стр. 43

     Вит. Жемчужный

     ПРОТИВ ОБРЯДОВ

     Вопрос об обрядах и обрядности за последние годы стал темой широкого обсуждения.
     Спор шел о том, нужна ли нам вообще обрядность, если нужна, то какая, и как бороться со старыми обрядами?
     Наиболее распространенной оказалась такая точка зрения: обрядность нам нужна, новая, революционная, которая и должна вышибать старый обряд.
     Эту расхожую мораль писатель Вересаев, подсластив цитатами из Гете, недавно разжевал для общего употребления в своей книжечке "Об обрядах старых и новых".
     Об этой точке зрения и об этой книжке стоит поговорить, так как они сигнализируют нам появление реакционнейших тенденций на фронте бытостроительства.
     Прежде всего, что такое обряд?
     Вересаев пишет: "В широком смысле обряд есть просто условное действие, символически отображающее наше чувство и, с другой стороны, воспитывающее нас в направлении облагораживания и углубления этого чувства" (стр. 5).
     Расковыряв шелуху этой высокоторжественной терминологии, легко установить, что здесь поэтическое определение совсем не соответствует прозаической действительности.
     Для всякого обряда характерно то, что поведение участников заранее предопределено обрядовым ритуалом. Этот ритуал не учитывает, не предусматривает особенностей каждого отдельного случая. Понятно поэтому, что "чувства" участников в каждом отдельном

стр. 44

случае могут не только не соответствовать поведению, предписываемому обрядом, но могут находиться в прямом противоречии с ним. В деревне, например, девица, выходящая замуж, обязательно должна была причитать и плакать в кругу товарок даже тогда, когда она выходила замуж добровольно, по любви, так как этого требовал обряд. Спрашивается, каким же образом "облагораживались и углублялись чувства" этой, воющей на собственной свадьбе девицы? А какие чувства облагораживались у наемных плакальщиц в обрядах древних?
     Обряды - это готовые шаблоны поведения на различные случаи жизни. Именно поэтому наличие эмоциональной или волевой мотивировки обрядового поведения отнюдь не обязательно. В условиях буржуазного общества обряд зачастую являлся удобным средством маскировки подлинных мыслей и чувствований участников. Лицемерная мрачность похоронного обряда нередко прикрывала немалую радость обогатившихся наследников. И у нас зарегистрированы случаи, когда октябрины устраивались не в порыве родительской радости, а в расчете на те подарки, которые местные организации обычно подносят на октябринах новорожденному.
     За последние годы было сделано немало попыток к внедрению в быт "новых" выдуманных обрядов, которые противопоставлялись обрядам старым. Обряды эти относились почти исключительно к событиям, связанным с воспроизводством рода, и должны были конкурировать с церковной обрядностью. Устройство октябрин, красных свадеб, гражданских панихид на некоторое время сделалось модным.
     Мысль вышибать одни обряды другими имеет своей обязательной предпосылкой уверенность в том, что обрядность является органической потребностью человека. По Вересаеву это - "великая потребность человека "припечатывать" обрядом торжественные моменты своей жизни. Тот ли, другой ли обряд, - все равно. Но дайте обряд!"
     Есть спрос, - значит, необходимо поработать над предложением, т.-е. заняться выдумыванием, "творчеством" новых обрядов.
     Идейка насаждения выдуманных обрядов есть вздорная и вредная идейка. Ее вздорность становится очевидной при рассмотрении процесса возникновения обряда.
     Анализ обрядности показывает, что всякий бытовой обряд имеет в прошлом утилитарные практические корни. Обрядовые действия существовали когда-то, как практически-полезные поступки. Изменение социальных условий привело к тому, что целевое назначение этих поступков постепенно отмирало, самые же поступки еще оставались, но оставались уже как внеутилитарные действия, как обрядные.
     Процесс возникновения обряда есть результат бытовой инерции: трансформация быта всегда была медленнее развития производственных отношений. Эта разница темпов замусоривала быт пережитками в области семейных отношений, в вещном оборудовании, в костюме, в поведении. Обряд и является одним из таких пережитков в поведении.

стр. 45

     За последние годы мы имели возможность вплотную наблюдать превращение целевого действия в обряд. Революционная ломка производственных отношений уплотнила десятилетия в годы. Бытовая инерция обнаружилась здесь с разительной очевидностью. Целый ряд действий в общественном и личном быту, имевших в дореволюционное время и в период гражданской войны утилитарный характер, превратился с приходом мирного строительства в обряды. Типичный пример - демонстрация.
     Демонстрация возникла и существовала до революции (а на Западе существует и сейчас) как средство непосредственного нажима на буржуазию, как средство мобилизации активности рабочей массы для борьбы за конкретные задачи. Рабочая масса выходила на улицы для того, чтобы требовать увеличения зарплаты, уменьшения рабочего дня, пособия при безработице. Выходила, чтобы дезорганизовать городское движение и показать опешившему буржуа свои силы.
     Захват власти пролетариатом и окончательное укрепление этой власти изменили всю обстановку. Демонстрация потеряла свое непосредственное утилитарное назначение*1. Ведь не для дезорганизации же городского движения нужно выходить у нас на улицу сегодня. И не для борьбы за повышение зарплаты. И не для устрашения буржуазии (ибо устрашать непмана демонстрацией - это стрелять из пушки по воробьям). Лозунги, которые несут демонстранты, не могут быть осуществлены практически через посредство самой демонстрации. Словом, для рядового участника утеряна практическая мотивировка его действий. Демонстрация стала обрядом.
     Детальное обследование первомайских и октябрьской демонстраций, произведенное Ассоциацией действенников в 1925 - 26 г., подтверждает правильность этого вывода.
     В такую же обрядность вылились наши торжественные заседания и отчетные собрания.
     Все сказанное о процессе возникновения обрядов доказывает, что насаждение какой-то новой, выдуманной, обрядности есть вздорная утопия. Обряд не выдумывается и не "творится". Он возникает и исчезает под влиянием определенных социальных причин.
     Выдумывание обрядов есть не только дело вздорное, но и дело вредное. Насаждение выдуманной обрядности грозит нам нашествием тайных и явных мистиков, которые под флагом быта "модерн" притащат к нам поповщину всевозможных религий. Вересаев в своей книжке уже скликает армию искусстводелов наброситься на эту работу. "Я представляю себе новых Пушкиных, Скрябиных, Станиславских, загорающихся желанием создать новые, религиозные обряды,
_______________
     *1 Мы не затрагиваем вопроса о таких новых функциях демонстраций, как нажим на сознание классовых врагов за границей (демонстрация против ноты Керзона). Эта производная задача рядовым участником демонстрации не ощущается, а главное - не меняет форм и эмблем, сопутствующих демонстрации.

стр. 46

просветляющие и поднимающие жизнь на большую высоту", - пишет Вересаев.
     Он сам, в качестве нового Пушкина, пробует здесь свои силы. Вот как нужно, например, хоронить по Вересаеву:
     "Нужны торжественные, величавые гимны, в которых художественно-закрепленные слова были бы соединены с волнующей музыкой. Но гимны новые, - не прежние, говорившие о тлении и печали..."
     Что вся жизнь без того, кто тут лежит неподвижно? С этим и должен подойти к душе гимн; именно своим сочувствием, скорбным своим единогласием он должен зазвучать в одно со скорбящею душою, гармонизировать царящий в ней хаос горя и отчаяния, дать ему излиться наружу горячими, облегчающими слезами...
     Это делают, например, в православной панихиде, в молитвах "Со святыми упокой". "Надгробные рыдания творяще днесь", - чудодейственное влияние оказывают эти странно-простые слова... От простых этих слов - "надгробное рыдание" - тает в душе немой лед отчаяния и горькими, сладко облегчающими рыданиями прорывается наружу.
     Что еще? Должны быть девушки с зелеными ветками, в белых одеждах, символ слиянно-цветной, всецветной жизни на фоне черного траурного крепа смерти. Может быть, и курения нужны, - нечего смущаться тем, что их до сих пор употребляли в драмах самых разнообразных религий", и т. д., и т. д.
     "Нечего смущаться!" - выбрасывает лозунг Вересаев, и в ответ ему читаем о том, как один из новых Станиславских рекомендует проводить день работниц в клубе:
     "1. Декорации:
     А. Потолок обтянуть сплошными полосами голубой марли.
     Б. На стены развесить соломенные шторы с орнаментами.
     В. Через зал протянуть нитки и вокруг ниток извивом кольца серпантина.
     Г. В углах, у входа и по стенам расставить большие бумажные пальмы и на них бумажных попугаев.
     2. Освещение:
     А. Увеличить свет и дать ему более голубой тон.
     Б. В углах зажечь зеленые и голубые огни.
     В. У стены между пальмами протянуть проволоку и развесить японские фонарики".
     И дальше:
     "4. Часть официальная:
     А. Сообщение: Биологическая бытовая трагедия женщины - 20 м.
     Роль женщины в культурном строительстве - 10 м.
     Б. Призыв ответственно относиться к женщинам.
     В. Интернационал и окончание официальной части.

стр. 47

     5. Массовое действо:

     Прибывающих в зал встречают у входа организаторы.

     П е р в ы й  прикрепляет на спину каждому названия животных и объясняет, как узнать.
     В т о р о й  раздает женщинам на голову бумажные венки.
     Т р е т и й  раздает мужчинам белые воротнички и галстухи."
     и т. д. и т. п.

Весь этот ритуал оправдывается таким образом:
     "Нужно, чтобы женщина, приходя в этот день в клуб, почувствовала себя празднично. Мы этого достигаем, надевая женщине венки; хорошо, если при этом будут раздаваться возгласы женщин: "Вот, сегодня мы украшаем вас венками!". Не менее остроумно раздать мужчинам воротнички и галстухи. Эти принадлежности костюма, одетые на рабочие блузы и толстовки, придадут мужчинам праздничный колорит".
     Эта дикая белиберда не анекдот, а проект преподавателя массовой работы на курсах Мосгубрабиса.
     Пора прекратить эту безобразную спекуляцию на новой обрядности. Нужно разоблачать этих новых попов, которые пытаются богослужить в наших клубах и на наших демонстрациях. Борьба с поповщиной, борьба с обрядностью стоит сегодня на повестке дня. Нужно уяснить, что в советских условиях всякая обрядность есть реакционное явление.
     Буржуазное общество, построенное на анархическом способе производства, на конкуренции и борьбе всех против всех, нуждалось в средствах, которые бы связывали, сцепляли это общество.
     Одним из таких средств и была обрядность. Обряд укреплял незыблемость, неизменность семейных устоев. Он давал благопристойную внешность классовому и половому угнетению. Он затормаживал влияние на быт центробежных факторов анархической экономики. Эти социальные функции обрядности не нужны в условиях пролетарского государства.
     Перед нами обратная задача: ускорять трансформацию быта, подравнивать быт под общую линию социалистического строительства. Увеличение обрядовых моментов сигнализирует замусоривание быта пережитками пройденных этапов. Шаблоны бытовых поведений задерживают революционное бытостроительство.
     Сегодняшние задачи выдвигают потребность в развертывании инструктажа по бытовому поведению, общественному и личному. Такой инструктаж должен выстраивать поведение людей не по готовым шаблонам. План организации поведения должен возникать на основе учета конкретных целей, конкретных условий данного случая. Такая организация поведения является прямой противоположностью внецелевому обрядовому действию.
     Статику обряда нужно взрывать диалектикой целесообразного действия.