ЮНОШЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
СЕРГЕЯ СОЛОВЬЕВА
В РАБОЧИХ ТЕТРАДЯХ АЛЕКСАНДРА БЛОКА*)
Предисловие и публикация АЛЕКСАНДРА ЛАВРОВА
Выходу в свет первой книги стихов Сергея Михайловича Соловьева (1885-1942) "Цветы и ладан" (М., 1907) предшествовало около десяти лет поэтического творчества. Ранние стихотворные опыты Соловьева лишь в незначительной части были доведены до печати, большинство их осталось в рукописи 1, - что и не удивительно, поскольку в большинстве своем эти отроческие и юношеские пробы пера были ученическими упражнениями, попытками писать под воздействием поэзии высоко почитаемого дяди, Владимира Соловьева, и пока еще никому, кроме близких родственников и знакомых, не ведомых стихов троюродного брата, Александра Блока. И тем не менее, поэтические опыты Соловьева-гимназиста, при всем художественном несовершенстве, отражают в себе картину духовного становления автора, погружают в атмосферу подлинных переживаний, во многом созвучных тем, которые нашли свое воплощение в "Стихах о Прекрасной Даме".
Хотя Сергей Соловьев был на пять лет моложе Блока, эта возрастная разница не помешала их дружескому сближению: Блок едва ли не до поры студенчества сохранял в себе инфантильные черты, а Соловьев, напротив, в своем развитии опережал многих сверстников2. Характерно, что первая значимая для обоих встреча в Шахматове летом 1896 г. сопровождалась "литературной" проекцией: Блок привлек Соловьева к участию в своем рукописном журнале "Вестник"3 и поместил в нем несколько его детских сочинений. Закономерным продолжением этого со-творчества стало появление стихотворений Соловьева в тетрадях Блока, содержавших беловые автографы его поэтических текстов4; то была наглядная манифестация близости переживаний и устремлений двух начинающих поэтов.
Первое стихотворение Соловьева ("Море жизни"), переписанное им в тетрадь "Стихотворения Александра Блока. 1897 (после B N) - 1900 (апрель). 220 стихотворений", сопровождается пометой Блока: "Написано в Дедове 8 августа" (1898 г.)5. В той же тетради - две подборки из 13 стихотворений Соловьева, вписанных им летом 1899 г.; первая из них (от "Я шел забытою и бедною тропой..." до "Отдохну у тебя на груди...") сопровождается припиской Блока: "Около половины июня", вторая - от стихотворения "Истертый в прах, подавлен миром..." до стихотворения "Вечер" ("Спускался вечер над землею...") - его же припиской: "7 августа 1899 года в Трубицыне"6. Следующая блоковская тетрадь - "Стихотворения (363) Ал. Блока. 1900, 14 апреля - 1901-1902, 7 ноября - декабрь (дополн<ения>)" - включает еще две подборки соловьевских автографов: 22 стихотворения, записанных в августе 1901 г.; первая подборка (от стихотворения "Солнце прорвало тяжелую тучу..." до стихотворения "Из письма к П. С. Соловьевой по поводу приезда в Москву старой ее знакомой О. Л. Поливановой") имеет помету Блока: "Переписано в Дедове в Соловьевском флигеле (сгорел в 1906 году)" (текст в скобках вписан значительно позднее), вторая (стихотворения "Новый взгляд на назначение средней школы" и "Начало неоконченной поэмы") - аналогичную блоковскую помету: "Переписано в Шахматове во флигеле"7. Наконец, последняя подборка из 11 стихотворных автографов Соловьева (от стихотворения "Раскрылась Вечности страница..." до стихотворения "Утренний гимн святого Амвросия") внесена в третью блоковскую тетрадь ("Стихи Александра Блока (104 стихотворения). 1902, 8 ноября - 1903, декабрь (включит<ельно>)").
Самые ранние из стихотворений, переписанных в эти тетради, были сочинены Соловьевым в 12-летнем возрасте, самые поздние - в возрасте 17-ти лет. Не приходится ожидать от этих опытов ни выверенного мастерства, ни яркости индивидуального образного строя. Примечательны они, однако, не только тем, что позволяют проследить творческий путь будущего известного поэта символистской школы начиная с его истоков, но и своей наглядно закрепленной принадлежностью к той сфере лирических переживаний и мистических интуиций, которая нашла свое отражение в основном корпусе текстов блоковских тетрадей.
Некоторые стихотворения Соловьева, вписанные в тетради, сопровождаются посвящениями, адресованными Блоку (А. А. Б.), Б. Н. Бугаеву - Андрею Белому (Б. Н. Б.) и другим лицам, идентифицировать которых по обозначенным инициалам не удалось, а также родителям (О. М. Соловьевой, М. С. Соловьеву), тетке (П. С. Соловьевой - "тете Сене"), другу семьи Алексею Алексеевичу Венкстерну (1856-1909), поэту и переводчику.
Ниже публикуются по автографам стихотворения Сергея Соловьева, содержащиеся в трех тетрадях беловых автографов стихотворений А. Блока, которые хранятся в фонде А. Блока в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук: ИРЛИ. Ф. 654. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 29 об., 80 об.-83 об., 97 об.-99 (тетрадь 1-я); Ед. хр. 2. Л. 83 об.-95, 97-101 (тетрадь 2-я); Ед. хр. 3. Л. 71- 82 (тетрадь 3-я). Большинство автографов имеет подпись "С. Соловьев" или "Сергей Соловьев"; в нашей публикации она не воспроизводится. Подстрочные примечания к текстам стихотворений сделаны публикатором.
Тетрадь 1-я. "Стихотворения Александра Блока. 1897
(после B N - 1900 (апрель). 220 стихотворений").
Море жизни
Было тихо море жизни
Но, разрезав лоно вод
И прорвавшися к отчизне,
Море взмылил пароход.
Лишь один остался жертвой
Озлобления других -
Одного лишь гнали ветры,
От отчизны отлучив.
Море злобное шептало:
Будет вам меня казнить:
Прежде иначе бывало,
Но теперь мне победить.
По дороге из Аренсбурга. 1898 г., июль, 30.
Приписка Блока: Написано в Дедове 8 августа. (Л. 29 об.)
Я шел забытою и бедною тропой;
Шуршали листья тихо под ногой;
Осины лист испуганно дрожал;
В последний раз осенний день блистал.
Дедово 1898 г. 16 августа.
[Другу
Ты осветил мой путь, усеянный шипами,
Ты от сомненья удержал меня,
Ты жизни путь у]
Вверху листа приписка Блока: Около половины июня. (Л. 80 об.)
К Е. К. Л.
Я видел радостно, что луч перерожденья
Во мне сверкнул надеждой пробужденья
От хладной мглы.
И, прилетев к одру моей болезни,
Летают в светлой бездне
Былые сны.
Москва, 1898 г. Декабрь. (Л. 81)
Димитрий Царевич Убиенный
(Картина М. В. Нестерова)
Ты посетил забытые места,
Своей земле пришел ты поклониться;
Твоей души святая красота
Меня на миг заставила забыться.
Была весна. Кудрявились березы.
Как призраки деревья трепетали,
И ты предстал, окутан царством грезы;
Цветы, склонивши головы, шептали.
Была весна. Оделись пухом ивы.
Как призраки деревья трепетали;
Объяты таинством весенние мотивы;
Цветы, склонивши головы, шептали.
Москва. 1899 г. 29 апреля. (Л. 81 об.)
Юность Сергия
(Картина М. В. Нестерова)
Небесной лазурью цветы зацветают;
На дерево с дерева птицы порхают;
Деревья стоят в упоительном сне,
Овеяны чистым порывом извне.
Здесь царство видений, здесь царство теней;
Здесь ветер совсем не колышет ветвей.
Здесь ангелы ходят; здесь все неспроста:
В медведе простом залегла красота;*
Здесь страсти молчат от приливов святых
Под сладостной тенью цветов золотых.
1899 г. Дедово, 6 июня. (Л. 82)
Пресыщение
(Подражание К. Бальмонту)
Сонмы грешных сновидений,
Извращенных наслаждений,
Окружив меня, стоят -
О возмездии вопят.
Совесть рвется и клокочет,
Дико страсть над ней хохочет.
Ум мутится, вянет воля,
Напоследок волком взвоя.
Дедово, 1899 г. 6 июня. (Л. 82 об.)
Посвящается А. А. Б.
Изломан жаждой сладострастья,
На землю сброшен человек;
Но взгляд мгновенного участья
Ему не дал пустой наш век.
"Пускай страдает одинокий!"
"Не нам его добру учить".
"Он из страны пришел далекой".
"Не нам его руководить".
И человек с тех пор блуждает
Один среди людских степей,
Как прежде, истины не знает
И сердцем недоступен ей.
Дедово, 1898 г. 16 августа. (Л. 83)
Посвящается М. Н. С.
Отдохну у тебя на груди
От страданья, волненья и слез,
О, мир дальний и светлый, приди!
Возвратитесь, мечтания грез!
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
О боюсь я! Зачем вы столпились?
И зачем окружили меня?
Для чего так внезапно явились,
Появились средь белого дня?
Тихо все. Только мыши скребутся,
И темно на душе у меня.
О, когда струны жизни порвутся,
И когда отлучится душа?
Москва, 1897/8 г. Декабрь-январь. (Л. 83 об.)
Посвящается А. А. Б.
Истертый в прах, подавлен миром,
Измучен пошлостью людской,
Склонился я перед кумиром
Своей презренной головой.
Но голос твой раздался ясно,
Меня воззвал из темноты,
И я увидел, что ужасно
Незнанье чистой красоты.
Я понял твой размах могучий
И дух мой с ним соединил,
И с ним теперь лечу над тучей,
Исполнен новых, свежих сил.
Дедово, 1899 г., 13 июня. (Л. 97 об.)
Закат горел промеж берез;
Мы шли, овеянные снами,
И тени давних милых грез
Толпились радостно за нами.
Тогда хотел царем я быть,
Чтоб власть, богатство и державу,
Чтоб все к ногам твоим сложить
За мимолетную отраву.
1899 г. 23 июля. (Л. 97 об.)
Я шел к блаженству. Путь блестел
Росы вечерней красным светом.**
Ночнойэфир на землю лился.
В душе ликующей моей
Видений светлых рой кружился.
Воспоминанья прежних дней
Во мне горели ярким светом.
Я слышал ясный голос твой
И, озарен твоим приветом,
Благословлял я жребий свой.
Деревья тихо трепетали;
Я видел свет - я к свету шел;
Во мраке молнии сверкали,
И озарен был тихий дол.
В огне заката ты сияла.
Стада паслися на лугах;
В зарницах ярких ты блистала
И рассыпалась на цветах.
1899 г., 4 июля. (Л. 98)
К Дездемоне
Посвящается А. А. Б.
Где ты, мой идеал, блуждающий далеко?
Тебя нигде не в силах я найти,
Ни под звездой, горящей так высоко,
Ни на тернистом жизненном пути.
Но знаю я тебя, высокий, незабвенный,
И пусть в моей груди живет тот идеал.
Утешь меня одной лишь лаской нежной,
И счастья луч уж в сердце засиял.
1898***
г., 20 августа, Дедово, четверг. (Л. 98 об.)
Ночь
Посвящается Б. Н. Б.
Светлые тени по полю ложатся.
Сказкой безумной деревья толпятся.
Месяц плывет в синеве.
Пруд неестественно светит в тиши.
Судьями тихо стоят камыши.
Холодно в тине на дне.
Небо простерлось ужасно далеко,
Звезды на нем загорелись высоко.
Встают мертвецы при луне.
Светлые тени по полю ложатся,
Сказкой безумной деревья толпятся
Месяц плывет в синеве.
Дедово, 1898 г., 9 августа. (Л. 98 об.)
Вечер
Спускался вечер над землею.
Лягушки квакали в пруде.
Туман сгустился над водою,
И стало сыро на воде.
А в чаще леса заливался
Веселых птиц воздушный рой.
В заре вечерней лес купался
Над утихавшею землей.
Тонули лужи в красном блеске.
Цветы заснули на стеблях.
Пруд замер в тихом, робком плеске
В последних солнечных лучах.
Дедово, 1899 г., 15 июня.
Приписка Блока: 7 августа 1899 года в Трубицыне. (Л. 99)
Тетрадь 2-я. "Стихотворения (363) Ал. Блока. 1900, 14 апреля - 1901-1902, 7 ноября - декабрь (дополн<ения>)".
Приписка Блока: Переписано в Дедове в Соловьевском флигеле (сгорел в 1906 году).
Солнце прорвало тяжелую тучу
Ярким лучом.
Свет проливается в душу могучим
Теплым ключом.
Все умолкает пред силою вечною
Чистой волны.
Только летают вокруг бесконечные
Бледные сны.
1900 г., сентябрь. Москва. (Л. 83 об.)
Если мятели
Скрыли лазурь,
Это слетели
Призраки бурь.
Белые тучи,
Белые сны -
Призрак летучий
Вечной страны.
Хлопья кружатся -
Белый покров.
В вечность стремятся
Мысли без слов.
1901 г., февраль, Москва. (Л. 84)
Посвящается О. М. Соловьевой
Смыли, смыли твои серебристые слезы
Черный грех с истомленной души.
Из далекой отчизны забытые грезы
Прилетели и плачут в тиши.
Ясен путь. Утихает мятель бушевавшая.
Выплывает и светит луна.
И далекая цель, прежде слабо мерцавшая,
Как луна мне близка и ясна.
И средь ночи глухой, средь пустынных снегов
В душу веет далекой весною.
И окутана дымкой серебряных снов,
Ты склонилась опять надо мною.
1900 г., 17 ноября, Москва. (Л. 84 об.)
О, не верь во власть земного тленья!
Это все пройдет, как душный сон.
Лишь лови нетленные мгновенья,
В них огонь бессмертья отражен.
И за этот краткий миг прозренья
Ты забудешь все, чем дорожил.
Воспаришь над злом земного тленья,
Оглушен гармонией светил.
И зажгутся в мыслях ярким светом
Пред тобой священные слова.
И на сердце, пламенем согретом,
Отразится сила Божества.
1901 г., март, Москва. (Л. 85)
Ночь на Преображение Господне
Какая ночь! Фавор туманный
Залит сиянием луны,
И все полно какой-то странной
Необъяснимой тишины.
Шатер небес блестит звездами,
И над уснувшею страной
Фавор под лунными лучами
Как будто смотрит в мир иной.
Цветы курят благоуханья,
И этот чистый фимиам -
Земли владычицы дыханье,
К ночным стремится небесам.
И вся окрестная пустыня -
Генисарет и Иордан -
Народа Божьего святыня,
Спасенье, слава прочих стран
Молчит, в предчувствии немея.
Меж тем сбегает ночи тень,
И на востоке, пламенея,
Уж загорелся новый день.
Погасли звезды. Холод веет.
Вокруг Фавора тишина.
Уж потухает и бледнеет
На небе полная луна.
И в этой бедной Галилее,
Где власть приял надменный Рим,
И где презренного еврея
Завет священнейший гоним,
Спасенье всех, спасенье мира.
Под властью римского орла,
Под властью Цезаря - кумира
Благая весть с небес сошла.
Заветов Божьих исполненье,
Фавор, сегодня ты узришь,
И в этот день Преображенья
Весь мир сияньем озаришь.
1901 г., июнь, Дедово. (Л. 85 об.-86 об.)
Силы последние мрак собирает.
Тщетны они.
В дымном тумане уже возникают
Новые дни.
Стоя пред вечным, отбрось все сомненья.
Горе пройдет,
И из тумана земного мученья
Солнце взойдет.
1901 г., февраль, Москва. (Л. 86 об.)
Написанное среди монахов поздравление
(Н. А. Петровской, в день рождения)
Не имея сил физических
Посетить сегодня вас,
В выраженьях поэтических
Я поздравлю вас сейчас.
Вам во-первых я желаю
День рождения провесть,
В танцах весело летая,
Не имея время сесть.
И на многие вам лета
Всяких благ желаю я.
Не желающий вам это,
На мой взгляд, свиньей свинья.
Принимайте поздравления,
Как привычную вам дань,
И танцуйте в день рождения
Целый вечер Па д'Эспань.
Мне идеи богословские
Давят слабый ум теперь,
И на мысли философские
Все наводит, даже дверь.
Но не мог забыть того я,
Что вы нынче родились,
И недружною толпою
Рифмы вдруг к вам понеслись.
Вышла дикость, вышла каша.
Но судите же добрей.
Я хотел, хотел, Наташа,
Чтобы вышло поскладней.
1901 г., 6 апреля, Сергиевский посад. (Л. 87-87 об.)
Посвящается М. С. Соловьеву
Как вокруг все бедно и убого!
Как дрожат от ветра слабые листы.
Черной лентой вьется мокрая дорога...
Отзвучали песни, отцвели цветы.
Но как будто новой радостной весны
В сердце зарождаются бледные намеки,
И летают тихо радужные сны,
Новая заря родится на востоке.
Осень не смущает душу просветленную,
И цветут надежды яркие цветы,
И ласкают душу, к жизни пробужденную,
Призраки царящей, вечной красоты.
1900 г., август, Дедово. (Л. 88)
Вечер догорающий.
Звон колоколов.
Свет неугасающий.
Мир забытых снов.
Отраженье вечности.
Чистая роса.
Призрак бесконечности.
Вера в небеса.
Плач души сияющей.
Белые цветы
Душу отрицающей
Нежной красоты.
Аромат струящийся
Влажного цветка.
Девочки молящейся
Бледная рука.
Отзвучали нежные
Отблески и краски -
В сердце безмятежные
Греющие ласки.
1900 г., 3 сентября, Москва. (Л. 88 об.)
Пускай иссяк источник животворный
В сердцах людей, проклявших вечный свет.
Пускай они влачат свой век позорно,
Греху служа, забыв святой завет.
Весь мрак греха расчистит и развеет
Одна лишь капля крови пролитой,
И вечность вновь детей своих взлелеет,
И вновь призыв послышится святой.
И, как заря пред солнечным рассветом
Пролившись, тьму убьет святая кровь,
И будет кровь опять святым заветом,
Что мир омыт и царствует любовь.
1900 г., 9 сентября, Москва. (Л. 89)
Было тяжко дышать. Ночь полна была чар.
Вновь лились позабытые слезы.
А восток уж алел и, как яркий пожар,
Запылали небесные розы.
Трепетала душа, ожиданья полна,
И ждала неземного виденья.
Открывалась пред взорами тайна одна
В ароматном дыму сновиденья.
И носились в тумане, пред взором моим,
Новой жизни святые намеки,
И, сверкая как снег, пролетел серафим
На все ярче пылавшем востоке.
1901 г., апрель, Москва. (Л. 89 об.)
Белого призрака очи лучистые
Вновь предо мной.
Грех омывается девственно чистою
Вечной весной.
Очи блестят, как лазурь голубая,
В душу глядят.
Яркой звездой темный путь освещая,
Тихо горят.
Ангела светлого ясные очи
Вновь предо мной.
Светят они среди сумрачной ночи
Яркой звездой.
1901 г., 2 января, Москва. (Л. 90)
Желтые, красные листья одели
Золотом ярким деревья горящие.
Ветром качаются темные ели,
Тучи за ними чернеют, висящие.
Точно пожарным огнем озарен,
Мир потонул в золотистом сияньи.
Этот златисто-багряный хитон
Дух погружает в одно созерцанье.
1900 г., 14 сентября, Дедово. (Л. 90 об.)
Меж сизых туч все чаще выплывает
Могучий свет.
И солнца луч яснее мне сверкает,
И туч уж нет.
Они так долго солнце закрывали,
Давили дух.
И мысли мне унылые внушали,
Что свет потух.
Все смыло солнце чистою волною -
Лазурь чиста.
Теперь одна лишь цель передо мною,
Одна мечта.
1900 г., Москва. (Л. 91)
(Посвящается А. А. Венкстерну)
Горячих слез, весною воскрешенных,
Бегут, шумят весенние ручьи,
И от небес, лазурно просветленных,
На землю льются теплые лучи.
Под властью чар, таинственных и странных,
Мой дух парит над прахом мировым,
И в мир видений, смутных и туманных,
Мне путь открыл незримый серафим.
И все, что было тускло и уныло,
Давящим мысль восторгом расцвело,
И подымает творческая сила
Дотоль едва дрожавшее крыло.
Февраль, 1901 г., Москва. (Л. 91 об.)
Среди снегов, залегших, как пустыня,
Среди весенних, радостных ручьев,
Все та же ты, бессмертная святыня,
Все тот же путь, без мыслей и без слов.
В уборе светлом хлопьев белоснежных
И в тайных чарах сладостной весны
Один огонь очей лазурно-нежных,
И те же всё заманчивые сны.
И как средь мрака яростной мятели,
Так в свете ярком радостных небес
Иду все к той же неизменной цели,
В далекий край таинственных чудес.
Среди ночей весны благоуханной
Горят огнем мистическим мечты,
И в белой дымке, нежной и туманной,
Как и зимой, все та же, та же ты.
1901 г., 6 марта, Москва. (Л. 92)
Бедный язычества сын!
Утро. Пылает заря.
Спят все. Не спишь ты один,
Страстью бессильной горя.
Тщетно на ложе любви
В час, когда солнце взойдет,
Девы своей не зови:
Ныне она не придет.
Всходит иная заря
С горных, далеких вершин.
Плачешь ты, страстью горя,
Бедный язычества сын.
1901 г., 11 августа, Дедово. (Л. 92 об.)
Сколько раз тяжелые ненастья
Застилали наш убогий путь,
И в тумане призрачного счастья
Тщетно мы стремились отдохнуть.
Но, свой долг покорно исполняя,
Мы брели все тою же тропой,
Средь обмана веры не теряя,
Не смущаясь трудною борьбой.
Ночь проходит. Близок час рассвета.
Так восстань, усталый, бедный друг,
И в обитель царственного света
Мы пойдем, забыв земной недуг.
Неужель теперь, когда сияет
Новый день лучами красоты,
Нас поток житейский разлучает
И забыты прежние мечты?
Нет. Не верь минутному обману.
Все сомненья кончатся, поверь.
И, забыв земную, злую рану,
Мы откроем радужную дверь.
1901 г., 16 февраля, Москва. (Л. 93-93 об.)
Пролог к неоконченной поэме
Кончался день, и сумерки спускались.
Огнями храм Божественный горел.
В стенах святые звуки раздавались,
Огромный хор торжественно гремел.
А за окном уж птичка щебетала
И начинала царствовать весна.
Сорвавши лед, природа ликовала,
Как бы восстав от мертвенного сна.
Весь воздух полон был благоуханьем.
На землю слезы теплые лились.
Сжималась грудь восторженным рыданьем,
И звуки арф невидимых неслись.
И в этот миг, торжественно-высокий,
Явился новый дух от двух духов,
И свет, дотоль светивший так далеко,
Покинул грань невидимых миров.
Он был рожден, но этого рожденья
Не знал никто. Сокрытое от всех,
Оно несло надежду искупленья,
И умерщвляло царствующий грех...
1900 г., осень, Москва. (Л. 93 об.-94)
Из письма к П. С. Соловьевой по поводу приезда в Москву старой ее знакомой О. Л. Поливановой
Ольга Львовна в Москве! Тетя Сена, лети.
И пожертвуй минутой досуга.
Ты не ведай преград на курьерском пути,
Чтоб обнять позабытого друга.
Пусть мой голос тебе как труба прозвучит
И придаст тебе легкие крылья,
Нет труда быть в Москве. Ведь Москва - не Мадрид,
Тут не нужны большие усилья.
Между градом Петра и старинной Москвой -
Ночь одну лишь в вагоне проедешь.
Ольге Львовне кивая своей головой,
В дом Пегова**** торжественно въедешь.
Дружба пусть суррогат лишь любви половой,
Не рискуй пренебречь суррогатом,
И явися скорее в Пеговский покой
В ватер-пруфе, в вагоне измятом.
Также много гостей мы туда позовем
И наполним бокалы шампанским.
Ольге Львовне пеан громогласно споем,
Виноградом заев астраханским.
Философия так, тетя Сена, гласит:
"Лишь любви наша воля свободна".
Дружба также любви проявившийся вид,
В ней убит самый грех первородный.
Так скорей на вокзал неприступный ступай,
Чтоб купить на вокзале билеты.
А теперь, тетя Сена, скажу я, прощай,
Не трудись составленьем ответа.
1901 г., 4 мая, Москва. (Л. 94 об. - 95)
Приписка Блока: Переписано в Шахматове во флигеле.
Новый взгляд на назначение средней школы
"Для того стоит гимназия,
Чтобы к жизни приучать!
Что за дикая фантазия
Цицерона изучать!
Знать Гомера, Фукидида
И не знать, что стоит рожь!
О, ужасная обида!
Где позор такой найдешь?"
И всеобщее решенье -
Классицизм из школ изгнать.
Средней школы назначенье -
К нуждам жизни приучать,
Знать науки кулинарные,
Знать изжарить фунт котлет,
Где поближе есть пожарные,
Где хороший есть буфет.
Ведь возможно приключение,
Что кухарка вдруг уйдет.
Тут Гомера изучение
Пользы нам не принесет.
Ежели пожар случится
(Лампу опрокинешь вдруг),
Тут Софокл не пригодится,
А пожарный - добрый друг.
Вот что умным признается!
Браво! Изгнан классицизм,
И изгнать нам остается
В молодежи атеизм.
Чтоб они слугами верными
Были Богу и властям.
Не зачитывались скверными
Повестями по ночам.
Тридцать шесть часов в неделю
Пусть за книгами сидят.
До ложения в постелю
Всё зубрят, зубрят, зубрят.
И для поддержанья веры
Так решили приказать:
Вместо чтения Гомера
Три часа маршировать.
1901 г., август, Дедово. (Л. 97-99)
Начало неоконченной поэмы. Черновая
I
. . . . . . . . . .
Жаркое летнее солнце сияло
Тихо на землю. Дремали леса.
Листья деревьев река отражала.
Из лесу слышались птиц голоса.
Водную гладь пауки лишь рябили.
Только стрекозы мелькали порой.
Темные полосы рыб проходили
И в глубине исчезали речной.
Миром истома, сонливость владела.
Люди лесные дремали кто где.
Пан под дубочком простер свое тело,
Нимфы, понятно, поближе к воде.
Там, средь осоки, под ивой плакучею
Кто-то сидел. Он застыл в созерцании.
Солнце скользило струею горючею,
Грело его в непрестанном лобзании.
Был он младенец. Был бледен. Играло
Вечное что-то на детском челе.
Был он задумчив, и грусть трепетала
В лике бессмертном и чуждом земле.
Кто-то виднелся за ним и, нагнувшися,
Грозно и едко младенцу шептал.
В страхе мистическом весь содрогнувшися,
Молча, младенец виденью внимал.
То не впервые. Тот демон лукавый
Часто младенца в мечтах посещал.
Юную душу бессильной отравой
Много<ю> демон злой наполнял.
Был он бессилен. Кто Богом отмечен,
Тот не смутится пред силою злой.
В ком чистый огнь невещественный вечен,
Тот не падет перед тяжкой борьбой...
. . . . . . . . . .
II
Он возрастал средь сельской тишины,
Среди лесов дремучих и болот.
К нему летали радужные сны,
И тихо тек за долгим годом год.
. . . . . . . . . .
Когда в разрыве туч свинцовых
Огонь мгновенный трепетал,
Он бурей чувств и мыслей новых
Младенцу душу наполнял.
Он видел в молнии сверканьях,
В порывах ветра, в темноте,
В глухих, угрюмых рокотаньях
Осуществление мечте.
Уж выли листья. Тучи злые
Сдвигались. Старый лес шумел.
Поднявши очи голубые,
Младенец в глубь небес смотрел.
И там, средь молнии сверканий
Он ясно видел светлый луч,
И среди тяжких грохотаний
Младенец слабый был могуч.
Уж ночь ненастная спускалась,
А он все в глубь небес смотрел,
Где тайна мира открывалась,
Где вечный день зарей алел.
Как пред царем, пред ним склонялись
Деревья пышной головой,
И в блеске молнии являлись
Огни - свет жизни неземной.
1900 г., Москва. (Л. 99-101)
Тетрадь 3-я. "Стихи Александра Блока. (104 стихотворения). 1902, 8 ноября - 1903,
декабрь (включит<ельно>)".
Раскрылась Вечности страница.
Змея бессильно умерла.
И видел я, как голубица
Взвилась во сретенье орла.
17 августа. Тараканово. (Л. 71)
Из Vita nuova, Данте*****
Сонет
К тому, кто, странствуя по жизненным дорогам,
Изведал глубину любви священных мук,
Я обращаю речь. В моем сонете строгом
Приветствую тебя, мой незнакомый друг.
Уж был четвертый час. Светил, возженных Богом,
На тверди голубой сиял лучистый круг,
Когда, предавши дух мучительным тревогам,
Крылатый бог любви ко мне явился вдруг.
Мою владычицу держа под покрывалом,
Амур, веселием сиявший небывалым,
Вкусить пылавшее мое ей сердце дал.
Она в отчаяньи к нему воздела руки,
Был полон взор ее покорности и муки...
Она вкусила. Он, увидя, зарыдал. (Л. 72)
Гряда бесцветных облаков,
Лампады трепетной мерцанье,
И металлических венков
Неутомимое бряцанье.
Бездушный, брошенный венок
Скрипит уныло. Ветер свищет,
Колебля бледный огонек.
Душа ответа жадно ищет...
Рыдает ветер и поет,
Рожденный бездною хаоса...
Смотри, душа! там восстает
Решенье вечного вопроса...
1902. Ноябрь. (Л. 73)
Заколоченные ставни,
Обезлюдевший балкон.
Сон мгновенный, сон недавний...
Омраченный небосклон.
Все свинцовей и свинцовей,
Все мрачнее небеса.
Все суровей и суровей
Обнаженные леса.
Темно-серые волокна
Безотрадных облаков.
Заколоченные окна...
Смутный рой воскресших снов.
1902. Октябрь. С<ело> Лаптево. (Л. 74)
Смерклось. Небо потухает.
На него гляжу один.
Темной тучей застилает
Белизну его седин.
Небо грозно лиловеет,
Но промчался краткий миг,
И опять оно бледнеет...
Так бессильно цепенеет
Умирающий старик.
Долго, долго по балкону
Я хожу в вечерней мгле.
Ночь ползет по небосклону
И спускается к земле.
Будто нежной женской ласки
В этот час леса полны.
Эти гаснущие краски,
Эта песня тишины.
1902. Октябрь. С<ело> Лаптево. (Л. 75)
Ночь холодна и ненастна была,
Буря со свистом деревья рвала:
Ветра порывы на дом налетали,
Ставни в ответ им дрожали, стонали.
Целую ночь пролежал я без сна,
В час предрассветный глядел из окна.
Жуткой толпою по серой дороге,
Криком петушьим гонима в тревоге,
В тусклом сияньи ночного серпа,
К лесу неслась вурдалаков толпа.
Быстро бежали ужасные гости,
Лечь поскорее на ближнем погосте.
Бледно и тускло смотрели луга,
В жуткой дремоте стояли стога.
Только над лесом, в тумане ненастном,
Встала заря, будто заревом красным.
1901. Август. Дедово. (Л. 76)
Кругом покой и мрак глубокий.
Пускай не знаю я, куда
Направит путь мой одинокий
Моя туманная звезда.
Тревога жизни отзвучала,
И замирает далеко...
Змеиной страстью злое жало
В душе уснуло глубоко.
На все наложены оковы
Невозмутимой тишины.
Так однозвучен гул суровый
О камень бьющейся волны.
Как будто легче жизни бремя...
Объятый вещей тишиной,
Без страха слышу я, как время
Свой круг свершает надо мной.
1903. Февраль. (Л. 77)
Сонет
Торжественная песнь неслась по темным сводам,
Струился фимиам воздушною рекой.
С душой, исполненной любовью и тоской,
Я у дверей стоял с молящимся народом.
Распахивалась дверь, и с чьим-нибудь приходом
Врывался громкий шум тревоги городской.
Оглядывались все, и этим эпизодом
Смущаем был на миг служения покой.
Душа, в томлении изнемогая, блекла
И с тайным трепетом ждала заветной встречи.
Перед иконами горели ярче свечи,
В вечернем сумраке тонули алтари...
Холодный вешний день прощался через стекла
Мерцаньем розовой, тускнеющей зари.
1902.
Мне в этом стихотворении не удалось выразить то, что в совершенстве удалось выразить Блоку. (Л. 78)
В готическом соборе
Мрак, ложася пеленой тяжелой,
Принял храм в холодные объятья.
В сумраке, на белизне престола
Черное виднеется распятье.
Сводов стрельчатых стремятся очертанья
Ввысь, а там, где нависают тени,
В нишах каменных сереют изваянья
Древних пап, склоненных на колени.
И над мраком, тусклым и суровым,
Вознеслися окна расписные.
То блестят они пятном пунцовым,
То светлеют, бледно-голубые.
Средь листвы, цветущей и зеленой,
Облеченные в одежды алые,
Там пируют у Христова лона
От пути житейского усталые.
Но далеки эти упованья,
А внизу проклятий и молений
Полон воздух сумрачного зданья...
Полон грозных, страшных откровений.
В нишах каменных сереют изваянья
Древних пап, склоненных на колени.
1902. Июнь. (Л. 79-80)
Одною тайной непонятной
Порядок мира утвержден.
Над всем один лишь благодатный,
Уму неведомый закон.
Мир существует, заключенный
В цепях божественной судьбы,
И неподвижного закона
Мы все свободные рабы.
1902. Февраль. (Л. 80)
Утренний гимн святого Амвросия******
I
Нас утром пробуждает птица,
И пеньем гонит ночь, и солнцу шлет привет.
Так в душу сонную Спаситель к нам стучится
И к жизни нас ведет его бессмертный свет.
Он говорит: покиньте ложе,
Навстречу шествуйте воскресшему лучу,
И, душу чистую страстями не тревожа,
Внимайте мне: я здесь и в сердце к вам стучу.
II
Зари, сверкающей и алой,
Готовят солнцу путь воскресшие лучи.
Все улыбается в тот час, как солнце встало,
Сокройтесь, демоны, летавшие в ночи!
Уйди, видений лживых стая!
Сокройтеся, враги, взлелеянные тьмой,
И пусть в сиянье дня исчезнет, убегая,
Смущающих страстей во тьме кипящий рой.
Того, кто свет нам благодатный
Так мудро даровал, мы будем прославлять,
Пока не сменится зарею беззакатной
Наш день, чтоб без утра и вечера сиять.
1902 г. Август С<ело> Лаптево (Л. 81-82).
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Автографы ранних стихотворений и стихотворных переводов С. Соловьева хранятся в его архивных фондах в РГАЛИ (Ф. 475. Оп. 1. Ед. хр. 1, 3, 4) и РГБ (Ф. 696. Карт. 1. Ед. хр. 1, 2). Назад
2 Подробно об этих взаимоотношениях см.: Переписка Блока с С. М. Соловьевым (1896-1915) / Вступ. статья, публикация и комментарии Н. В. Котрелева и А. В. Лаврова // Литературное наследство. Т. 92: Александр Блок. Новые материалы и исследования. М., 1980. Кн. 1. С. 308-413. Назад
3 См.: Дикман М. И. Детский журнал Блока "Вестник" // Там же. С. 203-221. Назад
4 Описание этих тетрадей с беловыми автографами стихотворений Блока см. в кн.: Блок А. А. Полн. собр. соч и писем: В 20 т. М., 1997. Т. 1. С. 194-195. Назад
5 ИРЛИ. Ф. 654. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 29 об. Назад
6 Там же. Л. 80 об., 99. Назад
7 Там же. Ед. хр. 2. Л. 83 об., 97. Назад
* Строка подчеркнута карандашом. Назад
** Первые строки стихотворения Блока (18 мая 1899 г.), записанного в той же тетради (Л. 75). Назад
*** Датировка в автографе Соловьева: 1899; исправлена карандашом, с вопросительным знаком. 20 августа приходилось на четверг в 1898 г. Назад
**** В доме А. В. Пегова на Пречистенке размещалась частная гимназия Л. И. Поливанова, где учился Соловьев. Назад
***** 1-й сонет из "Новой Жизни" (III; "A ciascun' alma presa e gentil core..."). Назад
****** Переложение одного из церковных гимнов св. Амвросия Медиоланского (340-397). Назад
*)
Блоковский сборник XV. Тарту, 2000. С. 210-238.
К оглавлению сборника Назад
Обсуждение публикации
Высказаться
Прочитать отзывы
|