стр. 46

     ПРОТИВ ПЕРЕВЕРЗЕВА*1.

          23 января 1928 года, Актовый зал московского университета.
          Конференция преподавателей русского языка и литературы.

     Товарищи! В своем сегодняшнем докладе на тему "Вопросы марксистского литературоведения" т. Переверзев допустил одну, очевидно, невольную оплошность. Он отступил от тезисов своего доклада, некоторые вовсе пропустил, другие осветил крайне недостаточно.
     Причем, если вы присмотритесь к тому, какие же тезисы пропущены т. Переверзевым, то вы увидите, что это как раз те, которые для вас представляют наибольший интерес. Вам, практическим работникам, чрезвычайно важно знать конкретные способы изучения литературного произведения на основе той или иной методологии.
_______________
     *1 Стилистически обработанная и сокращенная стенограмма речи товарища Перцова.

стр. 47

     Эти конкретные вопросы т. Переверзев в своем докладе обошел, очевидно, в виду краткости времени.
     Я думаю, что жесткий регламент пришел здесь на помощь т. Переверзеву. Потому что, если бы он успел на основе своей методологии коснуться вопросов методики, то у вас недоумений было бы еще больше, чем сейчас.
     Передо мной выступал товарищ, который жаловался, что ученик, делая марксистский анализ "Евгения Онегина", пишет три тетрадки: в первой он говорит о движении хлебных цен в годы, предшествующие появлению "Евгения Онегина", и это у него выходит очень хорошо; во второй - о "состоянии общества", и это выходит много хуже, и наконец, в третьей, там где нужно говорить об "Евгении Онегине", ученик не знает, что писать. Это называется, что экономический анализ выполнен хорошо, а "социальный" слабее...
     А литературный факт так и остался не уловленным!
     Я хотел бы еще усилить слова тов. Луначарского, который говорил, что марксистское изучение литературы еще далеко не наука. Помоему, если кто-нибудь из участников настоящей конференции пребывал в этом наивном заблуждении, то теперь, побывав на ней, под перекрестным огнем простейших основных практических вопросов, направленных к этой "науке" и неумения пока на них дать ответ, всякий должен сказать: "Науки нет и в помине, дай бог найти правильные подступы к ней!"
     Тов. Переверзев предлагает вместо расплывчатого слова "социологический метод" говорить "историко-материалистический метод". Это намерение уточнить терминологию - очень хорошее, потому что многие нынешние "социологи" серы, как кошки под покровом ночи.
     Однако в том общем наброске методологии, который дал т. Переверзев, есть крупная погрешность. Он утверждает, что "марксизм видит в литературе функцию социальной жизни, подчиненную социальной необходимости". И свою задачу он видит только в том, чтобы ответить на вопрос, почему данное литературное явление сложилось именно так, а не иначе, выводя его из производственного процесса и производственных отношений. Он видит в литературном произведении "функцию социальной жизни", но он совершенно не задается вопросом: "Какую социальную функцию выполняло в свое время данное литературное произведение?"
     Между тем, литературное произведение, не только в намерении автора, но, главным образом, объективно является источником социального воздействия, первым звеном какого-то эмоционального ряда. Поступая так, как советует т. Переверзев, мы превратимся в меланхоликов, в скучных историко-литературных фаталистов, которые все свои силы тратят на то, чтобы доказать более или менее ловко, что литературное произведение явилось последним звеном экономически-производственного ряда, что так было и иначе быть не могло. Когда строится новый завод, мы знаем не только, почему неминуемо его возникновение, но и для чего он строится,

стр. 48

какую работу он будет выполнять. Такие же вопросы нужно ставить и в отношении литературы.
     Я утверждаю, что та резолюция, которую цитировал сегодня т. Луначарский "О политике партии в области художественной литературы", имеет обратную силу, т. е. позволяет осмыслить прошлые литературные явления под тем же углом зрения социального воздействия, под которым она стремится руководить современной литературой.
     Не случайно т. Переверзев определяет литературу, как "стихию, которой нужно овладеть каждому, чтобы не быть в порабощении у нее". По его характеристике, методы изучения литературы - это методы охраны, обороны от этой стихии. Он даже выставил термин "иммунитет", подразумевая, очевидно, что художественная литература - вредная заразная болезнь.
     Я бы мог с ним согласиться, с этим положением больше чем с каким-либо другим, если бы т. Переверзев сделал из него все соответствующие выводы. Отношения между литературой и литературоведением, по т. Переверзеву, довольно курьезны. "Не подчиняться пассивно воздействию литературы, а быть ее владыкой".
     Эти отношения напоминают отношения между комиссаром и спецом. В самом деле, вспомните, кем был наш комиссар при военном специалисте в эпоху гражданской войны? - Спец знал дело, а комиссар следил, чтобы он это свое знание не использовал во зло.
     Так и здесь получается, что литературоведение "комиссарит" при художественной литературе, причем комиссар стоит на точке зрения военного (историко-литературного) фатализма.
     - Я делаю заключение. На литературное произведение нужно смотреть, как на вещь, которая выполняет конкретную работу в определенных социальных условиях. При других условиях оно будет выполнять другую работу или вовсе никуда не будет годиться.
     Научно-исследовательская группа Лефа изучает вещественный инвентарь литературного произведения с точки зрения выполняемой им социальной функции.
     Разговоры в публике: "А у них дело крепко поставлено". Вопросы: "Где можно достать "Леф"?