стр. 47

     П. Незнамов.

     "САРАНЧА" - РОМАН С. БУДАНЦЕВА.

     ("Красная новь", NN 9-12 1927 г.)

     С. Буданцев недаром прошел школу стиха. Его первая прозаическая вещь оказалась продекламированной (на 10 печатных листах). Сталь у него, например, тогда "визжа занывала, кроша и крушась" ("Мятеж").
     В романе это выглядело как следы оспы. Но сейчас Буданцев входит в берега и прозу пишет уже не стихами, а прозой.
     "Саранча" характерна стремлением к работе с подлинными вещами, при совершенно негодном инструментарии.
     В "Саранче" дается тема распоясавшихся хищников (первые дни нэпа и "первые наворованные сотни"), тема пира во время чумы. Причем тема "чумы" - перипетии борьбы с саранчой - взята на материале почти фактического порядка, а тема "пира" очень традиционно и насквозь литературно.
     Это - как две водных артерии, слившихся в одну реку, но еще долгое время текущих отдельно: светлой и мутной струей, не смешиваясь друг с другом. Роман Буданцева сшит именно по принципу флага: он двухцветный и двухполосный. Он вытянут параллельно темам.
     "Саранча налетела с юга, со стороны Персии" - начинается одна из глав.
     "Крейслер вышел и ахнул: прекрасная тополевая аллея стояла голая, в сухих сучьях - зеленые листья лежали у корней, черенки были аккуратно перекусаны".
     Это, конечно, фактическая запись виденного либо самим автором, либо сделанная со слов очевидцев. Все записи такого рода агрессивны в романе. Все время хочется, чтобы их было больше. Сообщение о поезде, который остановился из-за саранчи, бьет в точку. "Колеса скользят и буксуют в раздавленной жирной саранче" - это почти как аттракцион.
     Чтобы представить себе, что это за бедствие, автор опять прибегает к фактическому материалу:
     "Саранче, каждому насекомому, нужно 72 золотника, т.е. три четверти фунта зеленого корма - пропитание на всю жизнь. Так вот в этот год она истребит в нашем округе четыре с половиной миллиона пудов, т.е. почти все тростники на русской стороне Карасуни".
     Но опустошив округ, саранча улетает, а параллельно с этой саранчей в романе начинают действовать "в лихорадочной обстановке между Крымом и Нарымом" двуногие хищники, истребившие и разворовавшие те немногие средства, которые были отпущены на борьбу с бедствием.
     Двуногая саранча - это уже обобщение и, как всякое обобщение, оно потребовало специфических сюжетных положений. Положения эти у Буданцева вышли привычными. Саранча не принудила его к изобретательству.

стр. 48

     Саранча прилетала из Персии не для семейных недоразумений четы Крейслеров. Конечно, Буданцеву эти недоразумения необходимы, чтобы связать обе темы "чумы" и "пира". Связь же получилась такая, что недоразумения "заиграли" конкретный и значимый материал.
     Переходя на такой материал, литература переселяется в новый мир и тут исключается всякое соглашательство, но - странные новоселы у Буданцева! Особенно Веремиенко.
     Он не просто крал, нет, это был невероятно обольстительный преступник: он крал от любви к ней.
     Этот сильно достоевский мужчина "все, что у него есть: достояние, честь, жизнь - принес в жертву". На суде он "так на каждый вопрос и режет, как на исповеди", "я снисхождения не прошу" и еще: "сами видите, на какие страсти готовлюсь".
     А о другом герое говорится:
     "Изломались вы очень. Узлом желаете завязаться в гордячестве своем и ревности" (разрядка везде наша).
     Знакомые новоселы, знакомые взаимоотношения! Роман вообще характерен целым штатом добровольных духовников, бегающих от героя к герою "вестовщиц", "любительниц участвовать в чужих страстях" - аккредитованный прием Достоевского. Но в наших условиях - это мало пригодный инструментарий.
     Вот, следовательно, еще один пример того, как инсценировки убили реальное, а драмколлизии - быт. Так тонут немаленькие дети.
     Резюмируем: прогрессивные места романа, то, чем он отличается от "Вора" или "Натальи Тарповой", находятся там, где семейная возня уступает место конкретным описаниям и где глаз автора схватывает больше, чем всегда. И еще довольно правильно в романе распределены социальные симпатии и антипатии автора.
     Все же остальное обезличено и самовито, "художественно направлено" и искажено. Ибо, когда материал взыскует о документальной записи, то: "он любил ее" - должно посторониться. И, пожалуй, даже снять шляпу.