стр. 6

     ЗАПИСНАЯ КНИЖКА ЛЕФА.

     В "Красный Холм" Тверской губернии: приезжаешь на станцию. Извозчиков нет. Есть какая-то телега, она привезла рабочего, едущего на работу в Ленинград. Провожает жена и мать. Тебя соглашаются отвезти, но не обращают на тебя внимания; ты весь, как-то между делом: едут и говорят о том, другом.
     Местное отделение Льноцентра помещается в доме самого богатого купца, а купец живет в этом доме и служит кассиром, и запирает чужие деньги в собственный шкаф собственным ключом. У него, вероятно, иллюзия, что деньги его собственные. Проверяет он счета и записки осторожно, внимательно и старается заплатить не в субботу, а в понедельник.
     По дороге на ярмарку. Крестьяне встречных сел разбирают мосты, ночуют у костров с дрекольем, а мосты разбирают для того, чтобы заплатили за наводку. Шоссе есть, но по шоссе не едут, потому что лошади некованые и боятся "щекотки", как здесь говорят, - не выносят твердой дороги. На ярмарке продают из мануфактуры только весовой лоскут: новую ткань забракованную, разорванную на куски и перепутанную. Так как другой нет, то покупают эту. Ходит мужик: весь он в крапинку, а рукава у него в полоску.
     А между тем в Лихославле все-таки построили льняной завод и процент посева льна увеличился сразу на 12%. Построила кооперация. И деревня сейчас хочет быть городом и изменяется, а то, что у нас бывает смешное, то СССР смешна так, как смешна картина нового художника. Люди реагируют на новое смехом - законная реакция.

     Из Вотской республики вернулся сейчас сценарист Гребнер и рассказывает: христианство у вотяков вымерло немедленно с падением династии Романовых, но жрецы держатся. Жрецы у них вроде агрономов: дают советы по хозяйству, заодно приносят в пихтовых рощах в жертву черных коров. В южной части Вотской области бога не видим, но все-таки для него в каждой избе в специальном домике на дворе есть маленький шкафик, куда ему ставят хлеб и кумышку - водку. В северной части Вотской области в этом же шкафике есть изображение гуся; гусь там - бог воды, скворец - бог воздуха.

стр. 7

     Иногда жрецом избирают 14-летнего девственника. Вообще же девственность там не уважается.
     Вотяки сейчас ведут раскопки, ищут свою историю, а одна бывшая жрица сделалась кандидаткой в члены ЦИКа. При смерти женщины режут корову, можно и не черную. Когда умирает мужчина, то убивают лошадь. Когда нужно выгнать чорта из деревни, то в избу, а избы вотятские большие, тяжелые, двухэтажные, - то в такую избу ударяют бревном, чорт вытряхивается и так его постепенно оттесняют к околице. Кинематографа там не видел, а фотографы туда заходят.

     Изумительно красноречивый писатель Феодорович в "Правде". Когда он пишет про Туркестан, то напускает такую экзотику, как будто это не газета, а постановка Бассалыги. Но напрасно Феодорович не пользуется в своих статьях картой и энциклопедическим словарем, тогда бы он знал, что пенгинка не венерическая болезнь, и что он заставляет революционных, героических женщин в степях, где проложена железная дорога, проезжать зараз по 200-300 верст верхом. Не нужно быть в газете таким красноречивым.
     Все это оттого, что у нас, когда хотят похвалить журналиста, так говорят ему: "Какой журналист! Не журналист прямо, а беллетрист!" И думают, что его повышают этим в следующий ранг.
     Не нужен ли какой-нибудь ученой экспедиции писатель, который терпеливо ездит на лошади, не боится жары и не рассказывает никому, что у него делается в желудке, если даже он и съест что-нибудь не упомянутое в энциклопедии. Если нужно, обратитесь в редакцию "Нового Лефа", пришлем. Согласны в отъезд. Расстоянием не стесняемся.

     Один мой знакомый молодой писатель до того, как быть писателем, работал пастухом в деревне. Он комсомолец и хотел деревню переделать, а кулаки решили его убить. Пастух в деревне скитается по избам как разъездной корреспондент по достопримечательностям и открытиям электростанций. За одну овцу пастух ночует в избе ночь, а корова считается за две овцы. Изводили пастуха разными способами: и топор на него роняли и кислотой поили. Ничего, увертывался и каждое утро выходил на улицу и начинал играть в рожок. Деревня просыпалась сонливо и говорила: "Жив все-таки". Сейчас пастух в Москве и хочет поступать в ГТК.

     Писателя Светозарова, когда он ехал на лодке один из Москвы в Астрахань в одной деревне били, но в этой же деревне дети знали наизусть стихи Казина.

     Когда пишут комический сценарий, то потом его все переделывают. Между прочим, шофера так определяют различную степень неопытности. Предположим, что стоит автомобиль. "Серый" подходит и жмет у него сигнальную грушу - это полное незнание

стр. 8

дела. "Сырой" подходит и переставляет скорости, что уже портит машину. Сценарий переделывают и серые и сырые. Каждому хочется показать, что он тоже умный человек, если он работает в Комиссариате народного просвещения. Сперва пожмет грушу - переделает надписи, потом почувствует себя человеком творческим и шофероподобным и передает эпизод. Удержаться от того, чтобы не ткнуть пальцем, не переделать может только очень культурный и выдержанный человек. Я помню на одном просмотре жена директора фабрики задумалась и сказала вдохновенным голосом: "А хорошо было бы сюда поставить надпись: "А в это время". В результате сценарии у нас получаются не очень смешные. Не работайте на чужом станке!

     Шаляпин говорил про актеров: "Вот такой-то актер ко мне на спектакли ходит. Вы думаете, он учиться ходит, он 10 лет ждет, пока я голос потеряю". Это в наших нравах. "Мы ленивы и нелюбопытны" - говорил Пушкин, а кто помнит, по какому поводу он говорил? По поводу ненаписания биографии Грибоедова. Мы формалисты любопытны и неленивы и Тынянов биографию Грибоедова написал. Наши друзья 10 лет ходят в публику и ждут, пока мы потеряем голос, а пока что ужимают в бумаге.

     Я расстался с одним шофером в 1917 году. Он был большевиком, хороший шофер из токарей, шофер из рабочих. Сговориться нам было очень трудно потому, что мы были разные люди. Через шесть лет на автомобильном пробеге со мною заговорил человек знакомым голосом, а нужно сказать, что человека в автомобильном шлеме почти невозможно узнать: от лица остается один треугольник носа, бровей и рта. Он назвал свою фамилию: тот самый шофер. "А я вот пишу теперь", сказал я ему, а он отвечает даже обиженно: "Мне это не нужно говорить, я слежу за литературой". Человек научился многому. Не знаю, не потерял ли он при этом свою прежнюю ядовитость?

     Писатель с трудом вырывает свое словесное произведение из автоматизма привычного дня. Произведение писателя становится привычным переходом в новую область эстетики - эстетики штампов.
     К этому новому восприятию пишут и новую биографию. Вернее биография заменяет анекдот.
     Площадь вокруг великих могил вымощена добрыми пожеланиями мещан. Они дарят мертвым собственные добродетели.
     Есть гардиновская лента "Поэт и царь". Две части этой ленты заняты фонтаном. Настоящее название ленты поэтому "Поэт и фонтан".
     Пушкину здесь подарили молодость, которую он не имел перед смертью, красоту и идеологическую выдержанность.
     Крестьянам он читал народные стихи. А Николая ненавидел.
     Дома Пушкин сидел и писал стихи. На глазах у публики Пушкин садится за стол.

стр. 9

     Посидел немножко, встал и прочел "Я памятник себе воздвиг нерукотворный".
     В семейной жизни Пушкин до Гардина говорил, что, имея дома повара, можно обедать в ресторане. Но теперь он исправился. Сидит дома, жену любит одну, а детей катает на спине.
     Настоящего Пушкина, очевидно, понять нельзя. Сделали чучело.
     Когда Пушкина убили, то положили в ящик и отправили с фельдъегерем в деревню зарыть.
     Постановщик окружает дроги факелами. Получается красиво, но смысл перевозки ящика с трупом, кража трупа у славы, не получается.
     Павильоны большие и маскарад, конечно, разные маски, которые должны, очевидно, изображать душу Пушкина. Пушкин же погиб глухо на околице; вскрыли его бумаги - и друзья удивились: "Пушкин думал, Пушкин был мыслитель".
     Булгарин, конечно, изображен в отрывочке и злодеем. Ходит и покупает "Современник". Тут еще Гоголь стихи слушает. Про хронологию, конечно, и говорить не приходится. Исторически достоверен, вероятно, один халат Пушкина.
     Все вместе напоминает рисунок для обучения иностранному языку: в одном углу косят, в другом сеют, в третьем пожар, в четвертом пашут. Снега нет, а в фильме бы сделали.
     В честь этих фонтанов на Страстной площади поставлен дополнительный памятник.
     На полотне зима, так как в фотографиях. Перед зимой на длинных прямых ногах стоят с шерстью на голове молодой человек (чучело) Дантес и чучело Пушкина в клеенчатой накидке. Глаза обведены синим.
     Эта безграмотная ерунда - сыпь той болезни, которой больна фильма.

     СКАЗОЧНЫЕ ЛЮДИ

     Есть сказка у Федора Сологуба.
     Пошли раз девочка и мальчик на берег реки, видят рак.
     Идет рак, как всегда раки ходят по земле: куда глаза глядят.
     Сели дети над ним и кричат: "Смотрите, рак пятится".
     А рак идет вперед, куда глаза глядят.
     Прибежали дети домой и кричат: "Мама, мы видели, как рак задом пятится, только странный такой рак - голова с передом у него были сзади, а зад с хвостом - спереди".
     Меня хотят убедить, что я в кинематографии пячусь. Так полагается: если снимаются идеологически невыдержанные ленты, то значит виноват идеологически невыдержанный человек.
     Или по каррикатуре "На посту" Шведчиков не на того молится.
     Между тем я не только пишу статьи, но и сценарии; сценарии мои читаются в рабочих клубах и т. д.
     Очевидно у меня голова с передом на месте.

стр. 10

     Основная ошибка писателей и хроникеров "На посту" в том, что они мыслят людей стационарно, а не функционально. Знаменитое дерево советской литературы, выпущенное прошлым летом, когда старшие мальчики уехали, - тому доказательство.
     Там каждый писатель закреплен на ветке, как музеи и церкви в путеводителе по Москве. Это просто, но не имеет ничего общего ни с одной научной системой.
     Диалектическое изменение писателя не понято.
     Хотя, казалось бы, революция показала много примеров не "измены" писателя, а изменения его значимости и его установки.
     Один путь Мейерхольда и Эйзенштейна мог бы научить людей диалектике художественной формы.
     Режиссер и сценарист знают сейчас, что без Октябрьской революции русская лента была бы иной и была бы хуже.
     Работать на современном и революционном материале или над историческим в современном его понимании любопытней, чем создавать прокатные буржуазные ленты, которые не принуждают человека к изобретательству. Это я доказываю своей работой, своими разговорами с молодежью и статьями.
     Изменение, которое я в себе констатирую, не сегодняшнее, но для меня, как теоретика, понятное.
     Неумение людей видеть, где хвост и где голова, мне тоже понятно. Оно позволяет этим людям в искусстве ползти назад без угрызения совести. (В. Ш.)

     В "Печати и революции" за июль - август этого года появилась критическая статья В. Красельникова, посвященная творчеству выдающегося современного поэта.
     Статья написана старательным поклонником. В ней есть ошибка, происшедшая от услужливости. Она заключается в следующем.
     - После революции поэты стали писать стихи о революции. Причем это были и такие поэты, которые раньше не писали стихов о революции, поскольку ее (т. е. революции) еще не было. Все это вполне естественно.
     Но лирические стихи - дело туманное. Они допускают толкования. И вот наш критик начинает объяснять предыдущее через последующее. Получаются стыдные вещи "под марксизм".
     Так "Близнец в тучах" - это "чуткий барометр настроений лучшей части русской интеллигенции, зажатой в лапах николаевской России, но протестующей".
     Или "существование поэта-интеллигента, отгороженного от окраин и фабрик, от ритмов трудового дня "забором дома" (читай, строем капиталистической России) было определено, как "приговор к ссылке".
     Это чудовище "исторического материализма" никто иной как Пастернак!
     Автор этой критической статьи, эксплоатируя хороший метод, иллюстрирует слова Герцена, что у каждого талантливого регента есть свой бездарный хор.

стр. 11

     Но точно так же, как нельзя только держа открытым рот - петь, нельзя составляя подобные статьи выдавать их за марксистскую критику.
     Дальше, если уж берешься за научную критику, нельзя делать так, как поступает автор. Цитируя статью о подсудном поэте, принадлежащую перу В. Перцова и написанную им для N 1 журнала "На посту" 1924 года, он замалчивает статью того же В. Перцова о том же поэте, напечатанную в журнале "На литературном посту" - в январском N 2 1927 года.
     Между тем автор критики выступает во всеоружии ссылок, библиографии вплоть до самого последняго времени, сам допущен к сотрудничеству в журнале "На литпосту" т. е.
     не может и не имеет права отговариваться незнанием второй статьи В. Перцова.
     Неужели это прием? - Такой "прием" недостоин принудительной критики, а тем более марксистской. (В. П.)