стр. 20
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА ЛЕФА
В искусстве нет никакого тройного правила, а здравый рассудок, годный для бухгалтера, но не для статистика, не для химика, и тройное правило - ложь. Если в десять дней человек может написать одну книгу, то в 360 дней он не напишет 36 книг, здесь нет простых функциональных связей, и задача с бассейнами неразрешима без дифференциальных исчислений, потому что время истечения жидкостей из сосуда зависит от высоты столба жидкостей, а этот столб изменяется.
Старый, социологический метод основан на тройном правиле, на простой функциональной связи и не учитывает достаточно сопротивление материала, он не полная истина, как старый дарвинизм, по нему немножко изменилась обстановка, немножко изменился организм. Но это неверно. Так же точно, как не верна и моя прежняя установка о чистом, не изменяющемся по посторонним обстоятельствам внелитературном ряде.
Что же я считаю важным в своей не теоретической, а литературной работе? Важно чувство разобщенности форм и свободное с ними обращение. В типографиях различают рабочих, имеющих и не имеющих руку; имеющий руку при верстке может переставить кусок. Представление слитности литературного произведения у меня заменено ощущением ценности отдельного куска. Место сливания кусков мне интереснее их противоречия. И, так как это, вероятно, нужно для сегодняшнего момента развития литературы, то эта особенность лично моя не вытеснена из литературы, а мною в нее внесена.
Человек в литературе, говорящий о живом человеке, похож на Малевича, увидевшего в реке отражение дома и вздохнувшего "сколько жилой площади".
Это не Кузьма Прутков, а жертва иллюзии.
Писатели обычно делят себя на героев, говорят через героя. Это, казалось бы, небольшая гримировка, но это сильно изменяет произведение, потому что Нехлюдов и Левин не Толстой.
Когда мы начинаем писать и изображаем героя, снабжаем его наружностью, платьем, остротами, биографией, то герой оживает, как в каком-то, спутанном мною из нескольких, рассказе оживает рисунок. Герой оживает и материал его делает, отделяет.
У Достоевского реплики разверстаны между говорящими, а для того чтобы говорящие не спутали друг друга, Достоевский ремаркировал их места. Герои у него закреплены пространственно, потому что не охарактеризованы. При постановке пьесы на провинциальной сцене происходит сведение реплик, сгущение ролей, вообще то, что Виктор Максимович Жирмунский называет единством произведения и единством типа - легенда.
стр. 21
Толстой читал в Малом театре свою "Власть тьмы", читал он плохо, стесняясь резких выражений и говоря, что их можно выкинуть. Это обычная вещь. Многое можно написать такого, чего нельзя произнести.
"Обратило общее внимание, что Лев Николаевич пробегал скороговоркой места в пьесе, изобиловавшие грубыми простонародными выражениями. При чтении же разговора о выгребных ямах заметили, что автор даже конфузится. Прочтя одну фразу, Л. Н. сказал, что фраза эта вычеркнута, так как может шокировать некоторых дам".
(Из книги "О Толстом", П. М. Пчельников, стр. 280.)
Вот, видите, то, что считается в романе само собой разумеющимся, т. е. что определенной внешности героя как-то соответствует его характер, в пьесах на сцене совершенно не принимается во внимание и очень часто оказывается, что герой с другой телесной характеристикой тоже возможен и даже укладывается в произведение.
СОВЕТСКИЙ ПИСЬМОВНИК
Мало кто знает, что письмовник Курганова в России был одной из самых распространенных книг. Для написания письма, для выбора его формы, нужен навык. Опытный педагог знает, что труднее всего научить задавать вопросы.
Крестьянин, когда шлет письмо, находится в плену своих традиций с поклонами. Он не умеет ставить вопросы и не привык, вернее, упоминать в письме подробности своего быта. Крестьянин в письмах сейчас говорит не своим языком. Быт и язык разорваны.
Советский письмовник для крестьян (эту книгу спрашивает сейчас красноармеец, заходя в книжный магазин), был бы сейчас самой распространенной и нужной книгой. Нужно лефезировать крестьянское письмо.
Письмовник должен был бы состоять из образцовых писем в деревню и из деревни, хотя бы в виде переписки с мобилизованным сыном. В форме писем должны быть изложены явления нового быта, санитарные указания и прежде всего юридические советы.
Для крестьянина путь от закона к составлению прошения очень длинный. Необходимо выяснить образцы типичных деревенских прошений, обосновать их, выправить и дать в качестве образца.
Нужно создавать кристаллы новых бытовых стандартов.
Письма должны втягивать крестьянина в новый быт, конечно, не только в виде просителя. В сборник должны войти письма кооперативные, технические и, конечно, любовные, отражающие новые условия отношения между полами.
Нужно даже письмо к другу, заболевшему венерической болезнью.
стр. 22
Все эти письма должны быть даны не как письма крестьянам, а как письма крестьян.
Советский письмовник должен помочь осознать новый быт деревни.
Книгу такую, конечно, составить очень не легко. (В. Ш.)
ЛИРА И САМОВАР
На елке висела большая золотая лира. Я спросил маленькую Ниночку:
- Ты знаешь, что это такое?
- Жнаю.
- Ну, что?
- Это шумовар.
- Как шумовар?
- Ну шумовар... Чайпиют из которого...
Действительно. Лира очень похожа на самовар. Но лира давно вышла из массового употребления. Сейчас лира водится только на фуражках учащихся музтехникумов. Зато все обзавелись лирическим "шумоваром". Стихотворство как грамотность становится поголовным.
Стихи у нас пишут все. Это печальная и общеизвестная истина. И говорить об этом не стоило бы. Скучно.
Об этом надо говорить в связи с общественной работой стиха.
Революция родила стихи-лозунги, стихи-команды, стихи-марши, стихи-доклады. Она освободила стихи из книжного заточения, вернув им их первоначальное назначение - организовывать индивидуальные движения в единое коллективное усилие. Мы сейчас сдвигаем тяжелую штуку, и нам нужны запевалы большой новой "Дубинушки", которые одинаково бы умели заставить итти в ногу и ласково подбодрить упавшего.
Писание стихов - дело крайне ответственное. Надо помнить, что самая вздорная мысль, выраженная в хороших стихах, кажется значительной и, главное, легко запоминается. Она может стать стандартом мышления. Она превращается при особом успехе в патентованную пилюлю для массового употребления. При этом, в случае особой вредности стиха, возможно массовое отравление. Вспомним о так называемой "есенинщине".
Я беру на себя смелость утверждать, что "есенинщины" как таковой вообще не существовало. Существовали в известной части молодежи некоторые настроения, именуемые "упадочными". Настроения эти ничего общего с есенинскими не имели. Но грустно-безнадежная напевность стихов Есенина помогла "упадочникам" оформить свои томления. Упадочники взяли на свое знамя портрет Есенина. Не тематика есенинская, а форма его печали подошла к упадочным настроениям и "упадочники" стали выправлять почерк своего обывательского нытья по транспаранту больных, хотя и не плохо сделанных есенинских строк.
А если бы Есенин писал прозой, ничего бы не было. (Л. К.)
стр. 23
К статье О. М. Брика "Против романтики" в N 10 "Нового лефа" за 1927 г.
В одной из советских школ тяга молодежи к "романтике подполья" выразилась в нижеследующих формах.
ОДМ - Общество друзей мороженого, - так называлась подпольная организация из 8 человек учащихся 8 и 9 групп школьного обучения (возраст от 17 до 19 лет).
Деньги у колонистов бывают "эпизодически", поэтому ОДМ устроило кассу, куда члены общества вносили деньги.
Раз в неделю председатель ОДМ созывал совещание.
Повестка совещания:
1) Вкусовые качества земляничного мороженого.
2) Цены на мороженое на окраинах и в центре.
3) Вовлечение новых членов (лучше "буржуев").
Совещания происходили на территории колонии, поэтому ставились часовые. При приближении "постороннего элемента", часовой кричал - "Гуснель, Гуснель". (Гуснель - школьная собака.)
Совещания созывались шифрованной повесткой.
Вот одна из повесток:
"Верна веран верне веркор верва,
Кутра кузав верк верти верпя.
Жуани жучес жубот жукая.
Эпсед эпбе эпка.
ОДМ"
Смысл записки: "Анна Корнева, завтра к пяти. Ботаническая беседка. ОДМ"
"Камчадалы". Обеденный стол в колонии делится на две части, дальняя (от входа) часть стола "Камчатка", ближняя "Разная". На "Камчатке" сидят "камчадалы", на "Разной" - "шпана".
"Камчадалы" имеют свои постоянные места за столом. Всего "камчадалов" 12 человек. Стать "камчадалом" трудно. Для этого надо: 1) Быть всегда голодным (есть больше всех). 2) Презрение к руководителям. 3) Быть "горластым" и изобретательным. 4) Камчадал безупречный товарищ.
"Камчадал" много ест, для этого надо много пищи. Устраивается это так. Почти в каждую дежурную по столовой группу входит камчадал (достигается это дипломатическим разговором с исполкомом учащихся). Раздавать пищу в дежурной группе назначается "камчадал" (тоже дипломатия). "Камчадалы" в свои миски кладут согнутую чуть ли не вдвое ложку (в отличие от других мисок). Эта ложка указывает на принадлежность миски "камчадалу" и называется "человек за бортом". "Камчадалы" на "особых совещаниях" вырабатывали "веселые мероприятия".
П. П. "Партия переворотчиков". "Революция в СССР кончена - это ничего не значит. Мы делаем у нас революцию" - вот лозунг "ПП".
стр. 24
Структура школьного самоуправления.
1. Школьный совет.
2. Исполком учащихся.
3. Санкомиссия.
4. Хозкомиссия.
5. Общее собрание учащихся.
6. Старосты учащихся групп.
Эту структуру "ПП" рассматривает так.
1. ЦПК. 2. Совет народных комиссаров. 3. Народный комиссариат здравоохранения. 4. ВСНХ. 5. Съезд советов. 6. Райсоветы.
"ПП" старается создавать "перевороты", т. е. делать "напряженную обстановку".
Например: ударная работа "ПП" - "свергнуть председателя народного комиссариата". Ведется исподволь "подпольная" работа в этом направлении.
Развешиваются изредка "прокламации", создается "недовольство предом" и т. д.
У "ПП" есть большой устав, есть железные законы. Вот они:
1) Отбояриваться от "руководящих постов".
2) Если это несчастие случится, т. е. его выберут, "ПП" помогает ему в работе.
3) "ПП" тайная организация, поэтому "проболтавшийся" исключается из "ПП".
4) Исключенному из "ПП" впродолжение всего его пребывания в колонии "ПП" будет мешать жить и работать.
Благодаря 4-му закону двое было "выжито" из колонии.
Члены "ПП" известны только трем человекам - это "Бюро ПП".
"Бюро ПП" путем анкет и переговорами с отдельными членами выясняет план дальнейшей работы.
Благодаря этому рискуют удалением из школы только члены "Бюро", т. к. другие члены "ПП" никому из "ППэвцев" неизвестны. (Д. М.)
БРАК
Московский политико-просветительный институт.
В коридоре развешаны плакаты, выпущенные АХРРом к Октябрю. Под ними на столе - отзывы студентов.
Перед судом людей, сделавших своей профессией воздействие на массы, проходят орудия этого воздействия.
Суд удивительно единодушный.
До того единодушный, что думается, будто это один изворотливый парень записал свои злые замечания разными почерками.
Откуда единство у людей с самыми разнообразными "вкусами", у людей, симпатизирующих различным художественным группировкам?
Это "единство во множественности" есть критерий:
оценивать вещь как орудие политпросветского воздействия на рабоче-крестьянские массы.
стр. 25
А такая оценка (да еще если приэтом опираются на практику - опыт) обязывает прятать субъективные мерки вкуса.
Профессиональные интересы делают лефовский подход объективно необходимым для политпросветчика.
Это вывод для него. А ахрровцы пусть сделают вывод для себя сами.
Вот выдержки из отзывов (стиль сохранен):
"(Плакаты) можно отнести к типу пропагандистских плакатов, но таких плакатов, которые никакого практического значения ни для агитации, ни для пропаганды не имеют и никак (по крайней мере большинство) использованы быть не могут (разве только для оклейки пустых стен...")
"Найдут применение в местных музеях, но ни в коем случае в просветительных учреждениях города и деревни, как средство агит-воспитательного воздействия".
"Для рабоче-крестьянской аудитории совершенно не годятся".
"Огромное количество цифр, расположенных без всякой изобразительной последовательности".
"Иллюстрация не отражает существа материала".
"Изобразительные образы (оттесняющие цифровой материал) скудны содержанием".
"Смысловое содержание преподнесено... подчас настолько неумело, что складывается впечатление, обратное общей установке плаката".
"Глаза разбегаются, не останавливаясь на главном".
"Много красок! Ярко, но бессмысленно: ничего не поймешь!"
"Слишком насыщены красками и рисунками".
"Нагромождение предметов и много красок (по стилю ГлавПП).
"Большое нагромождение фактов и цифр".
"Много символики".
"Пестры".
"Кажется, предназначены они для тех, кто их составлял".
"Нужны плакаты более простые по композиции, которые не стремятся объять необъятное".
"Требуют специалиста для пояснения".
Отзывы можно множить. Но не достаточно ли?
Другие отзывы написаны более непосредственно. Откровенней. Ведь их писали не присяжные рецензенты.
"Чорт знает! И почему это мода пошла на такие плакаты?"
"Печально, что АХРР не выпустил одновременно разъяснителей с серией микроскопов для популяризации агитплакатов".
"Удивительно дурацкие плакаты! Мельче надписей нельзя было сделать?"
"Без бутылки не разберешь"...
"Яркий ужас, ничего не поймешь!"
И наконец совсем полефовски:
"И когда это АХРР перестанет "творить"?
стр. 26
Тут уж к недовольству примешано нетерпение...
Политпросветчик производил приемку инструмента для своего производства.
Подряд на поставку инструмента выполняла на этот раз "кустарная артель АХРР".
Требовательный приемщик резюмировал строго:
- Брак. (Г.)
ЗАМЕТКА О ЗАМЕТКЕ
Как это ни странно, но на году десятом советского культурного строительства не прекращаются попытки вульгаризации марксистской методологии в области изучения искусств.
Леф должен сигнализировать об этой опасности, потому что она возникает именно в тех местах, которые, казалось бы, должны быть свободны от подозрений.
В воскресенье 19 февраля подвал "Известий" был уплотнен статьей тов. Федорова "Заметки об искусстве". В этой статье, помимо спорных утверждений о передвижниках, достаточно характерно следующее место:
"Хмельная сытость, благодушно-хмельное, ничем не омраченное упоение жизнью так и прет на вас с огромных полотен Рубенса. Немудрено. Голландия только что сбросила с себя феодальное иго Испании, и голландская буржуазия, охватившая громадное колониальное царство, во много раз превосходящее размеры метрополии, упивается своим торжеством. Жестокая борьба с Англией еще не надвинулась. Героические времена отошли в прошлое. Голландский буржуа хочет вкушать плоды победы и жить в свое удовольствие".
Рассмотрим это дело внимательнее. По Федорову выходит, что "хмельная сытость" Рубенса целиком объясняется расцветом освобожденной голландской буржуазии. Но в действительности, Рубенс был не голландским художником, а фламандским. Его родина - Фландрия, вопреки предположению т. Федорова, осталась под феодальной властью испанских королей. (Об этом смотри Kervyn de Lettenhove. Histoire de Flandre.)
Если бы т. Федоров был последователем Тэна, его ошибка не была бы такой оглушительной. Известно, что фламандцы родственны голландцам. А Плеханов вообще приравнивает расовое влияние нулю.
Но так как т. Федоров работает в марксистской наиболее распространенной и поэтому наиболее ответственной газете, то его ошибка становится принципиально важной.
Энгельс писал о "друзьях исторического материализма, для которых материализм является поводом не изучать истории":
"Они постоянно видят здесь причину, - там следствие. Они не видят, что это пустая абстракция, что такие метафизические
стр. 27
полярные противоречия в действительном мире существуют только во время кризисов, что весь великий процесс происходит в форме взаимодействия".
Федоров работает именно по этой штампованной формуле: политический расцвет = расцвету искусства; политический упадок = упадочному искусству.
Но реальный материал сложнее и умнее схем.
"Относительно искусства известно, что определенные периоды его расцвета никоим образом не стоят в прямом отношении к общему развитию общества, а стало быть, и к материальной основе, к этому как бы костяку общественной организации".
Для того чтобы не вводить некоторых товарищей в заблуждение, я сообщаю, что эта цитата не из формалистов, а из недописанного "Einleitung" Карла Маркса. (См. книгу "Искусство и общественность", Иваново-Вознесенск, стр. 23.)
В заключение своей статьи т. Федоров прибегает к авторитету Ленина:
"Ленин был прав: без усвоения старой буржуазной культуры, без восприятия тех ее элементов, которые заслуживают усвоения, мы не двинемся дальше; слова о "пролетарском искусстве" останутся пустой болтовней".
Слова Ленина справедливы не только в применении к искусству, но и в применении к науке.
Марксистский метод обязывает знать материал. Нельзя построить науку из одних только схем и предпосылок. (В. Т.)
ДЕРЖИСЬ ЛЕВОЙ СТОРОНЫ
Осенью на высших Гослиткурсах (Москва) организовалась леф-группа.
К левому флангу курсового фронта стягивались одиночки, задыхавшиеся в атмосфере "эстетик" и "психологии творчества".
Решено было выпустить литплакат.
Отмечу неожиданность.
Обычно стенгазеты вымирают от недорода статей, - мы имели превосходивший все расчеты урожай. В каникулярный перерыв смонтировали плакат (жмем лапу очень помогшему нам монтажеру Бальскому) и в глаза собиравшихся после каникул бил
"Леф - всем!"
Декларация: "Наше за - Наше против!" требовала:
"Писатель жрец должен быть развенчан, машина его алхимии развинчена". Мы шли против "отображающих" жизнь, против писателя медиума-шамана. Голосовали за активного строителя нашей действительности, живущего в сегодня, шагающего в социалистическое завтра.
стр. 28
В плане курсовой учобы мы требовали - не студию изящных искусств, но производственную школу, ученическую бригаду, готовящую лит-армейцев нашего культ-фронта.
В статьях:
С. Долныков сравнил стандартность "вдохновения", нахлынувшего на Обрадовича и Орешина, с Лермонтовым. В итоге: одинаковый словарный фонд, те же эпитеты и рифма - никакого сдвига за 87 лет.
Г. Литинский показывал, как с детских шагов проводится эстетификация наших вкусов.
Соколова и Долныков дали образцы стиха - прокламации и лозунгов. Примерно:
"Белетристика - бред "души"
Белетристику фактом души"
"Где ты? В жреческой касте
Или словесных дел мастер?"
Наш тренаж:
Работа идет лабораторно и производственно. Копошимся в литературе; учимся, деремся и строим. Начали теоретическую работу. (Е. С.)
Однажды беллетристу Г. Никифорову предложили выступить перед молодыми писателями и рассказать, как он пишет, как у него зарождается идея и т. д.
Г. Никифоров гневно развел руками:
- Да как же я все это вам расскажу? Как же я буду выворачивать перед вами свою совесть и душу? Может быть, прежде чем написать, я двух детей убил!
Интересно знать - сколько и чего отправил на тот свет Г. Никифоров, при написании своего вышедшего нового романа "У фонаря"?! (С. Д.)