Итак, приступая теперь к самому делу, прежде всего скажу вам, любезный приятель, что я природы татарской! Вот какое странное начало, однако вы тому не дивитесь. Я говорю самую правду и нимало не стыжусь тем; ибо подобных мне между российскими дворянами очень много; некоторые и многие из них ныне гораздо меня знатнее и лучше, но со всем тем такой же природы как и я. Ибо сие не что иное значит как то, что первые наши предки были татары, и выехали в Россию из Золотой Орды, сего славного в древности восточного и великого царства, владевшего некогда многие годы всем Российским государством.

Кто таков именно первый основатель нашей фамилии был? В которое время и при котором государе в Россию выехал и где сперва поселился - того всего я подлинно не знаю. Небрежение ли моих предков, невежество ли тогдашних времен, или иной какой случай, не могу вам верно сказать, лишил меня сего удовольствия; одним словом, родословная наша весьма мала, и порядочной мы и по сие время не имеем. Покойный дядя мой, родной брат отцу моему, оставил только мне небольшой реестр, или краткую поколенную роспись нашим предкам, которых мог он собрать из книг и дел в разных приказах.

Помянутый дядя мой рассказывал мне, что он не мог далее дойтить как до Василья Романова сына: а чей сын был Роман, того уже он не знает. Может быть сей Роман был и первый тот, который выехал и принял Святое крещение, что некоторым образом и вероятно по счислению лет: ибо я смечаясь находил, что жил он около времен царя Иоанна Васильевича или прежде за несколько времени. А в сие время, как известно, многие татарские фамилии к нам выехали и в здешних местах поселившись, приобщены были к российскому дворянству и натурализированы. Какой он человек был, всего того не знаю: а сказывала мне одна только старушка, ближняя моя родственница, которую застал я еще в живых, что слыхала она от своего деда, что самые выезжие предки наши были знатной татарской и княжеской породы, да и здесь не служил никто из них низким чином, но бывали всегда чиновными людьми и хаживали с царями на войну. Правда ли все сие или нет, в том не ручаюсь, по крайней мере то достоверно, что мы ныне наряду с прочими российскими дворянами и имеем все те же преимущества, какие они имеют.

У упомянутого Василия был один только сын Гаврило, прозвищем Горяин, а у сего Горяина было два сына: Ерофей и Еремей. О сем Еремее расскажу я вам после обстоятельнее, а что касается до Ерофея, то от него разделилась фамилия наша на четверо, ибо у него было четыре сына: Осип, Кирила, Ерофей и Дорофей; но поколение сих последних двух уже давно, а третьего - недавно и при мне уже пресеклось. Я и мой двоюродный брат происходим от поколения Осипова, а дом за несколько лет умершего соседа моего, после которого находится ныне в живых одна только дочь, происходит от поколения Кирилова.

Ежели хотите далее знать, кто таковы обоих сих колен ближайшие к нам предки были, то вкратце теперь скажу, что от Кирилы был сын Матвей, от Матвея Никита, от Никиты же недавно умерший Матвей; а в рассуждении нашего поколения от Осипа был Ларион, от Лариона Петр, от Петра Тимофей и Матвей. Первый был отец мой, а последний - моего двоюродного брата.

Из сего видите, что весь наш род очень невелик, и Провидению небес не угодно было сделать его многожизненным. Ныне вся наша фамилия состоит в четырех особах: двух старых, и двух молодых, и я с братом и обоими нашими сыновьями, составляем всю оную. О месте, где жили предки наши, мы подлинного знания не имеем. Сказывали только мне, что до сего жили они хотя в том же Каширском уезде, но верст с двадцать от нынешнего жилища, а именно на реке Беспуте. Но как бы то ни было, но то достоверно, что они не в тех местах жили, где ныне мы живем, ибо видно по книгам и письмам, что имели тут совсем другие люди жительство и владение. В одном принадлежащем нам теперь месте жил некий князь Шестунов, почему находящийся подле сего места лес и поныне еще называют Шестунихою. А в другом, а именно в пустоши Шаховой, жил князь Гундоров, в которых урочищах и самые места, где были их жительства, видны и поныне. Овинные и погребные ямы доказывают где их дворы стояли, а части, оставшиеся от плотин, - где их пруды были. Чрез какой случай сии селения опустели - неизвестно, но чаятельно чрез свирепствующее в тогдашние времена моровое поветрие, а может быть разорены они и во время войны татарской. Но как бы то ни было, но сии опустевшие места даны потом за службы нашим предкам, кои около сих мест имели уже поселение свое на речке Скниге и в другой, в близости того места бывшей деревне, носящей и поныне еще имя их фамилий. Кирила и Ерофей жили уже в здешних местах и имели дачи и владение на реке Скниге, которыми владеем мы и поныне.

Что касается до истории и до дел наших предков, то равномерно имею я о том очень малое и недостаточное сведение. Невежество тогдашних времен было тому причиною, что они не старались оставить потомкам своим о том какого-нибудь сведения, хотя бы то было для нас ныне весьма приятно и я дорого бы заплатил, если бы мог только отыскать и достать какие-нибудь письменные об их породе, их жизни и приключениях известия. Итак, все известное об них состоит только в некоторых словесных преданиях, да и то очень несовершенных и темных. Знатных и отменно прославившихся людей не было между ими. Не хочу я тем хвастать, а неугодно было также судьбе одарить их и знаменитыми достатками и преподать им случай по примеру прочих приобресть себе богатство, но они были дворяне недостаточные и незнаменитые. При случающихся войнах хаживали они на войну с царями нашими и важивали с собою по нескольку человек собственных своих людей, по тогдашнему обыкновению. Когда же в новейшие времена введено в войске нашем регулярство, то служили они в полках офицерами. Однако выше штабского чина никого почти не было из старых. /…/

Итак, возвращаясь к моим предкам, скажу, что о прапрадеде моем, Осипе Ерофеевиче Болотове, не имею я почти никакого сведения. А то только знаю, что умер он в молодых летах и с вышеупомянутыми братьями его, Кирилом и Ерофеем, жил уже в одно время оставший после его сын, а мой прадед, Ларион Осипович, а их родной племянник.

О сем прадеде моем также ничего мне более не известно, кроме того, что он жил уже особо от дядей своих и на самом том месте, где ныне я живу; также, что был он великий делец по приказным делам, имел пословицу "реку" и хаживал еще в бороде. Впрочем, сказывают, был он человек неуступчивый и не скоро себя давал в обиду. Почему и в тогдашнее еще время было между обоими нашими домами, то есть домом прадеда моего и Кирила Ерофеевича, временем не очень согласно. Далее, имеем мы от сего прадеда моего и поныне еще одну антику, доказывающую вкус тогдашних времен и вкупе рачение его о церкви, ибо резные и вызолоченные царские двери в нашей приходской церкви в селе Русятине были его построения, как то из надписи на них и поныне еще видно.

Обоим сим старикам наследовали дети их. После Кирилы остался сын Матвей, а после Лариона дед мой Петр Ларионович, а Матвеев двоюродный племянник, но с тою ж опять разницею, что дед мой остался после прадеда моего очень молод и еще в самом младенчестве, а Матвей Кирилович был уже на возрасте. Натура разделила оба сии домы чудным образом, снабдив их весьма разными свойствами. Потомки Осиповы были немногочисленны и недолговечны, но добродетельные и лучших свойств и качеств душевных, а потомки Кирилины гораздо долговечнее и многочисленнее, но при том далеко не таких свойств были. Одним словом, нравы обоих сих домов исстари были несогласны между собой. Наши предки были добродушны, откровеннее, чистосердечнее, дружелюбнее, а те скромнее или, прямее сказать, лукавее и неприступнее, почему и самое господствующее иногда между ими согласие было только наружное и притворное, по которой причине нашим не без обид с той стороны иногда бывало.

Не успел дед мой Петр Ларионович прийтить в возраст, как началось в войске нашем регулярство, следовательно, и он служил уже в регулярных войсках и был офицером. Он женился на одной дворянской девушке фамилии Бабиных и взял в приданое за нею две деревнишки, которые были хотя очень невелики, однако по тогдашним обстоятельствам очень важны, а особливо потому, что сам дед мой был человек небогатый. Все его имение состояло в нескольких крестьянах, живших в той деревне, где мы ныне живем, да в нескольких крестьянах, доставшихся на его долю из владения помянутого несчастного старика Еремея Гавриловича в деревне Болотове, в которых обоих местах не думаю чтоб душ 50 за ним было. Из сих взятых за женою своею в приданое деревень одна была в Каширском уезде и называлась Бурцово, которая дошла до рук моих, и я ее перевел уже в другое и лучшее место; а другая в Епифанском уезде и называется и поныне Бабинкою, и которою я и поднесь владею.

Бабка моя, а его жена, называлась Екатерина Григорьевна, и об ней слышал чудное повествование. Было их у отца три дочери, сия Екатерина, другая Лукерья, выданная за Арсеньева, а третья Афимья, бывшая в замужстве за Тутолминым, дедом нынешнего Архангелогородского наместника. Некогда, как бабка моя была еще в девках, случилось прийтить к ним одному монаху, странствующему и собирающему милостыню из земли обетованной. Любопытству подвержены были люди во все времена. Бабка моя, бывшая тогда еще в девках, показывала ему руку и требовала предсказания, ибо он угадывал многим и был хиромантик. Вопрос клонился более к тому, долго ли жить и быть ли замужем? Старец, посмотрев, сказал ей удивительное предсказание, а именно, что ежели хочет она долго жить, то не ходила б замуж, буде же пойдет, то жизнь ее только пять лет продлится.

Последствие доказало, что предсказание сие было очень справедливо. Как он сказал, так и сделалось. Ее выдали еще в тот самый год замуж, и она жила с ним действительно пять лет и родила только двух сыновей, которые и остались живы. Один из них был Тимофей и самый тот, которому я рождением моим обязан, а другой Матвей, оставшийся после матери самым младенцем и еще у груди. Дед мой находился тогда в службе, как она умерла, почему взяла дядю моего к себе тетка его, а ее сестра Лукерья Григорьевна, бывшая уже замужем, и воспитала своею грудью. Изрядный пример бывшего между сестрами сими согласия и любви совершенной.

Жизнь деда моего продолжалась также недолго. Он дослужился майорского ранга и умер наконец в Риге, и погребен в церкви Алексея человека Божия; дети его были тогда при нем и отец мой был уже записан в службу и едва ли уже не офицером. Как около сих времен отечество наше, под премудрым правлением славнейшего в свете государя Петра Великого, начало из прежнего невежества выходить и час от часу просвещаться, то и дед мой воспитал детей своих не по примеру своих предков, но гораздо лучше; он отдал их в Риге в немецкую школу и выучил арифметике и немецкому языку, что после отцу моему служило в великую пользу.

По кончине отца своего продолжал отец мой военную службу. Брат его последовал ему в том же, да инако в тогдашние времена было и не можно, ибо все дворяне должны были служить, почему вступили в то же время и дети Матвея Кириловича в службу, которых было четверо: Семен, Богдан, Никита и Еремей. Они служили все в разных полках, а не вместе, и все подвержены были разным жребиям. Из помянутых четырех братьев, внучатных дядьев отцу моему, один только остался жив, а трое прочие лишились разными случаями жизни. И Никита был тот, которому судьба назначила прожить до глубокой старости и быть отцу моему, а потом и мне, современником.

Что касается до моего отца, то служил он в гренадерском Лессиевом полку, который после переименован Белозерским, подпоручиком. Из сего полка, при случае сочинения третьего гвардейского полка, взят был тем же чином в Измайловский полк, в котором служил он до 1740 года и почти до самого того времени, как я родился. Т. I. Стлб. 4-27.