16 февраля скоропостижно скончался Александр Алексеевич Носов, один из лучших знатоков наследия Владимира Соловьева, главный редактор дошедшего до третьего тома Полного собрания сочинений великого философа, незаурядный публицист, человек необычно светлый и душевно щедрый.

Саше было только 48 лет. Если учесть, что в гуманитарию он пришел не сразу, то можно только дивиться его творческой продуктивности. Научные штудии (связанные преимущественно с Соловьевым и его окружением), энергичная и конструктивная редакторская работа (сперва - в "Новом мире", затем - в "Неприкосновенном запасе", первые - и лучшие - номера которого во многом держались сашиными мыслью и волей), чтение лекций в Московской консерватории - все это делалось с полной самоотдачей, вызывавшей восхищение друзей, коллег, студентов. Отменный специалист, Саша - вопреки мудрости Козьмы Пруткова - никогда не был подобен флюсу. Наука, идеология, политика существовали для него в неразрывном единстве. Он всем существом своим знал, что не может быть никакой "чистой науки" в мире лжи и рабства. Его приязнь к бытовой культуре рубежа XIX-XX веков была неотделима от восхищения "грацией и достоинством" лучших людей сгинувшей эпохи. Страсть, с которой он отстаивал надоевшие столь многим "либеральные ценности", подразумевала любовь к свободной мысли, изяществу слога, красоте во всех ее неожиданных проявлениях.

Будучи настоящим историком и филологом, то есть человеком, разумеющим, сколь своеобычно "чужое сознание", чутким на "другое", Саша естественно держал эту линию и в личном общении. Он любил своих друзей, ценил их несхожесть и, как мало кто другой, умел радоваться научным и литературным удачам своих сочувственников и единомышленников. Их удачи были его удачами, ибо Саша верил: у нас одна культура и одна Россия - Россия, искореженная многолетним большевистским гнетом, но призванная к свободе и ее достойная. Это была его страна. И в далекие дни "демократических демонстраций", когда Саша гордо и весело разворачивал самодельный триколор. И в новом тысячелетии, когда о былых восторгах стало принято говорить с ядовитой иронией. Саша Носов умел шутить (в том числе и над собой), но его свободный юмор вовсе не отменял верности высоким идеалам. Личные трудности и общественные несообразности могли портить ему кровь, но не отменяли глубокой убежденности: пришло наше время, и мы его за так не отдадим.

Я счастлив, что двадцать лет общался с этим легким, веселым, добрым и мужественным человеком. И я не могу поверить, что никогда не услышу его голос в телефонной трубке, не буду окликнут им на подступах к "Новому миру", не увижу, как он поднимает рюмку... Прощай, милый. Прости, что мы тебя не сберегли.

Андрей Немзер