ОБ ОСОБЕННОСТЯХ
ТАРТУСКИХ ПУТЕВОДИТЕЛЕЙ^*

ЛЮБОВЬ КИСЕЛЕВА

Через ливонские я проезжал поля…

Путеводитель как жанр или тип текста имеет сложную историю и прагматику. Не останавливаясь сейчас на всех его особенностях¹, отметим, что путеводитель — недорогое массовое издание, призванное на ограниченном текстовом пространстве дать своему читателю, наряду с необходимыми бытовыми, достаточно обширные историко-культурные сведения. Объем и соотношение практической и образовательной информации выступают и маркером аудитории конкретного вадемекума².

В XIX в. был выработан тип издания, который был признан оптимальным и на который в той или иной мере ориентировались все авторы путеводителей в разных странах — это так называемый «бедекер», названный по имени немецкого книгоиздателя Карла Бедекера (Кarl Baedeker, 1801–1859). В 1827 г. он создал в Кобленце специальное издательство путеводителей, успешно функционирующее и поныне (хотя и под другим названием), а в 1829 г. выпустил свой первый путеводитель.

Аудитория бедекера — это достаточно образованный и, главное, заинтересованный читатель, ожидающий богатой и качественной информации, взвешенного подхода к фактам, научной достоверности. Конечно, путеводитель — не историческое или искусствоведческое исследование, а издание популярное, поэтому чаще всего не имеет сносок и ссылок на научную литературу (хотя нередко имеет список литературы в конце). Однако бедекер пишется специалистом (или группой специалистов), которые проводят ясную грань между сведениями легендарными и достоверными, между фактами и гипотезами и т.д. Тем не менее, путеводитель по своей природе — это текст идеологический, призванный определенным образом моделировать реальность, формировать образ страны (или города), их истории и культуры. Вычленение и анализ этого образа, а также средств его моделирования и является, с нашей точки зрения, самой перспективной задачей в исследовании путеводителя как жанра. Далее нас будет интересовать риторическая роль в нем авторской точки зрения³.

В самом общем виде, способы организации авторской позиции и параметры, по которым происходит моделирование реальности в путеводителе бедекеровского типа, можно свести к следующему.

Во-первых, иерархизация пространства, т.е. выделение пространства, достойного обозрения (т. наз. туристические маршруты), а в нем — определенных объектов, которые также выстраиваются в иерархию (для этого в путеводителях приняты условные обозначения звездочками). Во-вторых, отбор сообщаемых фактов и, в-третьих, их определенная трактовка. «Послушный» путешественник, следующий указаниям путеводителя и не располагающий иными источниками информации, попадает под серьезное идеологическое воздействие: он «видит», но видит то, что ему показывают, и под таким углом, под которым ему желают показать.

Однако не все туристы «послушны» и ограничены в сведениях, и этого составители путеводителей не могут не учитывать. Отстраненный взгляд на «свой» объект неизбежен и у самого ангажированного автора.

Говоря об авторской точке зрения, выделим позиции «изнутри» объекта или изнутри адресата (что часто оборачивается точкой зрения «извне» по отношению к объекту) и продемонстрируем это на примерах некоторых путеводителей по Тарту.

Путеводитель по конкретному городу возникает тогда, когда складывается достаточно обширная аудитория его потенциальных потребителей. Тарту не принадлежит ни к числу курортов, ни к числу популярных туристических объектов. В XIX в. проезжавшие через город путешественники довольствовались историческими трудами, путевыми очерками своих предшественников, стихотворениями Языкова⁴ или же объяснениями местных «чичероне». Вплоть до конца XIX в. в Дерптский университет поступали, в основном, прибалтийские немцы, местные уроженцы, в пособии вадемекума не нуждавшиеся. Первый русский путеводитель по Тарту появился, когда университет стал Юрьевским, с русским языком преподавания, и когда резко увеличился приток студентов из других регионов Российской империи. Автором издания стал Дмитрий Константинович Зеленин, будущий великий этнограф, который уже в студенческие годы дебютировал научными работами, ныне отмеченными в энциклопедиях⁵. Зеленин составил этот путеводитель в год своего окончания Юрьевского университета (1904)⁶; через год было выпущено «Дополнение»⁷, а через пять лет — второе издание⁸.

Уже в заглавии подчеркивались и специфика книги, и специфика города, где центром жизни и основным объектом притяжения являлся университет. Адресат этого комбинированного справочника понятен — потенциальные студенты, приехавшие из разных губерний России (как когда-то сам автор, выпускник Вятской духовной семинарии), не знакомые ни с городом, ни с краем, ни с университетскими порядками⁹. Стараясь в целом соблюдать бедекеровские принципы, Зеленин все же отказывается от композиции по «маршрутам», а исходит, в первую очередь, из того, что может пригодиться чужаку для ориентации в университете.

Казалось бы, автор путеводителя, университетский человек, заинтересован в том, чтобы всячески привлечь студентов, поэтому должен сообщать и о городе, и об университете по возможности только хорошее. Меж тем, книга весьма и весьма критична. Уже начало текста не обещает ничего радостного:

Не весел край, где приютилась дерптская Alma Mater.

          «Через ливонския я проезжал поля;
Вокруг меня все было так уныло:
Безцветный грунт небес, песчаная земля, —
Все на душу раздумье наводило» —

Вот как описывает этот край «поэт-мыслитель»¹⁰.

Еще более печальны прошлыя судьбы края, служившаго яблоком раздора между соседними державами. Целыя столетия здесь безпрерывно тянулись войны; кровь лилась рекою; страна постоянно переходила из однех рук в другия, — от русских к немцам, от немцев к полякам, от них — к шведам… [Зеленин: 1].

Замечателен и эпиграф, избранный автором к своему сочинению. Это — цитата из надписи на известном тартуском «памятнике народам», установленном в начале XIX в. на месте перезахоронения останков, найденных при подготовке фундамента для будущего главного здания университета: «Здесь покоятся кости многих народов… На гробах их воздвигнул Александр новое обиталище муз». В сочетании с первым пассажем текста он приобретает почти зловещий смысл и, в свою очередь, бросает соответствующий отсвет на весь текст.

Обязательной частью путеводителя является сообщение о географии и климате. Так вот, и о тартуском климате не говорится ничего утешительного. С научными выкладками и ссылками на новейшие исследования университетских профессоров (в частности, К. Шмидта о качестве воды в Тарту) Зеленин сообщает о том, насколько нездоров здешний климат и какие болезни распространены в городе: «В гигиеническом отношении гор. Юрьев похвалить нельзя. <…> В городе нет водопровода, между тем вода местных колодцев, не говоря о реке Эмбахе <…>, крайне загрязнена <…>. Канализация отчасти устроена плохо». Далее речь идет о сточных водах, которые проникают в почву, загрязняя питьевую воду, а также о вони от нечистот и гниющего пруда. Венчает картину список болезней:

Среди городского населения сильно распространен туберкулоз и некоторыя венерическия болезни (гоноррея и сифилис); очень много больных глазами; хронический насморк и хронический катарр гортани — обычныя болезни, особенно у лиц, родившихся в другом климате <…>. В уезде свирепствует проказа [Там же: 23–24].

Не менее жесток автор и по отношению к состоянию университета. Описание главного здания — совсем не восторженное и выдает точку зрения человека, для которого классицистический портик ассоциируется с казенщиной: «Обширное здание типа правительственных построек времен Александра I, с высоким фронтоном, подпираемым шестью тяжелым колоннами» [Там же: 34]¹¹. Однако далее разворачивается еще более удручающая картина:

Аудитории и другие помещения Юрьевского университета не отличаются внешнею роскошью. Напротив, обстановка очень проста, даже бедна. Особых раздевален нет: студенты раздеваются в холодном корридоре или же в самых аудиториях. Давно некрашенные полы, падающая с потолка штукатурка и т.п., все давно нуждается в капитальном ремонте. Главное же зло в том, что все помещения слишком тесны; оне построены 100 лет тому назад, разсчитаны на незначительный состав слушателей — 30–40 человек, и теперь, с наплывом в университет громадной массы жаждущих знания юношей, оказываются недостаточными. На лекциях аудитории переполнены; многим приходится, за неимением места, стоять; воздух спертый, нередко духота, от которой у слушателей случаются и обмороки [Там же: 35–36]¹².

Аттестация, данная знаменитому медицинскому факультету, – тоже не самая лестная:

Медицинские клиники в Юрьеве обставлены очень бедно. <…> Трупов и больных мало. По словам проф. В. Ф. Чижа <знаменитого психиатра. — Л. К.>, «Юрьевский медицинский факультет обставлен гораздо беднее других наших медицинских факультетов во всех отношениях» [Зеленин: 41]¹³.

Аналогичен в своих высказываниях и автор следующего справочника: «Настольная справочная книга учащихся в высших учебных заведениях и путеводитель по г. Юрьеву» А. П. Тюрьморезов¹⁴. Весьма высокопарно обозначив в посвящении «товарищам — учащимся в высших учебных заведениях г. Юрьева» цели своей книги: «да послужит она Вам <…> путеводной звездой в Вашей учебной жизни, да поможет наиболее правильно ориентироваться в очень сложном лабиринте знаний и да будет вечным приятным воспоминанием о Вашей almae matris и золотых днях молодости, проведенных в г. Юрьеве», он дает в руки своему читателю буквально маленькую карманную энциклопедию¹⁵.

Симптоматично, что Юрьев и Юрьевский университет помещаются в широкий контекст: приведены курсы валюты других стран, расписание движения поездов по всей России, с указанием расстояний и цен на билеты. Тюрьморезов все время сравнивает город на «немецкой» окраине империи с привычной для своих потенциальных читателей обстановкой, с их родиной:

Центр города почти не отличается от наших благоустроенных уездных городов: те же каменные 3-, 4-х этажные дома с магазинами в нижних этажах, такие же тротуары, также мощены улицы; но если взглянете вверх, то заметите разницу: у нас под крышами (на чердаках) живут голуби, воробьи да кошки устраивают прогулки, а здесь живут люди, и люди эти, будущий цвет России — студенты. От центра во все стороны тянутся окраины города, застроенные однообразными деревянными 2-х, 3-х этажными домами балаганного типа и коридорной системы с своеобразными крышами, крытыми просмаленным картоном или толем со вставленными в них окнами, выходящими из чердачных помещений. Помещения эти, так называемыя голубятни, имеют внутри вид больших гробов и наводят без привычки к ним тоску. У меня были два приятеля — студенты, которые жили в таком чердачном помещении и безпросыпно пили. Когда их спрашивали почему они пьют, то отвечали: «Придешь домой и чувствуешь, что сидишь в гробу, нападает тоска, не хочется заниматься, — оденешься, уйдешь и напьешься» [Тюрьморезов: 109]¹⁶.

Подчеркнем еще раз, что наши авторы путеводителей сообщают немало положительного, даже очень привлекательного и о городе, и об университете¹⁷: видно, что они оба любят свою Alma Mater и благодарны ей. Но нам важно сейчас понять, откуда столько критики, почему авторы, казалось бы, рекламных изданий не боятся включать в таком объеме «негатив» в свой текст. Отчасти это — дань бедекеровской традиции, культивировавшей «объективную» точку зрения на описываемые объекты, но не только ей.

Думается, что в тартуских путеводителях подобная позиция связана, в первую очередь, с ориентацией на конкретную аудиторию. Авторы уверены, что их читатели — раз уж они решили преодолеть сотни километров и приехать в этот чужой, немецкий край, так и не ставший окончательно «своим» для империи, в состав которой входил к тому времени уже двести лет, критики не испугаются, она их как раз «закалит». Проявляется коммуникативная установка на разговор с коллегой — в читателе-«собеседнике» предполагается наличие самостоятельной (и критической) позиции, свойственной молодым и прогрессивно настроенным людям: студенты в начале XX в. были аудиторией оппозиционной по отношению к властям — как государственным, так и университетским¹⁸. Читателю выражается доверие: его не надо водить на помочах, агитировать и бояться, что он не поступит в университет, если ему сообщить, что аудитории в нем обшарпанные или бытовые условия не самые лучшие (он ведь сам это увидит!). Такой читатель, по мнению автора, будет ориентироваться в обстановке с наибольшей для себя пользой, а если поступит в другой университет — и что ж! — это его право, его выбор.

Другая авторская установка — «изнутри» объекта. Она также не обязательно апологетична, но все же стремится представить объект с выгодной стороны, а критика (часто скрытая) направлена на другие стороны. Вообще, отметим, что установка на диалог, внутренний полемизм делает путеводитель особенно увлекательным чтением, но тут необходимо, чтобы читатель был более осведомлен в контексте.

Поэтому, «перепрыгнув» почти через столетие и через довольно стандартные советские издания¹⁹, обратимся к современному эстонскому путеводителю по Тарту, переведенному и на русский, и на немецкий, и на английский языки, — к книге известного филолога и историка Малле Салупере «Тысячелетний Тарту: Город молодости»²⁰. Она возвращает нас к бедекеровской идее «прогулок» по городу.

М. Салупере не скрывает субъективной точки зрения: в предисловии она подчеркивает, что в своем рассказе о Тарту не пыталась объять необъятное, а хотела рассказать о том, что существенно для нее в этом городе и его судьбе. И адресат также обозначен: это туристы и приезжие, но и сами тартусцы, в которых, по мнению автора, новые знания о родном городе поддержат чувство идентичности и собственного достоинства²¹. В этом месте меняется грамматика: появляется «мы» (meie identiteet — наша идентичность), т.е. автор объединяет себя и читателя в одно целое. Как будто бы наблюдается схождение с позицией Зеленина и Тюрьморезова (автор и читатель — коллеги и союзники), но — это не совсем так: у Салупере и автор, и читатели-тартусцы как бы объединяются с объектом описания — с городом, частью которого они являются (житель = город, точнее — его своеобразная метонимия).

Если сравнить все путеводители по Тарту (не только упомянутые здесь), то легко убедиться, что корпус фактов в них будет повторяться, хотя отметим, что в книге Салупере много новаций и чисто фактографического характера, это оригинальный труд, несмотря на «популярную» форму, в которую он облечен. Но нас сейчас интересует угол зрения, интерпретация фактов. Так вот, в книге «Тысячелетний Тарту», где читатель призван почувствовать себя частью города и его истории, акцент сделан не на недостатках, а на трагичности судьбы, которую город с достоинством выдержал и продолжает идти вперед, несмотря на все выпавшие на его долю испытания. М. Салупере специально задерживает внимание читателя на том, что внешний архитектурный облик Тарту обманчив — бродя по центру, никак не скажешь, что это древний город. Его древность спрятана в недрах земли, только археологические раскопки способны подтвердить ее.

Основная концепция М. Салупере выражена в заглавии: Тарту — это город с тысячелетней историей и, вместе с тем, вечно молодой город студентов, науки, интеллектуальный и культурный центр Эстонии, центр ее национальной культуры, где зародились все основные начинания периода национального возрождения и дальнейшие инициативы по становлению независимой республики и ее культуры. Автор называет Тарту культурной столицей Эстонии, и это ясно показывает, что точкой отсчета, с которой постоянно соотносится Тарту, является Таллин (самый яркий пример — это рассказ о судьбе двух городских крепостей, их стен и башен). Важно отметить, что это корректное со- и противопоставление — не только выражение давней конфронтации двух городов (подобной борьбе Петербурга и Москвы), но и явный спор с современными эстонскими политиками и правителями, которые задвигают город «на задворки», пытаясь превратить конструктивную биполярность в таллинский моноцентризм.

Как и ее предшественники, Салупере помещает Тарту в контекст европейской истории, текст путеводителя открывается таблицей, где приведены сравнительные данные о дате основания городов северо-восточной Европы. Однако основной акцент сделан на проблеме, так сказать, Запад-Восток: немецкая, польская, русская (от древней Руси до Российской империи) и советская составляющие в истории эстонского города Тарту. И здесь автор в корректнейшей форме полемизирует с современной эстонской историографией, точнее — с мифами, ею насаждаемыми или развиваемыми: о «золотом» шведском времени, об упадке, до которого довела город Россия, о разрушениях времен Второй мировой войны, которые якобы причинила только одна советская армия и пр. «Отрезвляющий» эффект путеводителя очень значителен — для тех, кто способен читать и воспринимать то, что написано.

Полагаем, что книга Салупере — это первый подлинно эстонский путеводитель по Тарту, однако эстонская точка зрения не означает здесь конфронтации, узкой идеологической ангажированности. Есть попытка спокойного, объективного анализа. Эта книга, как и всякий хороший путеводитель, «идеологичен», но это идеология «открытого общества».

Как мы пытались показать, тартуские путеводители вполне вписываются в жанровую парадигму вадемекумов — текстов с определенной прагматикой и коммуникативной стратегией, в которых сложно переплетаются научно-популярный, рекламный, идеологический дискурсы. Рассмотренные нами путеводители по Тарту, с одной стороны, отражают специфику города, для которого в какой-то (и относительно поздний) момент его истории центром жизни стал университет. С другой стороны, сами путеводители целенаправленно формируют у читателей образ Тарту как «Ливонских/эстонских Афин», неизменно выполняющих эту роль, несмотря на трагические перипетии истории. Так путеводители, независимо от личных установок их авторов, участвуют в создании и развитии «тартуского мифа».

СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Виноградов: Виноградов А. А. Путеводитель по городу Вильне и его окрестностям. Вильна, 1907.

Зеленин: <Зеленин Д.> Путеводитель и справочная книжка по г. Юрьеву и Юрьевскому университету. Изд. 2-е. Юрьев, 1909.

Москва: От Пречистенских до Арбатских ворот: Москва, которой нет. Путеводитель. М., 2006.

Тюрьморезов: Тюрьморезов А. П. Настольная справочная книга учащихся в высших учебных заведениях и путеводитель по г. Юрьеву. Юрьев, 1915.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Путеводителю как жанру уделялось поразительно мало внимания в исследовательской литературе. Как правило, работы носят узко-прикладной характер. См.: Давыдов А. Ю. О путеводителях как источнике по истории культурной жизни Ленинграда // Вспомогательные исторические дисциплины. СПб., 1993. Вып. 24. С. 126–137; Александров Ю. Н. Москва: Диалог путеводителей. М., 1985; Он же. Справочная литература как исторический источник (на примере г. Москвы 1917—1936) / Автореф. дис. ... канд. ист. н. М., 1985; Острой О. С. С чего начиналась петербургиана: Описание путеводителей по городу с момента их возникновения до середины XIX столетия // Невский архив: Историко-краеведч. сб. СПб., 1993. Вып. 3. С. 481–491. С большим проникновением в суть предмета писали о путеводителях их составители, в частности, владелец «Издательства путеводителей», основанного в 1888 г., и автор многочисленных русских «бедекеров» Г. Г. Москвич. Разумеется, это лишь отдельные замечания, разбросанные по предисловиям к разным книгам, которые еще нуждаются в обобщении. Немало полезных наблюдений по поэтике и прагматике жанра содержится в брошюре: Путеводители Григория Москвича: Отзывы печати. Одесса, 1903.

² Как писал с некоторой обидой один из авторов: «Приходилось, например, слышать, будто наш “Путеводитель по Вильне” не вполне отвечает своему названию главным образом излишнею полнотою и объемом. Но мы и не задавались целью быть полезным только коммивояжерам и лицам исключительно приезжим. Вильна <...> не настолько однако велика, чтобы, в целях возможности быстро ориентироваться в ней, необходимо непременно пользоваться для этого путеводителем» [Виноградов: I].

³ Часто путеводители издавались анонимно, и даже если имя составителя обозначалось на титуле или в предисловии, оно не всегда принадлежало к числу известных и знаковых. Поэтому под «авторской» мы подразумеваем не столько личную позицию конкретного лица, сколько тот взгляд или социальный заказ, который выражен в данном тексте и который через него транслируется на достаточно большую аудиторию. Когда же речь идет о знаковых фигурах, то изучение составленных ими путеводителей может дать дополнительную информацию об их деятельности.

⁴ См. тексты о Тарту в антологии: Эстония в произведениях русских писателей XVIII – начала XIX века: Антология / Сост. С. Г. Исаков. Таллинн, 2001.

⁵ См.: Зеленин Д. К. Новые веяния в народной поэзии, М., 1901; Он же. Песни деревенской молодежи. Вятка, 1903.

⁶ См.: Путеводитель и справочная книжка по Юрьеву (Дерпту) и Юрьевскому университету: С 10 иллюстрациями, планом города и картой окрестностей Юрьева. Юрьев, 1904. 188 с. На титуле имя автора не указано. Мы не знаем, являлся ли сам Зеленин инициатором издания или это был заказ местного книгоиздателя Эдуарда Бергмана, в типографии которого книга была напечатана. Цензурное разрешение было получено 21.08.1904, а несколькими месяцами ранее в той же типографии был выпущен еще один замечательный путеводитель того же автора: Зеленин Д. К. Кама и Вятка: Путеводитель и этнографическое описание Прикамского края. Юрьев, 1904. 180 с. (ц. р. 18.03.1904).

⁷ Дополнение к Путеводителю и справочной книжке по Юрьеву и Юрьевскому университету (Юрьев 1904). Юрьев, 1905. 23 с. Ц. р. — 15.08.1905. В конце брошюры, наряду с обычной в такого рода изданиях рекламой магазинов и товаров, была помещена и реклама самого путеводителя — выдержка из хвалебного отзыва о нем в ежемесячном приложении к «Ниве» за октябрь 1904 г. Полагаем, что это было сделано по инициативе Зеленина, знакомого, как явствует из «камского» путеводителя, с издателем «Нивы».

⁸ <Зеленин Д.> Путеводитель и справочная книжка по г. Юрьеву и Юрьевскому университету. Изд. 2-е. Юрьев, 1909. 112 с. Далее ссылки на это издание даются в тексте: [Зеленин]. Любопытно, что второе издание более компактно, в нем нет ни списка домовладельцев, ни городского Адрес-календаря, есть сокращения и в исторической части.

⁹ С этим связан и подробный экскурс в историю студенческой жизни немецкого Дерптского университета, объяснения таких понятий, как «коммилитон», «гарантировать коман», «бурш», «фукс», «ольдерман», Wilder, Farben, Farbendeckel, Commers, Fuchszucht, Kneipe, Mensuren и др. [Зеленин: 13–14]. Но этот очерк «Студенчество старого университета» имеет и отчетливо идеологическую нагрузку. Зеленин демонстрирует, как формировались в студентах чувство чести, независимости, солидарности, а также инициативность, уважение к традициям и др. качества свободной личности, которые автор хочет видеть и в адресатах своей книги.

¹⁰ Уже то, что Зеленин не находит нужным называть имени Тютчева, очерчивает аудиторию его книги. Автор рассчитывает на то, что будущие студенты безусловно знают, за кем в русской литературе закреплено наименование «поэт-мыслитель», как и на то, что они хорошо помнят весь контекст стихотворения «Через ливонские я проезжал поля...», где говорится о «кровавом» и «мрачном» прошлом «печальной сей земли», о владычестве рыцарей, о рабстве коренного народа.

¹¹ Характерно, что классическую ротонду Старого Анатомикума того же архитектора Краузе (имя которого не упоминается) Зеленин считает своеобразной и красивой (см.: [Зеленин: 50].

¹² Надо учесть, что в 1902 г. Императорский Юрьевский университет праздновал свое столетие. Казалось бы, к юбилейным торжествам (о них см.: [Зеленин: 10–11]) должны были сделать основательный ремонт главного здания, но этого не произошло. Видимо, средства были потрачены на устройство церковной колокольни «на южной части здания» [Там же: 34]. Подробнее об этом говорится в первом издании путеводителя, где имеется и несколько двусмысленный комментарий автора: «Таким образом, Юрьевский университет оказался первым в России и пока единственным университетом, на главном здании котораго возвышается церковная колокольня» [Зеленин: 18].

¹³ Хотим подчеркнуть, что этот и другие (весьма многочисленные!) негативные отзывы совсем не свидетельствуют об «очернительской» позиции автора. Так, об Анатомическом институте Зеленин пишет почти восторженно. Указав на богатую и редкую коллекцию препаратов, слепков, моделей, он добавляет: «Все устройство залы носит на себе отпечаток глубокой старины и вместе какой-то идейной, серьезной простоты», «Studiensaal, открытый для всех, желающих изучать анатомию, представляет собою нечто единственное в России» [Там же: 50]. Столь же высокий отзыв дан сейсмическому отделению обсерватории: «Сейсмические приборы самые точные в России, отмечают малейшия колебания земной коры и дают знать о землетрясениях задолго до телеграфа» [Там же: 47].

¹⁴ Студент Ветеринарного Института, Александр Петрович Тюрьморезов приехал в Юрьев с Дона. Будучи учителем Первого Донского четырехклассного училища, он уже успел опубликовать научно-популярную брошюру по виноградорству: О том какия бывают и есть в настоящее время на Дону виноградныя болезни, как их узнавать, как лечить и предохранять виноградники от заболеванний и как составлять всевозможные растворы (лекарства) для обрызгивания. Константиновская н/Д, 1910. 19 с.

¹⁵ Знакомство с шестистраничным Оглавлением впечатляет: от перечня членов императорского дома, табельных дней, «вечного» календаря, сравнительных таблиц времени, мер и весов до законов о воинской повинности и правил льготного проезда учащихся и пр., не говоря о подробнейшем описании условий поступления и обучения в Юрьевском университете.

¹⁶ О более чем скромном быте русских студентов пишет и Зеленин: «Вообще, русское студенчество города Юрьева живет не богато, точнее — прямо бедно. Найти в Юрьеве русскому студенту заработок крайне трудно» [Зеленин: 72], т.к. местных языков и, в частности, эстонского он не знает, и вообще предложение «интеллигентного» труда превышает спрос. Однако никаких пессимистических выводов из этого не следует. Далее автор подчеркивает разницу между русской и прибалтийской точками зрения на университетское образование: остзейцы считают, что «беднота» «не должна соваться в университет», русское общество «смотрит на дело иначе». В результате число русских студентов в университете растет, а различные организации и частные лица в России начинают жертвововать средства на стипендии и пособия юрьевским студентам [Там же].

¹⁷ Не случайно Зеленин приводит статистические данные о том, сколько выдающихся деятелей в самых разных сферах, в том числе 210 академиков и профессоров, дал России Дерптский университет в XIX в. [Там же: 16–17].

¹⁸ Путеводитель Зеленина особенно выделяется в этом отношении. Если Тюрьморезов, писавший в период Первой мировой войны, занимает официозную антинемецкую позицию, то Зеленин как раз не зачеркивает положительной роли немецкого периода ни в истории города, ни в истории университета. Его раздражает местный консерватизм, препятствующий движению вперед и, напротив, радуют отступления от официальных предписаний. Достаточно сравнить отношение к матрикулу и к форменной одежде: «Матрикул — удостоверение университетскаго начальства <...> это маленькая и, в сущности, нидлячего <sic!> ненужная бумажка, за которую надо уплатить шесть рублей. Во всех прочих университетах России матрикулы давно отменены» [Зеленин: 39]. Ср.: «Пальто форменное, по существующему в Юрьеве usus’у (но не по правилам), для студентов не обязательно. Студенческие мундиры здесь крайне редки» [Там же: 40].

¹⁹ Разумеется, и немногочисленные советские путеводители по Тарту требуют внимательного изучения с привлечением подробного исторического и культурного контекста, но это должно стать предметом специального исследования.

²⁰ Salupere, Malle. Tuhandeaastane Tartu. Nooruse ja heade mõtete linn. Tartu, 2004. Русское издание вышло в 2005 г., немецкое — в 2006, английское — в 2007.

²¹ Такая установка весьма часто встречается в путеводителях. Она характерна и для упоминавшегося выше «Путеводителя по городу Вильне и его окрестностям» А. А. Виноградова, и для современного московского путеводителя: "«Нет ничего лучше, чем почувствовать себя восторженным туристом в родном городе, это <...> очень правильное и полезное чувство, потому что никто толком не знает город, в котором живет» [Москва: 9].

^* Статья написана при поддержке гранта № 7021 Эстонского научного фонда.