки. Тарту, 1996. С. 222–238. ^Назад

²¹ Адамс Вальмар — известный эстонский поэт, прозаик, литературовед. Полное имя: Vladimir Karl Moritz Adams (30.01.1899–15.03.1993), до 1933 г.: Вильмар Адамс; в 1918–1922 гг. подписывал свои произведения псевдонимом Владимир Александровский. Родился в Петербурге, с 1909 г. жил в Тарту. Учился в Тартуском университете с 1923 по 1929 гг., окончил его со степенью магистра по эстонской и всеобщей литературе. С 1931 г. работал в университете сперва на почасовой оплате, с 1940 по 1970 гг. (с перерывами, вызванными пребыванием в заключении) — штатным преподавателем. Начинал творчество как русский поэт, затем перешел на эстонский язык. Один из членов «Юрьевского цеха поэтов», друг Игоря Северянина, человек сложных взглядов и судьбы (см. о нем: Eesti kirjanike leksikon. Tallinn, 2000). Перевел на эстонский язык «Диалог в тюрьме» Б. Вильде (в сокращении); см.: Looming. 1964. Nr 8. Lk 1206–1212. Был инициатором установки мемориальной доски Борису Вильде на здании бывшей Русской гимназии в Тарту на ул. Мунга, где учился Вильде. В конце 1990-х гг. доска была снята. ^Назад

²² Как лицо без гражданства, Б. В. Вильде был вынужден 18.08.1926 г. специально ходатайствовать о разрешении на поступление на химическое отделение естественно-математического факультета Тартуского университета: «Г-ну Министру Народного Просвещения. Прошение гражданина Бориса Вильде, проживающего в Тарту, Леппикская 3/5. Желая продолжить мое образование и не будучи гражданином эстонского подданства, обращаюсь к Вам с покорнейшей просьбой разрешить мне поступление в университет города Тарту» (Ф. 2100. Оп. 1. № 18317. Л. 3). Так называемый «нансеновский паспорт» (Isikutunnistus Nr 7926/14505) был выдан Вильде в Таллинне 12 мая 1924 г.; он регулировал условия проживания в Эстонии и утрачивал силу, если владелец возвращался в Россию (Там же. Л. 7). Так, Вильде не мог жить в Таллинне и в Петсери (Печорах) — см.: Там же. Л. 7 об. ^Назад

²³ Как свидетельствует аттестат Вильде, полученный им 11.06.1926 г. в «Юрьевской частной с русским языком преподавания гимназии» (таково было ее официальное название), он учился с 1920 г. и успевал прекрасно. По основным предметам у него стоит высшая по принятой тогда трехбалльной системе («хорошо», «удовлетворительно», «неудовлетворительно») оценка; по эстонскому, немецкому языкам, рисованию и пению — «удовлетворительно» (Там же. Л. 4–5). ^Назад

²⁴ Юрьевская частная русская гимназия была гуманитарной. В аттестате зрелости Б. Вильде указано, что он окончил гуманитарное отделение, однако никакого другого отделения в гимназии не было. ^Назад

²⁵ Цитата из «Диалога в тюрьме» Б. В. Вильде, написанного по-французски. Ср. в др. переводе в кн.: Райт-Ковалева Р. Указ. соч. С. 25. ^Назад

²⁶ Соколов А. Н. Указ. соч. ^Назад

²⁷ В архиве Б. В. Плюханова сохранилось стихотворение Д. В. Маслова, посвященное памяти Вильде и отчасти навеянное этим эпизодом:

               Б. В.

Всем памятен твой подвиг чистый,
Твои страдания. А мне
Лишь лоб крутой и взор лучистый,
Да снежный Домберг при луне.

Взор непреклонный исподлобья,
В котором свет и мысли власть.
И трудно к твоему надгробью
Мне пленной памятью припасть.

Грядущим юношам ровесник, —
Ты навсегда среди живых.
Своей судьбой, подобной песне,
И даром странствий роковых.  ^Назад

²⁸ «Цвета знамени (“стяга”) “Славии” были красно-бело-золотой» (Примеч. Б. В. Плюханова. — Л. К.). Полное название русской корпорации, зарегистрированной при Тартуском университете 2.02.1923 г. — “Fraternitas Slavia”. В списке, датированном 9.02.1927, в разделе “Noorliikmed”, т.е. «Младшие члены», значится: “Wilde Boris stud. chem.” (Ф. 2100. Оп. 19. № 147. Л. 18 об.). ^Назад

²⁹ Ср. описание Тарту у Ю. П. Иваска: «Казалось, неизменные придирчивые немки, отдающие комнаты внаймы, никогда не вымрут, и всегда будут шуметь их постояльцы — буршикозные студенты, празднующие громкие коммерши под цветущими свечками старых каштанов на Домберге» (Иваск. С. 136–137). ^Назад

³⁰ Цитата из Cantus’a № 13 «Друг, налей живее пива…». Здесь и далее тексты песен приводится с сохранением орфографии и пунктуации оригинала. ^Назад

³¹ Строки из Cantus’a № 1 «Пусть грянут звуки вольной песни…». ^Назад

³² Строки из Cantus’a № 7 «Братья славяне». ^Назад

³³ Строки из Cantus’a № 3 «Я ухожу, покрытый мхом». ^Назад

³⁴ Строки из Cantus’a № 7 «Братья славяне». ^Назад

³⁵ Б. Вильде был отчислен из университета 4.09.1927 (см.: Ф. 2100. Оп. 1. Л. 2), однако в деле не указана мотивировка отчисления. ^Назад

³⁶ Об этом, со слов Б. В. Правдина, упоминает В. Адамс (Op. cit. Lk 1203). ^Назад

³⁷ Возможно, имеется в виду Валерия Георгиевна Мюленталь, в замужестве Ляпунова, учившаяся вместе с Б. Вильде в Юрьевской гимназии, подруга его сестры. См. о ней: Милютина Т. П. Люди моей жизни. Тарту, 1997. С. 47 и др. ^Назад

³⁸ Роман в будущем известного финского писателя Мика Валтари (Mika Toimi Waltari, 1908–1979) «Большая иллюзия» (1928), который в 1929 г. вышел в эстонском переводе — “Suur illusioon”. Поскольку произведение ровесника Вильде повествует о проблемах и исканиях молодежи их поколения, роман, видимо, заинтересовал Вильде и его тартуских друзей. ^Назад

³⁹ Руль — русская ежедневная газета, издававшаяся в Берлине в 1920–1931 гг., широко распространялась в кругах русской эмиграции в разных странах. В письме речь идет о гонораре, полученном Б. Вильде за рассказ: Жизнь наша… (Отрывок из киноленты из жизни русского студенчества в Юрьеве) // Руль. 1930. 30 сент. № 2993. С. 2–3 (воспроизведен в кн.: Культура русской диаспоры: саморефлексия и самоидентификация. Материалы международного семинара. Тарту, 1997. С. 367–372). Этот же текст (который сам Вильде считал отрывком своего будущего романа) был опубликован в Эстонии под другим названием: Трое в одной могиле // Русский магазин. 1930. № 1. С. 34–36. См. об этом произведении: Пономарева Г. М. Проблема национального самоопределения писателей-оптантов (случай Юрия Иваска) // Культура русской диаспоры… С. 342–343. Через пару месяцев в той же газете была опубликована статья Б. Вильде «Русские в Эстонии» // Руль. 1930. 5 дек. № 3049. См. об этом: Круус Р. Борис Вильде // Радуга. 1989. № 6. С. 59. ^Назад

⁴⁰ См. выше комментарии 12 и 20. ^Назад

⁴¹ Курчинский Михаил Анатольевич (12.04.1876–12.06.1939) — ученый, профессор экономики и статистики Тартуского университета (1921–1939), один из виднейших русских общественных и политических деятелей в Эстонии, защитник прав русского меньшинства, убежденный сторонник идеи культурной автономии. С 1927 г. был вице-председателем и лидером всех русских групп Конгресса европейских народностей (Congrès des Nationalités européennes). См. биографический очерк: Шор Т. К. Михаил Анатольевич Курчинский // Радуга. 2000. № 1. С. 24–44. ^Назад

⁴² Гессен Иосиф Владимирович (14.04.1865–22.03.1943) — юрист, выдающийся общественный и политический деятель, издатель и журналист. В эмиграции редактор газеты «Руль», основатель издательства «Слово», журнала «Архив русской революции» и др. Автор воспоминаний «Годы изгнания. Жизненный опыт» (Париж, 1978). ^Назад

⁴³ Лиас — Вячеслав Мартинович Лийас (28.03.1908–10.04.1935) — одноклассник Б. Вильде по Юрьевской частной русской гимназии, которую они оба окончили в 1926 г., и однокурсник по химическому отделению естественно-математического факультета Тартуского университета (см. студенческое дело В. Лийаса: Ф. 2001. Оп. 1. Ед. хр. 7661). ^Назад

⁴⁴ Русский магазин — русский литературный журнал, единственный номер которого вышел в 1930 г. в Таллинне под редакцией Ю. П. Иваска и С. Шлифштейн (см. выше коммент. 16). О «Русском магазине» и о «Полевых цветах» см.: Русское национальное меньшинство в Эстонской Республике (1918–1940) / Под ред. проф. С. Г. Исакова. Тарту; СПб., 2001. С. 281–282. ^Назад

⁴⁵ Гринсон Борис Соломонович (род. 14.12.1907–?) — одноклассник Б. Вильде по Юрьевской частной русской гимназии. В 1926–29 гг. учился на экономическом отделении юридического факультета Тартуского университета (см.: Ф. 2001. Оп. 1. Ед. хр. 2291). Как и Вильде, имел нансеновский паспорт; прервал учебу из-за материальных трудностей. ^Назад

⁴⁶ Попов Петр Петрович (24.08.1887–1942) — гимназический учитель Б. Вильде. Родился в Дерпте в семье купца, в 1906 г. окончил Юрьевскую гимназию, а в 1914 г. естественно-математический факультет Юрьевского университета со степенью кандидата естественных наук (Ф. 402. Оп. 1. № 21218 и 21219). Был учителем естествознания в Юрьевской частной русской гимназии, тартуским общественным деятелем. Женился на дочери тартуского купца Елене Ивановне Тарасенковой (1904–1994). Если бы Б. Вильде могла быть известна последующая судьба семьи Поповых, он, вероятно, воздержался бы от иронических комментариев. В 1941 г. они были репрессированы, П. П. Попов и его единственный сын Всеволод (1931–1958) умерли в Сибири, только Е. И. Попова вернулась в Тарту. В 1960–80-е гг. она была просвирней и членом церковного совета в Успенском соборе. ^Назад

⁴⁷ Полевые цветы — литературный журнал, издававшийся Л. Аксом в 1930 г. в Нарве. В № 1 было опубликовано стихотворение Б. Вильде «Вечером влюбленный на песке морском…», в последнем — № 3/4 — стихотворение «Всю ночь пел соловей…» (см. републикацию: Радуга. 1989. № 6. С. 60). ^Назад

⁴⁸ См. выше коммент. 19. ^Назад

⁴⁹ Устрецкие — Устрецкий Николай Алексеевич (род. 15.10.1890–?), русский эмигрант, родился в Пскове в семье школьного инспектора. Окончил Псковскую Александровскую гимназию в 1910 г. В 1910–1915 гг. учился на физико-математическом факультете Петербургского университета. В 1921–24 гг. учился на естественно-математическом факультете Тартуского университета, испытывая серьезные материальные затруднения. Как явствует из его студенческого дела, в 1923 г. он имел на своем иждивении жену и четырехлетнюю дочь (см.: Ф. 2100. Оп. 1. № 17356). ^Назад

⁵⁰ Эйшинский Филипп Григорьевич — по данным студенческого дела его сына Евгения Филипповича Эйшинского (род. 21.11.1908, Псков –?), ровесника Б. Вильде, учившегося с ним в одной гимназии (1922–1929), но, видимо, не в одном классе, Ф. Г. Эйшинский был инженером-технологом, оптировавшимся в Эстонию из Пскова. Он получил эстонское гражданство (свидетельство № 11525 было выдано 6.02.1922 в Тарту), на основании чего в 1927 г. гражданство получил и его сын (см.: Ф. 2100. Оп. 1. № 1539).  ^Назад

⁵¹ Виснапу — Виснапуу Лидия Адольфовна (20.06.1909–?) — родилась в Ташкенте в семье эстонских крестьян, которые в 1921 г. вернулись в Эстонию. В 1921–28 гг. училась в Юрьевской частной русской гимназии. В 1928–31 гг. училась на юридическом факультете Тартуского университета (Ф. 2100. Оп. 1. № 18478). Поэт, сотрудник журнала «Полевые цветы». ^Назад

⁵² Горлин Михаил Генрихович (1909–1943?) — поэт, литературный критик, литературовед, переводчик. Родился в Петербурге, эмигрировал с семьей в 1919 г. С 1922 г. жил в Берлине, был одним из организаторов берлинского «Кружка поэтов» (1928–1933), заседания которого посещал Б. Вильде. В 1933 г. переехал в Париж, работал в Институте славяноведения. В 1941 г. был арестован нацистами и погиб в лагере. См.: Струве Г. Русская литература в изгнании: Краткий биографический словарь русского зарубежья. Париж; М., 1996. С. 301. ^Назад

⁵³ Сведения о выступлениях Б. Вильде в Веймаре и в Иене содержатся в книге Р. Я. Райт-Ковалевой. Она цитирует в русском переводе газету «Веймарский вестник» от 8.01.1932 г., где сообщается о диспуте между Иваном Ястребинским (псевдоним Б. Вильде, взятый им по названию родной деревни его матери) из Ленинграда (!) и Зигфридом Марисом из Веймара на тему «Проблемы культуры в Советской России». Как явствует из краткого реферата, выступление Вильде было отчетливо просоветским (см.: Райт-Ковалева Р. Человек из Музея человека. Повесть о Борисе Вильде. М., 1982. С. 78). Не случайно он просит далее в письме к матери от 9.01.1932 не рассказывать «в Юрьеве» об этом докладе. ^Назад

⁵⁴ В Иенском народном университете Вильде выступал 26.01.1932. В положительной рецензии в «Иенском вестнике» было, однако, выражено недовольство «хорошим отношением к большевистской культуре» (Райт-Ковалева Р. Указ. соч. С. 79–80). ^Назад

⁵⁵ Премьера пьесы лидера итальянских фашистов Бенито Муссолини (1883–1945), написанной им в соавторстве с драматургом Сфорцано и посвященной Наполеону, состоялась в Веймарском Национальном театре в субботу 30.01.1932. На премьере присутствовал Гитлер (см.: Райт-Ковалева Р. Указ. соч. С. 82–83). ^Назад

⁵⁶ Имеется в виду Чи Йен-чен, читавшая доклад в Народном университете в Иене о современном Китае (см.: Райт-Ковалева Р. Указ. соч. С. 77). ^Назад

⁵⁷ Нарциссов Борис Анатольевич (27.02.1906–27.11.1982) — русский поэт, переводчик, собрат Б. Вильде по Юрьевскому цеху поэтов; ученый-химик. Возможно, они с Вильде были знакомы еще в гимназии, хотя Нарциссов был старше и окончил гимназию в 1924 г. Встречались они и в университете, где вместе учились на химическом отделении (Нарциссов — в 1924–1931 гг.). См. подробный биографический очерк: Исаков С. Г. Борис Анатолиевич Нарциссов // Исаков С. Г. Русские в Эстонии: 1918–1940. Историко-культурные очерки. Тарту, 1996. С. 272–284. ^Назад

⁵⁸ Барон Клейншмидт, хозяин поместья Дингерингсхаузен, был доцентом Марбургского университета, видимо, человек левых взглядов (см.: Райт-Ковалева Р. Указ. соч. С. 85). ^Назад

⁵⁹ Друг Вильде А. Н. Соколов (см. выше коммент. 12) женился на Марии Сорк. Бракосочетание состоялось в Пярну 26.08.1933 г. ^Назад

^* Автографы писем Вильде были переданы нам по распоряжению Б. В. Плюханова сразу после его кончины. ^Назад

^** Выражаю сердечную благодарность Г. М. Пономаревой, Т. Д. Кузовкиной и А. А. Данилевскому за помощь в работе. ^Назад

^***  Здесь и далее все даты указываются по новому стилю. ^Назад

^**** Исторический архив Эстонии в г. Тарту. Далее при ссылках на архивные дела название архивохранилища опускается. ^Назад

^(*) Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. 4 (Новая серия). Тарту, 2001. С. 282-338. ^Назад